Обветренные губы

— Не мешай мне делать из сына мужчину! Посмотри, к чему приводит твоё воспитание, твои поблажки! – отец гневливо схватил Нигеля за неопрятно обкромсанные волосы и потянул, чуть ли не швыряя сына на диван. Адреналин в крови блондина заглушал боль и страх. Он всегда боялся наказаний от отца и старался быть хорошим мальчиком при нём, но сейчас такая жестокость вызывает отвращение. Хуже становится от того, что блондин находит эти же черты в себе. Необоснованную тягу к насилию, вспыльчивость и слепую веру в свою правоту. Вопрос о безусловном авторитете больше не ставился. Родной человек никогда бы так не поступил. Саки так никогда не поступал! Они часто дрались в шутку и брюнет всегда умел вовремя остановиться, а Нигель начал ценить это только сейчас, когда чувствует себя беззащитным перед отцом, что уже держит ремень в руках, но вместо того, чтобы быстро перейти к наказанию, играется с «добычей» и отвешивает ещё пару звонких пощёчин. – Завтра же отправлю тебя в военный лагерь. Всё сделаю, чтобы ты, недоразумение, там драял унитазы без перерыва. Тебя там жизни научат, ноги об тебя будут вытирать так, как ты сейчас вытер об весь наш род! Позор семьи! Последние слова въелись в голову, просачивались через кожу и медленно отравляли кровь. Опозорить семью и подвести отца – ранее самые большие страхи Нигеля. Он ощущает себя мелкой букашкой, которая не заслуживает жизни. Его можно раздавить одним ударом, одни колким словом. Он – никто против отцовского гнева. Истеричный визг матери не даёт надежду, она будет бездействовать, потому что боится. Блондин, конечно, знает, что она бы вряд ли сказала что-то против такого внешнего вида и громкого заявления, но её мнение сейчас не стоит ничего. Отцовская ярость витает в воздухе, заполняя собой всё пространство. Его красное лицо и вена, выступающая на лбу, отпечатываются перед глазами у Нигеля. Надежда на побег угасает с каждой секундой. Пощёчина. Ещё одна. Кожа горит то ли от боли, то ли от стыда. Ещё один рывок за волосы и парень оказывается на полу, прямо перед отцом как слуга перед своим королём. — Смотри мне в глаза, трус! – требует мужчина и коротышка повинуется, пытаясь скрывать ужас. – Мы тебя так воспитывали?! Разве тебе чего–то не дали? Ограничивали в чём–то? Ты – баловень, не заслуживаешь ни капли уважения. Ты должен нас каждый день благодарить за то, какую жизнь мы тебе обеспечили. И за это ты нас так благодаришь? В кого ты такой вырос?! Отвечай! – таким злым отец никогда не был. Всегда говорил холодно и отстранённо, будто ему и дела до сына нет. Но здесь он показывает своё настоящее лицо, проявляя жестокие военные замашки. От его крика голова может лопнуть, а сердце вот-вот остановится. — Я не знаю… – потерянно бубнит Нигель, не зная, какой ответ может быть правильным. Он всё равно получит удар за любое слово, разница только в силе. Парень специально старается говорить без говора, чтобы не сделать себе же хуже. — Вот! Мужчина так никогда бы не ответил, а ты… Тьфу, баба! Как сучка, ещё разревись! Мне мерзко от того, что ты мой сын, – блондин всегда хотел быть ближе к отцу, разделять его интересы и заслужить уважение. Слёзы невольно подкатывали к глазам, но он не мог позволить себе такую слабость. Всё сжимал кулаки в надежде набраться сил и противостоять дальше, думал о Саки, лишь бы вырваться отсюда ради него. Но ремень в руке отца вздымается в воздух, отчего Нигель боязливо трясется, сжимаясь в калачик. От удара мужчину остановил только дверной звонок. Он раздражённо выдохнул, мигом меняясь в лице, ведь окружающие не должны видеть его злобу. Ловким движением руки он вдевает ремень обратно, поправляет рубашку и отходит к входной двери, бросая на сына грозный взгляд, чтобы тот не сдвинулся с места. От подобных перемен в его настроении кровь стынет в жилах, ведь изощрённые тираны нередко могли достойно держаться на людях. Мужчина открывает дверь, даже не смотря в глазок, чтобы не терять время и скорее вернуться к наказанию сына. От зубов