Evolution is spelt with an R

— Пропавший мародер! — вскрикивает Джеймс, жуя пастуший пирог, который им прислала Юфимия, наверное, из жалости и из-за правильного предположения о том, что трое восемнадцатилеток не в состоянии прокормить себя самостоятельно. Питер снимает уличную мантию, беспечно кидая ее на пол гостиной. Он выглядит ужасно — рубашка с потными пятнами, а сам Питер вроде бы схуднул, что ожидаемо. Они все сейчас недоедают, Сириус заметил это, потому что проводит много времени в госпитале и успел прилично скинуть всего за пару недель. — Мерлин, я рад быть здесь, — бормочет Питер, голодно косясь на стоящую на львино-кофейном столике еду. — Мама твоя приготовила? Мило! Сириус со смесью удивления и позабавленности смотрит за тем, как Питер плюхается на диван и хватает вилку с его пустой тарелки. — Ты опять хочешь есть? — спрашивает он. — Разве ты не только что ужинал со своими родителями? Питер слегка морщится, засовывая в рот огромный кусок пирога, который отламывает прямо на общей тарелке. — Эм… да, — бормочет он, проглатывая. — Я ушел до того, как подали главное блюдо. Все было ужасно. Даже не спрашивай. За семь лет дружбы с Питером Сириус видел его родителей всего пару раз — в основном, на вокзале Кингс-Кросс в начале или в конце семестра. Но даже этого ему хватило, чтобы понять, что они — настоящая заноза в заднице. Не сравнится с родителями самого Сириуса, конечно, но и далеко не Поттеры. Сириус вспоминает все ужасные ужины на Гриммо и сочувственно смотрит на Питера. Он бы тоже не хотел об этом говорить. — Где ты вообще тусуешься? — спрашивает Джеймс. — Ты как будто только спать сюда приходишь. — У меня исследования, — отвечает Питер, пожимая плечами. — Бродяга такой же. Я тебя целую вечность не видел. Это правда, в последние дни Сириус все больше времени проводил на базе. С того дня, как к нему пришел Ремус и как Сириус рассказал ему о курсах Целителей, что-то в их отношениях значительно изменилось. До этого Ремус казался… «Замкнутый» не совсем подходящее слово. Настороженным? Наготове, словно он только и ждал, пока Сириус что-то сделает или вообще уйдет. Сириус не знает, откуда взялись эти проблемы с доверием, и вообще сомневается в том, что Ремус замечает какие-либо странности в своем поведении — как будто он все понял только тогда, когда все изменилось. Что-то в том дне, который они провели в парке, а потом в спальне Сириуса, укрепило то, как Ремус его видел. Если до этого он никогда не выступал инициатором их встреч до тех пор, пока это не было необходимо, то сейчас он все чаще начал пользоваться амулетом — прикосновение, чтобы сказать «доброе утро» или «спокойной ночи», иногда даже рандомные прикосновения в течение дня. Он даже начал чаще звать Сириуса, и не потому что что-то случилось. На той неделе, например, Сириус аппарировал к нему только для того, чтобы узнать, что Ремус прочел особенно интересный отрывок в книге и хотел показать его Сириусу. А Сириус уже успел предположить, что случилось что-то страшное. Он начал задавать Сириусу больше вопросов — о его детстве, о его времени в Хогвартсе, о его предпочтениях. И Сириусу нравилось делиться с ним, нравился этот ощутимый интерес в позе Ремуса всякий раз, когда он начинал говорить — У Сириуса, в конце концов, был огромный запас смешных историй из Хогвартса. И это не было чем-то односторонним. Ремус все еще осторожничал, когда рассказывал Сириусу о стае, но он все равно делился какими-то воспоминаниями из своей жизни. Рассказывал о людях, с которыми был близок, о том, как проходило его обучение, о том, что он не чувствовал себя одиноким, и о том, что иногда ему все же было тяжело. Он рассказал Сириусу о той ночи, когда его укусили, каким ужасным было восстановление и с каким трудом он принял то, кем теперь был. Он никогда не говорил о том, как расстался с родителями и попал в стаю, но Сириус иногда