Все наши вчера

      Унылый серый день постепенно клонился к своему завершению: на улице сгущались сумерки, и темнота постепенно проникала в старый полуразрушенный храм сгущающимися по углам тенями, до которых не могли достать маленькие язычки пламени от импровизированного костра. Но даже с приходом ночи дождь успокоился лишь отчасти. Теперь он лишь тихо шуршал, периодически чуть слышно стуча мелкой дробью по остаткам черепицы.       Если не обращать внимания на сырость, холод и весело потрескивающий костер неподалеку, Ши Гуан без проблем мог представить, что он будто перенесся на пару лет назад. Все было так знакомо: гобан перед глазами, стелящийся монохромный узор из камней, и соперник в белом по ту сторону — всегда очень внимательный к мелочам, всегда такой невероятно проницательный, такой близкий и одновременно невозможно далекий, как луна.       По-прежнему кутаясь в старое дырявое покрывало, которое он нашел в одной из монашеских келий, Ши Гуан чувствовал себя по-настоящему спокойным и умиротворенным, каким на самом деле не был уже давно. Рассказать Чу Ину о своих переживаниях оказалось верным решением: позволив себе наконец быть откровенным и наконец выпустив копившуюся годами тоску наружу, ему будто бы стало легче дышать, а разум прояснился. Будто ослабли какие-то тиски внутри него, и Ши Гуан даже невольно поразился тому, какой на самом деле тяжелый груз таскал в себе столько лет. Неудивительно, что в итоге это даже повлияло на его игру: годами Ши Гуан насильно держал себя в настоящем, панически боясь сорваться, боясь застарелым злости и тоске взять верх, боясь подвести призрачного наставника, что и не заметил, как на самом деле эти страхи истощили его. Ши Гуан обдумывал слова Чу Ина, пока в уютной тишине они молчаливо клали камень за камнем на гобан, и позволял себе вспоминать о прошлом с радостью и благодарностью, чего никогда не делал раньше, потому что это все еще было слишком больно. И теперь, когда приходила очередь брать камень в руки, Ши Гуан думал о том, что Чу Ин в самом деле оставил ему самое ценное, что у него было — свое го. Юноша мысленно поклялся себе, что больше никогда об этом не забудет.       Ши Гуан в очередной раз поставил камушек на доску и сильнее закутался в покрывало. Чу Ин обычно отвечал довольно быстро — на обдумывание своего хода он не тратил больше минуты, но в этот раз его рука зависла над чашей гораздо дольше положенного. Юноша поднял голову и вопросительно посмотрел на него.       — Что-то не так?       Чу Ин слегка хмурился, глядя на гобан и Ши Гуан, невольно напрягшись, тоже устремил взгляд на доску, стараясь понять, что конкретно могло вызвать у старого друга подобную реакцию. С его точки зрения все выглядело абсолютно нормально: они окончательно распределили позиции на доске и Ши Гуан, весьма основательно продумавший свою стратегию исходя из большого опыта игры с наставником, чувствовал себя в сложившейся позиции вполне уверенно. Не настолько, конечно, чтобы уже сейчас грезить о победе, но, тем не менее, эта партия казалась ему гораздо более обнадеживающей чем те, что он играл в своем времени.       — Вы… — начал Чу Ин и замолк. Между бровями его залегла глубокая складка, и Ши Гуан заметил, как судорожно он стиснул в пальцах свой веер. — Вы играете так… необычно. Я и раньше это заметил, но сейчас… Некоторые ваши приемы мне хорошо известны, но, признаться честно, раньше мне еще не доводилось видеть, чтобы их использовали в таких диких построениях.       — Хах, а я предупреждал, чтобы ты меня не недооценивал.       Чу Ин вздохнул чуть громче положенного и стыдливо отвел глаза.       — Прошу прощения. Я… Обычно я не позволяю себе подобного отношения к сопернику. Пожалуйста, не принимайте близко к сердцу.       — Ничего страшного, — мягко ответил Ши Гуан, улыбнувшись. — На самом деле я безумно рад, что тебе интересно играть со мной.       Чу Ин смотрел на него мгновение, а потом несмело улыбнулся в ответ.       — Тогда… Могу я узнать имя вашего друга, который обучил вас? Даже если я никогда не смогу сыграть с ним лично, мне хотелось бы выказать ему должное уважение.       Улыбка Ши Гуана мгновенно померкла и он потупился.       — Ну… — просьба древнего мастера заставила юношу слегка занервничать. Как объяснить ситуацию с путешествиями во времени он не имел ни малейшего представления, и меньше всего на свете ему сейчас хотелось неосторожно напугать Чу Ина своим фантастическим рассказом. Он не хотел ненароком разрушить тот хрупкий контакт, который ему с таким трудом удалось установить, какой-нибудь странной фразой.       — Он… Ну… — Ши Гуан мучительно размышлял, что бы ответить, и вдруг нужное имя пришло ему на ум сам собой. И казалось на удивление правильным. В конце концов, в какой-то степени это даже было правдой. — Его имя Бай Цзыцю.       — Бай Цзыцю, — задумчиво повторил Чу Ин, нахмурившись. Он немного помолчал, обдумывая что-то, а затем добавил: — Нет, простите. Мне никогда не доводилось слышать о нем.       — Это неудивительно, — пожал плечами Ши Гуан. Обхватив колени руками, он положил на них голову и устремил расфокусированный взгляд на доску, припоминая все, что когда-то слышал о сяо Байлуне от Чу Ина. — Он всегда старался держаться скромно и не искал славы. И играл по большей части ради своего собственного наставника, от которого многое перенял.       — Как интересно, — протянул Чу Ин. — Жаль, что мне не выпала честь встретиться с такими выдающимися талантами. Но… Я благодарен судьбе за то, что по крайней мере могу увидеть их необычную игру своими глазами. Спасибо вам, господин Ши.       Он сложил руки перед собой и, как было принято, склонился в коротком поклоне в знак благодарности. Ши Гуана приводила в неимоверное замешательство подобная церемонность, поэтому он тут же положил свои руки поверх ладоней наставника, чтобы тот опустил их.       — Прошу, давай обойдемся без всего этого, ладно? Зови меня просто Ши Гуан. Или… Или сяо Гуан, если хочешь.       Глаза Чу Ина тут же сделались размером с блюдца.       — Вы… Как я могу, это же невежливо! Вы не ребенок и мы не настолько близко знакомы, чтобы я позволил себе…       — Ладно-ладно, хорошо, — примирительно вскинул руки юноша, которого растерянность и замешательство Чу Ина крайне позабавили. — Тогда пусть будет просто Ши Гуан, договорились? Без всяких там уважительных титулов и прочих церемониальных примочек.       — «Церемониальных примочек»? — озадачено повторил древний мастер. — Что это значит?..       Ши Гуан от души рассмеялся и Чу Ин, глядя на его веселье, тоже не сдержал улыбки в ответ. Конечно, это все еще было очень далеким от того, что было между ними когда-то, но все же юноша был рад увидеть, как все больше открывался ему старый друг. Ши Гуан был искренне рад, если хотя бы ненадолго ему удалось заставить того позабыть о своих тяготах и печальной участи.       И того, что стояло на кону этой партии.       Чу Ин взял черный камушек в пальцы, с тихим цокотом поставил на доску — и игра вновь продолжилась. Ши Гуан, вернувший себе внутренне равновесие, от всей души наслаждался процессом, пытаясь сберечь в памяти каждый момент, потому что не знал, что будет после. Не знал, чем закончится эта партия: вернется ли он назад в свое время по ее окончанию или застрянет здесь, в далеком прошлом. Перспектива остаться в Лян — с нынешними нормами, порядками и правилами — привлекательной нисколечко не казалась, но здесь был Чу Ин. И Ши Гуан думал про себя, что если вдруг так случится и он застрянет, то будет следовать за своим наставником и другом, куда бы тот ни пошел. И только от одной мысли об этом страх неизвестности отступал. Вдвоем они точно могли бы справиться с чем угодно.       