уже было начала отлетать фраза в духе «Спасибо, нам не интересна ваша реклама», но на пороге стоял Саки, тот самый «слащавый друг». Он слегка покачивался из стороны в сторону, пытаясь себя успокоить. Всю ночь парень думал, что скажет Нигелю, как вернёт ему галстук и они наконец смогут начать новую главу их истории. — Здрасьте, а… – слегка растерялся брюнет, наблюдая как глаза мужчины наливаются кровью. В голове сразу проносится худший вариант, якобы Нигель сдался и решил смириться перед волей родителей. Но он не мог так поступить. Блондин говорил слишком искренне в тот вечер, он не сдался бы, Саки чувствовал это нутром! — К дружку своему пришёл? – сквозь зубы пробросил мужчина, сохраняя спокойствие и ровную интонацию. Он смотрит брюнету прямо в глаза, даже не моргает, получая удовольствие и подпитываясь страхом. – Если я ещё раз увижу тебя на пороге этого дома – прострелю колени. Хоть один раз ты подойдёшь к моему сыну – убью обоих. Понял? – и не дожидаясь ответа он захлопнул дверь. Ярость в груди только разрасталась. Семья не должна терпеть такого позора и предательства. Шаг за шагом, гордой поступью, отец возвращался к начатому, упиваясь своим превосходством. А Саки ждал. Не знал, нужно ли. Вдруг Нигель больше не захочет иметь с ним ничего общего? Но даже если бы пришлось ночевать под этой дверью, он остался бы, потому что верил, что всё не может закончится так просто. Парень пытался не дышать, прислоняясь ухом к двери и вслушиваясь в голоса. И пазл сложился. Звонкий удар. Вскрик. «Терпи!». Ещё раз. «Блять, – выругался про себя Саки, хватаясь за голову и дёргая себя за волосы от чувства бессилия, – Думай, кретин, думай!». Бойкая парочка – Нигель и Саки, даже вдвоём ничего не стоят против военной муштры. Тем более что они и правда видели то ружьё, которым сейчас грозил мужчина. Оно всегда лежало на чердаке, в одном и том же месте. И не дай Бог на нём появится хоть один лишний отпечаток пальца. Можно было бы выломать дверь, ринуться на помощь, только бы не сделать хуже. От нескончаемой вереницы ударов Нигелю становилось совсем дурно. Отец знал, когда нужно остановиться, чтобы не оставить лишних следов, но казалось, что ещё немного и блондин не выдержит, отключившись прямо на полу. Он слышал, что Саки приходил. Держался за этот момент и не давал себе стать смиренным. Его отделяет мгновение от того, чтобы оказаться рядом с тем, от чьего присутствия сердце билось чаще и жизнь начинала играть яркими красками. Отец постепенно начинал уставать и успокаивался, собираясь наносить последний удар, особенно жестокий. Извне Нигель нашёл силы, чтобы перехватить руку и воспротивиться. Его трясет, но парень наконец ощущает, что способен на многое. Душевное единение с Саки наполняет его и поддерживает. Блондин буравит взглядом отца, смотрит ему прямо в глаза и приподнимается, не страшась ничего. Он – неуёмная сила, поднимающаяся со дна как цунами. Теперь он питается страхом отца, а не наоборот. Мужчина даже побледнел от неожиданности. Он всегда получал то, что хочет, и никто не смел идти ему наперекор. — Я тебе ненавиджу, – Нигель чётко отчеканивает каждое слово, скрипя зубами. Бушующий адреналин сподвигнул его на, казалось бы, невозможное. И коротышка правда сдался бы, если бы Саки не был рядом. Пусть он не находится прямо здесь физически, но он пришёл! Ему не безразлично! – Перестань зневажати мною. На решение оставалась секунда, пока отец в ступоре. Боль и тошнота больше не имели значения. Стоило только отпустить руку – Нигель тут же ринулся бежать к выходу так быстро, как никогда не бегал. Он чуть ли не снёс дверь на своём пути и даже не остановился, видя Саки на пороге. Им хватило мгновения, чтобы понять друг друга и, поддерживающе хватая друг друга за руки, кинуться наутёк. Никаких лишних слов, только тонкая красная нить, связывающая их. Брюнет лишь едва слышно шептал «Давай, тут недолго бежать…» и иногда поглядывал на лицо Нигеля, красное от пощёчин. Блондин едва держался, прикрывая глаза, будто вот-вот