Только ты меня видишь {18+}

      В тот день слуги всё же напомнили принцу о начавшихся занятиях, и, попросив проводить Феликса обратно до комнаты, Хëнджин убежал на урок. На следующий день он зашёл снова. А потом ещё и ещë. К концу недели Феликс уже ждал его перед дверью своей комнаты, нервно притрагиваясь к левому запястью, а сонный Хëнджин заметил его, только оторвав взгляд от лестницы.       — Ой, Феликс. Ты чего здесь… и уже одет?       — Да, ведь вы… То есть, ты… Кхм. Я не был уверен, что ты придёшь, но в прошлые дни ты заходил примерно в одно время, так что я нескромно подумал, что лучше быть готовым и не терять времени на сборы.       Феликс выглядел смущëнным, отчего и сам Хёнджин слегка растерялся, но быстро сообразил:       — Не волнуйся, я обязательно буду заранее предупреждать, если у меня не получится гулять с тобой. Но, постой, как же ты… — он начал задавать вопрос, но Феликс тут же вытянул руку, предугадывая его.       — На моих наручных часах нет стекла. Так я понимаю время. По положению стрелок.       — Ого. А можно я посмотрю ближе?       — Да, конечно, — кивнул юноша, медленно поднимая руку.       Должно быть, Феликс ожидал, что принц всего лишь глянет на циферблат часов, но тот отчего-то смотрел совсем не на стрелки. Хёнджин осторожно повернул протянутую ладонь: куда больше его интересовали пальцы Феликса.       — Абсолютно обычные, — заключил принц, приблизившись и мягко ткнув в подушечку чужого пальца. — Но ты чувствуешь эти малюсенькие метки?       — Да, — с недоумением отозвался Феликс, вряд ли ожидавший прикосновения. — Это… это потому, что другие органы чувств начинают непроизвольно компенсировать отсутствие зрения. Ваши… твои пальцы тоже смогут чувствовать, если… если приноровиться. Со временем.       — Хм. Очень интересно, — улыбнулся Хёнджин, а потом сообразил, что Феликс этого не увидит. — Ну что, раз ты уже готов, то можем идти?       Он отпустил чужую руку, и они, по уже ставшей традицией привычке, направились к парку. За неспешными прогулками принц всё лучше узнавал своего нового знакомого и всё сильнее проникался к нему сочувствием и теплотой. За несколько прошедших дней он успел узнать, что Феликс оказался во дворце, потому что около полугода назад от сердечного приступа внезапно умерла его мать, владелица небольшой кондитерской. Вести дело в одиночку слепой юноша не мог, честных помощников найти не удалось, и отцу не осталось ничего другого, кроме как закрыть лавку и перевезти Феликса ближе к себе. Он договорился с управляющим замка, и тот разрешил поселить сына в его полупустую комнату, сам же королевский астроном давно уже обитал в собственном кабинете под крышей, так что появление Феликса не сильно сказалось на его удобстве.       Первое время после похорон матери Феликс был сильно подавлен и потерян, и если до этого он проводил всё время, помогая ей с готовкой в кондитерской, то после переезда он замкнулся и почти постоянно сидел в своей небольшой комнате в одиночестве, не зная, чем себя занять. Отец его, хотя и был постоянно увлечён звездами, не мог не заметить, что сын почти не контактирует с другими людьми. Он попросил его сперва помогать с записью наблюдений под диктовку, а потом намекнул, что Феликсу стоит начать почаще общаться с другими людьми, ведь однажды и его не станет, тогда юноше понадобится чужая помощь и компания.       Смирившись с отцовской просьбой, Феликс стал выбираться из комнаты и просить у прачек и поваров давать ему какую-нибудь простую работёнку. На роль камердинера или посыльного он явно не годился, зато обычную механическую работу вроде пересчёта библиотечных книг, переноски постиранного белья или мытья посуды мог выполнять без особых проблем. Иногда за помощь ему выделяли небольшое жалование, но обычно Феликс денег не брал — и без того был благодарен за крышу над головой.       Во дворце жилось намного легче, чем в городе: ходить по широким, всегда прибранным коридорам было в разы проще, чем передвигаться по людным и захламлённым улицам столицы. Привыкнув к устройству служебной части усадьбы, юноша не слишком страдал от своего недуга, давно приноровился к определённым действиям и ограничениям. В целом Феликсу не на что было жаловаться. Ему нравилась спокойная размеренная жизнь, но иногда он скучал без дела и потому стал время от времени писать стихи и рассказы.       — Но мечта-то у тебя есть? — заинтересованно вопрошал принц, и Феликс тихо переспрашивал:       — Мечта?       — Ну да. Мне кажется, каждый о чём-то мечтает. Раз тебе не нужно переживать о крыше над головой, тебе стоит задуматься и о чём-то более значимом.       — Не знаю. Я ведь и не нуждаюсь ни в чём особенном. У меня есть даже больше того, что есть у многих людей. Свой угол, вкусная пища, а ещё — принц, с которым можно прогуливаться по весеннему парку, — Феликс ухмыльнулся, — Думаю, тем самым я прямо сейчас краду чью-то мечту, но при этом ничего особенного для этого не сделал. Так что, пожалуй, мне незачем мечтать: всё хорошее, что ещё могло случиться, со мной уже произошло.       — Ладно. Ну а если представить что-то невозможное? Самое невероятное. Чего бы ты хотел?        Хёнджин тихонько улыбался, но не прекращал допроса, отчего-то надеясь услышать, что Феликс желал бы прозреть, но тот вновь удивил его.       — Из невозможного? Хм… — серьёзная задумчивость вдруг отразилась на спокойном лице. — Наверное, мне хотелось бы полетать. Как вольная птица. Без страха падения и каких-либо сомнений. А о чём мечтаешь ты?       Хëнджин так удивился словам Феликса, что не сразу сообразил, что тоже должен отвечать. Он нахмурился и начал размышлять. На самом деле он мечтал о бесконечной любви, такой, о которой он читал в романтических книгах, но признаваться в таком новому знакомому было как-то стыдно и не по-мужски, и потому принц впервые ему солгал.       — Я… Ну, я хотел бы, чтобы королевство жило в достатке, чтобы не было войн, и, наверное, чтобы моя семья и мой народ никогда не знали горя, а род не угасал даже спустя много-много лет.       — М-м. Очень благородно, — кивнул Феликс. — Думаю, с такими мечтами у тебя получится стать достойным правителем.       — Ох, к слову об этом, я опять опаздываю на занятия, — опомнился принц, — и сегодня снова будет тот противный лектор, о котором я говорил позавчера. Пойдём со мной, я посажу тебя куда-нибудь в уголок, послушаешь, какую ерунду он порой несёт.       И Хëнджин потащил Феликса за собой в Дворцовую библиотеку, где он и отпрыски зажиточных семей, метящие в будущие министры королевства, слушали лекции приглашённых учителей. Сперва юноша тихо сидел за дальним столом читального зала, стараясь не привлекать внимания, а затем один из преподавателей, видимо, спутав с кем-то из студентов, задал ему вопрос по пройденному накануне материалу. Хёнджин начал было пояснять, что Феликс не обучается с ними, но тот после небольшой паузы ответил верно, вызвав недоумение у других учеников, похвалу преподавателя и непередаваемую гордость принца.       — Будешь учиться со мной, — то ли спрашивал, то ли сразу утверждал Хёнджин после лекций, а Феликс снова не понимал:       — Вот так просто?       — Что просто?       — Ты записал меня в одногруппники так просто. Разве так можно? Без вступительных экзаменов. Без высокого происхождения.       — Ну… Преподавателям всё равно, кому читать курсы, посещение здесь почти свободное, и, по сути, прийти может кто угодно, но ходят только те, кому это интересно или кого заставляют предприимчивые родители. Экзаменов как таковых нет, только отчётные тестирования, но ты можешь их не писать, они нужны только тем, кто позднее будет пробовать стать министром. Ну или преподавателем. Да это не важно. Главное, что тебе было интересно. Ведь было?       — Да, но…       — «Но»?       Они были на полпути в башню астрономии. Шли медленно, говорили тихо. Хëнджин, держа руки в карманах форменных брюк, шагал чуть впереди, вглядываясь в лицо Феликса, который снова переходил на шёпот.       — … Но у нас с отцом не так много денег. Я, наверное, хотел бы оставить как можно больше на будущее, чтобы можно было платить тому, кто будет присматривать за мной, когда я останусь один.       — А-а… Хм. Ну, во-первых, обучение ничего не будет стоить, потому что тебе несказанно повезло стать другом принца. А во-вторых, прости, я не понял, как это, один?       — Ну… Если отца когда-нибудь не станет.       — А-ах. Но ведь тогда всё равно останусь я.       Феликс оступился.       Хëнджин протянул к нему руки по инерции, но юноша и сам поймал равновесие и как-то слишком утробно вздохнул. Он опустил голову, перехватил трость, провёл ею перед собой, упираясь в ступень лестницы, и сделал шаг. Затем свободной рукой он нащупал поручень и стал подниматься уже увереннее.       — Ладно, — наконец заговорил Феликс, — если это никому не в тягость, я буду ходить на лекции.       Растерянный принц наконец отмер и направился за ним следом, жалея, что заболтался и не предупредил юношу о преграде. Он хотел извиниться за собственную невнимательность, но в конце концов решил не акцентировать на этом внимание и попытался придать голосу бодрости.       — Уверен, учёба тебе понравится. Иногда информации очень много, но я всё равно стараюсь слушать внимательно. Узнавать что-то новое об устройстве мира очень интересно. Больше всего я люблю географию и экономику. А меньше всего — философию. Кстати, ты можешь смело еë пропускать, а то, боюсь, занудные рассуждения преподавателя отобьют у тебя всю охоту учиться в принципе.       — Но ведь на ней интересно. И ничего он не ерунду говорит, — тихонько спорил Феликс, поднимаясь наверх, — просто учитель постоянно рассматривает разные точки зрения, а ты наверняка привык к тому, что ответ всегда однозначный.       — Так и есть, — кивал Хëнджин, удивлëнно. — И я просто не могу принять такой подход. Если я задаю вопрос, то всегда хочу знать точный ответ, а преподаватель утверждает, что всё относительно.       — Но ведь это так. Если нас разведут по разным комнатам, обоим покажут один и тот же цветок и зададут вопрос, какого он цвета, разве совпадут наши мнения?       — Нет, но…       — Потому что ответы зависят от вводных данных, которыми располагает тот, кого спрашивают.       — Но это же совсем другое! Есть такие понятия, как истина. Взять, например, ромашку. Она жёлто-белая, и это общеизвестный факт. И даже если ты не видишь цветок, это же не значит, что он чёрный.       — Не значит. Но для тебя он всегда будет цветным, а для меня навсегда останется… Никаким. Вот что преподаватель пытался донести. Многое зависит от точки зрения. И нашей готовности её поменять.       Хёнджин почти понимал, но всё ещё не мог принять чужие мысли. Он хмурился, и поджимал губы, и, даже когда они дошли до двери в комнатку Феликса, не переставал спорить.       — Но ведь даже если я закрою глаза, реальный цвет ромашки не поменяется!       — Поменяется, конечно. Для тебя он вообще исчезнет.       — Но если я чего-то не вижу, это не значит, что этого нет!       — Верно. Но если у тебя не было правдивых изначальных вводных, ты бы не мог утверждать что-то наверняка.       — Всё ещё не понимаю.       — Хм… — Феликс выглядел таким сосредоточенным, что Хёнджину становилось неловко от этого спора, — пойдём-ка, я кое-что покажу.       Юноша провёл принца в комнату и подошёл к одному из шкафов. Он подозвал Хёнджина и попросил закрыть глаза, а затем протянул ему какую-то ткань.       — Что это?       — Эксперимент. Не открывай глаза и скажи, какого цвета эта кофта?       — Я должен угадать?       — Нет. Ты должен сказать наверняка, исходя из тех данных, которые у тебя есть.       — Но у меня нет данных.       — Есть. Подумай хорошенько.       Принц снова сморщился от раздумий и начал размышлять, но у него так и не выходило придумать ответ.       — Этот свитер был на тебе вчера?       — Нет. И это не важно.       — Тогда я не понимаю. Сдаюсь.       — Подожди! Не открывай глаза. Просто подумай, что именно ты сейчас видишь?       — Ничего. Темноту, — ворчал Хёнджин.       Он ощущал себя дураком, не понимающим обыкновенные вещи, а Феликс продолжал спокойно пояснять.       — Вот именно. Ничего и темнота — в твоём текущем состоянии цвета нет вообще. Только приобретённое ранее знание, что он должен быть, подстёгивает тебя размышлять и перебирать другие варианты. На деле может случиться так, что сейчас ты видишь всё чёрным и, даже открыв глаза, увидишь чёрную кофту. А если взглянешь на неё в закатных лучах, она же покажется тебе, например, коричневой. А если её уронят в отбеливатель, она совершенно точно выцветет. А может, она вообще с самого начала была белой. Но пока ты этого не видишь, пока не выходишь за рамки своего состояния — цвета нет. И если ты больше никогда не откроешь глаза, цвет неувиденных вещей перестанет существовать для тебя в принципе.       — Но он есть… Мне о нём скажут те, кто его видит!       — И тебе придется принять их слова за истину. Но, во-первых, они могут солгать. Во-вторых, от их слов сам ты не станешь видеть цвет.       — Я… — принц мотнул головой, возмущаясь своей несообразительности. — Почему ты такой начитанный? Этому что, на курсах кондитеров обучают?!       — Нет. Просто за эти полгода я слишком много времени проводил в размышлениях. И иногда мельком подслушивал ваши лекции, когда помогал библиотекарю.       — Так подслушивал, что я теперь сомневаюсь в своем образовании! У меня уже мозг пухнет от таких размышлений. И прости, но я всё равно не могу с тобой полностью согласиться.       — Ладно, это ничего. У каждого своя точка зрения. Тебе не обязательно принимать мою, или преподавателя, или кого-то ещё.       Хёнджин наконец открыл глаза и всё-таки взглянул на свитер. Ткань была темно-синей. А Феликс перед ним — слегка расстроенным. Принц примирительно предложил подготовиться к урокам вместе, юноша кивнул, и ещё несколько часов они просидели в его комнате, разбирая экономические термины и переписывая основные мысли параграфов на бумагу.       