Бонус

— Не спи, замёрзнешь. Эля поднимает голову с парты и заспанно щурится. Потирает глаза, совершенно забыв о том, что те подведены, и раздражённо цокает, когда замечает, что пальцы испачканы в подводке и туши. Попробовав оттереть костяшки пальцами другой руки, однако по итогу только больше размазав косметику, Эля пару раз тупо моргает и переводит недовольный взгляд на побеспокоившую её подругу. — Тебе чё надо? — едко выплёвывает она, метая молнии глазами. — Полегче, чего такая раздражённая с утра пораньше? — Тася поднимает руки в защитном жесте, однако по её задорной улыбке видно, что он скорее шуточный, — ты же собиралась отдохнуть после рубежки и выспаться? Или в твоём понятии отдохнуть — это сменить вид деятельности, поэтому ты полночи отрабатывала хорягу? — И то, и другое, — Эля машет рукой и вновь устраивается на парте, положив голову на бок и устроив её на локтях, — это в субботу я нормально отдыхала. В воскресенье я пыталась расслабиться весь день, а ночью мой внутренний трудоголик всё-таки пересилил моё желание прокрастинировать, и я пошла ебашить всё и сразу. Тася закатывает глаза, усмехается, и треплет Элю по светлым и без того запутавшимся волосам. — Дать расчёску? — Отстань. Тай хмыкает, падая на свободное место рядом. — Твои ещё не пришли? — Опаздывают, как обычно, — Эля широко зевает, устраиваясь в своей импровизированной постели поудобнее. — Передавай привет. У нас скоро выступление, пусть приходят. — Мг, им бы ещё время найти. Сессия скоро. — Ну не преувеличивай, до неё ещё месяц. — Ага, мы пока все долги закроем, пока хорягу доставим, пока подработка, — она загибает пальцы, прикрывая глаза, — туда-сюда и новый год, а там и сессия. — Ну не кисни ты, — Тай толкает Элю в бок, на что та уже никак толком не реагирует, только сопит громче, — ищи во всём плюсы. Я же знаю, что уже вечером ты будешь в голос ржать со мной на тренировке. Ой, погоди, ты нашла новую подработку? — На собеседование иду послезавтра. Опять в кафе, только на этот раз официанткой. Но платить обещали неплохо, плюс чаевые возможно будут, — отзывается светловолосая, слегка оживившись. Тася снова треплет её по волосам. — Ну вот видишь, теперь у тебя будет больше денег! Во всём нужно искать позитив. — Давай искать позитив в том, что до пар ещё тридцать минут, а буфет уже работает. Погнали, я жуть как хочу есть. — Кто о чём, — смеётся Тай, поднимаясь с места, — пошли, в честь твоего героического поступка — вставания с парты и пробуждения, я даже сама куплю тебе сок. — С этого и надо было начинать, — Эля потягивается, довольно улыбаясь и разминая затёкшие пальцы. В буфете с утра практически никого нет, что удивительно, потому что чаще всего это единственное место во всём университете, где студентов можно увидеть ещё до начала занятий и в бодром состоянии. Но видимо в понедельник даже самые главные любители покушать предпочитают не торопясь завтракать дома, а самые богатые, сэкономившие стипендию или зарплату с прошлого месяца, заскакивают по дороге в кофейни. Эля тоже была совершенно не против какого-нибудь круассана с клубникой и взбитыми сливками и ужасно сладкого капучино с сиропом, но пока ей нужно было как-то дожить до первой зарплаты на новом рабочем месте. Поэтому пюре с котлетами тоже неплохой вариант, правда, уже более обеденный. А вот булочки с малиной — просто подарок. Они обе берут выпечку, только Тася выбирает с клубникой. Она покупает подруге обещанный сок и они садятся за самый дальний столик. Вообще-то никого особо и не было — вполне можно было сесть поближе, но у них почему-то выработалась странная привычка: самые дальние сидения в метро и автобусах, дальние ряды в кинотеатрах, дальние столики в столовых и кафе. Да и тут рядом было окно, так что выбор всё же имел очень весомую причину. — Что-то ты вообще полуживая, — делает сомнительный комплимент Тася, откусывая свою булочку. — Спасибо, я