Обветренные губы

Бушующий шторм в сердце не оставлял Нигеля ни на секунду. С одной стороны – семья, без которой он сейчас никуда. Желание вернуть доверие родителей, оправдаться и не быть позорным пятном на их репутации. Страх за здоровье отца, готовность возложить свою гордость и любовь на алтарь семейного благополучия. С другой стороны – эта самая любовь. Головокружительное чувство, которое заставляет чувствовать себя живым и настоящим. Именно благодаря нему Нигель стал познавать себя и учитывать свои настоящие желания. Его любовь ко всему военному была чем–то навязанным, а на деле парень даже не знал, к чему лежит его душа. Рядом с Саки он хотел меняться, наконец почувствовал свободу и… повзрослел? Но что есть «взросление»? Необдуманные поступки ради минутной эйфории? Или взвешенные решения, которые могут принести боль? Можно было бы всё лето бегать и скрываться от отца, но какой в этом толк, если ты подвергаешь опасности не только себя, но и близкого человека? Саки отдавал себе отчёт о том, что, возможно, это был их последний день проведённый вместе. Что дальше – неизвестно. Но и отговаривать товарища не хотелось. Брюнет находил его поступок очень взрослым и до конца верил в то, что их история на этом не закончится, даже если родительская воля разъединит парней. Медленно и неуверенно Нигель и Саки шагали обратно, выходя из леса и снова натыкаясь на виды небольшого городка. Знакомые дома, один в один похожие друг на друга, бессмысленно снующие повсюду подростки, суетливые взрослые. Одним только парням не находилось места в активной, но бесчувственной жизни этого места. Всё казалось им чужим, будто там, в лесу, было гораздо лучше, никто не мешал и никто не мог их разъединить. Здесь же, стоило только наткнуться на оживлённую улицу, пришлось опомниться и перестать держать друг друга за руки, дабы не создавать ненужных слухов. Причём первый инициативу проявил Саки, так как боялся за репутацию друга и сейчас мыслил более адекватно. Нигелю же нужна была поддержка, он бы предпочёл тонуть в объятиях, настолько крепких, что не оставалось бы возможности дышать. Но, тем не менее, он нехотя убрал руку, потому что всё место занимали слова отца: «Трус!», «Терпи!», «Позор семьи!». А как крутой парень, гроза школы, может быть позором?! Он трусливо прятал глаза в пол, лишь бы не наткнуться на знакомых. Ноги, казалось бы, сами должны нести блондина в сторону дома, но он сопротивлялся, то замедляясь, то делая остановку на перекур. — Хочешь, развернёмся обратно? – Саки всё время шёл рядом, обеспокоенно не спуская взгляд с Нигеля. Не получалось придумать гениального плана, который мог бы в одночасье решить все проблемы. Было ли вообще верное решение? Брюнет не хотел вмешиваться, чтобы не быть виноватым. Он примет любое решение друга, лишь бы тот был счастлив и не винил себя, – Я на твоей стороне всегда, мы можем хоть перед порогом у твоих предков встать, а потом свалить, если нужно. — Я должен это сделать, – устало говорил коротышка, вновь останавливаясь. Парни делали перерывы даже если не уставали, просто оттягивали момент, когда им придётся разойтись. Никто не знал, встретятся ли они завтра утром, осенью, или вообще не увидятся больше никогда. Но уже темнело и в зоне видимости появлялся дом Нигеля. В окнах всё ещё горел свет, значит никто не спал. Не получилось бы прокрасться в комнату и всю оставшуюся жизнь делать вид, что ничего не было. Нужно решаться. Саки без лишних вопросов всё же взял друга за руку, вкладывая максимум своей поддержки в этот жест. В детстве, когда парни играли в пиратов, они придумали свой небольшой язык жестов: «если пожать руку и крепко сжать её один раз – это знак уважения, два раза – объявление вражды, три – безусловное одобрение и признание». Если раньше это было пиратским кодексом, то сейчас это серьёзный знак поддержки. Брюнет крепко сжал ладонь. Раз. Два. Три. По тому, как изменился взгляд Нигеля, стало ясно, что он помнил про эту детскую выдумку. Блондин трижды сжал руку в ответ, наполняясь уверенностью. Он знает, что справится со всем. Пиратский кодекс не позволил бы сбежать с корабля. Коротышка, не отпуская руки друга, стучит в