улавливал несостыковки в его историях и разрывался между злостью на то, как люди обращались с Ремусом, и облегчением из-за того, что он оказался с теми, с кем он мог не стыдиться своего состояния и быть самим собой. Они говорили и о других вещах. О войне, магической политике, будущем. Сириус знал, что все было плохо, но только благодаря Ремусу он мог понять, насколько. С тем, что Министерство хранило все в секрете, а Воландеморт использовал это в качестве своего преимущества, у Сириуса не было шанса узнать о том, как все было на самом деле. Особенно учитывая то, что родители Джеймса все еще отказывались говорить о своих делах с Дамблдором и его возможном сопротивлении (к огромному неудовольствию самого Джеймса). Сириус подумывал о том, чтобы рассказать Ремусу об их домыслах, но каждый раз, когда слова почти срывались с его языка, он начинал сомневаться. Не то чтобы он думал, что Ремус использует эту информацию против них, но он не мог знать, как этой информацией воспользуется стая. Сириус чувствовал себя ужасно из-за того, что у него были секреты от Ремуса, особенно потому что Сириус гордился тем, что у него душа была нараспашку. Но Ремус тоже не рассказывал ему всего, да и Сириус не мог поделиться с ним чем-то большим, нежели расплывчатыми идеями и слухами. — А что именно за исследования? — наседает Джеймс, и на его лице проскальзывает что-то темное. Сириус вопросительно смотрит на него и не получает никакой реакции. Джеймс по своей натуре никогда не был таким подозрительным, только не с мародерами. Может, они поссорились, а Сириус не знал об этом? — Кстати, об этом, — говорит ничуть не обеспокоенный Питер, заканчивая есть, прежде чем повернуться к Сириусу. — Я думал о том, что ты сказал. Ну, о том, чтобы поработать над амулетами, чтобы их могли использовать маглы. А вот это уже интересно, Сириус почти успел забыть об этом. Он радостно кивает. — Да! Нашел что-нибудь? Питер взмахивает рукой — «ну как сказать» — и слегка морщится. — Это не так просто, как тебе кажется. Я знаю, что вы не изучали Древние Руны и Арифмантику, так что буду краток, — говорит он, очевидно гордясь тем, что он знает о чем-то, о чем не знают Джеймс и Сириус. Сириус снисходительно улыбается. — Руны сами по себе не обладают магией. Как и при обычном заклинании, заклинатель должен зарядить их магией. — Отлично, — с энтузиазмом говорит Сириус. — То есть ты можешь нарисовать руны, зарядить их, и они будут работать на маглах? Питер закатывает глаза. — Я бы мог, но по силе и эффективности это будет то же самое, что и Трансфигурация. — То есть, краткосрочно? — уточняет Джеймс, подаваясь вперед. Он уже успел позабыть о своем странном настроении при упоминании новой загадки. — Именно, — соглашается Питер. — Кроме того, рунам нужно куда больше силы, чем обычным заклинаниям, в зависимости от сложности их цели. Например, базовая круговая руна, направленная на усиление… Сириус стонет, поднимая руки. — Ближе к сути, Хвост! Фыркнув, Питер отмахивается от него. — Да, ладно, это все равно не важно… Я пытаюсь сказать, что заряжать руны заранее не имеет смысла, их хватит на час-два максимум. — То есть, нам нужно найти способ зарядить их на подольше? — спрашивает ничего не понимающий Джеймс. — Подожди-подожди-подожди. — Сириус достает свой амулет. — Эти штуки отлично работают уже несколько недель. Как это возможно? Питер кивает. — Потому что они постоянно подпитываются твоей магией, — объясняет он. Джеймс издает звук, полный отвращения, и опасливо косится на свой амулет. — Как магические пиявки? — Все не так плохо, — пожимает плечами Питер. — Им не нужно много силы для работы, ты едва замечаешь это. Сириус щурится, смотря невидящим взглядом на постер с Гарпиями, который Джеймс повесил над камином. Что-то не дает ему покоя. — А как же Ремус? — внезапно осеняет его. — Он магл, а его амулет работает нормально! Может