Libertango

      Лето. Солнце. Жара.       Город просто задыхался и изнывал, а летним зноем пропиталось вокруг буквально всё настолько, что было сложно дышать. Арсению было душно, он уже весь взмок от усердия, а пальцы еле сгибались, но он, стоя уже без футболки у пюпитра, вновь и вновь зажимал струны и водил по ним смычком с такой же экспрессией, что и час назад. Совсем не лениво, а с чувством и пониманием. Любой бы сдался, отложил, пожалел бы себя… но Арс не жалел, ведь это не было наказанием, а репетиция не была простой необходимостью.       Вивальди.       Скрипка для Арса была целым миром. И пока соседские мальчишки носились по двору, пиная мяч или зарабатывая первые деньги на более-менее настоящей работе, шестнадцатилетний Арсений каждый день тратил часы на репетиции. И это, на удивление, не было рутиной или глубоко разочаровавшей детской мечтой. Он обожал свой инструмент и музыку, которая, словно ручеёк, лилась из-под тонких, но натренированных пальцев.       Цикл «Времена года» юноша просто боготворил, был готов бесконечно слушать его и играть. Мечтал когда-нибудь стать солистом и исполнить его на большой сцене, чтобы целый оркестр аккомпанировал только ему одному, чтобы рекой лились цветы, а зал просто утонул в гуле аплодисментов. И всё только для него. Все аплодисменты, улыбки, восхищённые вздохи, портреты на афишах по всему городу… Только ему одному. И плевать, что вряд ли такое в большом оркестре было возможно. Арсений был полон надежд… нет, даже точно знал, что однажды обязательно станет тем самым музыкантом с мировым именем.       Гроза.       «Гроза» была у Арса любимой частью цикла. Духота усиливалась, и за окном действительно стала собираться самая настоящая гроза. Где-то вдалеке уже слышались раскаты грома, да и в целом потемнело. Юноша размял затёкшую от долгой игры шею и прикрыл глаза, вслушиваясь. Душный воздух будто застыл в огромном напряжении, ожидая мощнейшей разрядки, но её всё не было. «Сейчас… нет, не сейчас. Давай уже…» Арсений открыл глаза и занёс руку со смычком над струнами, замерев в ожидании следующего удара грома. Сердце стучало громко, и каждый удар отдавался в ушах, заставляя дышать глубоко и думать только о том моменте, как грянет гром, как будто больше ничего в этом мире не имеет смысла.       Сверкнуло.       Свет молнии озарил собой комнату. Арсений сделал глубокий вдох и с первым раскатом грома начал играть. Всё-таки Вивальди был гением, его бессмертные произведения с самого детства заставляли Арса замирать и вслушиваться в каждую нотку, чтобы он мог прочувствовать и ощутить их на себе. И вот сейчас, играя под шум грозы ту самую «Грозу», юноша по-настоящему наслаждался. Наслаждался как музыкой, атмосферой, звучанием своего верного инструмента и, конечно же, собой.       В музыкальной школе его прозвали виртуозом, сейчас — в музыкальном училище — он был на голову выше сверстников как в прямом, так и в переносном смысле. Преподаватели неустанно нахваливали и восторгались его талантом, а сокурсники завидовали, кто тихо, а кто… даже не скрывая. Впрочем, Арсению не было до этого никакого дела, ведь он должен был работать над собой, постоянно совершенствоваться, а не опускаться до дрязг с будущими конкурентами, которые тратили драгоценное время на зависть, а не на репетиции.       Пальцы ловко скользили по струнам от ноты к ноте, а рука со смычком шла легко, будто и не отыграла до этого несколько пьес. «Гроза» под шум грозы была великолепна, и Арсений безумно гордился собой, своим талантом и стараниями. Каждая нота была точна и красива, ласкала слух и была поводом для гордости. Ведь это было самое настоящее искусство.       