Юноша внимательно наблюдал не только за ходом игры, от которой зависело собственное призрачное будущее, но и за соперником. Изучал выражение глаз, каждый взмах запястья, и с каким изяществом Чу Ин перекатывал в пальцах черный камушек перед тем, как положить его на доску. И хоть Ши Гуан по возможности старался вести свои наблюдения украдкой, чтобы не показаться вконец уж грубым или невоспитанным, иногда он все же забывался и порой ловил себя на том, что просто неприлично долго глазел, будучи совершенно не в силах ничего с собой поделать. Временами взгляды игроков пересекались, и тогда Ши Гуан спешно опускал глаза. В те моменты он как никогда радовался тактичности древнего мастера: Чу Ин ничего не говорил и ничем не выдавал того, что внимание юноши его каким-либо образом отвлекало, раздражало или беспокоило. Казалось, после недавнего разговора он уже немного попривык к чудачествам своего соперника. Старый друг стал немного более свободным и дружелюбным, и складывалось впечатление, что он наконец действительно проникся партией, в которую его вынудили сыграть.       Один только этот факт невообразимо грел Ши Гуану душу.       Чу Ин сделал очередной свой ход и как-то судорожно вздрогнул всем телом, почти сразу же спрятав ладони в рукавах ханьфу. Ши Гуан, от которого это движение не укрылось, сразу же догадался, в чем было дело.       — Замерз? Давай я дам тебе часть своего покрывала. Оно хоть и дырявое, но правда длинное, так что нам обоим хватит.       Древний мастер сразу как-то весь подобрался и вежливо покачал головой.       — Не стоит, благодарю. Я в порядке.       Ши Гуан едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Вдобавок ко всем странностям, у этого Чу Ина имелась какая-то совершенно необъяснимая тяга к ненужным страданиям, которая уже всерьез начинала раздражать юношу, что просто этого не понимал. Как и многого другого, если уж на то пошло. Казалось, императорский запрет на игру в го для Чу Ина был равносилен не только смерти, но и пожизненным мучениям, и запрету принимать от посторонних помощь любого рода. Казалось, ему приходилось едва ли не физически пересиливать себя всякий раз, когда Ши Гуан каким-либо образом порывался ему помочь — хоть словом, хоть делом. И в этот раз, как и раньше с хворостом, он гордо отказывался из-за каких-то своих дурацких предубеждений и местных законов, от которых так и несло несправедливостью и нелогичностью. Ши Гуан, проживший всю жизнь в совершенно иное время, с иными ценностями и убеждениями, кориться всяким условным глупостям не собирался. Как и не собирался позволять другу беспричинно наказывать себя только за то, что кто-то далеко во дворце был мелочным, завистливым и самовлюбленным кретином.       Ши Гуан с радостью высказал бы все, что думал об императоре У-ди и его указе. Останавливало его только то, что Чу Ину от этого ни капли бы не полегчало.       Вздохнув, Ши Гуан стянул с себя покрывало и, под удивленный взгляд старого друга, без особых усилий разорвал его пополам.       — Что вы делаете?.. — озадачено начал было древний мастер, но так и не договорил, поскольку Ши Гуан без лишних слов встал и, подойдя к нему, аккуратно набросил старое покрывало поверх плеч. Очень необычно было видеть на Чу Ине что-то еще, помимо привычного ханьфу, но юношу в тот момент даже старая тряпка устраивала больше, чем ничего. Лишь бы тот перестал трястись от холода.       — Так ведь лучше, разве нет? — с заговорщицкой улыбкой поинтересовался Ши Гуан, пока Чу Ин уже со знакомой неловкостью во взгляде пытался примириться с новым проявлением заботы в свой адрес. — Если ты простудишься и заболеешь, кто будет со мной играть? Так что не отнекивайся.       Ши Гуан произнес это как можно более небрежно, чтобы не смущать Чу Ина еще больше, и полностью удовлетворенный собственным поступком вернулся обратно на свое место.       — Благодарю, — еле слышно произнес древний мастер, глядя куда-то вниз на свои руки. Ши Гуан мысленно прищелкнул языком. Досада раздирала его на части. Он долго смотрел на старого друга и по-прежнему понятия не имел, как и какими словами до него донести, что ему глубоко плевать на все правила и условности. Казалось, сколько бы крохотных шагов он ни делал навстречу Чу Ину, а этого было недостаточно, чтобы пронять его и заставить поверить в свою исключительность и важность.       — Пустяки, — отмахнулся Ши Гуан после небольшой паузы, так и не придумав ничего путного. Он взял белый камешек в пальцы и, немного подумав, сделал свой ход. На некоторое время воцарилась тишина, а затем Чу Ин вдруг тихо произнес:       — Нет, на самом деле это далеко не пустяки. Как я уже говорил, сейчас никто в Цзянькане не посмеет даже взглянуть в мою сторону. В городе я был словно призрак. Однако вы… Вы очень добры и так внимательны ко мне… Это не дает мне покоя, поэтому я все хотел спросить… Почему?       Ши Гуан поднял голову, и они встретились взглядами. Лицо старого друга наполовину утопало в тени и глаза его странно блестели — то ли от огня, что отражался в них, то ли от эмоций, которые наставник наконец позволил себе выпустить наружу. У Ши Гуана на языке вертелось множество ответов на этот вопрос. Но ни один из них не мог бы в полной мере описать того, что он испытывал на самом деле. Ранее в разговорах с Чу Ином не было совершенно никакой надобности мучительно подбирать слова и ломать голову — тот и так всегда знал, что у подопечного на уме и в сердце. Поэтому от необходимости в этот раз сказать все правильно, на некоторое время Ши Гуан завис, отрешенно глядя в хорошо знакомые темные глаза, и безотчетно комкая уголок старого покрывала.       — Потому что ты не заслужил своего наказания. Не заслужил быть стертым из истории и несправедливо забытым всеми из-за алчности и узколобости других людей, — в конце концов произнес юноша, неуверенно пожав плечами. — Потому что ты хороший человек. Мудрый, понимающий, чуткий… Умеющий слушать. Потому что ты великий мастер го, которого никто не сможет одолеть и через тысячу лет, поверь мне. Потому что твоя жизнь важна. Она важна для меня, потому что, как я уже говорил, я хочу быть тебе другом. И… Потому что го — игра для двоих. А я так много лет мечтал о том, чтобы сыграть с тобой.       «Снова», — добавил Ши Гуан про себя и тепло улыбнулся Чу Ину, который смотрел на него со странной смесью недоверия и робкой надежды, будто никак не мог осознать, что эти слова относятся к нему. Будто не решался принять или сомневался в том, достоин ли их. Он молчал довольно долго, а потом отвел взгляд.       — Это… намного больше, чем я ожидал услышать, — тень какой-то грустной улыбки тронула его губы. — Не думал, что кто-нибудь скажет мне еще хоть когда-нибудь что-то подобное. Что кому-то все еще будет дело до меня. Что кто-то еще будет желать сыграть со мной. Однако… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.       Ши Гуан почувствовал себя так, словно на него ушат холодной воды вылили.       — Ну почему? — сердито спросил он. Несмотря на все его усилия стена, что выстроил Чу Ин вокруг себя, никак не желала поддаваться и это уже не на шутку тревожило юношу. — Почему это не может быть правдой? Я… Я рискнул всем, поставил на кон свою жизнь, чтобы этот момент и эта партия вообще состоялись! Почему ты все еще никак не можешь поверить и принять, что мне не все равно? Что ты важен для меня?..       — Потому что это невозможно! — вдруг взвился Чу Ин, вскочив на ноги так неожиданно резво, что Ши Гуан слегка отшатнулся от гобана. Старое покрывало упало с плеч древнего мастера с тихим шорохом. Лицо исказила гримаса боли, а в глазах плескались горечь и отчаяние. — Потому что я проклят небесами закончить свою жизнь в безвестности и одиночестве неприкаянным духом! Потому что с тех пор, как прозвучал указ, я не более чем дышащий мертвец, которому нигде в мире нет и не будет места! Потому что никто в здравом уме не посмеет пойти против воли императора!.. Никто не посмел… Никто… Никто из тех, кого я считал своими друзьями… Все они бросили меня… Все, кто раньше так часто играл со мной в резиденции, все, кто восхвалял мои умения, восхищался моими способностями и талантом, кто искал моих наставлений… Все закрыли глаза и уши, наглухо запечатали свои сердца, беспощадно стерли из своей памяти мой лик… Все ушли!.. Как я после всего могу поверить, что незнакомцу, которого я встретил в шаге от вечности, будет какое-то дело до моей жизни?.. До того, буду ли я дышать, будет ли мне холодно, грустно или весело, буду ли я играть в го?.. — Чу Ин с силой зажмурился и отвернулся, сжав ладони в кулаки. — Я не хочу… Не хочу проходить через это снова. Стоит мне только хоть немного поверить и принять — все исчезнет. Развеется по ветру как дым.       