Феликс действительно писал на ощупь: клал перед собой лист бумаги, отмерял немного места от края, а затем клал руку параллельно ширине листа и выводил буквы, упираясь карандашом в собственные пальцы — как в границу, затем он немного опускал ладонь и повторял то же самое ниже. Строчки получались большими, но на удивление ровными и понятными. Хёнджин искренне поражался такому усердию и начинал стыдиться своих неаккуратных каракуль. Писать разборчиво ему это, впрочем, не сильно помогало, ведь приходилось делать двойную работу, помогая Феликсу. Хёнджин медленно читал заданные параграфы вслух, потом диктовал и сам записывал термины, а Феликс старался скорее запоминать их и писал только то, что нужно было сдать преподавателю в качестве отчёта. Несмотря на усталость, они воодушевлённо разговаривали до того момента, пока в дверь не постучал отец Феликса, приглашая сына спуститься на ужин.       — Уже так поздно… — прошептал юноша, хватаясь за запястье, и Хëнджин только после этого понял, как надолго задержался — за окном давно были сумерки, а в комнате царил полумрак, которого он даже не замечал.       — И правда. Мне давно пора. Тогда, э-э, увидимся завтра?       — Хорошо, да. До встречи.       Выходя из комнаты, Хëнджин бегло поприветствовал мужчину, забывшись, махнул Феликсу рукой на прощание и удалился к себе. Только вернувшись в свои покои после ужина с родителями он сообразил, какую глупость совершил.       «Ну и дурак», — думал он о себе, укладываясь в постель.       А на утро явился к Феликсу намного раньше обычного и с целым свëртком вещей.       — Раз ты теперь студент, то придётся носить форму вместе со всеми. Я, э-э, понадеялся, что этот размер тебе подойдёт, и принёс немного самого нужного. Посмотришь?       Феликс, с мокрой после умывания чëлкой и полотенцем на плечах, был совершенно не готов к раннему визиту принца. Он так и стоял у порога, клонил голову вбок и растерянно моргал, не зная, что делать. До Хëнджина снова долго доходило.       — Ох, то есть, я имел в виду, э-э… — он сделал несколько шагов вперёд, передавая вещи. — Не посмотришь, а… Как же это назвать…       — Я понял. Я просто, хм, не очень привык к, э-э, подаркам.       — Это не то чтобы подарок. Просто, ну, необходимость. Тут ничего такого: рубашки, тëплый фрак, жилет и галстук, — подумав, принц взял вещи обратно. — Давай я всë-таки помогу. Куда положить?       Феликс отступил, открывая дорогу, и почесал висок.       — Наверное, на кровать. Мне нужно надеть это всё сейчас?       — Ну… Нет, но, кхм, примерь, когда будет время. И если они подойдут, то носи на занятия. А если нет, то я принесу что-нибудь другое.       — Хорошо. Спасибо, мой принц.       — Просто Хëнджин, ладно?       — Да, конечно. Хëнджин. Я разберу вещи позже, ну или… — Феликс снова коснулся часов и быстро подсчитал: — или сейчас, до лекций ещё полчаса.       — А, ну… Тогда я пока пойду. Приду минут через двадцать.       После короткого «ладно», Хëнджин вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив вновь растерянного юношу одного. Он несколько раз обошёл все этажи башни, терзаясь мыслями, сможет ли Феликс разобраться с застёжками и заклёпками сам, а когда вернулся, застал его уже в коридоре и в новой форме, идеально сидящей по фигуре. И хотя в своих повседневных вещах Феликс выглядел неплохо, белый шёлк сорочки и контрастный тëмный жилет мигом делали его аристократичнее и краше.       — Только я не умею завязывать галстук, — откликнулся юноша, заслышав приближающиеся шаги, и Хëнджин открыл было рот, чтобы предложить свою помощь, но вдруг сообразил, что это, наверное, слишком.       — Нестрашно. Можно без него, — сказал он и снова на автомате взмахнул ладонью. — Тебе удобно?       — Да. Ткань очень приятная, — Феликс нервно одёрнул рукав. — Спасибо за всё это.       — Да брось, ерунда, — принц растянул улыбку, искренне радуясь, что вещи сели хорошо, и потянул Феликса к лестнице. — Пойдём пораньше. Первой лекцией будет экономика, представлю тебя преподавателю перед занятием…

***

      Учиться в компании друга стало намного приятнее и проще. По будням после лекций Хёнджин провожал Феликса до комнаты и задерживался, чтобы делать домашнюю работу вместе. Принцу нравилось, что здесь его никто не допекал излишним вниманием, а правилами этикета можно было слегка пренебречь, и потому он разваливался на чужой кровати и перечитывал вслух записи лекций, а затем они с Феликсом, иногда подолгу споря, обсуждали задания и выполняли их каждый на свой манер. На занятиях они теперь сидели вместе. Хёнджин не признавался, но на тестированиях он время от времени подглядывал в бланки ответов Феликса. Совесть не позволяла списывать так уж нагло, но, посматривая в чужие ответы, Хëнджин частенько задумывался и менял свои.       