ли… Может, Ремус все-таки не магл? Сириус думал уже об этом, но что-то не складывалось. Мог ли он быть волшебником и не знать об этом? Если его укусили, когда ему было пять, а потом отдали в стаю, то он мог еще и не сталкиваться со вспышками стихийной магии… Может, он маглорожденный? Такой шанс ведь тоже есть? — Это потому, что амулеты связаны, — говорит Питер, руша надежды Сириуса. — Думаю, его амулет подпитывается от наших. — Оу. — Сириус хмурится, откидываясь на спинку дивана. — Ясно. — Это не сработает с маглами? — спрашивает Джеймс, возвращая их к первоначальной теме разговора. — Даже если магические существа? Питер поджимает губы и качает головой. — Не уверен, в книгах об этом почти ничего нет, — признает он. — Но я нашел другие способы зарядить руны магией. И внезапно Сириус видит стеснение на его лице, и ему весело. Это похоже на то, что они снова вернулись в Хогвартс, придумывают пранк, и Питер появляется из ниоткуда с блестящей идеей, от которой он в восторге, но вместе с тем он немного стыдится ее. — Рассказывай давай, Хвостик, — фыркая, подначивает его Джеймс. — Твоя магия не единственный источник для подзарядки рун, — нерешительно говорит Питер. — Есть и другие способы. — Он замолкает, смотря на них. — Например, кровь… Сириус смотрит на него, широко раскрыв рот. Магия крови? Внутренности скручивает, и Сириус жалеет, что поел совсем недавно. — Это вообще законно? — вскрикивает Джеймс, и Сириус оглядывается на него, встречая точно такой же ужас на лице друга. Питер бледнеет и вздрагивает. — Это… серая зона, — бормочет он. — Не темная магия, но и не не темная магия, понимаешь? Как только в деле замешаны части человеческих или магических существ, то это сразу подпадает под запрет и считается темной магией. — Тогда почему мы говорим об этом? — Послушай меня, — умоляет Питер, и хоть он выглядит напуганным и взволнованным, в его глазах есть этот блеск, который появлялся каждый раз, когда он сталкивался с какой-то академической проблемой. — Это не относится к темной магии, если не пролито ни капли крови! — Я запутался, — бормочет Сириус. — Как ты зарядишь амулет кровью, не проливая крови? — А я и не говорил ничего об амулетах, — вяло исправляет его Питер, ковыряя торчащую на брюках нитку. — Поверхность, на которой выведена руна, тоже важна. В зависимости от руны можно использовать различные материалы, но к большинству подходят органические материи. Почва, дерево, кожа… — Его лицо принимает извиняющийся вид, — …плоть. Сириус прикрывает рот, а потом его губы растягивает медленная улыбка, в груди начинает зарождаться восторг. — Это, мать его, гениально! — Это безумие, — сухо говорит Джеймс. — Серьезно? Ты хочешь нанести руны на чью-то кожу? Ты с ума сошел? Питер морщится. — Звучит хуже, чем есть на самом деле, — поспешно говорит он. — Есть много областей, где руны используются в качестве меры для восстановления людей, пострадавших от различных проклятий с необратимым эффектом! Если проклятие нельзя разрушить, то его скорее всего можно сдержать рунами и не дать ему распространиться по телу. Это зависит от того, как быстро нарисуют руны… Джеймс задумчиво хмыкает, с его лица пропадает отвращение. — Я читал о чем-то подобном, — признается он. — Что? Я изучил историю Мунго! У них есть целое отделение для магически помешанных. Отделение Януса Тики, помнишь? Сириус усмехается, видя, как защищается Джеймс, словно боится, что кто-нибудь назовет его заучкой из-за того, что ему интересна его будущая карьера. — Так что, надо высечь руны на коже? — хмуро спрашивает Сириус. — И дождаться, пока останутся шрамы? Питер качает головой. — Я скорее думал о татуировках, — неловко говорит он. — Можно сделать магические татуировки, так почему не набить руны? Джеймс с прищуром смотрит на него. — Ты? Думаешь о магических татуировках? — с вызовом спрашивает он. — И с чего такие мысли? — Да какая