Гарри Поттер и Уроки Гостеприимства

      Пытаясь в полумраке не убиться об всякие раскиданные обломки стен, упавшие с них же и погасшие столетие назад факела, и всё, что обычно сопутствует разрушениям такого масштаба, Гарри старался сохранять относительную бодрость духа и некое подобие оптимизма.       Сырые стены катакомб, словно слепые свидетели вековых страданий, облеплены мхом и плесенью. Гарри казалось, что из полумрака вот-вот выползут призраки тех, чьим трудом это всё когда-то возводилось и обустраивалось.       Конечно, те люди не были невинными, они должны были нести своё соразмерное преступлению наказание, но Азкабан, возведённый на крови и костях на острове смертников, никогда не был справедливым местом. Сосланные сюда получали билет в один конец, и очень редко для кого-то добивались оправдательных вердиктов. Да и добивались чаще всего уже тогда, когда оправдывать было некого. Освобождённые навсегда утрачивали ясность рассудка и человеческие качества, оставаясь лишь тенью напоминания о том, какими они когда-то были.       Грунтовые воды, просачиваясь сквозь трещины стен где-то вдалеке, по капле заполняют коридоры, превращая их в зловещие зеркала, отражающие редкие всполохи факелов.       Иногда, лужицы на полу даже замерзали, превращая и без того травмоопасный путь в каток, с риском перелома половины конечностей.       На таких участках Гарри держался за Антонина особенно крепко, а Долохов шёл, практически не отрывая ног от земли, как пингвинёнок. Холодный воздух постепенно морозил лицо и руки, Поттер был готов поклясться, что видел пару раз облачко пара, созданное его дыханием.       — Ладно, назад пути всё равно нет. — В который раз подбадривает себя Гарри, чтобы заставить ноги двигаться вперёд.       — Тебе показать? — Хмыкает Долохов, однако не прекращает своего движения вперёд. Гарри в ответ лишь закатывает глаза и качает головой. Он вообще не ждал ответа на свою реплику, искренне веря, что не сказал её вслух, а где-то в глубине сознания очень тихо её подумал.       Огоньки факелов, отблёскивающие на стенах, дрожат, словно боясь осветить слишком много, и явить своим визитёрам страшные тайны вековых мучений бывших арестантов, оставляя большую часть подземелья во власти непроглядной тьмы.       Воздух тяжёл, насыщен запахом сырости и тления, а тишина, нарушаемая лишь редким капаньем воды, давит на сознание, как каменная плита. Гарри справедливо начинает опасаться развития клаустрофобии и как может занимает свои мысли чем-то позитивным. Искать что-то позитивное в сложившейся ситуации удаётся из рук вон плохо.       Вспоминать ушедшую жену, или крестника, которому Андромеда запретила видеться с, завидной регулярностью налегающим на бутылку, Национальным Героем Гарри не хотел, справедливо опасаясь за свою кукушку. Мысли о Роне с Гермионой, которые теперь пересекаются с ним только на планёрке, вовсе были равны выстрелу в собственное колено за несколько метров до Олимпийской финишной черты…       Каждый шаг отзывается глухим эхом, будто стены шепчут предостережения тем, кто осмелился спуститься сюда. Множество тесных ниш, которые когда-то очень давно были самыми первыми камерами, были не больше туалетной кабинки в Аврорате.       Гарри, идя мимо того, что изначально по глупости своей принял за оконные ниши, испытывал иррациональный ужас, когда осознавал, что на уровне -сот метров под землёй окна никому не нужны, а в этих коморках содержались люди. Да, преступники. Но люди.       Ему в какой-то момент казалось, что даже конура для Клыка у Хижины Хагрида была раза в три больше, чем одна такая камера. Капли воды, падающие на какой-то скрипучий железный механизм, порождали звук, очень похожий на тихие короткие стоны боли и страданий.       В какой-то момент Гарри думается, что он предпочёл бы наверху убивать Одержимых, чем шататься здесь, мучимый собственным больным воображением и потихоньку отъезжающей крышей.       В этой безысходности и мраке, кажется, что время остановилось, а души тех, кто когда-то томился здесь, до сих пор бродят по коридорам, не только не находя покоя, но и забирая его у своих посетителей.       — Честное слово, если выберусь живым, мне понадобится три Обливейта, психотерапевт и целый бар для личного одноразового потребления. — У Гарри дрожит голос, сам Поттер уже не воспринимает дорогу. Ему нужен свет и ощущение масштабов. И, желательно, хоть какой-то спокойный звук. Или полнейшая тишина без скрипов, эфемерных стонов и капели.       — Алкоголь – зло. — Ворчит Долохов. — Но, с другой стороны, и я не вносил себя в списки праведников. — У Гарри даже получается выдавить в ответ смешок.       — Пиздец какой. — Скатывается вдоль стены Поттер, как только Долохов вытягивает их троицу в более менее освещённую коморку.       