По выходным лекций не было, тогда Хëнджин убеждался, что родителей в оранжерее нет, и они шли туда вместо занятий и подолгу сидели, то болтая о событиях прошлого, то отдыхая молча. Если тишина затягивалась, Феликс непременно уточнял, чем Хёнджин занят теперь. Тот отвечал всегда честно и просто: смотрю на небо, на цветы, на тебя. Хотя небольшой сад был поистине королевским из-за редкости произраставших там растений со всего света, принц позволял себе вольность и срывал для друга то нежные розовые ирисы, то крепкие бордовые примулы, то крохотные незабудки. Он вкладывал бутоны в руки Феликса и тихо спрашивал, каким ему представляется их цвет. Юноша проводил по лепесткам кончиками пальцев, тихонько вздыхал, но всегда делился предположениями и, к искренней улыбке принца, почти всегда угадывал.       Хëнджин старался придумывать такие развлечения, которыми можно было заниматься вдвоём. Именно вдвоём — потому что только после обретения нового друга принц понял, как сильно ему не хватало душевных и честных разговоров все его юношеские годы. Феликс был неприхотлив, с ним проще всего было гулять по саду в солнечные дни или сидеть в оранжерее в дни дождливые, и болтать, а если в голову Хёнджина приходили идеи вроде рыбалки или лепки из глины, юноша скептично хмурился, но никогда не отказывался от его предложений.       Чужие неподдельные эмоции пробуждали в принце необъяснимую радость и умиротворение, потому делать для Феликса что-то хорошее очень скоро стало для Хёнджина привычкой. Утром они встречались перед занятиями, после них около получаса отдыхали в оранжерее или прогуливались по саду, а обедать шли в столовую, стол в которой теперь накрывали для них двоих. По просьбе принца в комнатку Феликса принесли новые тëплые одеяла и мягкие подушки. Хëнджин хотел бы заменить и устаревшую мебель, но друг его от такого предложения отказался и предложил слегка переоборудовать прачечную и обновить обстановку в столовой и комнате отдыха для слуг. Принц, никогда не бывавший в тех частях замка, охотно согласился и договорился с управляющим о проверке всех подсобных помещений, а ещё попросил лекарей осмотреть больные ноги отца Феликса. А затем и вообще обследовать здоровье всех слуг. Так очень скоро почти весь замок знал о новом друге будущего короля, и из-за таких добрых перемен слуги, и так расположенные к слепому юноше, принимали Феликса ещё более положительно.       Несмотря на это, сам Феликс долгое время оставался недоверчивым и тихим. Он по-прежнему вёл себя скромно и неприхотливо, разве что стал немного смелее в словах и суждениях и в стенах своей комнаты иногда позволял себе шутить над Хёнджином, как над самым обычным человеком. В свободное время он продолжал помогать прачкам и поварам, хотя те обычно выпроваживали его, говоря, что новой работы нет, на что Феликс тихонько ворчал. Учёба давалась ему легко, и время от времени в перерывах между лекциями к юноше обращались другие студенты: кто-то упрашивал подсказать забытый термин, а кто-то даже просил списать домашнюю работу. Он никому не отказывал и приветливо болтал с ребятами, но честные эмоции и слова позволял себе лишь наедине с Хëнджином. Сам принц в его компании тоже становился более открытым и дружелюбным. Если раньше он практически не болтал со сверстниками без нужды, то теперь мог запросто завести непринуждённые разговоры.       «Тебе стоит присмотреться к ним внимательнее. Лучше заранее сдружиться с тем, кто в будущем может занять место министра, ведь однажды вам придётся работать над законами королевства вместе», — советовал Феликс, а Хёнджин удивлялся и одновременно расстраивался своему тугодумию. Как только он сам не догадался об этом раньше?

***

      Помимо учебы у принца были и почти королевские обязанности. За неделю до наступления каждого нового месяца графы с министрами королевства отправлялись в специально построенное для парламента здание в отдалении от столицы и устраивали заседания Коллегии, где планировали всё: от трат на газификацию городов до площади посевных территорий в каждом графстве. Как только Хёнджин переступил порог совершеннолетия, король-отец стал брать его в Коллегию с собой, чтобы наследник набирался опыта и на практике готовился к вступлению на трон.       — Меня не будет на завтрашних лекциях, — предупреждал Хёнджин подозрительно воодушевлённым тоном, по обыкновению заходя за другом с утра. — Да и не только на завтрашних, мне нужно будет уехать на неделю.       — Ого, — Феликс на пару секунд завис на выходе из комнаты. — А куда?       — На заседание парламента. Каждый месяц мы с отцом селимся в здание Коллегии и слушаем предложения по новым законопроектам и вариантам распределения бюджета.       — Хм, должно быть, это интересно.       — Ох, нет, — фыркнул принц, — скукота редкостная. Можно было решать большинство вопросов очень просто и быстро, но графы всегда противостоят министрам. Сперва вторые зачитывают свои предложения и проекты, а потом первые начинают обосновывать, почему ничего не выйдет. Чаще всего вопрос в деньгах, никто не хочет раскошеливаться. Каждый ищет выгоду.       — Так всегда и во всём…       Феликс наконец закрыл дверь, вздохнул как-то слишком грустно, а Хёнджин сделал шаг к нему и легонько ткнул в плечо, стараясь приободрить.       — Зато во время моего отсутствия лекций тоже не будет. Не придётся делать домашку. А ещё у меня для тебя небольшой сюрприз.       — Какой?       — Я позаботился о том, чтобы ты мог гулять, пока меня нет! Да и вообще гулять в любое время, — воодушевление так и струилось в голосе принца. Он снова предвкушал чужую радость и звал: — Иди скорей сюда и дай правую руку.       Феликс, часто моргая, поднял глаза к лицу Хёнджина, будто мог его видеть. После секундного замешательства он переложил трость и недоверчиво протянул ладонь. Принц аккуратно взял его за запястье и повёл куда-то в сторону, а потом уложил его холодные пальцы на…       — Что это? — Феликс аккуратно двинул рукой, пробуя текстуру.       — Лента. Сделать поручни, к сожалению, невозможно, но я придумал это. Там, где они протянуты, ты можешь ходить без страха на что-то напороться. Они идут от твоей комнаты по лестнице вниз и через чёрный ход ведут в сад. Дорожки проверили несколько раз, на пути не будет никаких ямок, кочек и веток. Единственное, я пока не сообразил, как избавиться от шмелей, но…       — Шмелей?       — Ну, помнишь, ты говорил про «переменные»?       — Я…       Судя по виду, Феликс не помнил. Он выглядел так растерянно, словно всё в миг вылетело из его головы. Он молчал с открытым ртом, будто в горле застрял ком то ли неверия, то ли... благодарности? Хёнджин не совсем понимал реакцию, но видел как, сперва Феликс потянулся к нему, а затем судорожно сомкнул пальцы на мягком атласе и прикусил дрожащие губы.       — Маршрут пока небольшой, но я ещё что-нибудь придумаю, — сообщил Хёнджин с искренним задором, стараясь приободрить своим тоном. — Давай пройдёмся вместе, и ты скажешь, всё ли удобно.       Феликс вышел из ступора и согласно кивнул. Не отрывая пальцев от гладкой ленты, он спустился вниз, оттуда — в холл и дальше через подсобные коридоры и ранее закрытые ходы прошёл по небольшой лестнице к выходу в сад. Приключение это было одновременно пугающим и в то же время захватывающим, словно с каждым шагом, каждым новым движением Феликс прокладывал дорогу из запутанного тёмного лабиринта к собственной свободе. Хёнджин следил за этой игрой без названия, тактично молчал на протяжении почти всего пути, давая сосредоточиться на ощущениях, но неотступно следовал по пятам и иногда подсказывал: «Здесь узел на ручке двери, её нужно повернуть. А здесь лента выше, чтобы не мешать проходу». Ему очень хотелось, чтобы во время его отсутствия Феликс не скучал и продолжал прогулки, но приставлять к другу слуг, которые могли просто проводить в сад и обратно, отчего-то не хотелось.       — У этой лавки последний узелок и конец маршрута. Чтобы вернуться обратно во дворец, нужно идти тем же путём, только ленты должны быть по левую руку, — наконец сообщил Хёнджин, когда Феликс притормозил у предпоследнего столбика. — Надеюсь, тебе нравится.       — Очень...       Феликс не сразу совладал с голосом. Когда его переполняли эмоции, он начинал шептать, и Хёнджину невольно приходилось читать по губам.       — Даже не знаю, что сказать, — еле слышно говорил юноша. — Простого спасибо здесь не достаточно. И, всё-таки… Спасибо.       — Да брось, это ерунда, — Хёнджин довольно и очень широко улыбался. — Ах, да, забыл сказать, что на время дождя ленты будут убирать, чтобы они не испортились. Да и тебе гулять под дождём не стоит. Но в такие дни ты сможешь заглядывать в оранжерею. Я тоже распорядился, если захочешь туда, Рики проводит тебя.       — Это… — Феликс совсем потерялся. — Это многое для меня значит. Спасибо, мой принц. Вы очень щедры и чистосердечны.       — Ну зачем ты опять так официально… Мне в радость делать твою жизнь удобнее. Только, прости, я скоро покину тебя. После обеда у меня назначены встречи с парой кандидаток, нужно готовиться, а после — собираться в дорогу.       — Кандидаток? — переспросил Феликс, и Хёнджин закатил глаза.       — Да-а. Это девчонки, что однажды надеются стать королевами. Обычно мама таких девиц на балах показывает, но это какие-то заморские княгини, что будут у нас проездом.       — Оу… — Феликс нахмурился. — А я думал, всё наоборот, и это принцы ездят на смотрины к принцессам.       — Я просто слишком хорош собой, — хохотнул Хёнджин, прихватывая за плечо и разворачивая друга в обратную сторону. — Видел бы ты очереди, что выстраиваются на танец со мной!       — Кажется, теперь я понимаю, зачем ослеп. Боги миловали меня не видеть твоё гигантское эго.       — У меня не только эго такое.       — Значит, вдвойне повезло, что я не вижу.       Принц вовсю хохотал, Феликс тоже широко улыбался. Они ещё немного прошлись по территории, попытались вспомнить обычаи страны, из которой прибывали сегодняшние кандидатки, и, надышавшись свежим весенним воздухом, направились обратно к замку.       — Дорогой, ты почему ещё здесь, а не готовишься? И почему мой сад украшен лентами? Это что, сюрприз для наших гостий? — послышался вдруг звонкий оклик, и Хёнджин испуганно встрепенулся.       Вместе с королевой-матерью в сад следовало несколько приближённых дам с томиками романов и бокалами шампанского. От вида этой свиты принц растерял всю радость и принял серьёзный вид.       — Доброе утро, мама. Это… Это…       — Чудесная идея, дорогой! А кто же этот молодой человек, с которым вы так задорно смеялись?       — Феликс, Ваша светлость.       Юноша перехватил трость и низко поклонился. Королева привычным жестом протянула ему руку для поцелуя, и Хёнджину пришлось тихо пояснить:       — Феликс не видит тебя, мам.       — В каком это смысле не видит?       Феликс распрямился, растянул виноватую улыбку, и, только вглядевшись в его глаза, королева заметила, что зрачки его подëрнуты белой пеленой. Сцена была неловкой. Женщины из свиты тут же зашептались, Хёнджину захотелось провалиться под землю.       — Что ж, ясно, — наконец отозвалась королева, а принц снова положил свою руку Феликсу на плечо.       — Мы пойдём, ладно?       — Конечно-конечно. Иди, тебе пора собираться. Обязательно надень тот новый костюм и не опаздывай.       — Я подойду к назначенному часу, — кивнул Хёнджин и поспешил в здание, увлекая растерянного друга за собой.       Уже в коридоре перед лестницей башни он начал извиняться:       — Прости за это. Видимо, невнимательность — это семейное.       — Всё в порядке, — теперь уже Феликс улыбался и говорил ободряюще: — В этом нет ничего страшного. Раньше меня не видели вообще, теперь не замечают только слепоту. Да и кто? Сама королева. Прогресс колоссальный.       Тон и выражение его лица были настолько искренними и беззлобными, что Хёнджин сразу перестал переживать. Он улыбнулся в ответ, словно Феликс мог видеть, и, проводив друга до комнаты, стал прощаться.       — Теперь мне правда пора. Я уеду завтра рано утром, так что, наверное, увидимся только через неделю.       — Ладно. Во сколько отъезд?       — Около шести, а что?       — Ничего. Счастливого пути, — Феликс как-то неловко протянул руку для рукопожатия и ухмыльнулся. — И с девушками удачи.

***

      С девушками не повезло. Во-первых, заморские гостьи-сестрицы отвратительно говорили на местном языке. Хёнджин внимательно слушал и силился понять хоть что-нибудь из их сбитых витиеватых фраз, но доходило до него лишь слово «красивый». Во-вторых, мать кандидаток не понравилась ему с самого начала. Она была слишком громкой, слишком напыщенной, слишком неприятной. Даже особо терпеливая матушка-королева на исходе первого часа беседы попросила принести лекарство из-за разыгравшейся от нытья гостьи мигрени. В-третьих, девушки хоть и были недурны собой, кожа их была настолько смуглой, что Хёнджин невольно задумался, какие дети могут получиться от такого союза. И почему-то представить будущих отпрысков у него не выходило. У него не было предрассудков насчёт других рас, просто ему хотелось, чтобы королевский род, в частности его будущие дети, продолжал иметь узнаваемое народом лицо. Диалог с гостьями так и не сложился, в конце концов они ни с чем отбыли из дворца. Несмотря на утомительный ужин, королева-мать задержала принца для короткого расспроса о его новом друге. Он пересказал ей историю нелёгкой судьбы Феликса и честно рассказал про появившиеся в саду ленты.       — Знаешь, милый. Ты бывал несносен в детстве и частенько расстраивал меня в прошлом, но теперь я даже не знаю, каких богов благодарить за твой ум и бескорыстное сердце! Я горжусь тобой. И, знаешь, когда вы с отцом вернётесь с заседаний, мы должны будем непременно устроить благотворительный бал. Сделаем доброе дело, и, кто знает, может, именно там ты встретишь девушку по душе…       Размышляя над словами матери, Хёнджин удалился к себе. Ему вовсе не казалось, что он делает что-то особенное. Он просто дружил с Феликсом, потому что с ним было интересно. Просто старался облегчить его жизнь, потому что мог. Просто радовался, если получалось его обрадовать. Просто делился всем, что у него было. Разве не так должны вести себя друзья? За раздумьями принц устало отобрал вещи, которые хотел бы взять с собой, и позвал служку забрать поклажу в дорогу. А затем он улёгся на постель с томом нового романа, задумался о девушках и вероятности когда-нибудь встретить настоящую любовь, такую же безоговорочную и безграничную, как в книгах, и очень скоро уснул.

