Лепестки бледно-розовой вишни. Танец под Луной

Такэ Ведьма и дроу, ведомые приказом Норманна, атаковали меня, а рыцарь и маг — Маэля. Наг, чуя всем своим естеством злость и жажду убийства со стороны сира Эдмунда, наслаждался боем и растягивал удовольствие, давая противнику вероятность победы. Принимая удары рыцарского клинка, отражая магические заклинания Родерона, не забывал и про колкости по отношению к обоим оппонентам. От чего сир рыцарь багровел сильнее, злость его так и переполняла. От этого движения и последующие действия становились предсказуемыми. ​ Маг же, в отличие от рыцаря понимал, чего именно добивается Маэль. Но все попытки донести это до Эдмунда были бесполезны. В запале злости, с чистым и неограненным, как драгоценный камень гневом, он несся на противника с мечом в руках, отдавая всего себя этому бою. Для рыцаря ничего и никого не существовало. Только наг и желание его убить. Поэтому Родерону оставалось рыцаря только поддерживать магически, восполнять потраченную им энергию и окутывать лезвие клинка заклинаниями, создавая комбинацию из стали и магии. ​ — Вы достойный противник, шасс* Дайотори, — даже чуть склонил голову в знак уважения. ​ — Как и вы, Хаттан-доно, — ответное уважение к дроу и такой же легкий поклон. ​ Хапеши темного эльфа, окутанные темно-фиолетовым пламенем родовых письмен, выкованных на лезвии, своими скользящими, нарушающими темноту квартала выпадами, были достойными противниками лепесткам и мне. Не будь дроу на стороне короля Алистера, предложил бы ему руку дружбы. А так, дорога ему уже давно выстелена. И скоро он по ней пойдет. С Ясмирин, или нет, зависит от нее. ​ Ведьма атаковала совместно с дроу, слажено, становясь его тенью. Ее движения и атака — это продолжение его техники и наоборот. Его клинки, ее чары. Его режущий выпад, ее ядовитое заклятье. Танец один на два мне нравился. Как и Маэль, я получал от этого удовольствие. Принимая на когти сталь клинков дроу, тут же готовился вихрями лепестков блокировать магию ведьмы. Чувство радости от поединка разделял со мной и дроу. Ведьма же, в отличие от Хаттана, не пылала душой воина. В ее глазах, как и в глазах рыцаря: всепоглощающая ненависть и жажда убийства. Ведомая ими, Ясмирин нападала жестко, резко, применяя энергозатратные и опасные даже для напарника заклятья и чары. Видно было как дроу, вместо того, чтобы наносить удар и связку атакующих выпадов, продолжая атаку ведьмы, ждет пару мгновений, пока рассеивается остаточный шлейф яда ее чар. ​ — Какая же вы живучая тварь, Генерал Дайотори-доно! — рычала она, перехватывая инициативу их парной атаки, отодвигая дроу назад, делая его пока что зрителем. ​ Теперь, когда она оказалась одна против меня, стала нападать еще яростнее и резче. Заклинания с каждым разом становились все опаснее и опаснее, для нее же. В руках, чернеющих от собственного же яда, сменяли друг друга плетения и чары. Всеми своими силами и известными способами она пыталась меня достать и хоть как-то задеть. Ведь хоть малейшее касание к коже ее родовым ядом и я труп. На это она надеялась. ​ Только лепестки, окутанные бледно-розовым туманом, защищали меня и нейтрализовали яд ведьмы. От чего она рычала и злилась еще больше. Призывала все новые и новые заклинания и чары, укорачивающие ее жизнь. По моим подсчетам за этот бой она отдала две трети своего жизненного резерва. И это еще не конец. ​ — Яс-се, только не это! Ты не переживешь! — закричал Родерон, отвлекаясь от боя с Маэлем, когда ведьма окутала себя с ног до головы ядовитыми миазмами и черным, почти непроглядным огнем. — Хаттан-се, останови ее! — кричал маг, но поздно. Тело ее чернело на глазах, дыхание замедлялось, а от каждого выдоха из ее рта выходило темно-сизое облако, пропитанного ядом. ​ О такой способности ядовитых ведьм я слышал, но видеть действие семейного наследия воочию не доводилось. Жизнь ее после использования такого заклинания, как «Дыхание Бездны» будет закончена. Ведь это ритуальное жертвоприношение своим предкам. Она, жертвуя своей жизнью, хочет забрать меня и всех, кто будят рядом, с собой. — Сдохни, Генерал Кровавых лепестков! В руках Ясмирин формировался черно-фиолетовый шар, пропитанный ядом и желанием убить. Хаттан хотел до нее достучатся, говоря, что они и так меня к покойным предкам отправят, без ее жертв и призыва родового умения, но она не слышала. Продолжала испускать миазмы непроглядной тьмы и ядовитого смрада, не видя того, что