memorᴉes

350 лет назад

      — Верни мне ее, — процедил сквозь зубы Астарион, а костяшки на руках, сжимавших кинжалы, побелели, — верни. Она не должна была умирать ради того, чтобы я мог жить под солнцем.       Эльфийка в длинном белом платье с золотыми украшениями грустно смотрела на него. От нее исходило свечение — напоминание о том, что она богиня, впервые за много столетий соизволившая явиться перед последователем своей веры. Хотя Астариона нельзя было назвать последователем, но с Ханали, одним из трех ликов Ангаррадх, он хорошо знаком, как и Сильвия. Именно к ней влюбленные обращались за помощью, и не раз ее получали, потому что Ханали лишь поощряла такую сильную любовь.       — Ты знаешь, это не в моих силах – воскрешать мертвые души, Астарион Анкунин, — печально проронила Ханали, склонив голову. — Я скорблю вместе с тобой. Ее гибель – ужасное стечение обстоятельств, но ты должен отпустить ее, чтобы ее душа могла спокойно отправиться в…       — Нет. Она не должна была умирать, — отрезал Астарион. — Ты обещала нам благословение. Обещала, что Ангаррадх даст нам обоим то, что мы хотели взамен на убийство того демона, что вам долгое время досаждал, но вы, ленивые мерзавцы, никак не могли найти время, чтобы лично с ним разобраться. Она погибла исключительно по вашей вине!       Ханали поджала губы, а по ее щеке скатилась одинокая слеза.       — Я чувствую твою боль, Астарион. Она губит тебя изнутри.       — Прекрати копаться во мне! — рявкнул Астарион, и его голос эхом отразился от высоких стен храма, в котором нет никого.       — Я могу лишь облегчить эту боль… могу помочь тебе заново влюбиться в похожую девушку. Тоже эльфийку. Она тоже может быть чародейкой, если это одно из твоих предпочтений.       — Мне не нужна похожая, мне нужна Сильвия!       Ханали вздрогнула, закрыв глаза, когда рядом просвистел кинжал, вонзившись в картину, на которой красовался ее портрет. Лезвие угодило ей прямо в лоб. Богиня грустно покачала головой. Ей совсем не нравился гнев Астариона. Бесполезно спорить с ним.       — Где Джергал сейчас? Ты знаешь? Я никак не могу найти его.       — На твоем месте я бы не обращалась к нему за…       — А к кому мне еще обращаться?! Раз вы, просветленные засранцы, помогать мне не желаете! — огрызнулся Астарион, начиная мерить шагами расстояние от алтаря до скамеек, стоявших вдоль всего зала. Устало вздохнув, он провел ладонью по кудрям и обессиленно опустился на скамью. — Ты должна понять, что без нее… без нее всё теряет смысл. Я люблю ее. Я хочу, чтобы она жила и радовалась жизни. Она не заслужила такой смерти. Она всё-таки не раз спасала этот проклятый мир. Я не могу без нее.       Ханали проплыла от алтаря. Плавно опустилась рядом.              — Ты долго ждал, чтобы стать тем, кем являешься сейчас…       — Ты опять копаешься во мне, — ядовито зашипел Астарион.       — И всё же дай мне договорить, — настаивала Ханали. Он махнул рукой, мол, ему всё равно. — Ты стал таким благодаря ей, стал лучшей версией себя. Научился любить и прощать. Осознал, что в мире, кроме зла, есть и добро, что не всё можно решить насилием. И если сейчас из-за ее гибели ты вернешься к прежнему, то обесценишь всё, что она дала тебе. Ее любовь, которую она дарила тебе, тоже потеряет смысл. — Рука богини опустилась на плечо Астариона, и хоть он не мог почувствовать тяжести ее ладони, по телу от места, где лежала ее ладонь, медленно растеклось тепло. Она дарила умиротворение. Боль утраты и скорбь оставили его лишь на короткий миг. — Не позволяй мести ослепить тебя, Астарион.       — Я не знаю, что делать без Сильвии, — тихо выдохнул он, закрыв лицо руками. — Я никогда не был один. Всё время кто-то находился рядом. Я не могу без нее… я хочу быть с ней. Хочу, чтобы мы снова были вместе.       Богиня вновь не смогла сдержать слез.       — Если вы не вернете ее мне, я найду способ, как погибнуть самому.       — По-твоему, это выход?       — Да, — огрызнулся Астарион. — Уж лучше я прожил бы одну смертную жизнь с ней, чем все эпохи мира в одиночестве.       Его слова тронули Ханали до глубины души. Она плавно проплыла к алтарю, где находилась ее статуя из мрамора. Конечно, она всегда стремилась помогать влюбленным и другим последователям ее веры, но то, что пришло ей на ум сейчас противоречило всем законам Арвандора. Ханали обернулась к Астариону, который по-прежнему сидел на скамье, закрыв лицо руками.       — Я не могу ничего обещать, Астарион, — осторожно подбирала слова Ханали, чтобы не давать ему ложную надежду, — но попробую узнать, что можно сделать. Если ничего не получится, я отправлю кого-нибудь на поиски Джергала, но, возможно, ты сам уже отыщешь его к этому времени. Все-таки сто пятьдесят лет назад он сам вам охотно помогал.       Астарион печально посмотрел на нее. Ханали мягко улыбнулась.       — Она вернется. Просто придется подождать.       Силуэт богини растворился в воздухе, и храм погрузился в ночной полумрак. Свечи у алтаря давным-давно догорели. Лунный свет скользнул сквозь узкое окно, касаясь лица Астариона, который не чувствовал ничего. Пустота внутри поглощала его день за днем, убивая всякую надежду на то, что он снова когда-нибудь будет счастлив. Он не верил Ханали, не верил никому из богов, потому что однажды они покинули его, впрочем, как и сейчас.

