Обветренные губы

Сладкий сон переносил Нигеля в беззаботное время, создавая странное ощущение, будто всё происходит взаправду. Знакомые люди, идентичные трещины на стенах, запах папиного одеколона и громкий гул голосов. Детство, переезд из–за работы отца, новая школа. Парню, уже тогда привыкшему к комфорту, этот городок казался неблагополучным, а когда он увидел школу, в которую придётся ходить, так вообще зарыдал и умолял родителей уехать обратно. Мама, конечно, обещала исполнить любую прихоть баловня, а отец, скрипя зубами, соглашался с ней, лишь бы не слышать больше плача. Но в скором времени Нигель ходил в школу как на праздник, а всё потому, что в первый же день нашёл там друга, с которым общается до сих пор. Они везде ходили вместе. Стоит одному не прийти в школу по болезни, второй тут же искал отмазку, чтобы прогулять уроки и пойти проведать больного. Те учителя, что пытались их рассаживать, быстро сдавались, потому что ребята либо начинали спорить, либо спустя урок пересаживались обратно друг к другу. Их и ругали, и наказывали, зато все их проступки были общими, ровно как и первая сигарета, осторожно раскуренная на двоих. Знакомство их задалось не сразу. Коротышка со смешными округлыми чертами лица и хмурыми бровями даже для своего возраста выглядел слишком по-детски, но любые насмешки в свою сторону он сразу пресекал, смиряя одноклассников надменным взглядом, отчего те сразу затыкались. Не заткнулся только неопрятный переросток с последней парты, с которым никто даже не хотел рядом сидеть. Надорванные изрисованные тетрадки, одежда в кляксах и грязные руки. Нынешний Нигель и представить не мог, что этого гадкого утёнка можно будет перестроить и научить мало–мальскому чувству вкуса. Саки то и дело косился в сторону блондина и издевательски улыбался, игнорируя сдвинутые к переносице брови и оскал. — Що ти угараешь, виродок? – уже тогда парень отличался от других своим говором, от чего брюнет ещё больше заливался смехом прямо ему в лицо. Кто же знал, что спустя время он будет готов молиться, чтобы услышать этот смех. Нигель с детства обладал воинственным настроем, пытаясь перенять личность у солдат из военных фильмов, которые так обожал его, пусть и любящий, но отстранённый отец, на которого парень мечтал быть похожим. Он смотрел те же фильмы, использовал те же слова и пытался копировать походку, думая, что выглядит по–взрослому. От папы блондин так же перенял всё самое плохое. Неумение говорить о чувствах, импульсивность и нетерпимость ко всем, кто от него отличался. Саки был совсем другим, в детстве у него не было примера того, как нужно делать. Всё, что он знал – это «не нужно быть похожим на мать», поэтому мир парень неуклюже познавал сам, впитывая любую информацию как губка. Он знал, что люди бывают разные и, если смеялся над ними, то без злого умысла. Как же невовремя ему попался Нигель, который своим огненным и лидерским характером чуть ли не подстроил друга под себя, сделав из него хулигана. Возможно, парень из бедной семьи так или иначе встал бы на кривую дорожку, но Саки пытался оградить себя от этого. Однако, кто знает, где бы он был сейчас, если бы ребята не подружились? Им удавалось уравновешивать друг друга, создавая уникальный тандем. — Придурковатый ты, отвали, – беззлобно ответил брюнет в надежде поскорее отвязаться от неприятного типа. Саки привык быть одиночкой и сидеть в стороне, пока одноклассники болтают друг с другом и заговорчески перешёптываются о странном мальчике с последней парты. Парня это раздражало, но предпринимать он ничего не хотел. Боялся, что станет ещё хуже, отчего предпочитал просто быть на своей волне, лишь бы абстрагироваться от окружающих. Только вот Нигель реагировал на него совсем не так. Он в изумлении вскинул брови, невольно расплываясь в улыбке. Впервые ему попался «достойный противник». Тот, кто не побоялся ответить на оскорбление, ещё и подкидывая ответную колкость. — Ха, лихо ты… – блондин сразу понял, что с этим парнем нужно подружиться, даже если придётся терпеть вид его грязных рук, что для чистюли-Нигеля, воспитанного педантичными родителями, было похоже на пытку. Мама всегда пугала сына микробами и суетливо спешила вытирать ему руки, когда тот, неряшливо играясь, пачкался. Вот и сейчас коротышка вздрагивает, представляя, как бактерии переходят