Бонус

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома,

Снова между нами города,

Взлётные огни аэродромов

— Да блин, — Эля шипит, обжигаясь кончиком пальца о раскалённую сковородку. Масло на ней тоже шипит и трещит, когда девушка осторожно переворачивает уже подрумянившийся блин, высунув кончик языка от напряжения и опасения обжечься во второй раз. — Ну что там? — интересуется Горе из другого конца кухни, выскребая ложкой сгущёнку из банки. — Почти дожарила, — отзывается Эля, — вот так вот, обещала блины ты, а жарю их в итоге я, — изобразив обиду в голосе ворчит она, однако в её интонации отчётливо слышна улыбка. — Ну так вот получилось, зато тесто мы вместе делали. И к слову, ты сама вызвалась их пожарить. А я сгущёнку переливаю. Комментарий о том, что переливать сгущёнку из банки в миску не такой уж великий труд Эля оставляет неозвученным. Настроения устраивать перепалки сегодня не было совершенно: у Эли наконец-то закончился рубежный контроль в университете, все работы были сданы, а новый проект в команде был почти полностью готов. Она почти нашла новую работу — осталось только небольшое собеседование — а Горе наконец пошла на поправку, и ко всему прочему столь долгожданный день был ещё и пятницей, так что впереди ждали два дня заслуженного отдыха и возможность пинать балду. На самом деле Эля не привыкла давать себе отдыхать прям полностью, но в этот раз подавить это желание было невозможно. Хотелось просто временно оставить всю суету и рутину там, среди холодных промозглых улиц, дать ей раствориться ненадолго в сыром подтаявшем снеге и полететь вместе с пожухлыми листьями, подхваченными порывом холодного ноябрьского ветра, а самой быть здесь — в тёплых серых стенах старой панельки, с запахом свежих блинов, кутаясь в колючий зелёный плед и обнимая Чучика и Горе под монотонный бубнёж телевизора. Горе, к слову, с недавних пор стала менее нелюдимой и более тактильной, во всяком случае, она перестала шугаться каждого телесного контакта, так что Эля перестала касаться её с такой опаской. Границы, разумеется, она старалась не переходить и спрашивала разрешения, если хотела обнять, но отрицательных ответов почти не получала. Хотя всё равно она побаивалась, ведь не просила соседку об объятиях особо часто. — Слушай, хорошо всё-таки, что ты забрала этот сок у своей бабушки, — жизнерадостно сообщает домовой, хлопоча над всё тем же столом, однако теперь уже переливая не сгущёнку, а тот самый сок в кувшин, — консервированный яблочный сок вообще годная вещь! А ещё и с блинами — практически советский праздничный ужин! — Ага, забрала, — усмехается Эля, ловко управляясь с очередным блином и отправляя его на тарелку. Проведя больше часа за этим занятием, она приловчилась, — да если бы мне друг не помог, я бы его в жизни не дотащила. Думаешь мне этот сок, да ещё и две банки сильно нужен был? — Это ты так говоришь, потому что ещё не пила его, — отзывается Горе, — знаешь, какой он вообще вкусный? — Не помню, я его последний раз пила лет в восемь. Да и вообще, судя по фоткам в нашем семейном альбоме, еды на советском праздничном ужине только в одном доме хватало на половину Питера, а у нас только на нас двоих. Так что это просто бюджетный праздничный перекус. — Ну, если судить по твоим жалобам на нынешние цены, в частности, на банку сгущёнки и яйца с молоком, то не такой уж и бюджетный, — домовой усмехается, доставая стаканы из шкафчика, — а вообще-то какая нам разница? Главное, что есть поесть, попить и телевизор посмотреть. Эля улыбается. — Ого, говоришь прямо как типичный житель любой СНГ страны. Сразу видно, что наш домовой, не проездом. Горе улыбается в ответ, после чего они обе хихикают. Эля заканчивает с последним блином и складывает его в общую кучу, а Горе достаёт откуда-то из глубин шкафчиков металлический поднос и составляет туда всё их приготовленное добро. — Ого, надо же! Почти как в ресторане, слушай. — А ты думала.

