Кадуцей

Но только не стой угрюмо, Главу опустив на грудь. Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь. Как луч тебя освещает! Ты весь в золотой пыли... — И пусть тебя не смущает Мой голос из-под земли. М.И. Цветаева, "Идешь на меня похожий..."

28 сентября 1921 года

      После разговора с Имельдой Руз, Эдмунд чувствовал себя ужасно уставшим. Сидя в кабинете, он делал заметки: проблемы с отцом, женская истерия, растление. Совсем недавно при работе с детьми, Имельда заметила “неподобающее” поведения дяди детей. Она отказалась уточнять в каком смысле, но вспомнила как её отец вёл себя также. Она убедила себя в том, что, если она изобьет детей, они станут менее привлекательными для дяди и он их оставит. Полчаса назад в этом кабинете она умоляла Эдмунда помочь “её девочкам”. Сейчас она уже понимала, что бить их было нельзя и очень переживала за них.       Сейчас в докторе Бэннете боролись два чувства: профессионализм, который твердил, что нельзя верить больной, и жалостливый юноша, который молил помочь несчастным детям.       Эдмунд тяжело вздохнул и решил провести на следующий день ещё один сеанс с Имельдой и расспросить её подробнее, понять, не является ли приставание дяди к детям её больной фантазией?       В дверь постучали. Откашлявшись, доктор Бэннет разрешил войти.       — Здравствуйте, Эдмунд, — на пороге стоял доктор Браун. Он зашел в кабинет, всё также подтягивая ногу, и сел напротив. — Доктор Фергисон сказал, что вы, покумекав, решили заняться миссис Арчер.       — Да, — Эдмунд отложил свои записи. — Он рассказал мне о вашем племяннике, я буду осторожен.       — Осторожен, — недовольно передразнил Игнатиус. — Она ведьма, поверьте мне. Исчадье Ада.       — Я атеист.       — Это вас не спасет, — гоготнул Игнатиус. — Поверьте. Я тоже думал, что мой племянник благоразумен и справится с этой… женщиной, будь она не ладна. Верил всей душой до того момента, пока он не воткнул нож мне в ногу. Теперь я калека, а моя сестра потеряла сына. От этой ведьмы одни несчастья.       Эдмунд нахмурился, вглядываясь в лицо доктора Брауна.       — Доктор Фэргисон говорил про пистолет.       Несколько секунд в кабинете царила тишина, только стук капель по стеклу нарушал её.       — Да. Пистолет у него был. Но нападал на меня он с ножом. Вероятно, Дункан перепутал, возраст берёт вверх над лучшими из нас. Я встретил племянника на первом этаже, он уже стрелял в кого-то - кажется, в кого-то из медсестер, - на меня не хватило пули, боюсь, это уберегло меня от прихода Дамы с косой.       Эдмунд кивнул. Внутри у него что-то сжалось. Так бывает, когда ты слушаешь пациента и понимаешь, что он врет. Так было с мистером Йорром, когда он говорил, что не помнил, когда его друг умер. Так было и теперь. Липкое чувство, которое ползло по животу, раздражало. Что-то не сходилось.       — Я вас понял, доктор Браун, — спокойно сказал Эдмунд. — Но я всё ещё остаюсь при своём мнение: каждый заслуживает лечения. Игнатиус недовольно цокнул, вставая со стула. Он поковылял к выходу. Уже у самой двери он бросил через плечо.       — Как бы вы мне вторую ногу не оттяпали, Эдмунд.       Дверь громко хлопнула. Эдмунд снова открыл свои записи. Он сделал несколько пометок касательно того, что ему известно о Мелиссе Арчер: дворянка, наследница огромного состояния своей семьи, вышла замуж за некого буржуа Арчера. Переманила на свою сторону племянника доктора Брауна, который впоследствии напал на дядю и ранил его в ногу выстрелом.       На этом месте Эдмунд сделал еще заметку: "выстрелом или же ножом? кто второй потерпевший, если верить д.Б.?"       И тут Эдмунд наткнулся глазами на последнюю фразу: доктор Браун мл. погиб, упав с лестницы.       В голове промелькнула мысль: как он мог упасть с лестницы, если ранил своего дядю “уже” внизу?       Голова шла кругом. С каждой новой крупинкой информации желание поговорить с Мелиссой Арчер всё росло.       Прежде чем покинуть кабинет, Эдмунд ещё раз проверил окно - от него не дуло, но, тем не менее, периодически Эдмунду казалось, что ветер шевелит волосы.       