на него с рук брюнета. Ему требуется выдержка, чтобы стать инициатором рукопожатия. – Мене звати Нигель! — Реально придурок… – пробурчал Саки, не веря, что кто–то по своей воле может захотеть с ним общаться. Ему было хорошо наедине с самим собой. Конечно, хотелось завести дружбу с кем–то, но явно не с этим гладко выглаженным чудилой с глупым лицом. От него веяло самолюбием. Гордо задранная голова, руки в боки и самодовольный взгляд. Каждая деталька говорила о том, что парниша хочет завести знакомство либо ради выгоды, либо для шутки. И Саки, полный недоверия, отвернулся, продолжая рисовать что–то извращённое в тетради. Для Нигеля это выглядело как вызов. — У мене вдома приставка есть, можемо погратися. Там, прикинь, игра одна есть… – не убирая руку продолжал говорить блондин, старательно пытаясь считывать реакцию собеседника и завлечь его. – Там можно людей вбивати. Типа во Вьетнаме! Ты меня слухаєш вообще, дурень? — Ага, мне плевать, – безразличие только раззадоривало Нигеля и заставляло придумать новый подход, чтобы зануда наконец сдался. Просто так блондин его не отпустит, потому что не позволит какому–то неудачнику ставить себя на уровень выше. Отпугнуло парня лишь то, что Саки быстро, зато крайне доходчиво, нарисовал в тетради небольшой скетч с Нигелем, которого придавило бетонной плитой. – Свет не загораживай. Так коротышка впервые узнал, каково это – потерпеть отказ. Было неприятно, но реагировать в привычной манере он не мог, осознавая, что здесь истерика не поможет. Тогда хитрец, коварно улыбаясь, отошёл, оставив Саки в гордом одиночестве. Счастье брюнета, однако, длилось совсем недолго. На всех последующих переменах новый знакомый то беспрерывно таращился на него, то садился рядом, якобы «тут прохладее». И даже после уроков парнишка был готов по пятам идти до дома Саки. Не то чтобы ему было интересно это знакомство, такие «догонялки» уже начали надоедать, но раскусить неподатливого одноклассника – теперь дело принципа. — Слышь, каланча! Ты куришь? Я у батька стянув цигарку сьогодні. Будешь? – парень, кажется, понял, на что нужно надавить, чтобы завладеть интересом. Снова встав в ту самую горделивую позу и снова протягивая, он взглядом говорит нечто в духе «Я знал, что выиграю». – Я Нигель, а ты? — Меня зовут Саки. Погнали, место покажу, нас там никто не увидит, – наконец соглашается на рукопожатие долговязый, пусть и без энтузиазма, но он ещё не знает, что так они впервые окажутся на берегу реки, которая вскоре станет их общим местом. Тут же и возьмёт начало их дружба, которую ничто не могло разрушить, разве что любовь и неимоверная тяга друг к другу. Одна лишь фраза «Меня зовут Саки» эхом звучит в голове Нигеля, возвращая его в реальность. И как назло, вчерашнее чувство разгорающегося в груди пожара не утихает. Всё так же хочется к нему. Накрывая голову подушкой, блондин надеется выместить это стыдливое желание, но, наоборот, вспоминает, что делал прошлой ночью, от чего тело начинает ныть. Он выгибается и вертится, прогоняя морок, но в то же время трепетно боится выпустить из головы образ друга, хватаясь за моменты из сна, из раза в раз прокручивая смех Саки в голове. Нигель сходил с ума, когда слышал его хрипотцу, когда получалось его рассмешить и когда в порыве дикого смеха долговязый хлопал товарища по плечу. Внезапно парень понимает, что прикосновения Саки всегда разжигали в нём искру и были приятными даже в моменты, когда никого не хотелось к себе подпускать. Не только брюнет впервые почувствовал что-то непривычное и манящее у той речки. И если раньше это можно было списать на крепкую дружбу, то сейчас приходится сомневаться. Но что есть любовь в представлении Нигеля? Это страсть, желание, стремление обладать, звонко целоваться, красуясь перед окружением, и насыщаться человеком полностью. Именно этого парень и хотел ночью – слиться воедино, разжигая пожар, чувствовать друг друга и всегда быть рядом. Все эти чувства были подобны чему–то зверскому и неразумному, но они уже не оставляли места для сомнений, потому что после сна всё вокруг казалось неродным, хотелось домой. К нему. Рядом с ним всегда тепло и хорошо, он всё поймёт и, Нигель искренне надеется, что всё простит. Но блондин всё ещё не верит в то, что может так относиться к парню. Это соревнование, затянувшаяся игра, болезнь, непродолжительная