разница-то, идея же замечательная! — говорит Сириус, отмахиваясь от Джеймса с его ненужными расспросами. — Кто-то этим занимается? — В этом все и дело… — вздыхает Питер, ерзая на месте. — Никто этого не пробовал… По-крайней мере, записей об этом нет. — То есть ты предлагаешь поэкспериментировать с магией крови, которую никто нормально не исследовал, на маглах? — Джеймс разочарованно качает головой. — Ты слетел с катушек. — Это не магия крови! — слабо возражает Питер. — И я провел исследования! Просто нет практического руководства. Нам не нужно пробовать сразу на всех, только на одном, чтобы понять, что будет… — О, черт побери! Как будто это лучше, чем… — Я готов, — решительно говорит Сириус, и они резко перестают спорить. Сириус по очереди смотрит на них и кивает. — Давайте попробуем на мне и посмотрим, что будет. Если все будет хорошо, поспрашиваем остальных, вдруг они тоже захотят. А если нет, то, я уверен, мы найдем способ избавиться от татуировки. Джеймс окидывает его недоуменным взглядом. — С ума сошел? Сириус смеривает его ответным взглядом, уже приняв решение. — Нет. Просто я не трус. Джеймс заливается краской, улавливая намек, и чертыхается, но замирает, видя недовольного Сириуса. Оскалившись, он встает с пола и подбирает пустые тарелки. — Ладно. Делай, что хочешь. Пусть он хоть на куски тебя порежет, если тебе так хочется. Мне без разницы, — кидает он через плечо, прежде чем уйти. Сириус смотрит ему вслед с тяжелым чувством, но не предпринимает ничего, чтобы остановить его. Если Джеймс хочет повыделываться, то пусть дуется в одиночестве. Он не видел того, что видел Сириус, не был там во время нападения, не представляет, каково это — когда у тебя на руках умирают люди, а ты ничего не можешь с этим сделать. В какое сравнение со всем этим идут какие-то там татуировки? Сириус оглядывается на притихшего Питера. — Давай сделаем это. Питер сглатывает, смотрит на решительного Сириуса, потом на дверь, за которой скрылся Джеймс, и медленно кивает.

***

— И с тех пор вы не разговаривали? Ремус водит кончиками пальцев по голой груди Сириуса, почти касаясь рун, выбитых на нем от солнечного сплетения и до самого живота. — Не то чтобы, — вздыхает Сириус. — Он не игнорирует меня. Но и больше, чем «доброе утро» или «передай мне соль» он не говорит, понимаешь? Ремус в ответ лишь хмыкает, от этого звука вкупе с легкими касаниями по спине Сириуса пробегают мурашки. Он хватает Ремуса за руку, прерывая его бездумные исследования, за которыми он провел последний час, и кладет его ладонь себе на грудь. Татуировки больше не болят, но Сириус прекрасно ощущает их присутствие на своем теле. Они словно живые, немного теплее, чем остальное тело, лениво движутся под кожей. Это не неприятное чувство, просто другое, и он еще не привык к этому ощущению. И теперь его грудь стала гораздо чувствительнее. — Ты же не против? — спрашивает Сириус, пытаясь (возможно, безуспешно) прозвучать беспечно. Ремус поднимает на него взгляд, его глаза мягко блестят в темноте комнаты, и слегка наклоняет голову. — Это твое тело, — просто говорит он. — Никто не имеет права говорить тебе, что с ним делать. — Это не ответ на мой вопрос, — бормочет Сириус, сжимая руку Ремуса, лежащую у него на сердце. Оно бьется быстрее, чем обычно, и Сириус чувствует это даже сквозь их ладони, но его не особо волнует то, что Ремус тоже об этом знает. Он знал, даже если бы стоял на другой стороне комнаты. От него ничего не спрячешь. — У тебя должно быть свое мнение на этот счет. — Нет, я не против, — слегка раздраженно отвечает Ремус. — Я думаю, тебе идет. — Он вздыхает и высвобождает большой палец из хватки Сириуса, проводя им по краю руны. — Но я боюсь, что они могут навредить тебе. Я не хочу говорить, что Питер не знает, что он делает, но ты здорово рискуешь, проверяя его идеи на себе. Сириус фыркает и отпускает его, убирая руку