дверь. Он не сойдёт с пути и покажет всем, что научился любить. — Котёнок! – дверь поспешила открыть мать. Её напуганный взгляд говорил о многом. Она тут же бросилась обнимать сына, приглаживать его волосы и тревожно осматривать лицо, только сейчас замечая, как сильно ему досталось от отца. – Извини, извини пожалуйста! Возвращайся домой, папа тебя любит, честно! Саки, как я рада тебя видеть! Это недоразумение, знаешь ведь, что ты мне уже как родной. Делайте что хотите, я не могу вам запретить ничего, мальчики. Нигель, просто возвращайся домой, умоляю! – мать была готова падать на колени, лишь бы сын вернулся. Она едва сдерживала слёзы, но дрожащий голос выдавал её состояние. Она действительно любила сына и многое ему позволяла. Когда отец уезжал в командировки, она была только рада, что Саки остаётся у них дома на ночёвки. «Всё лучше, чем по улицам ходить» – постоянно повторяла она и обязательно готовила что-нибудь вкусное каждый раз. Нетрадиционную любовь она, конечно, не могла до конца понять. Думала, что сын «наиграется» и всё будет как прежде, но даже если не так, она примет его любым и будет рядом. — Мам, как там отец? – спрашивает Нигель, а сам молится, лишь бы не услышать ничего страшного. У него есть море вопросов, но этот первым срывается с уст. Саки снова трижды сжимает ладонь и блондин прокашливается, избавляясь от кома в горле. — Всё в порядке, у него болело сердце, он очень волновался! Ты же понимаешь, как ты для него важен! Ты наш единственный ребёнок, он так обрадуется, если ты вернёшься! – мать слепо верила в святость своего мужа и не хотела признавать, что ничем хорошим это не кончится. – Я пыталась с ним поговорить, котёнок. Он тебя не тронет! Возвращайся, пожалуйста! Дома твоя любимая картошка с курицей. Саки, ты тоже проходи, если хочешь. И Нигель решил, что надо идти самому. Не ради мамы, тёплой кровати или вкусной картошки. Он идёт, чтобы показать отцу, как вырос и изменился. Блондин крепко сжимает Саки в объятиях и едва слышно шепчет ему на ухо: «Дякую… Я впораюсь, йди додому, отдыхай». В ответ долговязый кротко целует его в щёку, чтобы мама Нигеля ничего не заметила. Уйти получилось не сразу, парни оборачивались навстречу друг другу, лишь бы не терять последнюю ниточку, связывающую их. Коротышка сдался первым, не смог сопротивляться жалостливому взгляду мамы. Она первым делом звала его поесть и начала причитать по поводу грязной одежды, но Нигель решительно пошёл на второй этаж, к отцу, распахивая дверь в родительскую спальню. Мужчина лежал в кровати, всё продолжая хвататься за сердце. Но только он увидел сына – сжал ладонь так, будто ей же вырвет это сердце, а потом всё равно останется жить. Болезненный взгляд исказился и слабоосвещённая комната напоминала склеп, в котором живёт древний вампир, безжалостно пьющий кровь у всех, кого встретит на пути. — Отец, я вернулся! – Нигель решает говорить первым, иначе потом не сможет вставить ни слова, стыдливо пряча глаза в пол. Парень прикрывает глаза, чтобы не видеть отца и не сжалиться над ним. – І знаєш що? Вернулся не заради тебе и не щоб просити вибачення. Я тебе не боюсь. Не боюся твого гніву та ударів ременем. Ты меня не сломаешь! Стыдись меня! А ще пам'ятай, що я – твій син, твоё отражение. — Слушай сюда, щенок, – Мужчина яростно таращился на сына, но был слишком слаб, чтобы что-то сделать. Пока Нигеля не было дома, его родители правда много разговаривали. Мать плакала и умоляла о снисхождении. Кажется, получилось, но только с одним условием. – Делай что хочешь, доучивайся и сразу можешь уезжать из дома. Здесь ты в гостях, прислушиваться к твоим хотелкам больше никто не будет. Лимит доверия ты исчерпал. Это мой дом, только попробуй привести сюда своего дружка – я твой гадюшник быстро разгоню. И запомни, что сына у меня больше нет. «Сына у меня больше нет. Сына у меня больше нет…» – слова как цепи обвивали коротышку, мешая двигаться. Повезло, что с цепями он умел бороться. Снял оковы с сердца Саки, ограничивающие кандалы с себя. И сейчас он выходит из ситуации победителем, доводя отца до ручки безразлично проброшенной фразой: — Тоді у меня нет отца, – твёрдо произносит парень, покидая