слабость – что угодно, только не любовь. Тем не менее, это чувство буквально заставляет начать собираться в школу и судорожно молиться, лишь бы увидеть там Саки и хотя бы просто помолчать, находясь рядом с ним. «Хочет своей этой «любви»? Он её получит!» – парень продолжал оправдывать свои желания, путаясь в паутине лжи всё больше и больше. Он вроде и теряет самоконтроль от бабочек в животе, а вроде хочет просто утолить жажду и продолжить убегать. Его самого, однако, такие тонкости не волнуют. Сейчас Нигель действует на поводу у низменных желаний, о чём потом будет жалеть, убиваться и отрицать своё нутро, продолжая тушить сигареты об кожу, просто потому что они напоминают ему о Саки. Уже набившие оскомину школьные будни. Урок за уроком, напряженное молчание. Бойкий Нигель с жаждой адреналина обычно легко решался на любые безумства, а теперь сидит как первоклашка, нервозно закрашивая клеточки в тетради или перебирая край рубашки. Всё думает, как последний раз попытаться подступиться к Саки и не совершить ошибку. Ошибок парень, правда, не боялся. Мама всегда говорила, что всё поправимо и из любой ситуации можно найти выход. Из любой, кроме этой. Одно неверное слово – пиши пропало. Может, тогда действовать без слов? Ведь до этого получалось, Нигелю нравилось целоваться и он был уверен, что это взаимно, зачем тогда нужны эти неловкие фразы, девичьи признания в любви и дифирамбы? Им с Саки, по мнению блондина, и без разговоров было хорошо, но он даже не представлял, как истязает себя товарищ, надеясь прояснить ситуацию. Сгорать вместе, конечно, приятно, но куда лучше по кирпичику собирать общий камин, который поможет сохранять пламя. Заканчивается последний урок. «Зараз або ніколи» – подрывается коротышка, пытаясь незаметно следовать за другом, даже если тот пойдёт на край света. Но Саки идёт всего лишь в школьный туалет, на стенах которого до сих пор осталась застывшая кровь. Не успевает он закрыть дверь, как Нигель ловко её перехватывает, оставаясь молча стоять за спиной. Долговязый с самого начала понимал, что друг будет таскаться за ним по пятам. Слишком уж хорошо знал его натуру, но даже так подумать не мог, что Нигель не оставит его даже в туалете. Пришлось начинать диалог первым. Хоть Саки и пытался внушить себе, что никогда и ни за что не станет больше следовать воле этого хитрого эгоиста, он, безусловно, только и думал о том, как бы услышать родной голос. — С-с-сука, ты такой же бесячий, как в нашу первую встречу, – от приятного воспоминания на лице парня проскальзывает тёплая улыбка, которую невозможно скрывать. Автоматически улыбается и Нигель, но тут же подавляет её, делая максимально серьёзное лицо и сокращая дистанцию, глядя в бездонные, и оттого прекрасные, глаза товарища. Руки, обычно сжатые в кулаки, блондин контролирует, дабы не спугнуть Саки своими повадками, но, что ещё важнее – не спугнуть следующими действиями. Ворох чувств накрывает Нигеля с головой. Здесь напряжение, толика безумия, возбуждение и злоба. Всё это смешивается, не оставляя места ничему человеческому и возвышенному. Не успевает Саки возразить, как коротышка уже встаёт на носочки, притягивая его к себе за ворот кофты. — Говорил же, что я тебе кохаю, – шепчет блондин на ухо. Это именно то, что хотел услышать Саки, но душа его бьёт тревогу, будто что–то идёт не так. В этих словах нет любви. Обычно так просто говорят в порнушке, которую смотрел Нигель, оттуда он и понабрался приёмов, надеясь, что это поможет «уломать» любовный интерес, а в действительности даже не понимая смысл своих слов. Брюнет пытается глушить все тревожные мысли в голове, обвивая товарища руками и слегка притягивая, дабы они могли опереться на стену. Сначала поцелуи Нигеля кажутся мягкими и осторожными, точно он дразнится, от чего губы долговязого дрожат, приоткрываясь. Парни прижимаются друг к другу так близко, что чувствуют биение сердец друг друга. Худоба Саки, его торчащие рёбра и длинные руки – это Инь, дополняющее Янь в виде более плотного и сильного телосложения Нигеля с его крепкими руками, которые на удивление ласково гладят волосы брюнета. За этим действием скрывается крик о помощи, желание быть бесконечно любимым и слабым, желание отдавать себя полностью, сгорать! От невозможности напрямую сказать это становиться мучительно больно, но