Только ты меня видишь {18+}

      В день перед балом принц проснулся на рассвете. Коридорный слуга удивился его раннему подъёму и тут же бросился на кухню заказывать завтрак, но Хёнджин остановил его и велел оставаться на месте. На кухню он направился один. Редкие встречные слуги провожали его поклонами и удивлёнными взглядами, а он спешил, точно зная, что совсем скоро в его руках будет то, о чём он так жадно мечтал всю неделю. Феликс ведь нарочно издевался над ним, ухмылялся уголком губ, уверял, что у него закончились ингредиенты, но принц точно знал, что пару дней назад кондитеры получили большую поставку со всем необходимым для изготовления более чем тысячи конфет, а друг говорил, что это всё не то. Хёнджин хотел отомстить. Нет, это слово было неправильным, но Хёнджин хотел сделать что-то такое, чтобы Феликса удивить. И он решил то ли застать его врасплох, то ли показать свою непритворную потребность в его сладостях, и потому так торопился в служебную часть замка.       Коридор. Лестница. Поворот. Коридор. Дверь. Не прошло и пары минут, как он вылез из постели — уже стоял в изобилующей ароматами специй и тонущей в мареве пара комнате. Приготовления к пиру начались ещё ночью, потому в кухне сновало множество слуг, из-за занятости совершенно не замечавших, что сам принц почтил их своим присутствием. Хëнджин точно знал, что Феликс здесь. Знал и долго не мог найти его среди десятка сосредоточенных поваров и их помощников. Принц бродил между работниками, приложив палец к губам, чтобы те, кто всё-таки обращал на него внимание, не выдали его присутствие официальным приветствием. Он обошёл помещение дважды, пока наконец не разглядел отдалённо знакомый силуэт у небольшого стола в дальнем углу кухни. Только по стоящей около фигуры трости он смог опознать Феликса. Закатанные по локоть рукава рубашки и косынка на голове делали его неузнаваемым со спины. Хёнджин невольно улыбнулся его огромному фартуку и приблизился, замирая в паре шагов позади. Он всего лишь шёл за любимыми конфетами, но внезапно заполучил что-то намного более ценное: редкое воспоминание в шкатулку памяти.       Феликс всегда сосредоточенно делал уроки и с энтузиазмом помогал, о чём бы его ни просили, однако сейчас он был другим. Сейчас он творил, и Хёнджин ощущал это, даже не видя его лица.       На небольшом столике по левую руку от юноши стоял ящик с мешочками, инструментами и кондитерскими ингредиентами, откуда он достал пару синих листов. Уже через миг Феликс, опустив голову, начал сосредоточенно собирать коробочку из заготовки, подгибая края картонки. Он делал это так аккуратно и быстро, что Хёнджин снова засомневался в его слепоте, однако когда нижняя деталь была готова, юноша опустил одну руку на столик и провёл по ней пальцами до угла, а затем поставил туда получившийся каркас. Принц снова поразился. Он вдруг осознал, что Феликсу приходится не только жить во мраке неизвестности, но и постоянно выискивать в нём такие привычные для зрячих границы вещей. Понимание больно кольнуло куда-то под рёбра. Феликса захотелось обнять. Хёнджин болезненно выдохнул.       Феликс, принявшийся за сборку крышечки, на мгновение завис. Он распрямил спину и обернулся, нахмурившись. На лице его, как оказалось, была марлевая повязка, и он потянул её вниз, освобождая нос и медленно вдыхая. Хёнджин поймал на себе его невидящий взгляд и удивлённо замер. Он ожидал, что ещё мгновение — и Феликс поздоровается с ним, но тот, наморщив нос, натянул маску и отвернулся обратно к столу. Пальцы его вновь забегали по сгибам картонки, и спустя несколько мгновений на углу столика появилась уже знакомая принцу коробка. Хёнджин продолжал следить, затаив дыхание. После небольшой паузы Феликс склонил голову набок, развернулся влево и сделал четыре шага, доходя до стоящего рядом шкафа. Он ощупал дверцу и очень скоро нашёл ручку, потянул за неё, склонился, осторожно достал с одной из полок формочку, на которой стояли, поблёскивая, уже готовые конфеты. Вернувшись с ними к столику, Феликс протянул руку к ящику с инструментами и ощупал содержимое. Он выудил тканевую перчатку и надел на левую руку. Правой он придвинул к себе коробочку и, придерживая форму, начал аккуратно перекладывать сладости покрытой рукой.       — Значит, ты просто достаёшь их из шкафа?! — спросил Хëнджин нетерпеливо.       И Феликс вздрогнул, испуганно разворачиваясь. Следующие фразы они выпалили одновременно:       — Что ты тут делаешь?!       — Ох, прости, я не хотел пугать.       Несколько последовавших секунд замешательства прошли в тишине. А потом они снова заговорили вместе:       — Я уж подумал, что мне показалось.       — Извини, что не предупредил о приходе.       Ещё секунда промедления, за ней — очередная попытка начать нормальный диалог. Неудачная. Снова вопросы в унисон:       — Зачем ты встал так рано?       — Зачем тебе маска?       Это было глупо. Очень. Хёнджин не выдержал первым. Рассмеялся утробно и солнечно, на что Феликс сперва ухмыльнулся, а затем не смог сдержаться и расхохотался тоже. Хотя повод для веселья был абсурдным, они успокоились только через пару минут. Феликс попросил подождать, пока он закончит приготовления, и Хёнджин продолжил ошиваться рядом, как-то слишком широко улыбаясь. В конце концов, Феликс снял с себя рабочую одежду, проверил на ощупь содержимое своего ящичка и убрал его в другой шкаф. А затем протянул долгожданную коробку принцу.       — Пойдём поскорее, тут слишком шумно и душно, — попросил Феликс, слегка морща нос, и они очень скоро вышли в коридор, а оттуда бездумно направились в холл.       Хёнджин раскрыл коробку на ходу и довольно улыбнулся, вспоминая свой вопрос:       — Так зачем тебе маска? И косынка?       — Косынка — чтобы ничего лишнего случайно не попало в блюдо. А с повязкой на носу мне легче, потому что на кухне слишком много резких запахов. А зачем ты пришёл так рано? — спросил наконец юноша. И принц выпалил, не подумав.       — Соскучился. В том плане, что уж очень хотелось конфет.       Феликс как-то слишком довольно ухмыльнулся:       — У нас, конечно, были постоянные покупатели, но вставать спозаранку лишь бы скорее заполучить мои конфеты — такого, пожалуй, не случалось.       — Они слишком хороши, — парировал принц. — Ты просто не представляешь, как я их люблю. Они такие… такие!       — Как первая любовь. Мама называла их именно так. Потому я так люблю ту песню, — задумчиво говорил Феликс, в то время как Хёнджин отправлял в рот сладкую награду за ожидание.       — Я бы назвал это вечной любовью, — сказал он, причмокивая от удовольствия. — Потому что я даже представить не могу, что они хоть когда-нибудь мне разонравятся. Кстати, ты запачкался. Дай-ка…       Хëнджин натянул на пальцы рукав своей рубашки и аккуратно стёр разводы какао с острой скулы, отчего Феликс непроизвольно задержал дыхание и прошептал сбитым голосом:       — Я ещё не успел умыться. А ты мог просто дать мне салфетку.       — Я уже закончил. И как бы ты стирал пятно, не видя его?       — Как-нибудь. Это ведь совсем не дело для принца…       — Ой, да нас же никто не видел. Да и что мне теперь, измазать тебя обратно?       — Нет. Я просто…       — Просто признайся мне! — заговорщическим тоном приказал Хëнджин, а Феликс удивлëнно захлопал ресницами и тихо спросил:       — В чëм же?       — Ты большую часть конфет съедаешь сам, да?       — Нет, я ещё ни одной не съел, — юноша вмиг стал ещё более серьёзным. — Это всё тебе. За то, что возишься со мной.       От очередного бесхитростного ответа Хëнджин почувствовал себя самым большим дураком на Земле.       — Я не вожусь с тобой, а дружу, — поправил он. — И раз так, то с этого дня мы будем есть твои сладости вместе. А вообще, составишь мне компанию на завтраке?