За ужином Эдмунд всё никак не мог распутать клубок своих мыслей. Очевидно, что кто-то из его коллег врет. По крайней мере, что-то недоговаривает. Но зачем им врать своему же коллеге? Неужели так сильно боятся пациентку, что решили запугать и его?       — О чем задумались, доктор? — Аврора улыбнулась и поставила тарелку с чесночными гренками поближе к Эдмунду.       — Да так… Работа, — Эдмунд взял гренку, но, не донеся её до рта, вдруг другими глазами посмотрел на Аврору. — А вы давно тут работаете?       — Ну, почти год как, — Аврора повернулась видящим глазом на Эдмунда. — А что такое?       — Хотел спросить про одну пациентку. Миссис Арчер.       — Ой, — Аврора цокнула языком. — Темная, мрачная история. Бедная девочка.       Эдмунд нахмурился.       — В каком смысле?       — Она совсем потеряла рассудок, — Аврора вздохнула. Эдмунд сейчас очень жалел, что Аврора не села напротив как за обедом и ему приходилось поворачиваться к ней боком, чтобы нормально слышать. Из-за этого он не видел выражения лица женщины. — Я сама с ней виделась только пару раз: на процедуры её почти не водят, видимо, потеряли надежду помочь несчастной. Но я слышала, что кто-то говорил будто бы она кого-то убила.       — А племянник доктора Брауна?       Аврора ненадолго замолкла.       — Хороший мальчик был, воспитанный. Да только влюбился в неё, да и сам умом тронулся.       — Что произошло?       Аврора вздохнула.       — Простите, доктор, но я не хотела бы рассказывать. Очень тяжело. Он так стрелял…       Мне казалось, что снова немцы пришли. Так испугалась…       Эдмунд понимающе кивнул и коротко сжал ладонь Авроры, поворачиваясь к ней ровно.       — В любом случае, спасибо.       Аврора улыбнулась и продолжила жевать гренки, запивая их чаем.       Значит, пистолет был. Эдмунд сделал глоток воды, смачивая горло. Его ясный ум всё никак не мог найти объяснения для вранья его коллег. Должен же быть какой-то смысл, какая-то причина, почему их версии не сходились. Стоило спросить об этом доктора Фергисона. Но завтра он первым делом пойдет к миссис Арчер и послушает её. Кто знает, может, это и правда простая сумасшедшая, которая воспользовалась юностью врача и пыталась сбежать?

29 сентября 1921 год

      Зайдя в палату, доктор Бэннет сразу удивился. Это была отдельная просторная палата с одной-единственной кроватью. Свет мягко пробивался сквозь занавески в горошек, рядом с окном стоял туалетный столик, неумело покрашенный белой краской. Эта палата больше походила на королевские покои в сравнение со всем тем, что Эдмунд видел до этого.       Хотя, возможно, так ему только показалось. Сложно обратить внимание на застиранные занавески, грязную не застеленную постель и пятна на стенах, когда видишь такую женщину.       На краю кровати сидела Мелисса Арчер, сложив руки на коленях. Густые темные волосы были заплетены в косу, а не острижены как у многих других женщин в клинике. Бледная кожа почти сливалась по цвету с простынями. Под солнцем было видно, как синие вены просвечивают из-под тонкой кожи на запястьях и шее.       Она больше напоминала античную статую, чем душевнобольную. Только пустой взгляд голубых глаз, устремленный куда-то в окно, отдавал чем-то нездоровым, пугающим. Если бы Эдмунд мог рисовать, то непременно нарисовал бы Мелиссу Арчер - не в больничной робе, а как богиню Персефону. Не Афродиту с её броской красотой, не Геру с острой, а именно Персефону. Красота, покрытая могильной пылью и темнотой. Теперь он мог поверить во влюбленность доктора Брауна в неё.       Миссис Арчер не обернулась, когда доктор Бэннет закрыл за собой дверь. Немного помявшись у входа, Эдмунд всё же сел на стул, стоявший в углу палаты.       — Миссис Арчер?       Девушка - а женщиной её назвать было никак нельзя - посмотрела на доктора Бэннета из-за плеча. Выражения лица никак не изменилось, разве что только дрогнули ресницы.       — …мистер?       — Доктор Бэннет, — поспешил представиться Эдмунд и улыбнулся. Бледные губы Мелиссы будто передразнили незнакомое выражение, после чего девушка снова отвернулась к окну. — Я здесь, чтобы вам помочь. Давайте поговорим о том, почему вы здесь?       — Потому что я бельмо на глазу своего мужа, — равнодушно произнесла Мелисса. — Мужа ли еще..?       Эдмунд опешил. И, будто бы Мелисса могла заметить его замешательство спиной, закашлялся, чтобы его скрыть.       — Вы считаете своего мужа злодеем?       — А добрый человек будет запирать здоровую жену с психами? —Мелисса хмыкнула. — Простите, доктор Бэннет, но я не ваша пациентка. Я пленница.       Эдмунд задумался, вспоминая детали прочитанного накануне дела. Галлюцинации. Навязчивые идеи. Паранойя.       — А вы считаете себя здоровой?       Мелисса резко встала. Эдмунд от неожиданности опешил, но девушка только встала напротив него, скрестив руки на груди. Красивое, будто у фарфоровой куклы, лицо исказилось от гнева.       — А как вы сами думаете?       — Думаю, вам нужна помощь, — вкрадчиво произнес Эдмунд.       — Да что вы, - Мелисса шумно выдохнула и опустила глаза. — Послушайте, не ломайте комедию. Единственная причина моего здесь нахождения - скверный характер. Не спорю, такой грех за мной есть. Но я не сумасшедшая. Не больная. И никогда ею не была. Мой муж - Билл Арчер - просто не захотел жить с той, кто ему не по сердцу. Но мои деньги, деньги моей семьи, ему нужны. Поэтому жена одного из благодетелей вашей клиники сидит здесь уже четыре года! Книг мне не дают, общаться с психами - нет уж, увольте! Так скоро я и правда сойду с ума, начну с собой говорить!       На глазах у Мелиссы выступили злые слезы. Она начала быстро моргать и отвернулась от доктора. Эдмунд протянул ей платок. Мелисса мотнула головой, мол, не надо, и сделала глубокий вдох.       — Сядьте, — мягко сказал доктор Бэннет. — Думаю, моя помощь вам всё-таки нужна. Хотя бы как собеседника.       В тот момент ему показалось, что кровь в его жилах превратилась в лёд - таким холодным взглядом наградила его миссис Арчер. Но это уже что-то. Эдмунд вздохнул.       — Если вы позволите, я бы задал вам пару вопросов.       Мелисса вздохнула и начала перебирать волосы, всё также внимательно глядя на доктора Бэннета.       — Давайте начнем с простого: расскажите о себе.       Мелисса фыркнула и криво улыбнулась.       — Вы и так знаете.       — Отнюдь. Мне важно, чтобы вы рассказали.       Какое-то время они оба молчали, явно изучая друг друга. Эдмунд всё пытался найти блеск безумия в её глазах, но видел только внимательный холод. Осознать болезнь миссис Арчер не помогала и обстановка в палате: тут всё было слишком… нормально. Да, на окне за занавеской были видны решетки, но ничего, кроме этого, не выдавало палату душевнобольной.       — Моё имя вы знаете, — наконец заговорила Мелисса. — Я родилась вблизи аббатства Нотли в Оксфордшире. Мне было пять, когда моя семья переехала в Лондон.       — Расскажите про свою семью.       Мелисса закатила глаза.       — А вас только это интересует?       — Это важно, — кивнул Эдмунд. — Прошу.       — Обычная семья, — Мелисса передернула плечами. — Отец, мать - я росла любимой дочкой. Господь не дал родителям других детей. Светские рауты и балы - это то, где я росла. Я не знала другой жизни. У меня было всё: любой мой каприз удовлетворяли. Можно сказать, это меня избаловало. Так что не ищите причину моего нахождения здесь в моей семье.       Эдмунд пожал плечами, однако для себя отметил не полную искренность пациентки. Что-то, что она говорила и, более того, привыкла говорить, не являлось правдой по её собственному убеждению. Однако выспрашивать сейчас не имело смысла.       — Мне было пятнадцать, когда я влюбилась в мистера Арчера. Несчастный мещанин без манер, владелец какой-то фирмы - я даже не вникала. Как глупо… Мы поженились едва мне исполнилось восемнадцать. Отец был в ярости, чуть не лишил меня наследства. Однако со временем принял моего мужа. Билл… не знаю, любил ли он меня. Он хотел, чтобы у его сына было не просто состояние, но и титул. Помешался на этой мысли. А когда понял, что я не могу родить ребенка, отправил меня сюда. Родители давно погибли - отец на войне, мама чуть позже от горя. Так что никто не мог меня защитить.       