***

В комнате их встречает заспанный Чучик, широко зевая. Эля ласково треплет питомца по голове и чешет за ушком, пока Горе придвигает небольшой столик ближе к дивану и ставит на него поднос с едой. Они обе садятся, с ногами забираясь на диван, а Эля с небольшим усердием достаёт свой любимый колючий зелёный плед, застрявший в щели между сиденьем и спинкой. Горе негромко хлопает по мягкой диванной обивке, приглашая Чучика в их укромный уголок. Котёнок с радостью принимает приглашение, тут же запрыгивая и начиная громко мурлыкать. — Слушай, ты не котёнка подобрала, а целый трактор. Его же только на руки берёшь, а он уже заводится, так ещё и так громко, что правда на двигатель похож. — А ты думала. Это только изначально он казался маленьким и беззащитным, а так видишь, вон, какая машина растёт, — улыбается Эля, тоже поглаживая питомца и параллельно выбирая им фильм на Ютубе. Дом, конечно, был старый, как и обстановка в нём, но интернетом, к счастью, обделён не был, и одним только кабельным телевидением не ограничивался. — Ага, а ещё эта машина такая же пришибленная, как его хозяйка. Потому что нормальные коты обычно мяукают, чтобы разбудить и попросить поесть, а не стягивают с тебя одеяло, накидывают на себя и сидят так по тридцать минут, пока ты не проснёшься и не заорёшь от неожиданности. И почему он это только со мной делает? — Потому что я его пришибленным не называю, — пожимает плечами Эля. — Не аргумент, — фыркает Горе, почёсывая подбородок Чучика. Тот размурчался так, что их разговор порой не было слышно. Вроде маленький, а такой шумный, — он всё равно не понимает, что ему говорят, и уж тем более, что говорят о нём. — Значит понимает, раз приходит именно к тебе, — легко отвечает Эля, поддерживая эту небольшую перепалку просто веселья ради. — Железная логика. Даже задумываться не будем, чтобы ещё причину поискать? — Скажи лучше что мы смотреть будем. А то выбираю, выбираю, а ничего путного всё равно найти не могу. Горе вздыхает. — Так, ну-у-... ты что вообще любишь смотреть? Эля задумывается. — Да не знаю, если честно. Вообще я аниме люблю, но тебе такое вряд ли понравится. А именно фильмы или сериалы... да комедии наверное какие-нибудь, — пожимает она плечами. — Комедии это круто, только не современные. Такое чувство, что люди вообще шутить разучились. — А тебе какие нужны? На Ютубе вообще нормальных фильмов мало. Если и смотреть что-то нормальное, то это скачивать, но я единственную флешку отдала одногруппнице для презентации. — Ну не знаю. — Мелодраму может тогда какую-нибудь? — Фу, нет, избавь меня от этих розовых соплей. — Ну, знаешь, великий критик, — фыркает Эля, — боевик? Есть классный американский фильм "Бойцовский клуб", он ещё и психологический, к слову. Можем потом разборы на него посмотреть. — Ну-у, боевики я тоже не очень люблю, если честно... — Да ёкарный бабай, как с тобой вообще что-то смотреть?! — театрально взмахивает руками Эля, едва не роняя пульт, — дай угадаю, ты наверняка ещё и тот тип людей, которые при просмотре каждые три секунды оставляют комментарии по типу "ну и нафиг он туда пошёл, очевидно же, что его развели!" и критикуют всё от и до. Хоть сама блин бери и снимай что тебе нравится! — Нет, ну а что?! — возмущается в ответ домовой, — там ещё и клише вечно полно! У них что ни день, так кто-нибудь там сядет на пень! — Эй, в бойцовском клубе, между прочим, отличный сюжет! — Да не хочу я боевик! — Ужастик? — Мерзости много. — Детектив? — Хороших мало, опять же, искать