упадёт. Из-за спины раздавались громогласные угрозы со стороны отца: «Вернись, подонок! Мы не договорили!» – надрывался он, а потом болезненно закашлялся, но коротышка не оборачивался. Знал, что вернётся, из чувства долга, стоит лишь дать слабину. «Не смей больше… Ступать сюда!» – слышно, что он прикладывает невероятные усилия, чтобы продолжать говорить. К его голосу добавляется взволнованное материнское «Пошли в дом, пожалуйста!». И, кажется, она всё же смогла его увести. В любом случае, для парней это уже не имело никакого значения, они были достаточно далеко. Оба, работая как единый механизм, неслись в одном направлении – в лес, куда раньше ходили тайком и частенько разжигали костёр. Он, как и речка, был местом силы. Но если река настраивала их на честность, то в лесу можно было выплеснуть наболевшее. Поорать, ввязаться в шуточную драку, забраться на дерево, завалиться на траву – всё, что нужно для слияния с природой и успокоения. Нигель и Саки бежали без остановок и, наконец забравшись вглубь леса, смогли перевести дыхание. Блондину становилось совсем дурно, отчего тот облокачивался на плечо друга, прикрывая глаза. Долговязый всё понимал и дал ему время отдышаться, укрывая в своих тёплых объятиях. Он бы сделал что угодно, лишь бы с товарищем всё было хорошо. Отправился бы с ним в любую точку мира, предложил укрыться у себя дома, главное – больше не расходиться. Близость была целительной и, как по волшебству, Нигель вскоре открыл глаза, с благодарностью поднимая взор на друга. Сил всё ещё не было, чтобы сказать хоть что–то. — Выглядишь дерьмово… – разрушил тишину Саки. Ослабевший вид блондина его пугал, но парень принял решение не подавать виду, переводя всё в шутку. По крайней мере, у них так было принято и Нигель легонько улыбнулся, хватаясь за горящую щёку. – Погодь, это ж моя футболка! Ха, а я её искал. Тебе идёт… Долговязый тревожился, как бы не сказать лишнего. Он прижимался к макушке Нигеля, вдыхая приятный запах свежести от его волос. От нового прикида блондина парень правда был в восторге. Но он принял бы любые перемены, лишь бы друг был счастлив. Зная, как Нигель хотел избавиться от дурацких наглаженных рубашек, Саки решил убрать галстук в карман и не отдавать его. Коротышка трясся от страха, постепенно осознавая, что только что натворил. Ему больше некуда возвращаться, его могут достать из под земли в любой момент! А что будет с отцом? Неужели ему стало плохо? — Поцелуй меня, – говорит он, желая насладиться моментом и забыться, бросаясь в омут чувств с головой, но стоило брюнету только неловко приблизиться к губам Нигеля, как тот остановил его, робко положив руку на плечо. – Не так. Давай… Ну, давай я покажу, – блондин, привставая на носочки, дрожащей рукой коснулся волос Саки, нежно заправляя прядь ему за ухо. Впервые парень пробовал целоваться с таким трепетом, боязливо прикасаясь губами к щеке друга. Долговязый быстро понял, что от него требуется. Он и сам давно хотел этой нежности, поэтому без сомнений поцеловал Нигеля сначала в макушку, вкладывая в этот жест всю свою любовь. Потом, слегка склонившись, осыпал поцелуями всё лицо, пытаясь зацепить каждый сантиметр нежной кожи и своей теплотой смягчить боль на покрасневших щеках. Обветренные губы товарища манили к себе, точно сильнейший магнит. Блондин в забвении прикрывал глаза, не сдерживая улыбку. Ему, на деле, иногда даже нравилось быть слабым. Он только знакомился с этим чувством, оно ощущалось совсем диковинным, но волнующим. И всё же этого было мало. Мятежный дух Нигеля не позволял ему отказаться от привычного проявление любви. Хотелось ощущать каждую клеточку тела Саки, укрепить их связь, втоптать себя в грязь окончательно, ломая любые барьеры. Ловким движением рук парень схватил друга за ворот, страстно притягивая к себе. Не хотел медлить, чтобы не сбить настрой и не оставлять время на страх. Поцелуй начинался нежно, но быстро сменился нарастающей страстью и дыхание парней становилось одним на двоих. Стоило только