комнату. Не было громких хлопков дверью, скандалов и слёз. От этого конфликт становился только хуже, но Нигель ещё не понимал, что именно пойдёт не так. Уютная кровать, радостный звонок Саки, крепкий сон. Завтра всё начнётся по новой, но стоит только проснуться и жизнь становится Адом. Рано утром блондин, полный самоуверенности, спускается к столу. Отец и мать уже едят вместе, но на столе не хватает тарелки для сына. Она стоит где–то на кухонной тумбе и медленно остывает. Его не ждали к столу. Мама с тоской смотрит на Нигеля, но не может ничего сделать. В её больших, округлых глазах – страх и сожаление. Отец даже не поворачивается, просто грубо откашливается и буднично разговаривает с женой, точно они всегда жили в этом доме вдвоём. Дальше – хуже. Косые взгляды и полное игнорирование с отцовской стороны. Когда они находились на кухне или в гостиной вдвоём и мать пыталась заговорить с Нигелем, мужчина пресекал её, меняя тему разговора. Он намерено говорил о военных лагерях и прочих жестокостях, как бы «невзначай» рассказывал, что делают с «заднеприводными» в армии. Он делал всё, чтобы не дать сыну спокойной жизни и добиться извинений. Но коротышка не сдавался. Сначала начал избегать родителей, выходить на кухню только тогда, когда отец занят или работает. Позже блондин заметил, что куда–то пропала его игровая приставка. В комнате точно кто–то шарился. Здесь становилось небезопасно, поэтому Нигель всё больше времени просто безвылазно сидел у себя, ощущая, как сходит с ума. Атмосфера выжимала его как лимон и за пару дней от парня осталась только оболочка. Он боялся спать, всегда ожидая подвоха. Тело совсем ослабло, коротышку постоянно знобило. Сил, чтобы встретиться с Саки, не было. Любые попытки взять телефон и набрать его номер сопровождались необъяснимым страхом. Получалось слать только короткие СМС. «31 мая. 12:41 Я в полной жопе. Напишу, коли зможу говорити, расскажу всё. Не дзвони поки що, прибьют обоих» «5 июня. 16:38 Кароче батя мне не батя больше. Спасибо, что предки еду в тарілку кладуть, а не в миску. Заебался. Не гнівайся» «13 июня. 22:43 Я мудак. Сил нет встать. Не приходь. Розумію, якщо разойдёмся» «20 июня. 03:52 Правда думаю о тебе. Дякую, що пишеш незважаючи ні на що. Трохи полежу та встану, це просто такий період» Период слабости крайне затянулся и только спустя неделю после последней СМС Саки услышал звонок. Он не верил своим глазам, когда на экране телефона высветилось имя друга. Первая мысль – «Нужно спасать». Дрожащей рукой брюнет взял телефон, поспешно собираясь, если вдруг его помощь реально окажется нужна. Но всё было проще. «Привіт, слухай, я знаю, що знову тебе підвів, але це не спеціально. Давай встретимся завтра? Я зайду за тобою, – обессиленный, но всё ещё родной голос звучал совсем невзрачно. Хорошо, что у него всё в порядке. – И это… Самое главное, – парень прокашлялся и перешёл на шёпот. Даже через телефон можно было понять, что он улыбается. – Я тебе кохаю…». После этого коротышка быстро сбросил звонок, что дался ему очень тяжело. Нигель боялся, что будет отвергнут и что Саки не согласится идти на встречу. Но долговязый, конечно же, даже не думал отказывать. Всю ночь он не спал, предвкушая следующий день. Время тянулось медленно и только к обеду раздался заветный звонок в дверь. На пороге стоял Нигель. За месяц его обстриженные волосы слегка отросли, но теперь выглядели ещё более нелепо, так как парень совсем отказался от прилизанной укладки. Теперь пара выбивающихся прядей периодически лезла парню в лицо, но он боялся обстригать их, чтобы не выглядеть ещё хуже. Блондин сильно истощился, заметно похудел и обзавёлся мешками под глазами. С момента преображения опрятные белые рубашки начали сменяться футболками, часть из них принадлежала Саки, так как карманных денег парень лишился и не мог спокойно закрывать любые свои желания. Постоянным атрибутом оставались только шипованные браслеты и тот самый, неумело переплетённый кожаный браслет Саки. Нигель не снимал его с того момента, как нашёл. Это было напоминанием о спасительной любви даже в трудные моменты. Сейчас же на смену неопрятному образу снова пришло что-то более