Нигель уже совершил столько ошибок, что не верит в счастливый конец. Вот если бы только Саки дал ему ещё один шанс и перестал отталкивать от себя. А стоит ему только сказать, чего он хочет сам, так блондин расшибётся, чтобы увидеть, как лицо друга наконец украсит улыбка и радушный взгляд, как прежде. А может, так на парня влияет накалённая до предела обстановка и, стоит разорвать поцелуй, наваждение пройдёт? Тяжело дыша и с трудом отрываясь от зацелованных губ, блондин прерывает поцелуй, переходя к шее Саки и оставляя на ней багровые засосы. Идея о том, что в любой момент их могут застукать, раззадоривала коротышку, отчего он целовал всё страстнее и неистовее, наслаждаясь каждой секундой. Брюнет томно закатывает глаза, не находя сил на сопротивление. Ноги подкашиваются, парень невольно сползает по стене, чтобы Нигелю не приходилось тянутся, но стоит им только поравняться, как самая дикая и бунтарская сторона блондина просыпается, беря его под контроль. «Руки дай. Да не ссы ты…» – настаивает он, уже не боясь испортить доверие, а Саки послушно соглашается и глухо стонет, когда коротышка загорается и прижимает его руки к стене, с силой держа их прямо над головой. Другая рука парня спускалась ниже, нащупывая ширинку джинсов брюнета и ощущая явное возбуждение, что лишь мотивировало Нигеля продолжать и расстегнуть молнию, желая поскорее сбросить лишнюю одежду. — Т-ты чё делаешь? – Саки вырвался из забвения, испуганно дёргаясь в сторону, но, не смотря на то, что он был крупнее товарища, сил ему не хватило. Пытаться удрать от блондина, пока он чем–то увлечён – это как антилопе пытаться вырваться из лап хищника. Ситуацию спасает только неподдельный ужас в глазах долговязого. — Ты чего, друже? Ми цілувались же, все дела…. Я думал тебе понравилось, – с недоумением парирует Нигель. Ему правда непонятно такое поведение, ведь только что всё было нормально, он, точно по учебнику, сказал о какой–то любви и хотел лишь доказать её, но почему тогда наткнулся на такую реакцию? — И всё? – брюнет отстраняется, отходя ближе к двери. В его взгляде читается разочарование, но если раньше он винил себя в любой оплошности, то сейчас просто делает вывод, что Нигель – примитивный болван, неспособный на настоящие чувства. — А що тобі ще потрібно? – в ответ начинает закипать коротышка, уверенный, что Саки истерит попусту и сочиняет проблемы находу, лишь бы заполучить внимание. — Ты поржать сюда пришёл? Распустить руки, потом свалить. Я на бабу резиновую похож? Заебал ты меня, «друже». Какой я тебе друже? Ты пидор похуже меня. Да–да, можешь даже лицо так не корчить. Нравлюсь тебе, а? Трахнул бы? Я б тебя – нет. Я бы там, хрен знает, обнять тебя хотел – Нигель, только услышав чистосердечную просьбу, потянулся за объятием, но выглядело это нелепо и наигранно, будто блондин просто подстраивался под ситуацию, но сам этого не хотел. Либо хотел, но если бы обнял друга по своему желанию, то лишился бы самоуважения. В глазах Саки, однако, всё было бы наоборот: признание своей слабости – это сила, которой обладают не все. – Да пошёл ты нахуй, блондиночку свою трахни, в себе разберись, а меня обходи за километр, иначе оболью кислотой. Брюнет на прощанье сокращает дистанцию, но не ради поцелуя. Он безжалостно плюёт в сторону Нигеля и едко улыбается, наблюдая, как слюна падает на по–армейски вычищенные ботинки. Всё это становилось похожим на день сурка – разгорающаяся страсть, предательство, уход и обещание никогда не возвращаться в этот порочный круг, но сейчас даже сердце подсказывает, что у этой истории должен быть конец. Как иронично, что сердце Нигеля говорит совсем о другом. Только сейчас до него доходит, что Саки его никогда не отталкивал, а наоборот, сам блондин сторонился его и прибегал, когда сам того хотел. В этом действительно не было ни капельки любви, лишь эгоизм, который никто, кроме лучшего друга, не смог бы терпеть так долго. Коротышка осматривается, а память, хватаясь за оголённые нервы, напоминает о том самом избиении. Нигель начинает чувствовать себя виноватым, он бы хотел догнать товарища, попросить его об ответном ударе, чтобы сравнять счёты, но всё это не то. «В себе разберись» – блондин цепляется за нужную фразу, повторяя её в голове, но так и не понимая, стоит ли нечто, называемое «любовью», того, чтобы изменить своим идеалам?