отклониться назад, как Саки послушно подался вперёд, совсем забывая, что сзади нет ничего, на что можно было бы опереться. Парни неудачно завалились на траву, выругавшись сквозь стиснутые зубы, но не отвлекаясь ни на секунду. Они находились настолько близко, что оба чувствовали через одежду нарастающее возбуждение друг друга, интуитивно и плавно двигаясь в поиске приятных ощущений. Нигель всё порывался встать, руководить процессом, дать волю бурной фантазии, что сейчас не на шутку разыгралась, но в то же время сейчас его застилала эйфория от того, что Саки находится сверху. Соприкосновение возбуждённой плоти с грубой джинсовой тканью заставляло парней тяжело вздыхать в искушении. "Блять, д–давай швидше..." – стыдливо шепчет он, боясь отказа. И стоит брюнету только приподняться, опираясь на ноги лежащего Нигеля, и выгнуть бровь в недоумении, коротышка уже с готов сбежать с позором. Саки, конечно, засмущался. Все мысли такого рода он старательно отгонял от себя всё это время, но он знает, что это важно для Нигеля, и хочет попробовать сблизиться с ним сам. Удивление на его лице быстро сменилось игривой улыбкой и парень, отводя взгляд, нащупал в кармане галстук. Вид податливого и требующего любви блондина заставлял долговязого позволить себе нечто запретное. Галстук был беспощадно скомкан как символ расставания с тяготящим прошлым, но бушующее возбуждение играло свою роль и Саки, пусть и боязливо, но потянулся ко рту коротышки, что был готов к любым экспериментам. Элемент одежды быстро оказался во рту парня и он глухо простонал, отчего у брюнета сносило голову. Он перешёл к ширинке Нигеля, ловко расстёгивая её. — Ты… Хочешь? – неловко спросил он, глядя на беззащитного друга и с трудом сглатывая слюну. Лежащий на траве блондин быстро закивал головой в предвкушении. Они совсем одни, в эту часть леса крайне редко заходит кто-либо и это – лучшая возможность связать судьбы друг с другом. Можно бесконечно клясться в любви, раскидываться словами, но доверить своё тело и скрытые фантазии, переводя дружбу в состояние чего–то большего – это невероятная степень уверенности друг в друге. Брюнет всё ещё старался не смотреть вниз, интуитивно обхватывая член Нигеля рукой, чувствуя, как к нему приливает кровь. Медленные движения испытывали терпение блондина. Он извивался, желая чего–то большего. Наконец он не чувствует себя заложником образа и познаёт новые границы своей личности. Саки слегка увеличивает темп, двигаясь более уверенно и размазывая выступившую естественную смазку, наблюдая за реакцией друга, вслушиваясь в его глухие стоны. Нигель всегда находил руки брюнета привлекательными, вот и сейчас не мог сдержаться, обхватывая его ладонь и помогая двигаться. Ощущения и вид тонких, изящных пальцев, скользящих вверх–вниз, быстро довели парня до пика, заставляя извиваться от исступления, и тот, на взводе и без передышки, вытирая руки о траву, завёлся ещё больше. Наспех вынув галстук и рта и застегнув ширинку, блондин выбрался из-под Саки, сидящего в ногах. Он кинулся целовать долговязого, не стесняясь звонких звуков и слюней. Поцелуи переходили на шею, оставляя там пару багровых засосов. Нигель не чурался оставлять игривые укусы, поднимался к мочке уха и прикусывал её, усмехаясь от содеянного. Он так же зарывался руками под кофту друга, царапая его. — Вот с-с-сучка… – в экстазе прошипел Саки, закатывая глаза. Но вместо продолжения он наткнулся на остолбеневшего коротышку, что так внезапно поднялся, опустил руки и потерял огонь в глазах. Он сделал пару шагов назад, желая наткнуться спиной на что–нибудь и присесть. – Не так что-то? Блять... Я что-то не то сказал? Слушай, если надо, давай не будем... Ну, вот это вот всё продолжать. — Мене так батя називав, – Нигель таращился в одну точку. Не мог ни моргнуть, ни вздохнуть. Всё хватался за горло, пытаясь прокашляться, будто физически вырывая из себя моменты жизни с родителями. Саки кинулся к нему, хватая за плечи и заглядывая прямо в глаза, готовясь рассыпаться в