строгое. Парень стоял в опрятной белой рубашке с длинными, но закатанными по локоть рукавами. Любимый чёрный галстук элегантно завершал образ. — Ну що, готовий іти на... Свидание? – щёки блондина залились румянцем, а из–за спины он достал небольшой, собранный своими руками букет из цветов, что нашёл то на случайно растущих кустах, то во дворах у соседей. Поэтому букет был пёстрым и несочетающимся, но Нигель вычитал, что цветы – необходимый атрибут успешного свидания. Пусть и маленькими шагами, но он всё же делал попытки сблизиться с Саки и строить что-то похожее на обычные отношения. Иногда переступать через собственную гордость было трудно. Говорить приятные слова, перестать утаивать переживания – это всё чуждо для коротышки, но когда он оглядывается назад и вспоминает, каким был раньше, то понимает, что выбрал правильный путь. — Ха, какой ты… – усмехнулся брюнет, робко принимая букет. Он, конечно, очень удивился такому жесту. Сам уже было провёл аналогию с тем, что Нигель воспринимает его как девчонку, а потом всё же выдохнул с успокоением. Ему было приятно получить этот букет. Такой подарок со стороны блондина – диковинка! Он бы предпочёл купить что-нибудь, нежели думать и делать подарок своими руками. – Красивый, блин. А я не готовился даже. И за цветы спасибо, забавный веник. Не веник то есть… Букет, да. Дай пять минут, я мигом! Саки вдохновлённо подскочил, быстро разворачиваясь и закрывая дверь, чтобы собраться. Мурашки бегали по коже от одного вида Нигеля, а его галстук напоминал о ситуации в лесу. Хотелось соответствовать, раз даже коротышка назвал эту их встречу «свиданием». Шаг за шагом он мгновенно добежал до душа, наспех умываясь и используя какой–то мамин гель для душа, разбавленный водой, зато пахнущий цветами. Пытаясь уложить волосы перед зеркалом, Саки успел громко выругаться пару раз. То заправит пряди за уши, то наоборот распустит. А когда вспомнил, что на обложке бульварного романа, который лежал на столике в гостиной, был изображен какой–то пижон с зализанными назад волосами и в пиджаке, понял – надо сделать что-то похожее. В глубине шкафа как раз пылился пиджак биологического отца. От него Саки и перенял высокий рост, но даже так рукава пиджака были слишком длинными и пришлось их подворачивать. Единственная рубашка в гардеробе, наоборот, была слишком маленькой в рукавах. Одеколон отчима. Расправленные плечи. Брюнет выглядел комично, но был уверен, что именно этим образом сможет покорить друга. Последний взгляд в зеркало, потом на часы – немного задержался, пришлось скорее мчаться к выходу. — Чого так долго–то? – уже хмурился Нигель, но стоило ему только увидеть самодовольную ухмылку Саки и его прикид, как парень тут же сменил гнев на милость, сдерживая смех. Уж совсем непривычно было видеть товарища в таком образе, хотя что-то манящее в этом было. – Погнали на нашу річку! Я там тобі приготував сюрприз! – коротышка был полон энтузиазма, не мог дождаться момента, когда сможет показать все свои старания, лишь бы брюнет оценил и улыбнулся – это будет главной наградой. Тягостная неловкость между парнями испарилась мгновенно, даже несмотря на то, что они давно не виделись и у двоих надежда на примирение угасала с каждым днём. Нигель не был уверен, что сможет справиться с давлением и вернётся к привычной жизни, а Саки снова думал, что недостаточно хорош и отчасти виноват в том, что происходит с другом. Палящее летнее солнце дало понять, что пиджаки и рубашки – не лучшая одежда, но парням настолько хотелось сохранять презентабельный вид, что они готовы были расплавиться от жары, лишь бы свидание прошло по всем канонам. Правда, эти «каноны» были основаны на стереотипах и сладких парочках, что учились в школе и мельтешили перед глазами. А как на самом деле два парня должны любить друг друга – неизвестно. Они всё не решались взять друг друга за руки прилюдно, хотя оба безумно этого хотели. Нигеля всё ещё грызла совесть за то, что он смог объявиться только сейчас. Плана на будущее у него не было, а вариант с тем, чтобы всё же попросить прощения у отца и уехать из города по его воле – посещал его голову всё чаще, потому что чувствовать себя на