надо. Шерлока Холмса я уже кучу раз смотрела. — Ну тогда я не знаю, — вздыхает Эля, сползая по спинке дивана ниже, — что ещё можно посмотреть... О! Горе взирает на неё с надеждой. — Придумала? — Надеюсь, что да. Раз уж у нас сегодня вечер ностальгии по СССР, то можно включить что-нибудь из старых советских фильмов. Их на Ютубе полно, скачивать не надо, мне они нравятся, да и тебе по идее тоже должны. Ну, по крайней мере, если ты ловишь такую ностальгию от консервированного сока в банке, то и отечественное кино должно быть тебе по душе. — Вот это уже хорошая идея, — Горе даже одобрительно кивает, — а фильм какой конкретно? Ты много их вообще смотрела? Не будешь против пересматривать что-нибудь? — Достаточно смотрела, на самом деле. Пересмотреть что-то буду не против, всё равно почти все фильмы того времени я смотрела чаще всего либо перед походом в садик, либо по возвращению оттуда, потому что ничего другого моя бабушка особо смотреть не любит. — Эх вы, молодёжь, — показательно наигранно вздыхает домовой, — такие фильмы упускаете за своими анимешками! — Ой, всё, хорош уже, баба Горе, — закатывает глаза Эля, — мало я от бабушки успела выслушать на неделе по поводу того, что мы "потерянное поколение". Скажи лучше, что сама смотреть хочешь. — Так, что у нас там есть... "Москва слезам не верит?" — Ой, его бабушка как раз пересматривала когда я у неё была. Давай что-нибудь другое. — "Любовь и голуби"? Эля пожимает плечами. — Он хороший, но почему-то не хочется сейчас именно его. — "Ирония судьбы"? — Можно конечно, но он больше новогодний. Давай его лучше в декабре посмотрим. Горе тоже лишь пожимает плечами. — "Джентльмены удачи"? — Ну можно. — Что-то ты без энтузиазма. — Да его дедушка постоянно включал раньше, приелся как-то. — Да блин, теперь ты выделываешься? У нас уже блины остыли, кстати. Эля вздыхает, полцепляя пальцами один блин с тарелки и щедро мокает его в сгущёнку. — Кто бы мог подумать, что так сложно будет выбрать фильм. — Мгм, — кивает домовой, — у нас просто споры по любому поводу уже стали традицией. — Ритуалом, — подтверждает Эля, откусывая блин, полностью обмазанный сгущённым молоком. Теперь это скорее сгущёнка с блином, а не блин со сгущёнкой. — О. Обычай... традиция.. ритуал... о! Эля! — Горе аж вскакивает. Эля вопросительно уставляется на неё, пережёвывая свой до одури сладкий блин, — а давай "Служебный роман"? — Угу, можно, да, — кивает девушка с набитым ртом, — только ты же не любишь розовые сопли. — Современные нет. А это советские розовые сопли, к ним у меня тёплые чувства. — Ну раз так, то у меня вообще-то тоже. Тем более из всего советского кино, это, наверное, мое самое любимое. — Ну вот и отлично, — оживляется Горе, тоже хватая блин и мокая его в сгущёнку, правда, не так сильно, как соседка. Фанатом приторного из них двоих, видимо, больше была Эля, как еды, так и фильмов, хотя блины, надо признать, получились вкусными даже с учётом того факта, что сахара там на триста грамм больше положенного. — включай наш роман. Скрасим наш сказочно-сладкий блинно-консервированный вечер чужой романтикой. — Да уж, — на лице Эли играет озорная усмешка, — у нас получается очень сладкий вечер. — Звучит достаточно странно, — копирует её усмешку Горе, — мне нравится. Удивительно, но во время их просмотра вопреки ожиданиям Эли, Горе не отпускает никаких негативных комментариев по поводу фильма. Даже без сарказма. Только обсуждение взаимоотношений героев, качества съёмки, отдающего для обеих особой атмосферой