извинениях. – Забей, – говорит блондин, судорожно вытирая слёзы, только бы Саки их не увидел. Одно слово как спусковой крючок, окунало Нигеля в грязь лицом. Он и правда подвёл всех. Всё это время подводил Саки, разочаровал родителей. В конце концов – разочаровался сам в себе и запутался. — Дружище, твою ж... Прости, я не знал просто, клянусь! – тот факт, что брюнет пытался извиниться и выглядел очень обеспокоенным, растопил сердце коротышки. Он не ошибся, когда сделал этот выбор. Слёзы остановились как–то сами по себе и парень, не смотря на не особо располагающую обстановку, хотел завершить начатое, опускаясь на колени. Для него было важно доставить другу удовольствие. – Ты чё… Ты не обязан же! Но стоило Нигелю только кротко коснуться головки члена языком, как Саки вздрогнул от новых ощущений, накрывающих с головой. Блондин старался делать всё точно так, как видел в порно, но стоило только резко попытаться полностью взять в рот, рвотный рефлекс дал о себе знать. Долговязый боязливо наблюдал, всё ли в порядке, потому не сразу настроился на нужную волну. «Просто закрий очi. Всё нормально» – успокоил его Нигель, ненадолго отстраняясь. Следующие движения уже были более уверенными, языком парень старательно касался рельефа вен. Процесс постепенно начинал нравится и ему самому, особенно когда он слышал тяжелое дыхание Саки. Брюнет хотел было грубо схватить друга за волосы, но вовремя осёк себя, чтобы не спровоцировать ещё одно лишнее воспоминание. Коротышка почти уверен, что сможет насадиться ртом прямо до основания, но снова закашливается, решая продолжать в удобном себе темпе, помогая рукой. «Блин, я сейчас…» – Саки порывается отстраниться, чтобы довести себя до оргазма рукой, но Нигель начинает стараться ещё больше и берёт в рот глубже, отчего брюнет кончает с шумным выдохом, закусывая губу. Блондин, почувствовав горьковатый вкус, сразу сплюнул всё на траву. Ему даже понравилось это ощущение вседозволенности. Не нужно было следить за чистотой вещей и волноваться о том, какую заразу можно подцепить, вытирая губы грязными руками. Поэтому парень, самодовольно вставая, даже не оттряхивал колени от земли. Для него это – маленькая победа над осточертевшими устоями. Но стоит только поднять глаза на друга, стыд накатывает новой волной. — Пройдёмся? – предложил Саки, быстро меняя тему. Он, может, не подавал виду, но был благодарен другу. Не за близость, а за то, что тот переборол себя. Прежний Нигель бы доминировал до талого, играл в «крутого парня», действуя по каким-то вымышленным правилам. А здесь он был искренним в своих движениях и действиях. Он смог довериться, а это было значимее любых обещаний. Пение птиц и тёплое солнце, едва проходящее через плотные кроны деревьев, будто должны предвещать хороший день. Парни смущённо, как первоклассники, взяли друг друга за руки. Так было легче. Но мрачные мысли всё равно одолевали обоих. Саки понимал, что это, возможно, их последняя встреча. Родители не дадут Нигелю просто так уйти из дома, но блондин так не думал. То ли значок анархии на футболке настраивал его на такой лад, то ли юношеский максимализм, но он был полон надежд на лучшее. Хотя стоило только вспомнить, как отец болезненно кашлял, стоя на пороге, совесть начинала безжалостно грызть парня. «Це все через мене...» – кручинился он, пытаясь скрыть наваждение от Саки. — Прости, – шепчет Нигель, боковым зрением оценивая реакцию друга, но тот только непонимающе глядит и начинает большим пальцем поглаживать ладонь коротышки, боясь в очередной раз потерять его. – Ти ж знаєш, у меня сердца нет, и я должен научиться любить. Тобто, можеш сумніватися, але я тебя реально люблю. Просто по-тупому. Тобі потрібне інше, знаю-знаю. Слова там, за руки подержаться. А тут это... Я не хотів. Тобто хотів, але зараз це было лишним. — Забей, я знаю, что ты можешь любить. Я вот не умею это делать так, как тебе нужно. Но мы же научимся, да? – долговязый скрывал все переживания по поводу того, что друг скоро может уехать. Он крепче