***

      Несмотря на мысленные наставления и планы оставить сладости на вечер, коробка опустела уже через пару часов. За завтраком в столовой Хёнджин с Феликсом обсуждали грядущий бал, затем юноша, пообещав явиться на ужин, отпросился немного поспать, ведь вставать из-за готовки пришлось очень рано, и принц, проводив его до башни астрономии, остался в одиночестве. В голове его зрели разные идеи, мысли спорили одна с другой, но в конце концов Хёнджин отобрал самые разумные из них и до самого вечера просидел в своих покоях, расписывая план своих будущих действий.       Стук в дверь оповестил о приходе слуги с нарядом на сегодняшний вечер, и Хёнджин внезапно подорвался к своим шкафам, разыскивая что-то среди сотен вещей.       — Погладь и отнеси это Феликсу, — попросил принц, передавая вешалку, а сам принял из рук слуги новенький ало-бордовый костюм.       Через полчаса он, облитый духами и одетый с иголочки, уже был в украшенном для бала зале. Народ прибывал партиями, его неугомонная мать с неизменной свитой из дам встречала всех заливистыми сладкими речами и обворожительной улыбкой. Благотворительный вечер отличался от любого другого их званого ужина лишь тем, что помимо графов, министров и их приближённых на праздник были приглашены самые известные меценаты, благотворители и члены их семей. Среди гостей мелькало множество новых лиц, а обычно равнодушный Хёнджин как спасения искал среди них Феликса, но так и не нашёл, зато заметил доселе незнакомых, но весьма миловидных девушек рядом с парой благотворителей. Король-отец, незаметно оказавшийся под боком, увлёк сына за собой к новым гостям, советуя приглядеться к старшей из двух дочерей.       Хёнджин пригляделся. Она, дочь купца-благотворителя, занимающегося поставками сахара и крахмала, была весьма хороша собой. И диалог поддерживала мастерски. И шуткам принца улыбалась так лучезарно, и пушистыми ресницами взмахивала так томно, и танцевала так легко и непринуждённо, что принц стал немножечко влюбляться. Отделившись от общества родителей, они с гостьей переговаривались весь вечер. Хёнджин часто улыбался чужим шуткам и сам шутил непривычно много. Он приглашал девушку на танец и кружил её, сжимая приятно узкую талию в своих крепких руках. Он подавал ей бокалы шампанского и советовал лучшие закуски. А затем настало время выносить десерты: повсюду начали сновать официанты с безе, сладкими корзиночками, воздушным шоколадом и теми самыми конфетами, что вызывали у гостей мгновенную эйфорию. Оркестр по обыкновению заиграл «Первую любовь». Разнеженная приятной мелодией, спутница принца схватила с подноса первую попавшуюся сладость и отправила в рот. Стоило ей промычать от удовольствия, Хёнджин опомнился. Он вытянул шею, заозирался по сторонам и с огромным трудом заметил скучающего Феликса в самом дальнем углу зала. Тот был одет в его белоснежный костюм и, несмотря на задумчивое лицо, выглядел прекрасно. Принц не сдержал очередной довольной улыбки.       — Эти конфеты придумал мой лучший друг, — воодушевлённо выдохнул Хёнджин. — Идём, я познакомлю вас.       Он увлёк девушку за собой, и пока они пробирались сквозь весёлую толпу, принц чувствовал себя самым счастливым на свете человеком. Вечер был чудесным. На душе было легко. Капля алкоголя в крови заставляла тело парить. Было бы совсем здорово на время уйти от скопления людей и поговорить в тишине, потому Хёнджин намеревался захватить друга и вместе с ним показать своей спутнице королевский сад. В его голове этот план был безупречен.       — Феликс! — окликнул он, и тот обратил в его сторону взгляд молочных глаз и тихонько улыбнулся. — Прости, что задержался. Я не один, познакомься, это…       Оркестр вдруг заиграл непривычную мелодию, и Хёнджин аж вокруг своей оси обернулся. Вечер не переставал удивлять.       — Давай потанцуем? — со странной интонацией тут же предложила девушка, и уже слегка захмелевший принц, широко улыбаясь, подал ей ладонь и увлёк в толпу.       