смотрюсь в зеркало каждое утро, — нервно усмехается Эля, — я уже думаю если честно, может ну всё это в жопу и перевестись на заочное? Зато на команду больше времени, да и зарплаты мне должно хватать. — Валяй, о чём я тебе говорю уже полгода, — кивает Тай с набитым ртом. — Да с мамой вся эта ситуация, знаешь... мы и так в отвратительных отношениях, а если она ещё и узнает про заочное... — Да забей, тебе же не семь лет! Тоже мне нашла причину! — Тася фыркает. — Да знаю я, знаю! — всплёскивает руками Эля, — было бы блин всё так легко! Она же всё-таки моя мама. И... и я всё ещё надеюсь на относительно нормальные отношения с ней, — она вздыхает, откусывая небольшой кусочек от своей булочки. — Вы так и не поговорили после того раза, да? — Тай сочувственно поджимает губы и даже откладывает недоеденную сдобу. Эля кивает. — Я хотела, но блин... знаешь, каждая моя попытка сделать лучше оборачивается очередным скандалом. Мы как два упёртых барана, только с каждым разом у меня вообще всё меньше желания хоть что-то менять между нами. Я уже не ребёнок, у меня наконец-то своя жизнь и финансовая независимость, но где-то на подсознательном уровне мне всё равно хочется побыть её ребёнком. Хорошим ребёнком, которого она любит и гордится. Чувствую себя восьмилеткой с дефицитом родительской любви, — она горько усмехается. Порой Эле казалось, что Тася вообще единственный человек в её окружении, с которым она может поговорить по душам. Разумеется, были ещё знакомые с группы и курса, была Женя, всегда готовая помочь, Саша, способная стать чуть ли не родительской фигурой, но именно Тай... её она действительно могла назвать близким другом. Человеком, с которым она была ближе всех, который всегда был готов её поддержать, и кому она точно так же всегда готова была протянуть руку и дать поддержку в ответ. С ней подобные разговоры всегда давались легче, чем с остальными, поднимали настроение и придавали энергии. — Ну, всему своё время, — она в утешение накрывает элину руку своей, — ты сейчас злишься и обижаешься, это нормально. Таких людей понять сложно, но возможно, как и наладить с ним отношения. Может, заботы, которую она должна была дать в детстве уже и не будет, но в любом случае после выяснения всего станет легче. И если что, мы всегда рядом. И я, и девочки. — Спасибо, — Эля тепло улыбается, тронутая утешительной речью, — для неё даже моя ориентация всё ещё шок, наверное. — Вы не говорили с ней об этом больше? После того раза в смысле, — Тася как-то нервозно почёсывает шею. — Я как-то не пыталась, — пожимает плечами Эля, — после того, как она застукала нас с Лией вообще много всего произошло между нами всеми. Я попробовала нормально поговорить с ней пару раз после этого, но меня как обычно никто не воспринял, и я решила просто поберечь нервы. — Да и правильно. И так хватает причин для нервозности, — Тай снова расслабляется и принимается с аппетитом доедать булочку, стараясь выгрести из неё как можно больше клубничной начинки, — а с Лией кстати что? Я имею ввиду, ты так и не съездила к ней за вещами? Уже десять месяцев прошло. Эля тупит взгляд. Отхлёбывает немного сока, и, заметив виноватый взгляд подруги, собравшейся уже по всей видимости извиниться за некорректный вопрос, отвечает: — Да ты знаешь, что-то не решусь всё никак. Вроде бы уже и не чувствую к ней ничего, и пора бы забить, просто забрать свои же вещи и оставить её в прошлом. Но мне почему-то не хочется с ней пересекаться. Не потому, что скучаю, а как бы... э-э, ну... — Триггеры? — подсказывает Тася. Эля кивает. — Типа того. Знаешь, вся эта ситуация на самом деле максимально тупая, но одновременно с этим мерзкая и неприятная. Тай смотрит с искренним пониманием. — Это нормально. У тебя сейчас фактически новая жизнь — своя квартира, команда, больше нагрузки в универе. А это прошлое не самое приятное, вот и не хочется туда возвращаться, даже