сжал его ладонь, чтобы выразить поддержку, но так и не смог натянуть на лицо улыбку. – Знаешь только, чего понять не могу… Вот ты всегда за главного был, к тебе девчонки липли, ты одет с иголочки, такой аккуратный весь. И лицо у тебя... Ну, другое. Красивое типа… И я не знаю, почему ты, весь такой крутой из себя, водишься со мной. — О чём ты? — Просто... Блять, это так тупо звучит, не угарай только. Я как "стрёмная подружка", на фоне которой можно выделиться. Пальцы бабские, нос длинный, да в целом лицо какое–то не такое, – всё это время Саки очень волновали вопросы внешности. Он и так никогда не считал себя красавцем, а тут хотел производить приятное впечатление на Нигеля, который всегда был на уровень выше. Когда переходный возраст только начался, парень даже занимался самоповреждением, специально оставляя ножом шрамы на пальцах, чтобы сделать их более «мужественными». — Ти правда про це думаєш? – блондин и представить не мог, что Саки сомневается в своей внешности. Его всегда восхищали эти угловатые и тонкие черты. Он думал о них в полудрёме, видел во снах и просыпался тоже с чарующим образом товарища в голове. — Накатывает периодически, только сейчас сказать решил. Не хочу, чтобы это правдой оказалось, но сам себя доебал уже. Меня будто любить невозможно, а тут ты... Я не уверен просто, что дальше у нас что–то будет и ты не свалишь опять. — Прости меня. Блять, клянусь, я нікуди не свалю. Знаю, що не повіриш так просто, але я тебя прошу. Просто знай, що я кохаю тебе, чувак. Руки твои. Только коснешься – сердце б'ється як бешенное. И лицо. В очi смотрел бы и смотрел, а коли ти посміхаєшся, они ещё сияют так прикольно. Мені завжди хочется какую-нибудь хрень вытворить, щоб ти улыбался. Не знаю, как буду все свои косяки искупать! Нигель отпустил руку Саки, хватаясь за голову. Он нащупал неопрятно обстриженные волосы и понял, что назад дороги нет. Он делал это не из принципов, а ради любви. Потому что хотел быть рядом с Саки, тайно восхищался им, желал перенять его привычки. Брюнет продолжал подмечать все сомнения и делать всё, что в его силах. Сердце разбивалось на куски от того, что главная любовь всей его жизни страдает. Хотелось разделять его боль или даже перенять её полностью. Голову посетило воспоминание о юности, когда они приходили в этот лес и подолгу валялись на траве, рассматривая облака и находя в них причудливые фигуры. Конечно, не силуэты милых животных, а какие–то извращённые или жестокие сюжеты, но, тем не менее, парни находили это смешным. Саки раскинул руки, ловя встречный ветер, и упал спиной в мягкую траву, наслаждаясь тем, как она щекочет кожу. Нигель удивлённо повернулся. Теперь и его посетили светлые воспоминания, так что парень поспешил присоединиться, всеми фибрами души надеясь наконец ощутить свободу. Но он слаб и, как бы ни пытался, никак не мог окончательно избавиться от грызущего червя сомнений. Даже облака своей формой напоминали то отцовский ремень, то напуганные глаза матери размером с пять копеек. — Ты ничего не должен искупать, я тебе и так верю, – Саки всегда выбирал честность по отношению к близким. Может, местами он был даже слишком благородным и другой парень давно бы послал такого друга, но долговязый как никто другой понимал, с каким трудом Нигель проходит через свой путь. Поэтому верил. Верил даже тогда, когда получал по лицу. — Віриш? Я никчёмный и жалкий, тебе підвів, сім'ю підвів. У мене теж мысли эти дебильные есть, якобы я не заслужив нічого. Тебя не заслужил, такого хорошего отношения, – блондин беззащитно сворачивался клубочком, сжимая руки в кулаки и направляя отчаянные удары в землю. – Скажи, що я идиот! Скажи, що неудачник! Ти ж должен так думать! Пошли меня нахуй, хоть що-небудь сделай! — Знаешь, дружище, я тобой горжусь, – Саки приподнялся, заботливо поглаживая друга по спине. Он чувствовал, как тот тяжко дышит, опять сдерживая слёзы. В прикосновениях не было ни толики похоти, лишь самые светлые чувства. Это и доказывало, что всё, что