Гроза быстро затихала. Она грохотала уже где-то вдали. Заканчивалась и «Гроза». Всего три минуты, но какие! Так идеально — мечта любого перфекциониста. Но вдруг слух резанула слишком внезапная фальшивая нота. Арсений даже не понял, как так получилось, и продолжил играть. Но за ней последовала ещё одна, и ещё… такие тихие и приглушённые. Не его ноты. Не мог виртуоз, окончивший музыкальную школу с отличием, а теперь лучший скрипач курса в училище делать такие ошибки. Глупые, неумелые… совсем детские. Доиграв пьесу до конца, юноша замер, вслушиваясь в громкие звуки, доносившиеся из-за стены. Они не смолкали, только ещё больше раздражали уши, хотя кто-то — и Арс даже знал, кто это был, — очень старался. Бережно положив скрипку в футляр, Арсений размял уставшие шею и плечи, потянулся, надел футболку и, хихикая себе под нос, выбежал в тапочках на лестничную клетку. Злиться смысла просто не было, откуда-то даже взялось нетипичное любопытство. Конечно, и прекратить эти адские звуки хотелось, ведь они совершенно не ласкали слух. И даже когда Арс позвонил в звонок, фальшивые ноты не прекратились, будто бы для того, кто их издавал, какой-то звонок в дверь был сущим пустяком, который не стоил того, чтобы на него отвлекаться.       Дверь открыла молодая женщина — хорошо знакомая соседка Майя, которая была всего на десять лет старше самого Арсения. Познакомились они чуть больше восьми лет назад, когда семья Шастунов в ожидании первенца только заселялась в этот дом. Арсению было восемь, но он рвался помогать носить вещи, ведь его папа пошёл, а чем он был хуже? Такой маленький и важный мужичок, как хихикали соседи, подружился с Майей, часто забегал к ней на чай, когда родители были на работе, и играл для неё на скрипке, ведь она сказала, что обожает этот инструмент. Тогда он умел не то чтобы много, да и играл не совершенно, хоть уже довольно складно, но Майя всё равно была в восторге и всячески подбадривала, мастерски делая вид, что фальшивых нот не замечала. Когда же у Майи родился сын, Арс продолжал забегать к соседям в гости. Маленький Антон был для него вместо младшего братишки, которого он просил у родителей вместо вредной старшей сестры и искренне в ранние годы не понимал, зачем родителям нужна эта хмурая дочь с редкой кислой улыбкой, когда можно было обзавестись ещё одним сыном. К своим восьми же он всё прекрасно понимал, и младшему — пусть и не родному — брату был рад. Ведь Антон был всё ещё лучше сестры, которая только отмахивалась, требовала не путаться под ногами и показательно забирала последние конфеты из вазочки, даже не предлагая разделить.       Но годы шли, рос Арсений, всё больше посвящая себя и свою жизнь скрипке. К Антону он как-то подостыл, восьмилетняя разница в возрасте всё же сказывалась. Ну, соседский ребёнок и ребёнок, чего бубнить-то? К Майе и её сыну Арс по-прежнему относился хорошо, но не более… всё-таки между ними сама по себе возникла какая-то пропасть, которую преодолевать просто не было смысла. Здоровался, если встречал, дежурно интересовался, как дела, отмахивался от Антона, если тот доставал или слишком увлекался своими детскими рассказами. А тут… что-то ёкнуло внутри, когда Арсений услышал скрипку где-то за стеной.       — Арсюш, привет, — улыбнулась Майя, увидев, кто к ней пришёл. — Ты жаловаться? Мы тебе помешали, да? Прости, пожалуйста. Антошу было не удержать, хотя я пыталась уговорить его подождать, пока ты закончишь, но он очень хотел поиграть с тобой.       Ужасные звуки скрипки всё не прекращались, и Арсений, еле сдержавшись, чтобы не поморщиться, выдавил вежливую улыбку:       — Нет, не помешали, я уже закончил, всё в порядке. А это… это у Антона серьёзно, или так — попробовать решил?       — Ты очень его вдохновляешь, дорогой, — мама Антона улыбнулась снова и освободила дверной проём. — Проходи, чего на пороге стоять? Сейчас чайник поставлю, посиди с нами, как в старые добрые, если уже закончил репетировать. И Антон будет только рад. Ну что?       — Да… спасибо, — Арсению стало почему-то неловко, и он даже не успел подумать, что в такую жару чай сделает только хуже. Он прошёл в большую комнату, которая как раз стенкой граничила с большой комнатой его квартиры. Там, стоя на ковре босыми ногами и высунув язык от усердия, уже второклассник Антон мучил себя, свою скрипку, а заодно и всех соседей. Всё-таки за эти годы они привыкли только к одному скрипачу в доме, который уже чего-то да умел, и даже восхищались его игрой, иногда приходили послушать… но смогут ли они вытерпеть становление второго? А сможет ли вытерпеть сам Арсений? Всё-таки ему надо играть много и каждый день, но ведь и Антону, если он решит заниматься, это тоже будет нужно ничуть не меньше.       — О, Арс, привет! — заметив гостя, Антон заулыбался совершенно искренне и играть прекратил. — Я тоже решил стать скрипачом, как и ты, прикольно, да?       — Очень, Антош, — Арс вздохнул, вспомнив, как в восемь уже вовсю играл, ведь занимался скрипкой года три, не меньше. И в восемь его жизнь была определена, впрочем, он сам этого хотел и твёрдо знал, а не баловался. — Но ты же понимаешь, что для того, чтобы стать скрипачом, придётся очень много играть, стараться, даже когда захочется смотреть мультики или гулять… Придётся приложить очень много усилий. Тебе может быть сложно, пальцы будут болеть, спина, шея… Ты тысячу раз захочешь всё бросить, но если это твоё, ты будешь потом сильно жалеть. Понимаешь, это сейчас кажется, что будет легко. Мне тоже так казалось. Только это очень сложно… но безумно красиво. Ты… ты готов ко всему этому?       — Ага! — со всей детской непосредственностью кивнул мальчик. Ведь он даже и не подозревал, какие годы мучений его ждут, если не отступится. Наверняка даже не понял половину из того, что с серьёзным видом задвигал ему Арсений, а вторую половину прослушал, потому что речь была слишком пламенной. — Я хочу быть, как ты, когда вырасту. Таким же классным, Арс.       — Будешь. Обязательно будешь.       Пусть маленький сосед иногда донимал его, когда они случайно сталкивались во дворе, сейчас Арсений не чувствовал раздражения, как бывало в последние годы. Он подошёл к Антону, глядевшему на него снизу вверх, и потрепал по волосам. Так мягко и дружелюбно, что Антон аж засветился от счастья. Так мало ему надо было для счастья в его-то годы! Арсений не мог знать наверняка, но подозревал, что был для своего соседа подобием кумира, идеалом, к которому маленький человек захотел стремиться. Конечно, Антон мог ещё много раз передумать и пожелать быть, например, врачом или юмористом… кем угодно, только не скрипачом. Но пока он был мал и полон надежд о прекрасном будущем, Арсу отчего-то очень хотелось его поддержать. Разделить самое дорогое, показать свою самую большую любовь.       Сквозь серые тучи за окном стало пробиваться солнце, а Арсений в порыве каких-то непонятных чувств плюхнулся на колени, чтобы быть с Антоном одного роста, и порывисто прижал соседского мальчишку к себе. Он чувствовал ответственность за этого маленького человека и его желание избрать именно такой путь, а Антон лишь стоял столбом, ведь в руках были смычок и скрипка, но при этом заливисто смеялся.       — Арсюш, что насчёт сока и мороженого? — в комнату вернулась Майя и застыла на пороге. — Мальчики… вы чего?       — Тётя Майя, если Антон действительно захочет быть скрипачом… я всё сделаю, чтобы у него получилось, — прошептал Арсений, особо даже не думая. За него сейчас говорила любовь — его бесконечная любовь к музыке, за которую он был готов душу отдать. И передать эту любовь маленькому человечку, который только хотел начать свой путь… показать ему, насколько прекрасен этот мир, состоящий из нот. Но все высокие чувства отодвинули занывшие колени, так что Арс поднялся на ноги и потрепал мальчика по волосам снова.       — Арсений…       — Правда, я очень хочу помочь. Антон, что думаешь?       — Я скоро буду играть, как ты? — в зелёных глазах Антона заплясали восторженные огоньки. — Так же круто?       — Однажды обязательно будешь. Я обещаю.       Антоша улыбался, смотрел доверчиво — судя по всему, Арсу он безоговорочно верил. Как будто Арсений был для него кем-то вроде супергероя из комикса, который вдруг сошёл с его страниц и предложил помочь с важной миссией или поучаствовать в самом увлекательном приключении в его жизни, а, может, и спасти мир.       Арсений потом долго и сам не мог понять, чем был обусловлен этот порыв. Наверное, тем, чтобы просто не слушать из-за стены фальшивые ноты? Ведь скрипку он любил до потери пульса, и ему, правда, было больно, когда неумелые руки выжимали из неё поистине нечеловеческие звуки. А, может, всё-таки в глубине души проснулась былая теплота к Антону — неродному младшему братишке.       Как бы то ни было, Арс осознал, что путь предстоит долгий, и отступаться уже было поздно. Впрочем… он и не собирался, ведь его желание было действительно искренним.