***

      За завтраком вместо «ничего» Хёнджина снова ждала коробка конфет, которую принц с самым счастливым видом забрал с собой в дорогу. На свою беду, он решил поделиться сладостями с отцом, и уже к концу пути от них осталась половина. И принц не то чтобы был жадным, но конфеты эти напоминали о тёплых разговорах и душевно проведенных часах, потому он убрал их подальше, чтобы позже поедать по одной в день до окончания заседаний.       — Где ты взял это чудо? — спрашивал король с довольным видом. — Нужно будет заказать партию таких к следующему балу.       — Боюсь, это невозможно, пап. Мой друг Феликс сам делает их специально для меня.       — Друг? Феликс? — не понял король. — Что-то не припомню таких необычных имён среди отпрысков знати. Да и вообще в окружении.       — Он сын придворного астронома.       — Хм. Странно. Я, кажется, слышал про него, но, мне помнится, управляющий говорил, что он слепой и весьма нелюдимый.       — Он действительно слепой. Нелюдимый разве что самую малость. Но на самом деле он очень талантливый. Мы вместе слушаем лекции, и на многих тестах его оценки даже лучше моих.       Повозку вдруг качнуло. Король недовольно сморщился, стукнул локтем в стенку и прикрикнул на кучера. Затем повернулся обратно к сыну.       — Так он студент или повар, этот твой друг?       — Он… Он просто живет во дворце. Перебрался к отцу после смерти матери. А до этого он работал с ней в кондитерской и там научился делать сладости.       — Занятно. Почему-то я ни о чём таком не слышал. Видимо, дела государственной важности так отвлекают, что я не успеваю даже слуг в лицо запомнить, — мужчина вздохнул и устало потёр лицо. — Ладно, раз так, попроси своего друга рассказать рецепт конфет нашему повару. Если он не сможет приготовить их сам, то ему помогут специально обученные люди.       Идея эта Хёнджину не нравилась, но он пообещал отцу поговорить с Феликсом по приезде. Хотя на долгих и утомительных совещаниях принц часто продумывал свои будущие реплики, наконец вернувшись поздним вечером во дворец, он потерял всю решимость для разговора и такой нетактичной, по его мнению, просьбы. За неделю вдалеке от Феликса он успел соскучиться по дружеским беседам, ему очень хотелось поделиться новостями с заседаний и расспросить друга о проведённом без него времени, но просьба отца звенела в голове, так что Хёнджин разрывался между чувством долга и желанием сохранить чужие знания в тайне.       Они встретились следующим утром. Несмотря на противоречивые чувства, Хёнджин пришёл к Феликсу раньше обычного, чтобы обсудить как можно больше новостей до занятий. Юноша встретил его улыбкой и новой коробкой сладостей. От этого принц ещё сильнее растерялся, и такой долгожданный разговор вышел каким-то неловким и дёрганым. Видимо, по изменившейся интонации Феликс скоро понял, что что-то не так, и спросил прямо:       — Хëнджин, у тебя всё в порядке?       — Д-да. Н-но. Эм. В общем… Тут такое дело. Я случайно поделился твоим подарком с отцом, и, ну, он хотел бы заказать тысячу твоих конфет на следующий бал и попросил тебя рассказать рецепт нашему повару, если ты сам не сможешь сделать их.       Феликс нахмурился, и Хёнджину стало очень стыдно за такие манипуляции. А ещё — очень обидно, ведь делиться чудесными сладостями с напыщенными графьями и важными министрами совершенно не хотелось. Он хотел было пойти на попятную, сказать, что придумает, где взять что-то похожее, но Феликс задумчиво почесал висок и заговорил:       — Это большая честь для меня, но сам я совершенно точно не смогу приготовить так много конфет. Так что я передам рецепт вашему кондитеру. Он и так знает основные ингредиенты, ведь я храню их все в шкафу на его кухне, главное, чтобы у него нашлись подходящие формы. И достаточно какао.       — А ты уверен, что хочешь этого? — от смущения принц шепелявил и нервно потирал руки. — Может, это ваш семейный рецепт, который должен оставаться в тайне?       — Разве могу я отказать королю? Да и ведь ты сам хотел того же, пусть и говорил об этом в шутку.       — Хотел, — виновато кивнул Хёнджин, — а теперь не хочу. Твои конфеты особенные. Они… не для всех.       Принц чуть не ляпнул «только для меня», но вовремя сдержался. Но и на эту фразу Феликс широко и довольно улыбнулся и предложил:       — Тогда давай договоримся так: я напишу рецепт, но изменю в нём парочку ингредиентов. Вместо миндаля будет грецкий орех, а вместо шафрана — щепотка корицы. Такие конфеты тоже будут вкусными, но не такими как твои.       На том, к облегчению Хёнджина, и порешили. Феликс в тот же день передал изменённый рецепт королевскому повару, чтобы тот мог подготовить ингредиенты к назначенному через пару недель балу, а сам продолжил готовить конфеты для Хёнджина по-старому. Он пообещал передавать сладости к завтраку каждую субботу или воскресенье, а принцу каждый раз было мало. Хёнджин часто слёзно просил делать побольше конфет, но Феликс мягко протестовал: «Быстро привыкнешь, и они перестанут быть такими вкусными. К тому же мои мерные инструменты и форма для глазури рассчитаны только на одну партию. Потерпи до выходных!» — и Хёнджину приходилось мириться и с предвкушением ждать.