Когда танец закончился и Хёнджин снова потянул спутницу к столу, где сидел Феликс, она как-то странно вздохнула и поникла. Её лицо не было таким радостным, как минуту назад, и Хёнджин не мог не спросить:       — Что-то не так?       Девушка слегка поморщилась, надула губки, но затем честно ответила: «Твой друг меня пугает. У него страшные глаза. Точно такие же были у одной из старух в нашем поместье. Про неё говорили, что она ведьма и ест детей… Можем мы не ходить к нему?»       После этой фразы Хёнджин подзавис. Его глаза Феликса совсем не пугали, наоборот, казались ему похожими на две луны, а луну Хёнджин очень любил. Может, потому и смотреть на Феликса он любил тоже, а вот его новая знакомая в этот вечер явно была не готова к присутствию кого-то третьего рядом с ними. Вести её в оранжерею сразу же расхотелось, и до конца вечера принц не знал, куда себя деть. Диалоги больше не клеились, шутить не получалось, Хёнджин всё сильнее терзался из-за скучающего в одиночестве Феликса и всё больше остывал к своей спутнице. В конце концов он поблагодарил её за приятно проведённое время и сообщил, что должен идти, а сам захватил бутылку шампанского и направился к другу.       Юноша уже поднимался, чтобы отправиться к себе, но принц перехватил его и поинтересовался, не хочет ли Феликс прогуляться. Спустя пять минут они сидели в оранжерее и пили шампанское из горла.       — Не понимаю я этих девчонок, — сокрушался Хёнджин, сделав сразу три больших глотка. — Как вообще можно понять, что одна из них «та единственная»?! Почитать книги, так там всё просто. Встретились, бац, влюбились, преодолели препятствия и живут долго и счастливо! Как бы в жизни такое провернуть? Чтобы раз и навсегда.       — Прости, тут я тебе явно не советчик, — тихо откликнулся Феликс, а Хёнджин приглушил возмущённый тон и глотнул ещё алкоголя.       — И ты прости. Я думал, что освобожусь раньше.       — Ничего страшного, — Феликс протянул руку, и Хёнджин вложил в неё бутыль, — зато я наслушался комплиментов конфетам. И оркестр наконец сыграл что-то новое.       — Давай я научу тебя танцевать, чтобы в следующий раз тебе было не так скучно? — предложил принц.       Феликс долго молчал. Хёнджин забрал у него бутылку. Глотнул. Задал вопрос снова. Снова глотнул. Феликс молчал ещё дольше, но наконец откликнулся:       — И кто, по-твоему, будет со мной танцевать?       — Да любая, кого ты пригласишь, — принц передёрнул плечами. Феликс фыркнул. Хёнджин продолжил: — Почему нет?       — Хёнджин, — его голос снова сделался тихим, но в темноте неосвещённой оранжереи принц не мог читать по губам. — Не надо…       — Я что-то не то говорю, да?       Шампанское снова кружило его голову. Хёнджин правда не понимал, не осознавал почему голос Феликса звучит так безжизненно, но тот пытался объяснить, хотя звучал так, словно говорить ему было очень тяжело.       — Чтобы кого-то приглашать, нужно этого кого-то знать. А со мной даже знакомиться никто не станет.       — Но ведь ты такой замечательный. Умный, добрый…       — И слепой, — перебил Феликс. — Зачем девчонкам такая партия, если есть множество других вариантов?       — Ты себя недооцениваешь.       — Нет, это ты меня переоцениваешь. Только я никак не могу понять, почему.       — Ты очень хороший, Феликс. Очень, — Хёнджин пьяно заваливался на чужое плечо. — И я точно знаю, у тебя будет чудесная любящая жена и даже дети. Я познакомлю тебя с кем-ни…       — Пойдём спать? Я очень устал за сегодня.       Хёнджин вздохнул и растянул пьяную улыбку.       — Хорошо. Да. Конечно. Только если я наговорил что-то не то, не обижайся, ладно? Я просто хочу для тебя только самого лучшего. Но, кажется, я очень пьян. И говорю это не теми словами… А ещё. Ещё. Те конфеты, которые ты делаешь для меня. Ты должен непременно назвать их Вечной любовью. Потому что я, кажется, жить без них не могу.