банально вспоминать. Но подумай о том, что если ты сделаешь это, то не вернёшься, а наоборот — оборвёшь последнюю ужасную нить и сможешь свободно вдохнуть полной грудью и жить счастливо. — Да, я понимаю, — светловолосая вновь кивает, — понимаю. Между ними воцаряется тишина, и каждая из них молча жует свою булочку. — А вообще-то знаешь, — обрывает вдруг молчание Эля, и её взгляд наполняется решимостью, — вот прямо сегодня возьму и заеду к ней. Прям после занятий. Вот сейчас возьму и напишу, да, — в подтверждение своим словам она выуживает из кармана толстовки телефон. Тасю аж гордость берёт. — Вот и умница! Не унывай давай, всё будет хорошо. Ты ж моя гордость, ну, — она с довольной улыбкой вновь взлохмачивает чужую шевелюру, перетянувшись ради этого через весь стол. Эля отмахивается от неё, однако не может не улыбаться в ответ. Найдя в глубинах архива в телеграме забытый чат, пустовавший долгие девять месяцев, она строчит два коротких сообщения, и увидев одну галочку, обозначающую "отправлено", быстро закрывает мессенджер и возвращает телефон в карман. 12:07 Привет Я заеду за вещами сегодня вечером, часов в пять-шесть ориентировочно. Будь дома, пожалуйста, не оттягивай момент Она сияет уверенностью, улыбается, и Тай, вдохновлённая таким настроем подруги не может не улыбнуться тоже. Ещё пару минут они болтают, а затем покидают кафетерий. В голове Таси только чертежи зданий, их фасады и вертящиеся в хороводе миллиметры, приевшиеся за бессонную ночь, проведённую за домашним заданием, а у Эли — попытки отвлечь себя от неприятных мыслей о прошлом. Всё в порядке. Она всего лишь вернёт свои вещи и начнёт новую жизнь. Хорошую счастливую жизнь. Сжав руки в кулаки и оставив длинными ногтями царапины на ладонях, Эля едва заметно кивает сама себе для решимости, уверенно блеснув голубым золотом глаз. Ей всё-таки не пятнадцать лет, чтобы бояться какой-то встречи с бывшей. Да, она взрослый, осознанный и совершенно самостоятельный зрелый человек. А сейчас пора на лекцию. 12:23 "Не оттягивай " как будто ты соскучилась, хах) Хорошо, жду На парах Эля честно старалась работать в поте лица и быть сосредоточенной только на учёбе, вот только все её попытки правильно отмерить миллиметры и рассчитать масштаб детали на чертеже волшебным образом перетекают в мысли о предстоящей встрече. Не то чтобы она сильно нервничала, в конце концов, ничего особо значимого в любом случае не произойдёт. Нет, дело скорее в том, что Эля по натуре ужасно нервозный и тревожный человек, способный создавать проблему на ровном месте да накручивать себя по мелочам. Причём настолько незначительным, что порой смешно становится. Эту часть своей личности она искренне, всем сердцем ненавидела, вот только избавиться от неё почему-то не получалось. Каждая попытка рационально поразмышлять о корне проблемы и прийти к простому, но верному и разумному решению превращалась в бесконечное самокопание и заканчивалась только ещё бо́льшей параноей и паникой. Эля ненавидела это качество, правда ненавидела. Но оторвать от себя то, что много лет вшивали внутрь алыми нитками, закрепляя их сотней стяжков трудно. Да и слишком крепкий узел завязался на конце последней нити. Так, за тонной паранойи и лишних рассуждений прошла учебная часть дня. Попросив одногруппницу написать ей потом то, о чём говорил преподаватель уже после звонка, она в спешке собирает бумаги и тетради в папку, и, попрощавшись с друзьями, сказав, что ей нужно спешить, выходит из аудитории. В гардеробе она пересекается с Тасей, перекидывается с ней буквально парой слов, благодарит за пожелания удачи и радостно кивает на фразу "увидимся вечером". Эля надеется, что правда увидятся и ничего плохого на этой встрече не произойдёт. "Я всего лишь заберу вещи" — успокаивает она себя, завязывая покрепче пояс на плаще. Университет за спиной вдруг начинает казаться давящей громадиной.