Ши Гуан смотрел на него пораженно и едва ли не впервые представил себе, как на самом деле больно и горько ему должно было быть, пережив такое предательство. Юноша подумал о том, что испытал бы он сам, если бы от него отвернулись собственные друзья. Если бы Юй Лян или Илан разуверились в нем после тех досадных поражений, если бы тоже отвернулись от него — Ши Гуану становилось дурно от одной только мысли о подобном, и, припомнив свое поведение в гостинице, он мгновенно устыдился. Сейчас он смотрел на Чу Ина и будто бы видел в нем себя. Потерянного, отчаявшегося и так сильно нуждающегося в ком-то, кто бы указал ему путь. Кто бы сказал, что все беды преодолимы. Что все будет хорошо.       В тот момент это стало для Ши Гуана сродни откровению.       Он поднялся, отложив в сторону покрывало, и на негнущихся ногах подошел к Чу Ину, плечи которого едва уловимо подрагивали от слез, которыми он беззвучно давился. Какое-то мгновение юноша колебался, а потом, поддавшись давней тоске, просто обнял друга со спины, доверчиво уткнувшись носом ему куда-то в лопатки. Все еще немного влажные темные волосы щекотали ему нос, но юноша не обращал внимания. Чу Ин пах дождем, какими-то пряностями и еще чем-то, что Ши Гуан не мог определить. Да это было и не так уж важно.       — Все, что я сказал — чистая правда. И я не знаю, как еще объяснить, что ты можешь верить мне, — сказал он едва слышно, не смея разжимать руки, не смея даже пошевелиться. В тот момент юноша вспоминал, как часто сам Чу Ин приободрял его, когда он впадал в уныние, когда не знал, хватит ли ему сил выйти навстречу миру и заявить ему о себе. Когда не был уверен в своих силах, когда проигрывал собственным страхам. Он хотел сделать тоже самое для Чу Ина. Хотел стать опорой ему самому. Ши Гуан на секунду прикрыл глаза и вздохнул: — Ты самая необыкновенная личность из всех, что я когда-либо встречал. Веришь ты в это или нет, но это так. Твоя вина только в том, что ты был самим собой с теми, кто этого абсолютно не понимал и не принимал. Император может стереть твое имя и облик из памяти людей, он может уничтожить записи твоих партий. Но твое го будет жить спустя века, я это знаю. И разве ты сам не говорил, что это самое главное?..       Ши Гуан от всей души надеялся, что хоть каким-то его словам удалось пробиться в сознание Чу Ина. В тот момент юноша ощутил сильный прилив признательности к своим собственным друзьям, которые всегда поддерживали его, даже если порой он вел себя неразумно и эгоистично. И тогда он отчасти осознал, почему Чу Ин так любил вспоминать о своем путешествии с сяо Байлуном, который стал ему первым настоящим другом за тысячу лет, почему порой бывал таким невыносимо навязчивым, почему часто смотрел по вечерам телевизор с мамой или Хун Хэ, даже с учетом того, что никто из них не мог его видеть и слышать.       Го — игра для двоих, а ему было так одиноко. И Ши Гуан только сейчас в полной мере начал понимать, насколько в действительности страшному наказанию подверг император своего чересчур талантливого наставника.       Какому наказанию подверг Чу Ин сам себя, когда застрял в гобане на тысячу лет.       