обратно под голову. Он прекрасно знает о рисках, но и о потенциале ему тоже известно. Известно, что это может значить для стаи, если у них появится дополнительная защита от магии, против которой они сражаются. — Кто-то должен был сделать это, — говорит он. — И я единственный, кто был готов. Проходит целое мгновение тишины, Сириус рассматривает усталым взглядом трещины на потолке Ремуса. Прошлой ночью было новое нападение, неожиданное. Трое человек погибли, и это только те, кого Сириус видел. И он не знает, сколько еще просто не вернулись на базу. Он боится спрашивать. — Я бы сделал, — шепчет Ремус. — Это должен был быть я, а не ты. Только не ты. Сириус смотрит на него, но Ремус избегает его взгляда, смотря вместо этого на его грудь с таким выражением, что Сириус боится, что он просто вырвал бы чернила из его кожи, если бы только мог. Глубокая тоска, успевшая поселиться внутри Сириуса, начинает терзать его и причинять боль от этих слов. Его личное чудовище, которое Сириусу все сложнее сдерживать, стоит им оказаться рядом. Ремус тоже это чувствует? Он слышит его любовь так же, как слышит его злость, страх и возбуждение? — Вот тут-то ты и ошибаешься, — с кривой улыбкой тянет Сириус. Он хочет сказать больше. Слова бьются о его зубы, стремясь вырваться наружу. Он сглатывает и снова замолкает. Ремус качает головой. Он тоже чувствует эту пустоту на месте того, где должно быть продолжение. Сириус не может сдержать горечи, осевшей на языке, — Ремус тоже ничего не говорит. Потому что, разумеется, ему нечего сказать. По крайней мере, не о том же притяжении, что чувствует Сириус. Но зато у Сириуса есть хотя бы это. Ремус, лежащий возле него, и их переплетенные ноги поверх скомканных простыней. Эта работа, изматывающая и уничтожающая, но вместе с тем стоящая всего, когда Сириус видит, как его заклинания помогают раненным людям, которые уже почти потеряли надежду. Длинные ночи, ленивые утра, тихие разговоры, смешки и нежные прикосновения. Этого достаточно. — Я благодарен за все, что ты делаешь, — говорит Ремус, его голос напряжен, почти срывается. — Но иногда… Иногда я жалею, что попросил тебя об этом. Надо было отпустить тебя и забыть о том дне, как о страшном сне. Сириус знает, что Ремус не это имеет в виду, не может иметь этого в виду. Он сожалеет не о них. Но живот все равно скручивает, и Сириус делает резкий вздох сквозь зубы, почти на физическом уровне ощущая боль. — Зачем ты такое говоришь? — Потому что ты заслуживаешь не этого, — горько отвечает Ремус. — Ты заслуживаешь быть счастливым. Беззаботным, свободным, ярким. А не уставшим и измотанным, покрытым пятью слоями крови и пороха. — Я счастлив, — упрямо спорит Сириус. — Мне кажется, мы уже говорили об этом. Я здесь, чтобы делать правильные вещи. — Ты не должен делать правильные вещи, — говорит Ремус. — Ты должен думать о себе. Сириус усмехается и поднимает руку, чтобы провести по коротким волосам Ремуса так, как он делал уже не раз. Ремус льнет к прикосновению, как собака, просящая ласки, и Сириус думает о том, осознает ли Ремус эти маленькие жесты, когда он человек? Как он иногда наклоняет голову, или нюхает воздух, или срывается на рык, обуреваемый эмоциями. — Когда ты сам думал о себе? И теперь Ремус смотрит ему в глаза. Он проводит руками по его груди, ключицам, обвивает пальцами шею так, что Сириус слегка вздыхает, и взбирается дальше, к его челюсти. — Я больший эгоист, чем ты обо мне думаешь, — невесело отвечает Ремус. Он проводит пальцем по нижней губе Сириуса, и Сириус осторожно облизывает его. Между ними проскакивает почти видимая искра, дыхание Сириуса перехватывает, когда Ремус проскальзывает пальцем ему в рот. Сириус улыбается, обводя языком подушечку и посасывая; от того, как глаза Ремуса становятся ярче, его бросает в дрожь. Ремус цепляется большим пальцем за его нижние зубы, остальной рукой крепко держит его за