***

Серые хлопья снега лебедиными перьями ложатся на сырую землю и чёрную ткань плаща, спустя минуту оставаясь и там и там талыми пятнами воды. Небо тоже серое, затянутое грузными тучами словно давит сзади на плечи, на пару с такими же серыми старыми многоэтажками. Всё вокруг будто резко стало ахроматичным, отвратительно-мрачным и нагнетающим, хотя Эля и понимает прекрасно, что эта мысль — очередное детище её разыгравшейся за недавние полтора часа паранойи. Этот район на самом деле сам по себе мрачный, можно наверное даже называть его неблагополучным, и наверняка именно такие районы являются вдохновением для шуток про «солевой Питер». Встреть она здесь действительно какого-нибудь озабоченного наркомана, Эля бы ни капли не удивилась. Проведённая вдруг параллель в голове между неприятным районом и таким же неприятным опытом отношений, заставляет её даже поёжиться. Вообще-то в подобных местах была своя романтика, и Эля даже любила её, почему-то в особенности когда они с Лией встречались. Но теперь, придя сюда спустя почти год, пережив предательство, кучу ссор с родными и отвратительное расставание, одна мысль о котором едва ли не заставляет передёрнуться (первое время, вообще-то, и правда заставляла), всю эту романтику будто сдуло порывом холодного ноябрьского ветра вместе с грязным снегом и сыростью. Грязный снег, правда, всего лишь переехал на несколько метров и теперь лежал ближе к гаражам, перемешанный с кучей пожухлых листьев, сырость по прежнему витала в воздухе, а вот на замену романтизации пришли неприятные ассоциации с прошлым. Завидев наконец нужный ей дом, толком не отличавшийся от всех остальных здешних, Эля плотнее кутается в свой плащ, и ей кажется, что даже ветер стал сильнее и холоднее. Да, накручивать себя — действительно талант. Не все делают это так же умело, как она. Дверь подъезда такая же серая, облезлая и грязная, как и абсолютно всё здесь, только её оттенок более тёмный, чем у домов и гаражей. Бросив беглый взгляд на кучи нецензурных надписей и рисунков на стенах, Эля машинально вводит выученный наизусть номер квартиры. По спине вдруг пробегает стайка неприятных мурашек, а кончики пальцев покалывает, когда она слышит гудки. Может, она всё же не дома..? Эта надежда улетучивается буквально спустя три гудка, потому что она слышит болезненно знакомый, хоть искажённый домофонными помехами голос. Ей открывают быстро, с первого раза, что удивительно, потому что домофон в квартире бывшей барахлил абсолютно всё время, что они встречались. «Будто назло именно сейчас он сработал с первого раза» — хмурится Эля. Подъезд по-прежнему старый, обшарпанный и сырой. Из подвала кажется теперь даже сильнее несёт чем-то тухлым и неприятным, стены стали ещё более облезлыми и потрескавшимися, количество корявых надписей с матами и оскорблениями тоже увеличилось, а лифт по-прежнему тарахтит хуже старого дивана под отчимом, осушившим в одно горло бутылку водки. И это ещё при условии, что тарахтят отчим с диваном на пару. «Ощущение, что этот блядский лифт не на тросе висит, а в петле» — думает Эля уже стоя внутри подъёмника, и вздрагивает, когда кабина в очередной раз дёргается и издаёт очень сомнительный звук. Подъём на нужный этаж кажется ей бесконечным. За это время Эля пересчитывает кнопки, рассматривает крупно нарисованный явно толстым маркером член на обшарпанной стене, читает матерные высказывания и пожелтевшее объявление на двери. В общем, делает всё, чтобы не думать о предстоящей встрече, хотя прекрасно понимает, что она произойдёт буквально через минуту. "Вещи. Я просто заберу вещи. Свои вещи.» Кабина в очередной раз дёргается, только на этот раз вдвое сильнее того, к чему девушка успела привыкнуть, и она уже было думает, что застряла, однако двери с протяжным скрипом распахиваются. Надо же, неужели доехал? Какие-то пару