memorᴉes

      Капли пота стекали по спине. Горячее дыхание обжигало шею, а солнце, проникавшее в спальню, грело обнаженное тело. Сильвия прижималась к Астариону, который увлеченно покрывал поцелуями ее шею, прежде чем укусить. Его язык оставлял влажные следы, заставляя легко вздрагивать от удовольствия. Томная улыбка коснулась губ, когда он простонал, стоило ей вновь начать двигать бедрами. Она пихнула его в плечи, и Астарион упал на подушки, пальцами вцепившись в упругие ягодицы Сильвии. Наблюдать за ней в таком положении — особое удовольствие.       Она, все еще улыбаясь, нарочито медленно опускалась и поднималась. Астарион почти болезненно зашипел, процедив сквозь зубы ее имя. Перехватив руки эльфийки, упиравшиеся ему в грудь, он притянул ее к себе. Сильвия послушно легла и громко простонала, потому что острые клыки вонзились в шею с правой стороны.       Ее кровь всегда дурманила разум, опьяняла, как самое дорогое вино с многолетней выдержкой. Астарион каждый раз готов был потерять контроль, но на границе сознания, в бездне блаженства и всепоглощающего счастья помнил, что поддаваться соблазну целиком опасно. Поэтому он заставил себя остановиться, языком зализал ранки и нежно поцеловал несколько раз. Сильвия судорожно выдохнула, а ее тело вздрогнуло от накрывшего наслаждения. Она вновь начала двигаться, заставляя его простонать.       За последние пару месяцев, что они провели вместе, Сильвия немало поднаторела в сексе и пользовалась любой возможностью провести лишний час с Астарионом в постели. У него же было ощущение, что они вернулись на три века назад, когда только собирались отправиться путешествовать и первые несколько месяцев провели буквально в объятьях друг друга. Конечно, грех жаловаться, но порой Астарион не мог сдержать смеха, удивляясь тому, как внезапно на нее могло нахлынуть желание.       Сильвия вспомнила почти всё и отчаянно стремилась наверстать упущенное время, будто боясь, что они вновь расстанутся. Но всё было хорошо, даже прекрасно. Лето, что они провели вместе, близилось к концу, и вскоре ей предстояло вернуться к учебе в академии, чего уже не так ей сильно хотелось. Так тяжело представить целый день или неделю вдали от Астариона. Но он настаивал, чтобы она продолжала учиться и вспоминала всю магию, которой когда-то давно владела в совершенстве.       Новый громкий стон пронесся по спальне. Сильвия задрожала в руках Астариона, который самодовольно улыбнулся. Вслед за ней он испытал оргазм. Крепко обнимая ее, несколько раз лениво поцеловал в губы.       — Это было… восхитительно, — счастливо шепнула Сильвия, чувствуя, как горячие импульсы проходили сквозь каждую мышцу. Астарион погладил ее по спине. — Я не хочу сегодня возвращаться к родителям, а потом в общежитие. Можно я останусь здесь, с тобой?       — Прямо в постели? — прыснул Астарион.       — Это самый идеальный вариант, — с улыбкой проговорила она и пригладила его взмокшие кудри. — Почему я не могу просто начать делать всё то, что мы делали раньше? Почему надо учиться? Чувствую себя годовалым ребенком, который вот-вот начинает ходить.       — Ты сама не заметишь, как быстро пролетит время, — прошептал он, а ладонью убрал пряди золотых волос с ее лица. Взгляд пурпурных глаз наполнился нежностью.       — Для тебя время быстро прошло до момента нашей встречи?       Астарион, поджав губы, покачал головой.       — Первая декада была самой тяжелой. Я чуть не лишился рассудка. Думал, что схожу с ума. — Он тяжело вздохнул. Сердце Сильвии болезненно сжалось. — Я объездил весь свет и искал способы, чтобы вернуть тебя. Общался с богами, но все они твердили одно и то же — я должен отпустить. Мне понадобилось сто лет, чтобы я действительно смог двигаться дальше, но из года в год возвращался во Врата Балдура, на могилу и рассказывал там всё, что происходило со мной, представляя, что ты меня слушаешь.       Она виновато опустила взгляд.       — С твоим отцом у нас наладились отношения. В доме Амариэ я стал самым желанным гостем, но, конечно, редко появлялся, потому что любое напоминание о тебе всё еще вызывало боль в груди. — Астарион, обхватив ее за талию, сел вместе с ней на постели. Сильвия всмотрелась в его красные глаза. — Но сейчас я понимаю, что мне действительно всего лишь надо было подождать, чтобы вновь стать счастливым.       — А если бы я не вспомнила свою предыдущую жизнь, что тогда?       — Тогда… — загадочно протянул Астарион, и Сильвия широко улыбнулась, — тогда я бы просто вскружил тебе голову и сделал тебя моей, — он поднес ее ладонь к губам, целуя каждый палец, — но, конечно, не стал бы наседать, если вдруг ты решила бы, что нам не следует быть вместе. В таком случае я бы применил другую тактику.       Сильвия звонко рассмеялась.       — Но влюбиться в тебя еще раз – самое лучшее приключение, что случалось со мной, — нежно сказал Астарион, с любовью глядя на нее. Сердце вновь пропустило удар, затрепетав. Сильвия прильнула к нему, медленно целуя в губы.       И они бы снова увлеклись друг другом, если бы в дверь не раздался негромкий стук. Дворецкий, не заглядывая в спальню, напомнил им, что сегодня они собирались идти на празднование Солнцеворота в главный дворец Невервинтера. Астарион, вспомнив об этом, взглянул на стенные часы, стрелки которых приближались к полудню. Всё утро они провели в постели и пропустили завтрак. Но это была такая незначительная мелочь, что ничуть не портила настроение.       Сильвия, тоже подумав об этом, смущенно рассмеялась и уткнулась в его плечо.

***

      Время относительно – так постоянно твердил Лабелас, который лишился глаза, чтобы видеть сквозь это самое время и наблюдать изменения в разных планах. Много лет он мог провести за наблюдениями, и никто его не искал. Однако сейчас чуть ли не каждый вечер он занимался тем, чтобы найти подходящий момент, когда вампиру из материального плана стоило встретить снова свою возлюбленную. Он искал, пока Ханали пыталась выведать всё о Фугу у Кореллона в дружеских беседах. Кореллон ничего и не подозревал, не находя любопытство богини чересчур подозрительным.       Дверь в просторный кабинет распахнулась, когда Лабелас просматривал реку времени, задерживаясь на тысяче семисот сороковом году по летоисчислению долин.       — Как твои успехи, Лабелас? — тихо поинтересовалась Ханали, подойдя к нему и вставая за плечом. Она с интересом всмотрелась в оптическое стекло, через которое ничего не видно, кроме белых потоков, похожих на молочную реку. Никто, кроме Лабеласа и еще пары богов, не обладал способностью видеть сквозь время. — Надеюсь, Астарион не погубил себя?       — К моему удивлению, нет. Хотя была масса возможностей, когда он мог погибнуть, — проворчал Лабелас и отодвинул причудливый механизм со стеклом, что выглядело как огромная лупа, в сторону. — Сто пятьдесят лет он только этим и занимался, что искал смерть, но затем остановился. Путешествовать начал и из года в год возвращается на могилу во Врата Балдура.       — Ох, — тяжело вздохнула Ханали, — его сердце всё еще плачет.       Лабелас пожал плечами. К счастью или сожалению, он не был столь эмпатичен к существам материального плана.       — Ты узнала всё, что нужно?       — Да. — Ханали, кивнув, села на стул рядом. — Суд над неверующими проходит каждый день, и мы могли бы попасть в город во время очередного слушанья. Душа нашей прекрасной леди должна отправиться в мир Аэрдри, но наша Крылатая мать не спешит собирать души своих последователей, — тяжко вздохнула Ханали. — Ее непостоянство и ветреный характер губят ее же последователей. Им приходится дольше всех ждать, пока у Аэрдри появится настроение, чтобы отправиться в Фугу.       — Это нам на руку, — сказал Лабелас и поднялся. — Думаю, нам не следует больше оттягивать момент. Нужно отправляться туда прямо сейчас.       — Сейчас?!       — Да. Сосуд у нас есть, Келемвор в башне, Джергал опять на материальном плане. Нам никто не помешает проникнуть в город и найти ее.       Ханали подскочила со стула. Мгновенно она разнервничалась, потому что не думала, что этот момент настанет так скоро. Одно дело выяснять и строить планы, другое — следовать им, действовать наперекор и спасать душу. Но Лабелас был прав. Они и так уже затянули с этим, а Астарион уже утратил всякую веру, отчаявшись. Его скорбь всё еще велика, но больше он не искал способа вернуть возлюбленную.       Боги покинули башню Лабеласа. Возле краев поля он взмахнул рукой, и в воздухе возник портал, ведущий на нужный план. Ханали, поежившись, всмотрелась в мрачный пейзаж Фугу, похожий на серую бескрайнюю пустыню с одним единственным деревом вдалеке. Пожалуй, из всех планов Фугу оставался для нее самым неприятным. Дух смерти пугал ее. И сейчас она не решалась первой ступить в портал, поэтому Лабелас, недовольно покачав головой, схватил Ханали за локоть и утянул за собой.       