происходило между парнями – не просто дружба, не интрижка и не болезнь. Это, кажется, та самая любовь. – Смотри, через что прошёл. Нигель из прошлого затравил бы меня и как пёс на привязи собирал вещи в военный лагерь сейчас. — Не говори так! Сука, не можу! Пробач мене! Пробач! — А знаешь, что ещё скажу? Мы с тобой – Нигель и Саки. Можешь вспомнить хоть одну ситуацию, в которой мы проебались? И блондин не вспомнил. Потому что вдвоём они были сильнее. Как–то раз парни убегали от дворовых злых собак, которых боялись до смерти, но всё равно продолжали дразнить. Тогда же они совместными усилиями мигом смогли перелезть через высокий соседский забор, дабы укрыться там. Потом вместе же за это и получили от владельца дома. Но это стало одним из воспоминаний, с которого можно было звонко посмеяться. Как же хотелось, чтобы всё, происходящее сейчас, стало таким же моментом в памяти. Нигель успокоился далеко не сразу. Его разрывало на части от мыслей, что на деле это он не заслуживает любви, а к ногам Саки можно возложить целый мир. Стоило только зажмуриться – перед глазами, прямо из полной темноты, появлялись силуэта разъяренного отца, первого поцелуя, мерзкого семейного ужаса с глупой девчонкой. Калейдоскоп из мыслей разрушался только от аккуратных прикосновений брюнета, что был готов сидеть здесь вечность. — Менi к родителям придётся повернутися, ти ж розумієш? Они весь город перевернут, а мене в першу чергу достанут, – немного успокоившись, всё же нехотя сказал коротышка. Ему бы хотелось верить в светлое будущее, но он просто обманывался. Более того, он хотел обманывать сам себя, чтобы хотя бы на секунду представить, какого это – быть счастливым и свободным! Но раз уж образ сурового отца преследовал его и здесь, сможет ли он дальше сохранять мятежный дух? — Да брось, давай ты у меня останешься! Мать может и не заметит даже, а если заметит… Да что она мне скажет? Столько раз угрожала выгнать из дома, но всё ещё не выперла. Может, у меня условия так себе, но я могу подработку найти, мы придумаем что–нибудь, купим тебе шмотки новые, может быть еду нормальную сможем покупать… — Знаєш, я краще здохну, чем останусь без тебя. Якщо отец дізнається, що я скрываюсь у тебя – це кінець. Тобі кінець, мені кінець. Я должен вернуться, так хоть шанс будет, що він мені простит. Отлупит, щоб вимістити злість, но может мама его разжалобит как-то, – в голосе энергичного Нигеля слышалось только смирение. Парень совсем поник, устал. Был похож на жертву, которая не могла жить без своего похитителя. — Ты придурок? Ты всё вот это проделал, свалил из дома… Для чего? Чтобы вернуться?! — Просто я до тебе хотів. Доказать, що я не просто по приколу за тобой гоняюсь. Тому що тянет пиздец, дома дурно, а с тобой хорошо. Но я вот… Свалил, ненавижу всё это, отца тем более, а всё равно тянет домой. Наче я повинен бути там. Слушаться и зубы стиснуть. И вообще, що если батя… Ну, того? З моєї вини. Ты не подумай, що я сбежать от тебя снова хочу… — Тогда давай вместе туда пойдём. Если что – вместе получим, надо – снова свалить попробуем. О, давай на всё лето махнём куда-нибудь с палатками? Блин, или словим какую-нибудь попутку и доедем до твоих бабушки с дедом. Не быстро может, но мы с тобой и не из такой херни выкарабкивались, только это… Не уезжай в свой этот военный лагерь сраный. П-пожалуйста… И не ведись на уговоры предков, они тебя сломают нахрен. Саки знал, какую роль семья играет в жизни друга. Да, он не мог понять, какие проблемы могут быть у «блаженного ребёнка», но и противиться не мог. Теперь и к глазам долговязого подкатывали слёзы от ощущения неизвестности. Зато с какой благодарностью Нигель обнимал его! Так крепко, что кости вот–вот переломаются. «Я тебе не підведу. Дай просто последний раз побачитися з предками». И они пошли обратно, как бы глупо это не было. Но, возможно, это действительно тот случай, когда два подростка попросту бессильны. Зато у них была вера в то, что, раз они связаны, то никакой военный лагерь не разлучит их.