секунд она думает, что лучше бы действительно застряла, но тут же отметает эту мысль, понимая, что встреча в любом случае произошла бы. Вслушиваясь в собственные шаги и чувствуя, как отчаянно, будто стремясь выпрыгнуть из грудной клетки колотится сердце, Эля доходит до нужной двери. Собирается нажать на кнопку звонка, но хозяйка квартиры появляется на пороге раньше, чем она успевает сделать это. Она изменилась. Бывшие десять месяцев назад короткими, хотя и по прежнему чёрные, цвета вороньего крыла волосы успели отрасти до лопаток, синяки под глазами стали слишком уж заметными, а скулы чересчур выраженными и острыми. Она похудела, сильно похудела. Лицо осунулось, ключицы, которые раньше красиво выпирали и доставляли эстетическое удовольствие теперь слишком уж сильно и даже жутко торчат, так же, как и колени с локтями. Слой тонального крема, скрывающий ссадины по всему телу всё равно слишком заметен, а ноги, как бы она не старалась это скрыть подкашиваются. Зелёные радужки приобрели сероватый оттенок, и вкупе с покрасневшими глазными яблоками выражают ужасную усталость, даже несмотря на попытку скрыть её под внушительным слоем туши на и без того густых ресницах. Обычно в подобном состоянии Лия всегда надевала что-то на три размера больше, стараясь скрыть хотя бы ссадины и дрожащие колени, но, видимо, даже несмотря на расставание, при Эле она всё ещё оставалась открытой. Да и не было наверное причин прятаться: они видели друг-друга в любом состоянии, а за последние полгода они обе пережили достаточно дерьма, о котором вполне можно было догадаться даже не поддерживая тесный контакт. В конце-концов, когда-то они были очень близкими людьми. Ну, или так казалось Эле. А может, Лия всё ещё чувствует какую-то связь с ней? Наверное да, потому и не прячется. Стоит одетая в чёрный топ, весь облепленный кошачьей шерстью, короткие чёрные шорты, годящиеся уже только для того, чтобы ходить в них дома и старые розовые шлёпки с оторванной частично подошвой. Оценивая быстро внешний вид своей бывшей, Эля подмечает, что её волосы всё ещё выглядят шикарно. Такие же волнистые, блестящие, и наверняка по-прежнему очень-очень мягкие. Когда-то она безумно любила зарываться в них пальцами и вдыхать ежевичный шампунь, ставший для неё в тот момент самым родным и любимым. — Что-то мы долго тупо пялимся, — хриплым голосом произносит наконец Лия, и Эля только сейчас понимает, что от неё за километр несёт табаком. Интересно, сколько она успела выкурить за время, пока ждала её прихода? — Слишком долго, — соглашается она, — я просила не оттягивать. Давай мои вещи и расходимся. — Неужели даже не зайдёшь? — хмыкает темноволосая и её голос ломается. — Зачем? — на лице Эли невольно появляется какая-то истерическая усмешка, — всё, что нужно было обсудить мы уже обсудили. Обмусолили вдоль и поперёк, если быть точнее. Или ты хочешь пригласить меня на прощальный, самый лучший в моей жизни чай? — У меня есть только пиво. — Вот уж пить я с тобой точно не буду. Тем более у меня тренировка через два часа. — Жаль. Твоё любимое разливное из того дешёвого магазина. Ты крепко подсадила меня на это говно. Она произносит это с такой тоской, что у Эли на долю секунды щимит сердце. Но это чувство тут же проходит при воспоминаниях о том, почему она так хотела забыть это пиво, эту квартиру и этого человека. — Вот только не надо стоять с таким видом жертвы, — фыркает Эля, — я научилась стоять против давления на жалость, можешь не пытаться. Лия вздыхает, щёлкая зажигалкой, выуженной из кармана домашних шорт. Десятью минутами позже Эля сидит на знакомой до боли кухне, чувствует, как о ноги трётся такой же знакомый полосатый кот и пялится на стакан с таким же знакомым пивом, пытаясь понять, каким образом вообще оказалась в этом положении. Либо Лия обладает даром убеждения, либо гипнозом, либо