Покрытый вековой пылью массивный стол в дальнем углу комнаты и табурет с резными ножками явно намекал на то, что здесь когда-то располагался или пост Охраны, или кабинет Смотрителя. Старая, раздутая от многочисленных намоканий и высыханий жёлтая тетрадь, частично поглощённая плесенью, являла взору старательно вглядывающемуся в неё Антонину списки на вход и выход. Фамилии в большинстве своём были размыты, однако некоторые буквы читались и даже складывались в знакомые слова.       — Кажется, у каждого помещения есть своё цифровое обозначение. Здесь перечень того, кто где работал. По крайней мере, если бы это был перечень камер, люди проводили бы в них больше времени, чем несколько дней, не так ли? — Соотнося даты, уточняет Антонин у подошедшего к нему Гарри.       Генри, усевшийся у входа, старательно пытался стянуть с ноги тапок, соскользнувший за время похода, и наползший ему на лодыжку.       — Это – ты, если будешь налегать на алкоголь. — Со злорадной ухмылочкой шепчет на ухо Герою Долохов, проследив за его умиляющимся взглядом. — Надо было поискать ему одежду. Ну, прежде, чем спускаться сюда.       — Поздно уже об этом думать. Заработает пневмонию – будет лечиться в Мунго.       — Если его не ликвидируют как переносчика Одержимости, знаешь?.. Наше Государство не сильно любит искать способы мирного урегулирования проблем, ну, если ты вдруг на моменте с ракетами этого не понял. Смотри ещё, чтоб тебя не посчитали заражённым.       Гарри ещё в самом начале, когда искал, где спрятаться от Дементоров, думал об этом. Но он отгонял эти мысли прочь, как мог. Если Гарри решает проблемы Правительства – Правительство должно решать его проблемы.       — Ты же официально из отпуска не вышел, м? Нигде о получении задания не расписывался? Жетона, который подтвердил бы твой визит сюда, у тебя тоже нет. Я не прав? — Долохов опирается бедром на стол и скрещивает руки на груди. Генри, вновь уловив знакомое слово, бросает свою затею с тапком, вытаскивает из кармана требуемый предмет и, держа его на вытянутой руке, шагает к своим спутникам. — Вот. Даже у этого неизвестного больше доказательств того, что он тут был, чем у тебя. Так что… Если мне и умирать после этого всего – вы вдвоём составите мне компанию. Можем как раз присмотреть себе тут где-нибудь живописное местечко.       — Пошёл ты… — Нервы у Гарри ни к Мордреду. Генри же, поняв, что его железка опять никому не нужна, снова пихнул её в карман, а после, печальным взглядом смотрел вслед уходящему к входу Гарри, дрожащему то ли от холода, то ли действительно от сдающей психики.       Прошагав к негласному Лидеру их маленького отряда по спасению Азкабана, Генри сел с ним рядом и тяжело вздохнул.       — Хорошо тебе. Тебя убить могут, а ты этого не понимаешь и радуешься. — Генри в ответ схватил себя за голову и покачался из стороны в сторону пару раз. После, положив руки на колени, посмотрел на Поттера с мягкой улыбкой, словно что-то он всё же понимал в происходящем, но принимал любой исход со смирением. — Дурак ты, Генри. — Одержимый с улыбкой качает головой и отворачивается. — И я не лучше, если всё равно этой хуйнёй продолжаю заниматься.       От самобичевания Гарри отвлекает скрежет. Резко обернувшись на звук, он со странной смесью лёгкого испуга и недоумения смотрел на факел в руках Антонина.       — Что-то я не подумал, что мы можем какой-нибудь вытащить и не ебаться этой ебаторией в темноте. — Словно сам не веря в сделанное, смотрит на огонь в своих руках Долохов.       — Ну, тогда веди нас к цели, Прометей. Последний поворот должен быть где-то рядом. — Поднимается Гарри и помогает встать Генри.       Тот, пару раз переступив с ноги на ногу на месте, поглядел на съехавший тапок, поднял другую ногу и стянул с неё второй. Снова потоптавшись на месте и решив, что так ему, конечно-же, удобнее, он повертелся в поиске места, где бы ему оставить мешающий элемент одежды, но, какой-то частью разума решив, что если первый тапок остаётся с ним, то и второй, наверное должен, он натянул его на руку и с триумфом поглядел на наблюдающего за его терзаниями Антонина.       — Очаровательно. — Признаёт он победу интеллекта, и жестом указывает на выход. — Мне жалко его ноги. — Добавляет он на ухо Героя, обиженного на грубые слова Долохова. — Обижаться не на меня надо, Поттер. — Закатывает глаза Антонин, притягивая к себе стремящегося уйти вперёд группы Гарри за талию. — Не я тебя сюда вызвал.       — Давай сменим тему. — Огрызается Поттер, и Долохов с ним не спорит. Сам когда-то был молодым, тупым и ветренным.       — К слову, примерно в твоём возрасте, Гарри, я впервые в тюрьме и оказался. Видишь, как мы похожи.       — Только ты был заключённым. А я Аврор.       — Незначительные детали. — Всё ещё держа Гарри за талию и грея руку в его кармане, отзывается Долохов, второй рукой освещая путь и поддерживая держащегося за него Генри.       О том, что они дошли до входа в Святилище, троица додумалась не сразу – табличку с названием кто-то скрутил с постамента и использовал как замену столешницы в небольшом импровизированном охранном пункте.       — Годы идут – а распиздяйство власть имущих остаётся прежним. — Не сдерживает смешка Антонин и разглядывает поржавевшие кованые ворота, впихнутые в узкий арочный проём.       В центре, где обычно располагается замочная скважина, вместо обычного замка установлен полноценный герб Азкабанов.       Экриздис Азкабан, воздвигший в своё время эту крепость, но не оставивший после себя потомства, по крайне мере, известного миру магов, использовал выкупленных заключённых или магловских моряков для строительства. После, печально известный своим уровнем садизма Министр Дамокл Роули, движимый неизвестными целями, превратил дом Дементоров в поистине ужасающее место – полноценную тюрьму.       — Вам что-нибудь известно об этом месте? — Тихо шепчет Гарри, вглядываясь между прутьев решётки вглубь Святилища.       — Кроме всем известной истории про обнаружение Крепости Азкабана, и Роули, который, по слухам, призвал душу Экриздиса и вдохновился какими-то его идеями? — Эту историю знал и сам Гарри. В истории Азкабана, которую он читал в школьных учебниках, только и было слов о том, что какие-то рукописи первого известного Лорда Азкабана стали чем-то вроде священных писаний для всяких фанатиков. Однако, пришедший к власти после Роули Паркинсон сжёг их прежде, чем те попали в руки сменившего его на посту министра Диггори. — Они что-то здесь искали по заветам Азкабана. Может, ты помнишь, дочь Паркинсонов училась с тобой примерно в одно время…       — Да, она моя одногодка. — Кивает Гарри, вспоминая вечную спутницу Драко Малфоя.       — Её отец был моим неплохим другом. Пару раз он оговаривался, рассказывал про своего предка, который рассказывал ему про монстра, спящего на глубине мёртвых вод. Будто Азкабан воздвиг не просто крепость, а гробницу для него. Дементоры, высасывающие положительные эмоции, питают ритуальный камень, поддерживающий гробницу. Так, по крайней мере, думал Роули, когда воззвал к душе Экриздиса. Но Паркинсон считал, что камень не поддерживает гробницу, а продлевает сон этого Нечто, спящего на глубине. Ты никогда не думал, почему мы, проведя по десять и больше лет в этой тюрьме, не сошли с ума, в отличие от других заключённых? — Он закатал рукав, скрывающий его метку. — Наш Лорд не просто использовал тёмную магию. Он использовал энергию Азкабана, чтобы закрепить нашу связь.       — Ебать… — Не сдерживает эмоций Гарри.       — Разве ты не заметил, когда подписывал моё имя – метка чёрная, пусть Лорд давно безвозвратно мёртв… — И действительно… Гарри видел метку во всём её ужасающем великолепии, но ему и в голову не пришло задаться вопросом – почему она активна.       — Подожди… Если кто-то решил направить энергию Азкабана не в гробницу, а на заключённых, а монстр не только существует по-настоящему, но ещё и не мёртв, а спит…       — Тогда я не завидую нашему Правительству. Его рейтинги полетят вниз раньше, чем они успеют выйти на пресс-конференцию. — В очередной раз оглядев ржавые прутья и петли, вздыхает Антонин. — Надо же, как много для нас делает магия, оказывается… Просто на уровне банальной ржавчины – не помню, чтобы хоть в одном магическом доме приходилось бороться с ней или с плесенью. — Долохов дёргает одну из створок, но та, ожидаемо, не поддаётся – нет ключа.       — Очевидно, что без ключа мы механизм не запустим, не так ли? — Разглядывая в центре герба фигурную замочную скважину, больше по форме напоминающей гроб, качает головой Гарри и отходит от дверей. — Где искать будем?       — Молись Мерлину, чтоб фанатики в виде Роули и Паркинсона вообще его отсюда в своё время не вынесли. — Смеётся Антонин, удивлённый оптимизмом своего напарника. — Роули был министром в шестнадцатом веке, Паркинсон сразу после него. И это только те фанатики, о которых известно публике за счёт их высокого поста. Не удивлюсь, если и наш Лорд хотел прийти к власти ради секретов этой тюрьмы.       — Может, обрушим её нахуй? — Со всей серьёзностью смотрит на Антонина Гарри, а тот приподнимает брови.       — И пойдём на обед какой-то неебейшей Хтони, спящей здесь дольше, чем мы совместно землю топчем? Нет, спасибо. Давай-ка заебёмся налаживанием колыбельки для неё. — Направляется в сторону охранного поста Долохов, совсем не радующийся перспективе помереть под толщей воды из-за какого-то чудища.