и непонятной, (в случае Эли, родившейся уже в двухтысячных) ностальгией по временам СССР. — Я же тебе говорю, советский юмор всегда был на высшем уровне, — довольно лыбится домовой, — знаешь, сколько раз я его пересматривала пока тут жильцы были, м-м-м... — Могу себе представить, примерно столько же, сколько и я. Что бы там и кто не говорил про новое поколение, всё равно большинство из нас росли на советском кинематографе. У меня вот мама вообще была против почти любых современных фильмов или мультиков. "Ах, современный кинематограф совсем деградировал!" — Эля театрально запрокидывает голову назад, прикрывая лоб рукой. Горе хихикает. — В чём-то я с ней согласна, раньше в фильмы и правда будто бы больше души вносилась. От них веет более уютной атмосферой, уж поверь, домовые такое всегда и отовсюду чувствуют. Но я не отрицаю, что и некоторые современные съёмочные проекты бывают неплохими, и даже вполне хорошими. — Я тебе потом один фильм покажу, "Домовой" называется. Там главный герой на тебя чем-то похож. Современный, но снят по книге. Хотя книга тоже современная... но он крут, мне нравится. — Посмотрю — проверю, — хмыкает Горе, и они обе снова уставляются в экран. — О, ну всё, драма начинается, — как-то странно довольно сообщает Эля, слыша "Она немолодая, красивая, одинокая женщина..." — Какое, там до драмы ещё далеко. Это только её завязка. — А я нас заранее готовлю. До драмы они доходят, и Эля почти плачет вместе с Людмилой Прокофьевной, одновременно и смеясь над попытками Новосельцева сгладить ситуацию. На её эмоциональность Горе только беззлобно фыркает, не отрываясь от просмотра. Что поделать, проявление эмоций у всех разное. А вот на моменте "Знали бы вы, как я боюсь вечеров", в комок сжимается уже домовой. И хотя Горе старается никак не выдавать своего напряжения, Эля будто бы догадывается сама. Поворачивается на соседку и видит, как та нервно закусывает губу, а взгляд становится поникшим. "Понимаешь её, да?" — одним взглядом спрашивает она, и по взгляду визави безошибочно читает ответ на свой вопрос. Она могла бы спросить напрямую, начать что-то говорить или не замечать вообще, просто продолжив смотреть кино, перебрасываясь изредка комментариями по ходу происходящего на экране. Но кажется, что в это мгновение абсолютно не нужны какие-либо слова, объяснения и речи поддержки. Он ощущается какой-то щемящей искренностью, буквально сквозит ею, пропитывает всё пространство вокруг них, и Эле совершенно не хочется рушить его. Она просто придвигается ближе к Горе, снова без слов спрашивая её "можно?", и получив такое же безмолвное согласие в виде быстрого кивка, прижимает её к себе, осторожно обхватив за шею и талию. Рука будто на автомате зарывается в каштановые пряди, а пальцы сами начинают неуверенно перебирать их. Сердце девушки пропускает сумасшедшие удары, когда никакого протеста не встречается, а домовой едва ощутимо льнёт ближе к ней, подставляясь под прикосновения. Эля чувствует тепло и с другого бока, и улыбается, завидев его источник: на её бедре уютно устроилась тёмная мохнатая голова с торчащими ушами. Чучик вновь громко мурлычет, и беспокойство Горе, которое она так усердно старалась скрыть растворяется само собой. Даже взаимоотношения героев на экране в этот момент кажутся ощутимо теплее, хотя они обе сто раз смотрели этот фильм и прекрасно знали, что те в любом случае будут вместе. И всё равно именно сейчас что-то будто бы неуловимо меняется, ощущаясь иначе, чем все просмотры до