уровне с дворовым псом в доме, где его раньше любили, было невыносимо. Он не мог ни с кем поговорить, целые дни проводил дома, иногда даже не выходя на кухню, потому что забывал про голод и не хотел пересекаться с отцом. Каждый день превращался в Ад. Ранее избалованный ребёнок просто не мог смириться с тем, что его лишили всех привилегий! Но стоило только дойти до той самой грязной речки, как стеснение улетучилось. Кругом не было никого, кто мог бы застать парней врасплох. Здесь и сейчас – только они, их воспоминания и сладкие поцелуи. Нигель с упоением накрывал ладони Саки губами, постепенно закатывая его рукава и забираясь выше, насколько это возможно. Он сходил с ума от этих тонких рук, выпирающих вен, грубой кожи и длинных пальцев. Дальше – шея. Блондин буквально впивался в неё, наслаждаясь моментом и вслушиваясь в тяжёлое дыхание долговязого. Каждый поцелуй был наполнен любовью и попытками извиниться за очередную ошибку. Саки не выдерживал, он всегда предпочитал больше отдавать, а не получать, вот и сейчас, не сдерживаясь, он обхватил лицо друга, притягивая его к себе и сливаясь в поцелуе, который, несмотря на бурлящую кровь и разгорячённый воздух, был очень нежным и мягким, настолько, что мог заставить расцветать природу вокруг. «Позор семьи» – уже в который раз Нигель слышит в голове отцовский голос, из раза в раз повторяющий одну и ту же фразу. К этому нельзя привыкнуть, каждый раз по телу проходит холодок, отчего блондин чувствует себя неживым. Все проявление жизни во всей её красе приходилось в себе гасить и даже сейчас отодвигать от себя Саки, но старательно делать вид, что всё хорошо. — Жди тут, – коротышка оперативно находит предлог, чтобы удалиться в сторону густо растущих деревьев. Невооружённым взглядом не получилось бы заметить подвоха, но Саки начинал чувствовать, что что-то идёт не так и нужно будет гораздо больше времени, чтобы снова наладить контакт. Нигель, стоило ему только отвернуться, пытался безуспешно выровнять сбивающееся дыхание. Его бросало в жар от этого ужасного контролирующего голоса! Но ведь сейчас он не дома, рядом находится любимый человек и никто им не должен мешать… Почему же тогда на душе так гадко? Где-то за стволами деревьев пряталась заранее заготовленная корзинка для пикника. Это было так банально, но Нигель неиронично находил такую идею свидания забавной. Ранее он, конечно, ходил с девчонками на «свидания», но те обычно заканчивались на неумелых попытках облапать спутниц. – Не повіриш, але я тут сам приготовил кое-что. Парень доставал из корзинки различные яства, удивляя друга таким подходом. «Хоть бы ценник снял!» – беззлобно подшутил Саки, помогая ему соорудить импровизированное место для пикника. И пусть речка, спокойно текущая рядом, была больше похожа на свалку, это было их сакральное место! Здесь брюнет впервые почувствовал какое–то странное притяжение, и вот к чему это всё привело. Из приятных размышлений парней выдернул странный истеричный писк со стороны деревьев. Жалобное мяуканье, на которое Нигель обратил внимание. Он в тайне был тем ещё кошатником, хоть образ и заставлял любить больших собак. Даже когда они чудили и привязывали консервные банки к хвостам животных, блондин чаще отворачивался и хмурился, не желая наблюдать за мучениями котов. Однако, издеваться над собаками ему нравилось чуть больше, но сейчас он списывал всё это на ошибки прошлого, которые не хотелось бы повторять, тем более раз парень принял решение меняться. «Блин, там кот орёт… Погнали спасём?» – к удивлению Саки предложил блондин. Из его уст было бы привычнее услышать предложение посмотреть и похохотать, но Нигель и правда вырос, отчего долговязый с каждым разом гордился им всё больше. Мяуканье шло с верхушки дерева, куда коротышка никак бы не смог забраться – карабканье на деревья было его слабой стороной. Парень пытался сделать уставший взгляд максимально жалобным, буквально умоляя друга достать кота с дерева! Просто чувствовал, что они должны так поступить и сделать маленький вклад в своё самосовершенствование и трансформацию. Саки же смиренно полез на дерево, закатывая рукава. Он, наоборот, больше предпочитал собак и, если