Мелисса снова часто заморгала, пытаясь скрыть слезы.       — А ведь я образованней, чем он, умнее. Со мной занимались лучшие профессора Оксфорда. А он…       Мелисса махнула рукой и отвернулась. Эдмунд задумался.       — Вас… обидело разочарование отца в вашем выборе супруга?       — Вовсе нет, — миссис Арчер начала разглаживать складки робы на коленях. — Странно было бы ожидать какой-то другой реакции: единственная дочь древней фамилии выходит замуж за мужчину без рода и племени.       — Но всё же, — доктор Бэннет чуть больше повернул голову боком. — Вы говорили, что были любимой дочерью. А тут такая злость.       — Он больше злился на Билла. Мол, он меня обманывает.       — То есть, ваш отец усомнился в ваших умственных способностях, решив, что вас так легко обмануть?       Эдмунд обожал такие моменты, когда пациент вдруг слышит то, что было скрыто глубоко у него внутри. Что-то, что он не мог понять, а тут это выразили словами. Мелисса повернулась к нему лицом именно с этим выражением глаз. Его нельзя было ни с чем сравнить, слишком много он выражал: осознание, страх, вину, благодарность. Но через секунду на него снова смотрели льдистые равнодушные глаза.       — Даже если так, и что с того? Не поэтому я тут.       Доктор Бэннет мысленно отметил про себя, что стоит в дальнейшем поговорить еще про отца. Но сейчас лучше сменить тему, чтобы пациентка не закрылась.       — Хорошо. Вы говорите, что ваш муж… “мещанин без роду и племени, манер” и с худшим образованием, чем вы. Всё так? — дождавшись, пока Мелисса кивнет, Эдмунд продолжил. — Тогда в чем вы ему так завидуете?       Миссис Арчер громко рассмеялась. Эдмунд даже на секунду испугался такой реакции. Только что перед ним была абсолютно здоровая женщина, а тут всё её очарование разбилось от этого сумасшедшего смеха.       — О, теперь вы говорите как Вильгельм.       — Вильгельм?       — Да, Вильгельм, — девушка подалась вперед. Эдмунд приложил все свои внутренние силы, чтобы не отшатнуться, хоть их и так разделяло не меньше метра. Но красивое лицо Мелиссы исказилось почти до неузнаваемости. Сейчас перед ним была не богиня Персефона, а безумная Геката. В её глазах билась злость, способная погубить всё человечество. — Неужели вам не рассказывали?       — Вы… — Эдмунд откашлялся, во рту пересохло. — Вы о докторе Брауне?       — Да, — Мелисса села ровно, не отрывая взгляда от Эдмунда. Если до этого ему казалось, что ей было сложно сфокусироваться хоть на чем-то, то теперь она походила на змею, гипнотизирующую мышку. — Бедный мальчик. Вы не поверите, но он просто хотел секса. А мужчина, желающий женское тело, превращается в животное. Чуть направь его - и он сделает что угодно.       Желудок сжался от неприятного чувства: всё-таки правда, она действительно подговорила врача устроить ей побег. Хладнокровно, без всякой жалости о том, что он погиб из-за этого.       — Вы не ответили на мой вопрос. Всё-таки я не он, — Эдмунд выделил последнюю фразу голосом, чем только вызвал улыбку у Мелиссы.       — Все вы как он, — она хихикнула. — Скажите, а вы завидуете здоровым?       — Что, простите? — Эдмунд опешил и нахмурился.       — Ну, тем. кто хорошо слышит. Может четко понять расстояние до объекта, издающего звук. Может не поворачивать голову одним боком, чтобы хорошо слышать собеседника? Уверена, хоть немного, но завидуете. Вот и я завидую: тому, что он мужчина. У него есть власть, влияние. И это всё только из-за того, что у него в штанах.       — Но вы только что говорили о мужской примитивности.       — Ага, — Мелисса лучезарно улыбнулась, чуть сморщив нос. — Именно поэтому мужчины никогда не допустят, чтобы женщины были с ними наравне. Эдмунд хмыкнул. Он слышал про суфражисток и даже соглашался с отдельными их требованиями. Однако был солидарен с коллегами: побольше части это просто проявления женской истерии. И сейчас перед ним сидел наглядный тому пример.       — Я вас понял.       Эдмунд встал и пошел к выходу.       — Что, правда глаза режет?       — Боюсь, вы переоцениваете значение… гениталий в штанах.       Дверь на ключ Эдмунд запирал под холодящий душу смех.