Эля просто слабохарактерный и беспринципный человек. Или слишком жалостливый. Или переживший много хуйни, скучающий по людям, и продолжающий испытывать к ним привязанность и сочувствие, что бы между ними не происходило. Интересно, они обе такие? Да нет, вообще-то. Это Эля сердобольная и жалеющая абсолютно всех и всегда, даже Горе это однажды подметила. Лия же нет, холодная, всегда оценивающая чужие действия на трезвую голову, имеющая самоуважение и редко испытывающая сострадание. Не совсем бессердечная мразь, конечно. Просто имеющая куда более жёсткий характер и решимость, чем Эля. Это темноволосое воплощение жёсткости и решимости сидит напротив, мерно отхлёбывая пиво из своей кружки с изображением Мисато. Чем-то они кстати с этим персонажем были похожи, Эля часто упоминала об этом раньше, в особенности когда они вместе смотрели это аниме. От приятного воспоминания вновь на долю секунды становится тепло, и Эля едва не улыбается, но тут же гонит все эти мысли прочь. Что у неё сегодня за день флэшбеков? — Я же вижу, что ты пялишься, — расслабленно замечает Лия, топя своё напускное безразличие в холодном хмельном напитке. Эля от возмущения аж фыркает. — Не обольщайся. Я просто кухню рассматриваю. — Чего её рассматривать, ты тут миллион раз была. Знакомишься заново с интерьером? — Отвали. — Ты всё ещё не притронулась к пиву, — вдруг говорит Лия, и в голосе слышатся какие-то неприятно-прохладные нотки, — брезгуешь что ли? — добавляет она уже более шуточно после паузы. — Я тебе не доверяю, — так легко и просто срывается с языка, что Эля сама удивляется. Она действительно сказала это настолько искренне? Лия не показывает какой-либо обиды или негодования, лишь безразлично пожимает плечами. «Интересно, она признаёт свои косяки вообще?» — задаёт сама себе вопрос Эля. — Как хочешь, ладно. Но вообще-то я кинула туда лёд, и он всплыл, значит яда там точно нет. — Может ты снотворное подсыпала или слабительное, — в шутку бросает светловолосая, хотя и понимает, что вряд ли бывшая решила бы отравить её. Нет, вообще-то опасения были ещё по приходу в квартиру, но просто... а зачем? Ей бы это не дало ровным счётом ничего, если только она не совсем ебанутая на всю голову маньячка и садистка, которая могла бы это сделать просто для собственного удовлетворения. Но опять же, вряд ли, ибо это уже звучит как сюрреализм. Лия, конечно, наверняка до сих пор наблюдается у психиатра, потому что выглядит она неважно, но историю её лечения Эля хорошо знала. Вряд ли во время очередного психоза она бы спокойно сидела дома, а не лежала на стационаре в ПНД. К тому же во время психозов Лия обычно больше вредила себе, чем окружающим. Эля вдруг понимает, что квартира выглядит ещё хуже, чем её хозяйка. Везде валяются вещи, бутылки и банки от пива и энергетиков, по кухне разбросаны пакетики от растворимого кофе. И хотя видно, что большую часть девушка постаралась убрать, всё равно понятно, что тут ещё какие-то пару часов назад был ужасный бардак. В раковине стоят две тарелки и кружка (остальную посуду Лия наверняка всё же помыла, потому что Эля уверена, что тут была гора), на полках грязь, а полы, хоть и вымытые по бо́льшей части, в углах всё равно засорены всевозможным мусором и клочками пыли, от одного взгляда на которые Эле почему-то хочется чихнуть. Интересно, она ждала, что Эля зайдёт, если постаралась хоть как-то прибраться? — Да делать мне больше нечего, ага. — Кто ж тебя знает. Они снова молчат, пока Лия вдруг не выдаёт то, что заставляет Элю поперхнуться пивом, к которому она только решилась наконец-то притронуться. — Да что ты всё время на меня так смотришь? Соскучилась? — от такого заявления у Эли брови лезут на лоб, и она шокировано смотрит на собеседницу, откашливаясь. — Да что у тебя за лютая мания величия проснулась? Надо оно мне, ага. Я сказала, что я