челюсть, и с силой открывает его рот, прежде чем податься вперед и утянуть Сириуса в влажный поцелуй. Сириус стонет, не задумываясь о том, как неловко это выглядит со стороны. Ремус не всегда такой напористый, но когда это происходит, Сириус особенно радуется. Полнолуние было неделю назад, еще слишком рано, чтобы Ремус был на грани, так что это все он. — Прикоснись к себе, — командует он, отнимая руку от лица Сириуса и кладя ее ему на шею. Сириус сглатывает, чувствуя давление на кадыке — не сильное, едва заметное, но намек понятен. Он знает, если бы Ремус захотел, он мог бы его задушить. Сириус слегка запрокидывает голову, обнажая горло еще сильнее, и Ремус одобрительно хмыкает, на мгновение надавливая на линию пульса. Голова Сириуса идет кругом. Намеренно не спеша, Сириус проводит рукой по груди, ненадолго останавливаясь на кольце в соске, прежде чем спуститься по рунам к низу живота. Ремус внимательно следит за его рукой, делая резкий вдох, когда Сириус обхватывает пальцами вставший член. Он улыбается, раздвигая ноги настолько широко, насколько это возможно на узкой кровати, перекидывая одну через лежащего возле него Ремуса. Если Ремус хочет шоу, Сириус ему его устроит. Ремус снова смотрит на его лицо, щурится и немного приподнимается на локте, чтобы схватить его свободной рукой за волосы, буквально пригвождая его голову к постели. — Не зазнавайся, — предупреждает он. Сириус не может сдержать сорвавшегося с губ всхлипа, когда он начинает поглаживать себя. Он чувствует себя до невозможности обнаженным, все его чувства обострились — он чувствует каждое свое прикосновение, чувствует вес рук Ремуса на себе, чувствует прохладный воздух на влажной коже. Всего этого почти слишком много. — Хороший мальчик, — горячо бормочет ему на ухо Ремус, и Сириус чувствует его улыбку, вздрагивает, слыша эти слова, принимается двигать рукой быстрее. — О, тебе это нравится, не так ли? Сириус пытается кивнуть, не в силах выдать осмысленный ответ, но не может пошевелить головой, сдерживаемый ладонью Ремуса. Он вздыхает, по телу прокатывается волна удовольствия, забирая с собой любое желание выставить себя напоказ. Все, что имеет значение, это рука на его члене, скользкая от смазки, и Ремус, лежащий возле него, удерживающий его на месте и дышащий ему на ухо. Он чувствует, что уже близко, знает себя достаточно хорошо и понимает, что еще два-три толчка и все. С невероятным усилием Сириус заставляет себя остановиться, тяжело дыша, с телом, напряженным как стрела, и спрашивает: — М-можно мне… — Сириус сухо сглатывает, хватая себя за основание, сам факт того, что он просит разрешения, уже подводит его к краю. — Пожалуйста, можно мне кончить? Ремус… — О, блять, — хрипит Ремус, и Сириус чувствует, как его член, прижавшийся к боку, подергивается. — Да… Кончи, щеночек. Сириус закусывает губу, подавляя вскрик, и отчаянно и резко проводит рукой по всей длине. Он кончает, дергая бедрами вперед, и Ремус стонет ему на ухо, пока он дрожит как лист на ветру. — Блять, — снова говорит Ремус, на этот раз томно. Он убирает руку с шеи Сириуса, и Сириус почти скучает по этому ощущению, но потом Ремус обхватывает рукой, перемазанной спермой Сириуса, свой член, и, Мерлина ради, это самое горячее, что Сириус только видел. — Мне понравилось, как ты попросил разрешения. Ему не нужно много времени, может, несколько толчков, прежде чем он изливается с низким рыком, прижавшись лбом к влажному виску Сириуса. Сириус лениво улыбается, думая, что на его руках и ногах лежит тяжелый вес, и вздыхает. — Мне понравилось, как ты разрешил, — с улыбкой говорит он. — Может, в следующий раз ты попробуешь сказать «нет». Ремус фыркает и целует его в щеку. — Забавно, что ты считаешь, будто я могу тебе отказать. Сириус смеется над этой шуткой. Если его сердце сжимается, а в животе что-то переворачивается, то никому не нужно об этом знать.