***

      Тот разговор и неудачное знакомство уже к утру стёрлись из памяти принца. На лекциях, за обедом и во время дневной прогулки Феликс вёл себя как обычно. Хёнджин о девушках больше не заговаривал. И жизнь потекла в привычном русле. Они виделись каждый день, учились, часто подолгу беседовали, но темы для обсуждений у них никогда не заканчивались, потому уже к концу весны Хёнджин ощущал, что знает Феликса всю жизнь. Порой принц отлучался, чтобы заняться выполнением своего тайного плана для исполнения мечты Феликса о полётах, а возвращаясь, замечал друга прогуливающимся в одиночестве вдоль протянутых в Солнечном саду лент. Хёнджин каждый раз хотел подойти и составить Феликсу компанию, но понимал, что одним своим запахом мог выдать свою задумку и потому спешил к себе в покои отмываться, а после этого никого в саду уже не заставал.       Весна заканчивалась, зато дела королевской важности для Хёнджина никогда не прекращались. Король и принц всё так же ежемесячно отбывали из замка в здание Коллегии для участия в Совете. Монотонные разговоры министров и графов вкупе с разгоравшейся духотой утомляли, Хëнджину частенько хотелось спать на многочасовых слушаниях, но он старался вдумчиво слушать и ответственно отбирать для обсуждения с отцом самые толковые законопроекты. Во время таких недель, монотонных и утомительных, Хëнджин ловил себя на мысли, что слишком сильно скучает. Освобождаясь после совещаний, он страстно желал быть не в здании Коллегии, а просто сидеть где-нибудь рядом с Феликсом и болтать о том, как прошёл день, или спорить о прочитанных параграфах. Принц подумывал начать писать другу письма, но не хотел, чтобы его послания Феликсу зачитывал кто-то посторонний, поэтому приходилось томительно ждать возможности увидеться и поговорить. А ещё — наесться любимыми конфетами, которые Феликс всегда готовил к возвращению Хëнджина.       Шумные балы и званые ужины во дворце тоже продолжались. Тем не менее новых кандидаток на роль пассии для принца не наблюдалось. Разнообразия в программе вечеров тоже не появилось, однако с присутствием Феликса Хёнджин полюбил даже эти унылые вечера. Он не стал заставлять друга учиться танцам, разрешил не являться к началу, чтобы гомон пьяных гостей не утомлял Феликса, однако просил приходить хотя бы к десерту. Тогда, после обязательной повинности Хëнджина по развлечению гостей, они хватали бутылку какого-нибудь алкоголя, непременно уходили в тихую оранжерею, где пили прямо из горла и хихикали над глупостью вычурно разодетых графов и министров. Хëнджин часто рассказывал Феликсу про луну и звёзды, что так ярко поблескивали на куполе сада, а тот мечтательно смотрел вверх, вспоминал темы лекций, которые они слушали вместе, и задавал какой-нибудь непростой вопрос, над которым можно было спорить и размышлять часами. Уже перед отходом ко сну Хёнджин срывал для Феликса свежие цветы и неизменно просил угадать, какого они цвета. Юноша по обыкновению осторожно притрагивался к лепесткам, тихонько озвучивал предположения, а принц… Хёнджин смотрел на бутоны пьяными глазами и в ночном сумраке совершенно не разбирал их цвета.       — Теперь я понимаю, что ты имел в виду… — шептал он и, поднимая взгляд, добавлял: — Какой же ты… невероятный.       Феликс тихонько улыбался тёплым словам, а затем вновь намекал, что им пора идти спать.