Портал закрылся за ними. Холодный ветер мгновенно заставил поежиться. Лабелас протянул Ханали серый плащ, который прекрасно сливался со здешними пейзажами. Укутавшись плотнее, Ханали натянула капюшон на голову, точно так же, как и Лабелас.       — Веди.       — Я? — искренне удивилась она.       — Ну, а кто еще? Ты же несколько месяцев обхаживала Кореллона, расспрашивая о Фугу, — спокойно ответил Лабелас, улыбаясь. Она хотела поспорить. Конечно, Ханали множество раз действовала втайне, но никогда не совершала столь серьезных поступков, как воровство душ у Келемвора и Джергала. Тем не менее, отступать уже поздно. С тяжелым вздохом Ханали уставилась на бескрайний серый горизонт и двинулась на север, именно там располагался город Суда.       Через десять минут унылого однообразного пейзажа и завывания холодного ветра на горизонте показался высокий черный шпиль башни, которая принадлежала богам смерти. Затем и крепостная стена, что представляла из себя отдельную жуткую картину. Сердце Ханали болезненно сжалось, стоило разглядеть лица, искаженные ужасом и испугом. В стене оказывались души тех, кто не верил ни в одно божество, и по приговору суда оставался в Фугу навечно.       В просторном таком же бескрайнем городе души свободно блуждали. Недавно умершие, случайно погибшие и убитые неприкаянно бродили, пустыми взглядами смотря перед собой. Здесь стояла зловещая тишина, от которой мурашки шли по коже. Души не разговаривали, не общались между собой. Половина даже не осознавала, что они умерли. Ханали, видя всё это, готова была поклясться, что за такой работой, как у Джергала и Келемвора, быстро сошла бы с ума.       Лабелас вновь взял ее под локоть, подводя к узкому переулку.       — Ты знаешь, как ее найти? — шепотом спросил Лабелас. — Здесь сотни тысяч душ.       — Знаю. Она всё-таки какое-то время поклонялась мне, поэтому я слышу ее голос, — ответила Ханали, прислушиваясь. Закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. — Нужно идти к восточной стене. Она там. Рядом еще последователи. Ох, как жаль, что я сегодня никого, кроме нее, забрать не смогу.       — Погорюешь потом, — одернул ее Лабелас, и они вместе поспешили в восточную часть города.       Приходилось аккуратно обходить души, которые сгустками толпились вместе в разных местах. Они напоминали призраков, дожидавшихся подходящей возможности, чтобы кого-нибудь напугать, и Ханали уже была напугана. Весь страх быстро отступил на задворки сознания, потому что голос нужной души становился всё громче и громче.       Она стояла возле небольшого дома, а рядом еще несколько душ бездумно пялились в пустоту. Она покачивалась из стороны в сторону, будто в такт какой-то музыке, которую никто, кроме нее, не слышал. Подол длинного белого платья в ногах становился совсем прозрачным. Ханали подняла взгляд и всмотрелась в ее лицо, полное тоски. Кажется, она давным-давно осознала, что погибла.       — Это она? — спросил Лабелас над ухом Ханали.       — Да, — выдохнула она, — боже, как она тоскует. Я так хочу ее избавить от этой боли... — Ханали сделала несколько шагов вперед, души вокруг расступились. Она осторожно коснулась предплечья Сильвии, и резко взгляд пурпурных глаз стал ясным. — Тише, не кричи, — шепотом заговорила Ханали, — я укажу путь к тому, кого ты любишь больше всех.       — Аст… Астарион? — ее голос звучал робко, будто она боялась говорить. Ханали с сочувствием улыбнулась, отпустила ее руку, и взгляд Сильвии вновь наполнился бесконечной пустотой. Переглянувшись с Лабеласом, Ханали отошла немного в сторону. Он выудил из-под плаща сосуд, похожий на колбу, сделанную из золота. Заклинание быстро заключило душу Сильвии Амариэ в сосуд, который засиял голубым светом.       Вдруг раздался удар в гонг. Лабелас и Ханали испугались, решив, что воровство уже заметили. Однако души некоторых существ, находящихся здесь, начали плыть прямиком ко дворцу. Кажется, начинался суд. Схватив Ханали за руку и спрятав сосуд, Лабелас побежал прочь из города. Нужно как можно скорее оказаться дальше и вернуться в Арвандор.