30 сентября 1921 год

      Она была больна, это очевидно. Как хоть сколько-то компетентный врач мог в этом усомниться? Конечно, первые несколько минут Мелисса Арчер производила впечатление заточенной девушки, но её смех, всё ещё звенящий в голове, не оставлял никаких сомнений. Эдмунд мелким ровным почерком выводил заметки.       Вчера после сеанса с ней он решил, что лучше больше не брать пациентов. Слишком сильное впечатление оставила после себя Мелисса Арчер. Он даже плохо спал ночь, что было с ним последний раз после смерти Долорес.       Долорес… такая нежная и чуткая, она была полной противоположностью холодной миссис Арчер. Однако Эдмунд не мог отрицать красоту этой женщины. Утонченные черты лица, которые вмиг становились ужасающими от безумия, античной красоты тело, содрогающееся от смеха. И глаза: как два куска льда.       Сегодняшний день начался с повторного осмотра всех заметок по всем пациентам. И Эдмунд снова остановился на папке с именем Мелиссы: это даже пугало. Но он чувствовал необходимость разобраться, понять.       Доктор Бэннет вздохнул и отложил папку в сторону. Сегодня точно не стоило идти к ней. Его собственная психика могла оказаться под угрозой, слишком уж сильное впечатление произвела на него эта женщина и истории, связанные с ним. Когда он ненадолго задремал в кресле, ему даже показалось, что он слышал выстрел сквозь сон. Оказалось, что это в коридоре кто-то из медсестер не закрыл окно и оно хлопнуло от сквозняка.       Он медленно пошел к палате Имельды Руз.       — Вы навестили моих девочек? — вместо приветствия сказала женщина, вставая с кушетки.       — Собираюсь, — уклончиво ответил Эдмунд.       — Пожалуйста, доктор! — она схватила его за руку, отчего по коже пробежали мурашки. — Я умоляю вас!       — Я здесь. чтобы помочь вам, Имельда.       — Вы поможете мне, если спасете мисс Мэри и мисс Дороти! Прошу вас, пожалуйста!       Крупные слезы начали катиться по морщинистому лицу. Эдмунд вздохнул, чуть сжав сильные ладони Имельды.       — Обещаю, сегодня же вечером зайду к ним. Но сейчас мы пойдем ко мне в кабинет и поговорим о вас, хорошо?       Пожилая женщина часто закивала, совсем как ребенок. Уже после сеанса Эдмунд подумал, что глупо было обещать такое. Даже если он правда посетит дом, где работала Имельда, что он сделает? В лучшем случае, это будет просто оскорбление для этой семьи. В худшем - как-то повлиять на ситуацию с девочками он не сможет.       Однако Имельда так хотела помочь своим воспитанницам, так переживала, что это вдохновляло помочь им тоже.       К вечеру Эдмунд так и не смог договориться с собой. Он не мог решить, что делать. Для начала, надо поговорить с доктором Фергисоном. Он отправился в его кабинет, всё никак не в состояние понять, о чём именно говорить - о воспитанницах Имельды или о Мелиссе? Эдмунд аккуратно постучал в дверь.       — Да-да, войдите.       Кабинет доктора Фергисона был намного больше, чем кабинет Эдмунда. Он был достаточно узким, но светлым из-за широкого окна. Одна из стен была целиком занята стеллажами с книгами и папками пациентов. Широкий дубовый стол украшала медная статуэтка античной богини, к сожалению, Эдмунд так и не понял какой. Газовая лампа, стоявшая рядом со статуэткой, давала достаточно света, чтобы спокойно, не напрягая глаз, видеть всё на столе. Небольшие настольные часы тихо тикали, отсчитывая время. Доктор Фергисон сидел, надев на самый кончик носа очки-половинки, и читал.       — Добрый вечер, мой мальчик. Что-то случилось?       Эдмунд кивнул в качестве приветствия и сел напротив.       — В каком-то смысле.       — Вы провели сеанс с миссис Арчер? — Эдмунд снова кивнул. — Что ж, я вас слушаю.       — Она больна, это я понимаю. Она говорила про мужа…       Доктор Фэргисон расхохотался, покачивая головой.       — Да, доктор Браун говорил об этом. Ну… младший. понимаете ли, дорогой Эдмунд. Миссис Арчер вдова. Овдовела почти сразу после войны. От горя она, видимо, и потеряла рассудок. Обвинила его во всех смертных грехах, убедила себя, что именно он отправил её сюда.       Эдмунд вздохнул и кивнул.       — Неужели она и тебя убедила? — усмехнулся Дункан.       — Вовсе нет. Это вписывается в фабулу её безумия.       Доктор Фергисон покровительственно улыбнулся.       — Что-то ещё?       — Да. Не могли бы вы санкционировать мой визит в семью, в которой работала Имельда Руз?       — В семью Силлоу? — доктор Фэргисон нахмурился, задумавшись. — Что ж, санкционирую. Если вы считаете, что это надо.       Эдмунд кивнул и поблагодарил. Доктор Фэргисон написал ему бумагу-расписку, о том, что все действия были согласованы с руководством клиники. Эдмунд даже удивился такому доверию, но ничего против не сказал.       Идя к доходному дому, в котором жил, по мощенной дороге, Эдмунд всё мок под дождем. Холодные капли промочили одежду, по ощущениям, до нижнего белья. Брюки липли к коже, покрывая её мурашками. Чуть вьющиеся волосы липли ко лбу. Некстати вспомнились слова Долорес. Она всегда сравнивала его мокрые волосы с жидкой медью. Всегда светлые, с совсем легкой золотинкой, они очень нравились Долорес. Эдмунду они всегда напоминали непослушную солому.       Убрав пятерней волосы с лица, Эдмунд на секунду остановился, подняв голову к небу. Холодные капли стекали, щекотали нос и шею. Грудь сдавило отвратительное чувство скорби. Ему казалось, что он победил это, прошел целый год со смерти Долорес. Но последние дни так часто напоминали о ней. Бедные дети, история Имельды… Даже Мелисса.       Долорес сбежала из дома в восемнадцать лет. Её пытались выдать за мужчину почти в два раза старше, чем она. Будто бы этого было мало, этот мужчина растлил её в раннем возрасте. Она рассказывала об этом Эдмунду со слезами, заикаясь от страшных воспоминаний. Тогда Эдмунд и решил пойти учиться психоанализу. Чтобы помочь…       Но забрала её у него совсем не душевная болезнь.       Эдмунд зашел под козырек закрытого магазина и закурил сигариллу. Он редко курил, Долорес это очень не нравилось.       Долорес…       Сизый дым щипал горло, улетая едва заметным облачком под дождь. Руки мелко тряслись, покраснели от холода. Эдмунд облизал губы, снова затягиваясь табачным дымом. Голова шла кругом от курева и усталости. Глаза жгло не выплаканными слезами. Эдмунд безумно скучал по Долорес, ему не хватало её мягкой улыбки, ласки. Она безумно любила клубничную помадку на пирожных и сластить огурцы. А ещё иногда была абсолютно безумной - видимо, женская истерия иногда брала верх над её разумом. Она могла закатить истерику на ровном месте, кидалась вещами, кричала. Эдмунд старался её успокоить, обнять, хоть иногда и отхватывал ударов по голове.       Снова затяжка. Эдмунд зажмурился. Всё, нет, хватит. Хватит жалеть себя. Не только он кого-то потерял, далеко не он один. Не он самый несчастный. Да, он любил Долорес. Но главное здесь - прошедшее время. Нельзя любить кого-то мертвого, это ненормально, неправильно.       Так и не докурив, Эдмунд затушил сигариллу и, чуть шатаясь, не замечая больше холода, продолжил свой путь домой.       Завтра суббота. Он сможет немного поспать.