Ши Гуан не знал, сколько времени они простояли вот так, но стоило Чу Ину чуток шевельнуться, как хрупкий момент был разрушен. Юноша сразу убрал руки и отступил на шаг, старательно избегая смотреть на древнего мастера и слегка стыдясь своего внезапного порыва. Он поспешно утер лицо рукавом, чтобы убрать с глаз подступившую пелену из слез, и преувеличено бодро произнес:       — Ну все, хватит разводить влажность, здесь и без тебя ее с головой хватает! — собственный голос казался Ши Гуану страшно неестественным и пронзительно высоким. — А о твоих придворных приятелях лишь одно могу сказать — они ужасные подлецы и лицемеры. Выброси их из головы, забудь как о дурном сне. Я уверен, в будущем ты обязательно встретишь много искренних и честных людей, которые сочтут за честь стать тебе хорошими друзьями. Так что просто забей, хорошо? Никто из них определенно не стоит твоих слез.       Ши Гуан по-прежнему не смел поднять глаз и, закончив говорить, поспешно вернулся обратно к гобану. Он закутался в покрывало и с преувеличенным интересом принялся разглядывать доску, будто бы за прошедшие десять минут на ней что-то поменялось без его ведома. Сердце тяжело билось в груди, ладони вспотели и он ощущал, как к щекам прилила кровь. Ши Гуан снова был натянут как струна, и чувствовал себя не в своей тарелке.       — Я… очень тронут. Спасибо.       Это прозвучало едва ли громче шепота, но было вполне достаточно для того, чтобы Ши Гуан забыл о какой бы то ни было неловкости, и поднял глаза. И впервые за весь этот невообразимо длинный и удивительный день Чу Ин улыбнулся ему той самой знакомой улыбкой, полной благодарности и признательности, которую юноша в последний раз видел более тысячи лет назад.       Или увидит только через тысячу лет?..       И Ши Гуан улыбнулся в ответ со всей сердечностью, на которую был способен и сказал:       — Твой ход.       Глаза Чу Ина слегка опухли и покраснели, но вместе с тем они казались гораздо более блестящими и живыми, чем еще пару часов назад. Древний мастер аккуратно присел, взял черный камушек из чаши и задумчиво покрутил его в пальцах. Губы его тронула странная загадочная улыбка.       — Удивительно. Это, наверное, первая партия в моей жизни, которую мне не хотелось бы заканчивать.       Ши Гуан вздохнул и посмотрел на доску. Еще плюс-минус час — и все закончится. В душе он тоже этого не хотел, не хотел этого конца, не хотел нового расставания — не так, когда их разделяло целое тысячелетие. Еще так много всего было не сказано… Того, что было так важно, что было глубоко сокровенным и хранилось в самых дальних уголках души и сердца. Туда, куда Ши Гуан никогда не заглядывал, потому что боялся встретиться лицом к лицу с этой правдой.       — Могу я… Попросить тебя? — спросил Ши Гуан и Чу Ин посмотрел на него вопросительно.       — О чем?       — Каким бы ни был исход этой партии и… и что бы ни случилось после — она не станет для нас последней. Давай пообещаем друг другу, что когда-нибудь обязательно сыграем снова. В этой жизни, или в следующей, да пусть даже через тысячу лет. Хорошо?..       Ши Гуан прекрасно знал, что Чу Ин не понимал его мотивов, и ожидал, что тот хотя бы о чем-нибудь спросит, однако на этот раз древний мастер приятно удивил его.       — Хорошо, — с готовностью ответил он, будто получал подобные предложения на каждом шагу. Ши Гуан слегка поразился такой покладистости, но не стал забивать себе голову и тут же по старой привычке протянул над гобаном кулак с оттопыренным мизинцем. Чу Ин недоуменно взглянул на него и юноша, улыбнувшись краешком губ в ответ на его реакцию, напустил на себя деланно серьезный вид и пояснил:       — Обещание на мизинчиках. Скрепив такое однажды, его ни за что нельзя нарушить.       — В самом деле? — с искреннем интересом спросил Чу Ин и юноша кивнул. Придерживая длинный рукав ханьфу, спустя мгновение бывший императорский наставник и сам протянул руку вперед, неуверенно посмотрев на Ши Гуана. — Тогда?..       — Сколько бы времени ни прошло, где бы мы ни оказались, однажды настанет день, когда мы обязательно снова встретимся за доской для го, — сказал юноша, глядя прямо в глаза старому другу и веря всем сердцем в то, что однажды все именно так и случится. — Обещаю.       — Обещаю, — эхом откликнулся Чу Ин.       И они переплели пальцы.