***

— Сириус. От этого звука сердце Сириуса начинает биться быстрее, и он резко разворачивается на пятках, чуть ли не сбивая бедного Питера с ног, когда он отскакивает в сторону, чтобы не врезаться в идущего позади них человека. Косая Аллея сегодня особенно переполнена — конец августа, и все выбрались за покупками к школе. Сириус не должен был удивляться тому, что встретит здесь кого-то знакомого, но он все равно удивлен. — Регулус. Они смотрят друг на друга с секунду, которая, кажется, растягивается в вечность, а толпа движется вокруг них, как приливная волна. Питер издает странный звук, пытаясь удержать в руках многочисленные пакеты и сумки. Ему нужно было что-то для его текущего проекта по Рунам, и Сириус предложил сходить с ним, лишь бы только не оставаться с Джеймсом наедине. Они все еще не помирились, и Сириус почти что не помнит, почему они вообще поссорились. Регулус выглядит так же, как и всегда — как лучшая, отточенная версия Сириуса. Волосы подстрижены короче, едва ли достают до ушей, совсем как сейчас модно у волшебников. Но одна непослушная прядка все еще здесь, вьется надо лбом. Теперь Регулус выше Сириуса, или, может, дело в его ботинках из драконьей кожи, или в том, что его огромное эго заставляет его казаться больше. Сириус не может сказать наверняка. Он один, впервые не окружен кучкой чистокровных волшебников, без пристального взгляда Вальбурги. Вся его поза кричит о расслабленном безразличии — то, как он беспечно прислоняется к стене магазинчика Фортескью, то, как он держит новенький котел, даже неформальный покрой его мантии. Но Сириус хорошо знает его, и он видит, как напряжены его плечи, видит недовольство на его губах, видит бледные тени под глазами. Должно быть, лето выдалось особенно плохое. — Таскаешься со своим маленьким дружком-крысенышем, как я посмотрю, — тянет Регулус, косясь на Питера, гораздо ближе к правде, чем он мог бы предположить. Сириус слегка усмехается. — Ждешь, пока мамочка сделает свои дела, как я посмотрю, — парирует Сириус, передразнивая его тон. Регулус окидывает его невпечатленным взглядом, но выглядит все таким же раздраженным. Значит, сегодня он один. Это хорошо, Сириус мог бы обойтись и без нежданного семейного воссоединения посреди Косой Аллеи. — Я слышал, ты поступил на Целителя, — говорит Регулус, намеренно медленно проходясь взглядом по всему телу Сириуса, что для других выглядело бы снисходительно. Но Сириусу лучше знать, поэтому он осторожно показывает ладони и прячет руки в карман — жест, значащий «со мной все в порядке», который они придумали много лет назад. Регулус моргает. — Поздравляю. Неудивительно, что Блэки слышали о том, чем он решил заняться. Они, в конце концов, были крупнейшими спонсорами Святого Мунго, и если Сириуса отлучили от рода, это еще не значит, что они не наводили о нем справки. — Новости быстро разлетаются, — выплевывает Сириус. Он чувствует, как Питер сжимается позади него, но Сириусу сейчас не до того, чтобы проверять, как он. Все его внимание приковано к младшему брату. — Не так быстро, как летают совы, — поддевает Регулус. — Но я думаю, ты слишком занят