заеду только за вещами и всё. На лице Лии вдруг проскальзывает тень обиды, хотя она очень старается скрыть это за ехидством. — Мгм, ещё скажи, что у тебя теперь кто-то ещё появился, — как-то странно и истерично смеётся она. — А может и появился, — вскипает Эля, — тебе вообще какое дело? У нас уже давно всё в прошлом, так что прекрати оставлять непонятные намёки и комментарии. И вообще, я ухожу, — в подтверждение своим словам Эля вскакивает со стула, едва не опрокидывая стоящий на краю стола стакан. — Не парень, надеюсь, — пропуская всё остальное мимо ушей забавляется темноволосая. — Тебя это в любом случае ебать не должно, — выплёвывает Эля, застёгивая толстовку. — Как грубо. — С тобой по другому нельзя. — Передавай привет своей новой пассии, — агрессирует. — Нам с моей новой пассией похуй на всех предыдущих, — Эля не отстаёт. — Да-да, верю. — У тебя слишком высокое самомнение. — Здоровая самооценка. На это Эля ничего не отвечает, хотя могла бы оставить последнее слово за собой. Возможно, раньше бы она так и сделала, но сейчас плевать. Она хватает оставленный в прихожей пакет со своими вещами, наспех обувается, и со всей дури хлопает входной дверью. Пересекает тамбур в пару прыжков и быстро вызывает лифт. Так же быстро заходит внутрь, спускается на первый этаж, нервно постукивает пальцами на протяжении всего спуска по мерзкому рисунку и с ужасом и раздражением одёргивает руку, когда понимает это. Покидает лифт, едва открываются его двери, быстрым шагом пересекает лестничную площадку и вылетает прочь из подъезда, надеясь больше никогда не возвращаться ни в этот дом, ни в этот подъезд, ни в этот район, ни к этому человеку. Всё серое, мрачное и понурое пуще прежнего давит на неё сзади. Так же давит и взгляд блестящих солью зелёных глаз, с тоской смотрящих на неё из окна. Хотя как он может давить, она ведь даже не знает об этом. Несколько метров Эля проходит быстрым и шумным шагом, а затем срывается на бег. Со всех ног несётся к остановке, видит свой автобус, но всё равно не успевает добежать до него. Злится. Прислоняется спиной к остановочной стене, шипит, когда ударяется головой и уже меланхолично, без злости смотрит вслед автобусу, уезжаещему от неё в нужную ей сторону. Оборачивается на серые многоэтажки позади и хмыкает. Ну и кто, ей самой интересно, у неё появился? Тася, незаинтересованная почти в отношениях и воспринимаемая ей только как близкий друг? Кто-то из универа, где практически все либо в отношениях, либо не представляются ей как партнёры? Женя и Саша, у которых есть парни? Действительно какой-то парень? Интересно, какой, если у единственного элиного друга мужского пола уже есть девушка? Горе? От этой мысли Эля приходит в шок. Встречаться с домовым? Наверное, Лия предложила бы ей сходить вместе с ней к психиатру. Это даже звучит странно. Слишком странно. Хотя, если взять во внимание то, что происходило между ними в последнее время... Крепкие объятия, разговоры, сквозь которые потихоньку просачивалось доверие, совместный просмотр фильма, танец этот дурацкий... Они постепенно сближались и устанавливали какую-то особую трепетную связь. Их отношения постепенно становились дружескими, а правда, интересно, могли бы они?.. — Да бред! — аж вслух ужасается Эля, — это же правда бред полнейший! Идиотизм, нет! Вот только почему-то от одной мысли прикосновения к чужой тёплой коже или мягким каштановым волосам внутри что-то трепещет, а при воспоминании о шоколадных глазах и искренней спокойной улыбке замирает дыхание и учащается пульс. «И почему сегодня я веду себя так по детски?.. Мне же действительно уже не пятнадцать» — она вздыхает, теребя в руках свой пакет. Подъезжает ещё один нужный ей автобус, и надев наушники , Эля скрывается в его дверях, сбегая от холодного ветра и достигшей в своей неприятности апогея серости этого района.