этого. Когда фильм заканчивается, довольными остаются все. Чучик продолжает спать на диване, а девочки вместе и практически даже без взаимных подколок убирают и моют посуду. — Знаешь, если бы ты была в "Служебном романе", то обязательно Верочкой. Эля прыскает. — Чего? Это ещё почему? — Да не знаю, если честно. Просто вы как будто чем-то похожи. Необъяснимо, но есть что-то общее. И тебе очень пошли бы такие же сапоги. — Это можно считать за комплимент? — улыбается студентка, составляя тарелки в шкаф. — Как хочешь, — пожимает плечами домовой. Следующие пару минут они молча прибираются, а по возвращению в комнату, Эля вдруг говорит: — А ты была бы Людмилой Прокофьевной. — Почему это? — выгибает бровь Горе. — Ну как же, — издевается студентка, — ты такая же маленькая, недовольная и агрессивная. — Э, слышь! Я тебя не оскорбляла. — Это я ещё не сказала про "старую", — почти зло улыбается Эля. — Да ты охренела! Она не старая! Точнее я! И она тоже..! Да короче мы обе не старые, понятно тебе?! — Да шучу я, шучу, успокойся, — девушка поднимает руки в знак капитуляции, — нет конечно. Вы обе молодые и красивые. А ещё вы похоже э, ну... внутренне? — В смысле? — Да там... ну, характером. — Разве? Под таким напором Эля чувствует себя некомфортно. — В смысле.. я имею в виду... ай, ладно, забудь. Они больше не говорят об этом, но обе прекрасно знают, что Горе поняла, о чём шла речь. И Эля прекрасно это понимает. Они заканчивают с уборкой и собираются заняться своими делами, но у Эли в голове опять перемыкает что-то непонятное. — Слушай, — она вновь подаёт голос внезапно, — а ты умеешь танцевать? — Э-э... нет? — на лице домового явное удивление такому вопросу. — Сейчас научим. Знаешь песни Анны Герман? Горе хочет было начать протестовать и вообще покрутить пальцем у виска, а потом уйти по своим делам, но улыбка на лице Эли настолько тёплая и искренняя, что она просто не может. Стоит как вкопанная, не смея делать и шагу, лишь молча наблюдая за тем, как соседка активно ищет что-то в телефоне. — Знаю, конечно, — растерянно шепчет она. Её осторожно подхватывают под руку и талию, касаясь поначалу невесомо, затем — более уверенно. Когда мелодия начинает негромко литься из динамика, Эля делает первый шаг, и Горе машинально пытается повторить за ней. Конечно, она видела множество фильмов, где люди танцуют, и примерно понимала, как это делается, но одно дело смотреть, а совсем другое — пробовать самостоятельно. К тому же там это делали парни и девушки, люди разного пола, а тут... а кто у них вообще ведёт? Но она быстро втягивается. Иногда Эля передаёт роль ведущей ей, позволяя контролировать танец и задавать темп, иногда они меняются вновь, и движениями опять управляет она сама. Оказывается, Горе хорошо ловит ритм, да и в целом танцует прекрасно. — Светит незнакомая звезда... Элин голос звучит негромко, мелодично, нежно. — Снова мы оторваны от дома... — Снова между нами города, взлётные огни аэродромов, — в унисон, складно и красиво. Они продолжают неспеша кружиться по комнате, освещаемой только тусклым светом фонарей из окна. Лампочка в коридоре в очередной раз перегорела, а свет в комнате... ах, в комнате всё ещё зачем-то включён телевизор и работает телефон, излучающий синеватый свет с дисплея. — Здесь у нас туманы и дожди, здесь у нас холодные рассветы... — Здесь на неизведанном пути ждут замысловатые сюжеты.

Надежда — мой компас земной,

А удача — награда за смелость,

А песни довольно одной,

Чтобы в ней о доме только пелось.