происходит под ее ногами. — Яс-се, берегись! — предупреждал ее Хаттан, увидев тянущиеся от меня к ней дорожки бледно-розовых лепестков, но было поздно. По щелчку пальцев и мысленному приказу, лепестки вишни приняли нужную форму лоз, усыпанных острыми шипами. Они оплетали ее ноги, поднимаясь все выше и выше. Кроме этого поглощали энергию, магическую и жизненную, нейтрализуя тем самым испускаемый ведьмой яд. Она, не слыша слова Хаттана и Родеронане, не сразу поняла, что с ней происходит и почему ярость «Дыхания Бездны» сходит на нет. Лишь тогда, когда мои лозы, принявшие облик змей стянули ее тело своими кольцами, вонзили в ее плоть острые клыки, она наконец-то поняла, что проиграла. — Яс-се, нет! — закричал дроу, пытаясь хапешами разрубить лоз-змей. Только бесполезно. На глазах дроу и мага ведьма чернела и рассыпалась прахом, проклиная меня и всю мою родню до десятого поколения. И как только Ясмирин не стало, лозы рассыпались лепестками, возвращаясь ко мне в руки. — Минус один, — улыбка и приглашение дроу на бой, — продолжим, Хаттан-доно? По его пылающим гневом, без капли уважения глазам, я понял, что закончилось веселье. Дроу, как представитель крайне враждебного народа, не успокоиться пока или не убьет меня, или не умрет сам. Как и ведьма поставит жизнь на кон, но сделает все возможное, чтобы убить врага, то есть меня. — Начнем по-настоящему, шасс Дайотори! — и принял классическую стойку нападения: чуть согнувшись, развернул корпус, выставил ведущую ногу и руку с одним клинком, заведя вторую за спину. Он, словно дикий зверь, приготовился к прыжку и последующей атаке, забирающей жизнь. Выражение его лица не отражало того самого восторга, что было некоторое время назад. Теперь это воин, пожалуй, один из сильнейших в роду дроу. Битва, которая нам предстоит, будет хоть и быстрой, но жаркой. В этом я уверен, так как уже бился с его сородичами. Давно, еще до того, как стал Генералом Бури и последним наследником главной ветви бледно-розового рода. — Раз вы так настаиваете, Хаттан-доно, — и отозвал лепестки, меняя положение своих парных мечей. Теперь они не сбоку, на поясе, а за спиной, крест на крест. Так будет куда удобнее их обнажать и атаковать противника, настроенного биться до последней капли крови. *** Син Родерон, думая, что в порыве битв его отсутствие не заметят, улучил момент и оставил стального нага на сира Эдмунда. Покинув квартал Брошенных, он возвращался в поместье Стэхани. Позвать советника и принца к хладным трупам наемников или же пойманным Генералам, не важно. Главное донести весть о том, что в городе два генерала, а не один. — Ми…лорд, Ваше… Высо…чество, — обратился он к демону и принцу восстанавливая дыхание от бега, докладывая: — как и планировали… мы окружили нага… но он оказался не один. Ему помогал… До этого спокойное выражение лица демона становилось все радостнее и радостнее, улыбка, широкая, как оскал барракуды, демонстрировала демонический прикус и клыки. Глаза горели зеленым пламенем. Он был несказанно рад, ведь тот, кто был рядом с нагом в том квартале никто иной, как: — Такэхико-доно… Закончил за мага демон, убеждаясь в том, что все то, что происходило с ним в поместье последние несколько суток, заслуга именно его — Такэ. Используя родовое умение «Туман бледно-розового отражения» он выводил Айсидора из колеи и привычного ритма жизни. Медленно, словно ядом, сводил демона с ума. То лепестком вишни, упавшим на пол к ногам мальчишки-лекаря, то ночными кошмарами, которые каждый раз заканчивались кровавой смертью от рук: брата, друга детства и названного брата, то обещаниями скорой расправы, шепчущих варианты его кончины. — Сами разберутся или присоединимся? — интересуется принц у демона, покидающего комнату. Демон махнул рукой, говоря, что он опытные воины и какое-то время продержаться. Принц не спорил и смотрел, как советник уходит. Айсидор шел в комнату мальчишки-лекаря. Ему хотелось, чтобы еще один червячок сомнения, гложущий его разум, оказался правым. Милорд Дейн надеялся, что подозрения в том, что Тао на самом деле Такэ — не бред сходящего с ума, а реальность. Но, увы. Как только советник приоткрыл дверь спальни, то увидел спящего, мирным сном Тао, обнимающего одеяло. Волосы разбросаны по подушке, рот чуть приоткрыт, пустой провал выжженной глазницы не скрыт шелковой лентой, как и перламутровая чешуя на руках. А еще хвост с пушистой кисточкой. — Значит, ошибся… *шасс — уважительное обращение у дроу