тем, что играешь в магла. Сириус с прищуром смотрит на него. Новость о целительстве была довольно очевидной, но это? Откуда они знают, где сейчас живет Сириус? Питер неловко прочищает горло и бормочет: — Эм… Я… Да, я, пожалуй, буду… там. И убегает Мерлин знает куда, в попытке убраться подальше от неприятного разговора. То, как меняется Регулус, поразительно. Вся фальшь исчезает за секунду, и он даже отходит от стены, наклоняясь вперед. Сириус делает почти незаметный шаг ему навстречу. — Как ты? Регулус долго смотрит на него. — Нормально, — отвечает он, звуча устало и пусто. — Не могу дождаться, когда уеду в Хогвартс. — Я представляю, — бормочет Сириус, нервно закусив губу. — Насколько все плохо? То, как морщится Регулус, говорит само за себя. — Давай скажем, что теперь у них гораздо больше свободного времени, раз тебя больше нет, чтобы занять их, — ворчит он, качая головой. — Рег, я… Сириуса перебивает взмах руки, и во взгляде Регулуса мелькает что-то похожее на чувства, а потом он снова становится темным и холодным. — Тебе пришлось. Я был там. Я справлюсь. — Рег, — говорит Сириус чуть сильнее и хватается пальцами за рукав его мантии, — если нет, то тебе есть куда идти. Ты ведь знаешь об этом, да? — Я буду в порядке, — настаивает Регулус и хмурится. — А ты? Сириус, я должен тебе сказать, все не то, чем кажется… Есть силы, люди говорят… — Он оглядывается по сторонам, но никто не обращает на них двоих никакого внимания. — Что-то грядет. Нет, с горечью думает Сириус, оно уже здесь. Но все равно мило, как Регулус, из всех людей, решил предупредить его о войне. Не правительство, не газеты, не родители Джеймса. А Регулус Блэк. Откуда он вообще знает? Блэки как-то в этом замешаны? — Я знаю, — говорит Сириус и тянет его за рукав. — Рег, держись от этого подальше. Ты слышишь меня? Чем бы ты не занимался, держись от всего этого подальше. В глазах Регулуса появляется опасный блеск, и он вырывает руку из хватки Сириуса. — Не говори мне, что делать, — отвечает он сквозь стиснутые зубы. — Ты понятия не имеешь… Два месяца назад Сириус бы взорвался. Сейчас он чувствует себя совершенно другим человеком и видит то, что по-настоящему скрывается за реакцией Регулуса. Страх. — Послушай меня, — снова говорит Сириус, впиваясь в него взглядом. Регулус рвано сглатывает. — Это не просто твой старший брат командует тобой. Я умоляю тебя, Регулус. Я встану на колени, если хочешь. Держись от этого подальше. Поговори со мной, если тебе это нужно. — Ты просто позорище, — фыркает Регулус, но его голос чуть подрагивает, и он снова отчаянно разглядывает лицо Сириуса, словно что-то ищет. — Мне пора идти. Он разворачивается, чтобы уйти, и Сириус успевает схватить его за локоть до того, как он растворится в толпе. — Регулус. Регулус замирает, оборачивается, его взгляд смягчается, всего на секунду. Он убирает с себя ладонь Сириуса свободной рукой, но его пальцы сжимают пальцы Сириуса, всего на секунду. Он медленно моргает. А потом его нет, толпа уносит его прочь, пряча среди сотен прохожих. Сириус громко выдыхает и качает головой. Он правда надеется, что этого было достаточно.