***

      Она рыдала и кричала от боли, такой острой боли, которую никогда прежде не испытывала. Стрела, прилетевшая прямо в бедро, торчала из ноги. Ни разу в жизни ее не ранили, ни разу в жизни она не была в настоящем бою, в котором каждое малейшее неверное движение могло стать последним. От того она, изнеженная высшим светом и заботой любящих родителей аристократка, ревела, как капризный ребенок, не зная, что делать. В бою она успела в гневе спалить нескольких гоблинов заживо, но со стрелой в ноге продержалась недолго. Просто свалилась и заревела, заставляя новоиспеченных спутников сбежаться к ней.       — Чего ты орешь?! Ранили тебя всего лишь! — перекрикивая ее истеричный плач, повысил голос Астарион. — Стрела у тебя в бедре!       — Мне больно! — вопила она. — Как я теперь буду ходить…       — Не драматизируй, — вмешалась Шэдоухарт, — я еще не разучилась лечить раны. Успокойся.       — Ц-ква, какая же ты соплячка, — скрестив руки на груди, заворчала Лаэзель. — Зря я согласилась тащиться с вами до яслей. Сама бы быстрей добралась.       — Так и вали на все четыре стороны! — заорала Сильвия. — Тебя здесь никто не держит!       Астарион раздраженно закатил глаза.       — Ты случайно не знаешь никакого заклинания, чтобы заткнуть ей рот? — с надеждой посмотрел он на Шэдоухарт. Та, усмехнувшись, покачала головой. — Заткнись, ради всего святого. Иначе мы бросим тебя умирать прямо здесь.       Сильвия, обиженно надув губы, отвела от него взгляд, но плакать не перестала.       — Астарион, нужно достать стрелу, — серьезно сказала Шэдоухарт, внимательно осматривая рану. Черная штанина под мантией Сильвии пропиталась багровой кровью. Он, кивнув, отломил древко с оперением. Сильвия жалобно заскулила. — Давайте вернемся в лагерь. Прямо на дороге лечить ее себе дороже.       — И кто из вас ее потащит? — вновь вмешалась Лаэзель. Шэдоухарт и Астарион переглянулись с ней. Сильвия, как подсудимый на скамье, со страхом ожидала их приговора. — Где гарантия, что она снова не заноет, если ее кто-то понесет?       — Я… я-я не буду, — тихо проронила она, — обещаю! Только не бросайте меня здесь.       Шэдоухарт улыбнулась Астариону, который с наигранным раздражением тяжело вздохнул и опустился на колени. Одну руку положил Сильвии на талию, другой подхватил под коленками, стараясь делать это аккуратно, чтобы не задеть место ранения. Он поднял ее так, словно она была пушинкой.       — Держись крепче, дорогая, — с сарказмом сказал Астарион, и ее руки обвились вокруг его шеи.       До лагеря шли долго и молча. Сильвия постоянно шмыгала носом, чем раздражала своего "спасителя". Он старался не смотреть на нее, но она то и дело пялилась на него. Шэдоухарт смело шла вперед, пока Лаэзель оставалась начеку, крепко держась за рукоять своего тяжелого двуручного меча. В окрестностях Изумрудной рощи было небезопасно, даже в месте, где располагался их лагерь.       Астарион уложил ее на каменную плиту, пока Шэдоухарт готовила всё необходимое, чтобы промыть рану и забинтовать. Конечно, случившееся не осталось без внимания Гейла, Карлах и Уилла. Все обеспокоенно смотрели на нее, отчего Сильвия испытывала еще больший дискомфорт. Будто почувствовав это одним лишь взглядом на нее, Астарион шикнул:       — Уйдите. Здесь не на что смотреть.       — Может быть, мы бы могли как-то поддержать моральный дух? — пошутил Гейл.       — Будешь поддерживать ее моральный дух после того, как мы вытащим из ее задницы наконечник, — огрызнулся Астарион. Сильвия ударила его по руке.       — Этот наконечник окажется в твоей заднице, если будешь всем подряд так хамить.       — Знаешь, что, моя маленькая капризная чародейка? Если бы не я, ты бы сейчас сидела и ныла дальше на дороге, и на твое нытье сбежалась бы вся фауна Фаэруна, — злобно процедил сквозь зубы Астарион.       — Ты мерзкий невоспитанный г…       — Прекратите пререкаться, как старая женатая парочка! — уже завопила Шэдоухарт. — Я сейчас заставлю Гейла наложить чары немоты, чтобы вы заткнулись оба, если не будете помогать мне!       Астарион и Сильвия тотчас притихли.       Наконечник едва не задел кость. Достать остаток стрелы оказалось намного сложнее. Сильвия дергалась и брыкалась, вновь заревев, отчего Астариону пришлось крепко прижать ее запястья к камню. Настолько крепко, чтобы она не могла вырваться. Благо продлилось это недолго. Наконечник Шэдоухарт вытащила, а затем тщательно промыла рану и стала шептать заклинания, чтобы исцелить.       Облегчение наполнило Сильвию, которая уставилась на Астариона, чья кучерявая голова загораживала диск луны на небе. Она внимательно всмотрелась в красные глаза. Чувство вины перед всеми, особенно перед ним, тяжким грузом скапливалось в груди.       — Успокоилась? — спросил Астарион, отпуская тонкие запястья, на которых начали проступать красные пятна от его хватки. Утром на этих местах будут синяки. Сильвия потерла запястья и кое-как села.       — Не вставай, Сильвия, — предупредила Шэдоухарт, — лучше пусть Астарион отнесет тебя к твоей палатке.       Она промолчала, никак не сопротивлялась, когда он взял ее на руки и понес к палатке. Уже устроившись на боку на твердой лежанке, Сильвия кусала губы и думала, что если из раза в раз такое будет повторяться, то никто просто-напросто не выдержит ее общества. Все сбегут, и искать спасения от личинки в голове придется самой. Нужно взять себя в руки и напомнить в очередной раз, что здесь не Верхний город, не родной дом, где все холят и лелеют ее. Здесь смерть поджидала за каждым углом, деревом и кустом. Любое неверное движение, и конец.       Астарион, видя, как она погрузилась в себя, уже хотел уйти и закрыть полог палатки, но она вдруг подала голос:       — Извини, Астарион.       — За что?       — За мое поведение. За мою грубость. Я не хотела, — ее голос жалобно дрогнул, а он, не терпевший никаких откровений и прочих слезливых историй, стиснул зубы, сдерживая порыв в очередной раз угомонить ее руганью. Господи, да откуда она такая неженка свалилась? На первый взгляд казалась сильной чародейкой, а по итогу хуже ребенка. — Я никогда не… никогда не бывала в бою. Никогда никого не убивала. У меня ни разу не было ран.       — Ты, что, всю жизнь в башне под замком просидела? — фыркнул Астарион, подсев чуть ближе исключительно из любопытства.       — Нет, но… место, где я выросла, мало отличается от башни. Я родилась в богатой семье в Верхнем городе.       — Ах, аристократка, значит, — рассмеялся он, — избалованное дитя. Спешу тебя разочаровать, жизнь за пределами белых и чистых дворцов полна дерьма.       — Я давно заметила… может, оно и к лучшему, что я теперь не дома. Научусь чему-нибудь.       Астарион вновь не сдержал смешка. Погладил ее по плечу и оставил наедине с собой. Хотелось надеяться, что она не погубит их всех. Либо она усвоит урок и будет впредь учиться новому, либо он самолично перережет ей глотку или выпьет ее досуха. Почему-то ему казалось, что Сильвия просто так не сдастся. Она не производила впечатление разнеженной роскошью аристократки. Держалась хорошо, в бою старалась быть начеку. С другой стороны, они знакомы всего лишь несколько дней. Может быть, всё самое худшее в ее характере проявится позже.       Но чутье подсказывало, она не сдастся. Не забьется в угол и не будет ждать, пока кто-то на блюдечке принесет спасение. Даже несмотря на слезы и боль она не сдастся.