***

      Феликс почти перестал говорить с отцом. Раньше они неизменно встречались за завтраком и ужином. Иногда прогуливались, после чего юноше приходилось массировать больные отцовские колени. Иногда ездили в город, проведать могилу матери. Теперь же, когда весь дворец был наслышан о дружбе Феликса с принцем, мужчине не приходилось переживать об одиночестве отпрыска. После осмотра лекарей и прописанных мазей ему стало намного лучше, потому королевский астроном практически безвылазно пребывал в кабинете под крышей, всё чаще следил за ночным небосводом, ловил хвосты комет и выискивал в движении космических тел знаки и предзнаменования счастливых и не очень перемен. Он ждал чего-то и всё своё время проводил в этом ожидании. Феликс не обижался на отца, тот и раньше частенько бывал отстранённым и нелюдимым, поэтому привыкать не приходилось. В конце концов теперь у Феликса был друг, с которым можно было обсудить и сделать практически что угодно.       Феликс, правда, не всегда понимал задумок принца и даже спустя несколько месяцев с начала их дружбы ко многим предложениям сперва относился скептически, словно Хёнджин мог его разыграть. Но тот если и шутил, то над кем угодно, кроме Феликса. И, кажется, только вместе с Феликсом. Несмотря на это, избавиться от многолетней подозрительности юноше было довольно сложно. Ещё когда он работал в кондитерской с матерью, посетители частенько вели с ним дружеские беседы и желали всего хорошего, однако к вечеру в их небольшой лавке неизменно не хватало выручки…       И вот теперь Хёнджин вёл его куда-то в неизвестность. Наверняка чтобы оставить одного или…       — Доверься мне, ладно? — просил принц, вырывая из раздумий, и Феликс по одному его тону понимал, что впереди его снова ждёт что-то необычное.       — В прошлый раз после подобных слов ты затащил меня на батут, — бормотал он.       — Тебе разве не понравилось?       — Нравилось ровно до той поры, пока я чуть не вылетел с него.       — Но я же поймал, — в тоне Хёнджина слышались ноты гордости. — И сейчас всё будет хорошо. Я тренировался.       — В чём? В стрельбе из лука?       — Какого ещё лука?       — Обычного, Хёнджин. Мы разве не на стрельбище пришли?       — Нет. Мы в поле за часовней.       — И что мы здесь делаем? А… Я кажется, чувствую… Сразу говорю, это плохая идея.       По глухим шагам копыт и характерному запаху Феликс понял, что к ним подвели лошадь. Явно предвкушая отличную поездку, Хёнджин радостно рассказывал, что огромная рябая кобыла запряжена для них необычно длинным седлом с двумя парами стремян, и тянул Феликса к лошади, хотя тот совершенно не разделял его восторга.       — Если ты хотел убить меня, мог бы просто придушить во сне. Да и вообще, я не люблю боль, так, к слову.       — Ладно тебе, Феликс, все будет хорошо. Минчи дрессированная девочка, она ни за что не скинет тебя.       — Конечно, не скинет, — кивал Феликс. — Потому что я на неё не сяду.       — С каких пор ты стал таким трусишкой?       — М-м… Должно быть, с тех, когда ослеп и перестал видеть всё, что происходит вокруг?       Хёнджин вздохнул так, что обида стала слышна в воздухе.       — Давай ты хотя бы попробуешь? — негромко предложил он. — Обещаю, что всё будет хорошо. Можем поспорить, если что-то пойдет не так, мы сразу же прекратим прогулку, и я больше никогда не буду докучать тебе своими идеями, а ты сможешь попросить у меня что угодно. Даю тебе слово.       Феликс вздохнул, кивнул, соглашаясь, но, конечно, не мог не поворчать.       — Сделаю это только затем, чтобы потом стребовать с тебя желание! — фыркнул он, через слепоту почувствовав, как улыбка Хёнджина расплылась до ушей.       Их кобыла была огромной, поэтому Феликсу пришлось повозиться даже чтобы поставить ногу в стремя. Хёнджин направлял, подбадривал его и поддерживал сперва за щиколотку, потом за поясницу, а когда Феликс наконец уселся и испуганно скомкал поводья в руках, кто-то тут же стал прилаживать что-то твёрдое к его икрам.       — Что это? — не понял Феликс.       — Краги, — ответил принц, словно юноше всё должно было стать понятно, а затем он попросил: — Наклонись вперёд, пожалуйста.       Феликс послушался и ещё несколько мгновений ощущал себя очень странно и очень страшно, — совершенно не понимая, почему седло трясёт, а его тело кто-то задевает. А потом Хёнджин, кряхтя и сопя, вдруг приземлился позади него. Феликс удивлённо обернулся, почти сталкиваясь с ним лбами, и непонимающе спросил:       — Ты что, поедешь со мной?       — Ну, да. Разве можно тебя одного отпускать? Подвинься немного вперёд, пожалуйста. Ага, спасибо, а теперь дай-ка поводья.       Хёнджин немного повозился, устраиваясь в сидении поудобнее, затем обвил Феликса руками и схватился за ремень повода. Свой подбородок он почти положил Феликсу на плечо и тихо заговорил, щекоча дыханием шею.       — Видишь, всё не так страшно.       Феликсу уже не было страшно. Ему было странно. Его не обнимали целую вечность. Он вдруг понял, что последним, кто вот так беззаботно и мягко прижимался к нему, была мама, и затосковал. Отец изредка придерживал его за локоть на прогулках, сердобольные поварихи время от времени шутливо трепали за волосы, прачки иногда поправляли одежду, да и сам Хёнджин порой касался его, помогая ориентироваться, но эти вынужденные краткие жесты были совсем не тем тактильным контактом, которого ему хотелось бы. Потому от чужой близости и необъяснимой логикой заботы Хёнджина Феликс весь обратился в чувства и даже не сразу понял, что именно тот продолжает говорить, но на автомате кивал его словам.       — План такой, сперва я поведу медленно, мы прогуляемся по окрестностям, ты привыкнешь к лошади и движению, но потом, если захочешь, пробежимся. Хорошо?       От обилия мыслей и ощущений в голове было шумно. Чужое тело мягко грело, и, вместо того чтобы сосредоточиться на инструктаже, который ему любезно зачитывал принц, Феликс думал о том, как нестерпимо хотел бы увидеть лицо Хёнджина прямо сейчас и как не хотел бы размыкать эти тёплые объятья никогда. Кобыла медленно шагала по полю, Хёнджин воодушевлённо рассказывал, что двойное седло сделали по его индивидуальному заказу, а ещё хвастался, что выкраивал для этой задумки по часу каждый день месяца, чтобы лучше управляться с лошадью, а потом и тренироваться парным поездкам с детьми прислуги. Феликсу оставалось лишь тихо благодарить его за старания, хотя снова хотелось плакать.       — Ерунда, — отвечал принц куда-то прямо в ухо. — Надеюсь, в этот раз получится исполнить твою мечту. Хотя бы отдалённо.       — Мечту? — заторможенно переспрашивал Феликс.       — Да. Ты хотел полетать. С батутом вышло не очень-то, так, может, сейчас получится.       — Ты собрался сбросить меня на ходу?       — Ну что ты такое говоришь, — с нотами обиды спросил Хёнджин. — Ты вообще меня слушал?       — Я… Можешь повторить? Я растерялся с непривычки.       — Мы просто прокатимся, но очень быстро. Упасть я тебе не дам. Веришь?       — Верю.       — Тогда привстань, ладно? Как я и говорил, тебе нужно постараться держаться за бока лошади икроножными мышцами. При этом постарайся расслабить колени и не стой на прямых ногах. Ты должен будешь как бы пружинить, пока лошадь бежит.       — А за что держаться?       — Я подам тебе руку. И не бойся, если что, просто падай назад, я поймаю тебя. Попробуем?       Когда Феликс приподнялся, Хёнджин уложил левую руку на его подвздошную кость и тихонько сжал пальцы, придерживая. Феликс, цепляясь ладонями за его запястье, чувствовал, как принц возится и приноравливается к управлению, тоже поднимаясь. Скоро над ухом послышалось воодушевлённое «готов?», и Феликс кивнул скорее на автомате, потому что подготовиться к такому было невозможно. Хёнджин тряхнул рукой, лошадь перешла на бег. Их затрясло сильнее, усилившийся поток ветра заставил Феликса упереться спиной в чужую грудь, отчего хватка рук юноши на принце наверняка стала болезненно ощутимой. Сперва Феликс чувствовал лишь непередаваемый страх, но Хёнджин крепко прижал его к себе, тёплый воздух впился в волосы, а поступь лошади стала ритмичной, и неудобство вдруг отступило. Спустя несколько мгновений Феликс расслабился, почувствовал невесомость.       — Расправь руки, — подсказал Хёнджин куда-то в затылок. — Как крылья. Представь, что летишь.       Феликс несмело повиновался. Ветер бил в лицо и трепал одежду, заставляя его раскинутые ладони дрожать, а затем будто оседал на пальцах и приподнимал, ощущаясь свободой от всех оков. Юноша постарался не думать о том, что стоит в стременах, и просто поддался ощущению бесконечной лёгкости. Оно обволакивало и пьянило. Лёгкие распирало от чувств, и Феликс позволил себе закричать «вух-ху-у!» во всё горло. За эйфорией полёта последовал осознанный восторг. Хёнджин позади него рассмеялся, отчего Феликсу до боли в сердце захотелось развернуться к нему и прошептать «спасибо» куда-то в район сердца или, может, прямо в его губы…       Неправильность этого желания доводила до паники. Феликс вдруг испуганно покачнулся, потерял равновесие и вцепился в руку Хёнджина мёртвой хваткой. Тот, не теряя уверенности и не выказывая боли, ещё крепче обхватил чужую поясницу и спешно затормозил.       — Ничего страшного, — утешал он, улыбаясь голосом. — Я тебя держу. И вроде бы вышло неплохо, а? Попробуем ещё раз или будем возвращаться?       Феликс молчал, желая одновременно оказаться очень далеко от этих горячих объятий и в то же время остаться в них навсегда. Хёнджин хмыкнул его безмолвию и повёл кобылу обратно, словно читая мысли. Когда они вернулись к краю поляны, принц слез первым и помог Феликсу спуститься. На лице юноши, должно быть, отображалось что-то непередаваемое, отчего Хёнджин не мог не спросить:       — Всё хорошо?       — Ты заставляешь меня чувствовать слишком многое, — честно прошептал в ответ Феликс, заставляя вновь читать по губам.       — Это… это плохо? — уточнил Хёнджин, но юноша проигнорировал вопрос.       — Мне пора идти. Нужно отдохнуть. Но спасибо, это было… Интересно.       — Выходит, я всё-таки должен тебе желание? — удручённо вздохнул Хёнджин, отзеркаливая чужое смятение.       — Нет. Ты ничего мне не должен, — отозвался Феликс, собравшись с мыслями. — Просто проводи меня во дворец, пожалуйста.       — Конечно, — прошептал Хёнджин. — Минутку.       Какое-то время он возился с лошадью и снаряжением, затем отыскал оставленную на земле трость, а после они с Феликсом медленно и молча побрели обратно ко дворцу, за стенами которого всё снова стало как раньше.