бы был здесь один, вряд ли бы полез за этим котом, но раз друг впервые просит о чём–то настолько хорошем и полезном – надо делать. Стоило только забраться чуть выше – брюнет тут же порвал старенький пиджак ровно по шву на плече, уже начиная жалеть, что ввязался в это. Ещё и кот оказался совсем недружелюбным, оставляя на руках парня болезненные царапины. Неблагодарный пушистик удрал, стоило только поставить его на землю. Нигель наконец залился смехом от перепуганного вида Саки. Он пожал плечами, как-бы говоря «Ничего страшного» и пригласил друга вернуться к еде. Парни ни на секунду не жалели о том, какой путь прошли. Пусть их история была полна боли и унижений, но они были нужны друг другу. Совсем пропали б, если бы были одни. Саки бы пошёл по следам матери, неконтролируемо употребляя всё, что плохо лежит. Возможно занимался бы самоповреждениями и однажды совсем утратил вкус к жизни, оборвав её раньше времени. Нигель бы так и остался аморалом и когда–нибудь ввязался бы в драку, из которой не смог выбраться. Сейчас же парни и не думают о таком исходе. Они весело и громко обсуждают что-то, то и дело переплетая руки и поглядывая в сторону, наблюдая за тем, как рыжий кот нашёл какую–то бабочку и гоняется за ней. Только вот блондин всё не прикасается к еде и Саки не оставляет это без внимания. — Рассказывай, что у тебя происходит, – наконец встревоженно интересуется он. Сначала, конечно, хотелось поддерживать спокойную атмосферу и не давить не больное, но Нигель не был похож на себя прежнего, он медленно угасал. — Херня, всё нормально, – хотел было отмазаться коротышка, но только почувствовал плечом тёплое прикосновение, тут же сдался, вспоминая, что именно это место символизировало все откровения. – Блять… Мені кусок в горло не лiзе, тошнит постоянно. Дома кошмар, батя як дитина, мозг мне дрючит. Я хоч і не поїхав у лагерь, зато дом перетворився на армію. Предки роются в вещах моих. Я для них никто. І буду ніким, поки на коліна не встану і не вибачусь! Дальше последовал долгий и трудный для обоих пересказ событий прошедшего месяца. Нигель, озвучивая все зверства со стороны отца, всё больше осознавал, в какой безвыходной ситуации находится. Саки был безумно зол. На себя, на родителей друга, на самого Нигеля в том числе. Он всегда просил не приходить и не звонить, будто всё под контролем. Но если бы он честно сказал, как ему сейчас дурно, брюнет бы примчался на помощь как рыцарь к принцессе под замком. Глаза долговязого округлились, ему было стыдно за то, что он никогда не понимал Нигеля, когда тот жаловался на семью. Сейчас всё встало на свои места, это нельзя было оставлять просто так. — Давай так… – Саки было тяжело найти нужные слова, но он пытался говорить достаточно твёрдо, чтобы не наткнуться на очередную отмазку в духе «Всё в порядке, мне не нужна помощь». – Живи у меня. Сейчас-то тебе ничего не сделают! Хочешь, погнали соберём вещи вместе? Нет? Тогда я дам тебе футболки какие-нибудь, придумаем что-то, это ерунда. Потом мы заканчиваем школу, я параллельно подрабатывать буду, тачки чинить, ещё что-нибудь. Копим на билеты в любое место и сматываемся туда сразу же после выпускного. Вдвоём! Начнём там с чистого листа, нас никто знать не будет. Не будет родителей, не будет обязательств. Полная свобода! – план звучал настолько идеально, что в него сложно было поверить, но Саки говорил серьёзно. Он считал, что блондину просто необходимо вырваться из собственного дома, который его же и погубит. — Клянусь, я хочу поїхати з тобою. Куда угодно, хоч на край світу. Я готовий жити в палатке и жрать что попало. Але я боюсь, що знову наобещаю дохрена и ничего не выполню. И жить у тебя хочу, менi вдома душно… – коротышка смотрел в землю, боясь поднять глаза. Но это был его шанс на счастье. Он сделал столько шагов, что просто не может так глупо проиграть. – А хрен с ним! Я согласен! – и пусть слова Нигеля были полны уверенности, соврал он или нет покажет только время. Парень, безусловно, сможет переехать и смириться с небогатыми условиями, но что дальше? Попробовать, потом опять признать ошибки? Слишком много нюансов, чтобы говорить о будущем, тем более совместном.