***

      Бескрайнее золотое поле тянулось в вечность. Солнце высоко сияло в небе, а теплый ветер касался лица. Божественное умиротворение наполняло любого, кто попадал сюда. До дворца, словно выросшего из огромных деревьев с густой листвой, оставалось недолго идти. Когда она достигла главных ворот, те плавно открылись, пуская ее в просторные красивые залы. Хозяин дворца на заднем дворе, как обычно, стрелял из лука.       — Я чувствую твою тревогу, Ханали, — не оборачиваясь к ней, спокойным голосом проговорил Кореллон. Опустил лук, а стрелу убрал в колчан. — Что случилось? Ты бы не пришла просто так.       — Я хочу помочь одному из своих последователей.       — Помогай, — улыбнулся эльф, обернувшись, — зачем сообщать об этом мне?       Ханали, поджав губы, грустно улыбнулась.       Кореллон прекрасно знал, что означала эта улыбка, поэтому в следующее мгновение тяжело вздохнул.       — В чем дело?       — Его возлюбленная погибла в битве с демонами, которые давно докучали нам. Ангаррадх взамен обещала им бессмертие и защиту от солнца вампиру, — старалась вкратце описать Ханали, хотя едва сдерживалась, чтобы не уйти в мельчайшие подробности. — Их любовь друг к другу – дар, что редко случается на материальном плане. Они преданы друг другу, и видеть, как они были счастливы, было счастьем для меня.       — Ты хочешь вернуть ее? Воскресить?       Ханали кивнула.       Кореллон недовольно покачал головой.       — Недавно умершими душами распоряжаются Джергал и Келемвор. Это вне нашей власти, Ханали.       Они вместе направились вглубь внутреннего двора, сквозь густую золотистую траву.              — Но, может быть, есть способ… вернуть душу в новое тело?       — Этим занимаются смертные, — безразлично бросил Кореллон. Ханали мягко взяла его за предплечье, заставляя остановиться. — Если душа покинула тело недавно, она может еще вернуться на материальный план. Ты это прекрасно знаешь.       — В этом-то и дело, Кореллон. В их мире прошло два года со дня ее смерти, — воскликнула она, а голос жалобно дрогнул.       — Что ты задумала? — Кореллон всмотрелся в ее глаза, отливающие золотом. — Выкрасть душу у Келемвора?       — Нет. Я хотела попросить тебя провести совет, на котором мы бы все решили, что делать.       — Ты же понимаешь, что остальным нет никакого дела до каких-то смертных, особенно до тех, кто не поклоняется им. С чего вдруг они должны тебя выслушивать?       Ханали отпустила его руку, понурила плечи и голову. Он был прав. Никому нет дела до парочки влюбленных, где один погиб по собственной невнимательности и глупости. Она ничем не могла помочь Астариону, как бы он ни желал этого. Тоска окутала всю ее, и глаза наполнились слезами.       Кореллон вот-вот собирался уйти в сады, как вдруг остановился, чтобы взглянуть на богиню любви и красоты.       — Я подумаю, Ханали, но ничего не обещаю. Если совет состоится, тебе придется придумать что-то поубедительнее, чтобы заполучить то, что тебе нужно.       Ханали просияла, мгновенно забывая о печали. Возможно, у нее действительно получится помочь Астариону.

***

      Конечно, глупо было надеяться, что на совете Кореллона хоть кто-то одобрит ее инициативу. Половина смотрела на нее, как на лишившуюся ума, а другая категорически отказывалась слушать, стоило только заикнуться о помощи смертным. Ханали, закончив своё короткое выступление, переглянулась с Лабеласом, который, кажется, внимательнее остальных выслушал ее. Поэтому она ничуть не удивилась, когда он попросил ее посетить его владения.       Ханали долго думала, стоило ли приходить в его высокую башню, где он часами напролет сидел за древними свитками и изучал реку времени. Может быть, он осудит ее наедине? Может быть, выразит негодование, что сдержал при остальных? Все-таки идея была безумной, почти невыполнимой. Однако она не теряла надежды и уже решила, если ей никто не поможет, то придется действовать втайне.       — Мне хватило одного взгляда на тебя, чтобы понять, что ты так просто не отступишь, — тон Лабеласа был спокойным, размеренным, как и всегда. Он никогда не повышал голоса и никогда не говорил быстро.       Ханали, наклонив голову на бок, улыбнулась.       — Что ты собираешься делать? — поинтересовался он.       — Я расскажу только в том случае, если ты мне поможешь, — ее глаза хитро блеснули, — и никто, кроме нас, не должен знать. Даже Кореллон.       Лабелас перевел взгляд на древние свитки. Ненадолго задумался. Ханали часто делала что-то втайне от всех остальных, часто помогала своим последователям, но в этот раз помощь даже близко не являлась простым благословением или другой незначительной мелочью. Нужно найти душу в Фугу и вернуть на материальный план. Нужно обмануть если не всех богов Арвандора, то точно пойти наперекор половине из них. Если кто-то из них узнает о ее деянии, то одним изгнанием всё не закончится. Ханали готова была рискнуть. Рискнуть ради какого-то жалкого вампира и его погибшей возлюбленной, которые искали спасение друг в друге, которые всего лишь хотели быть счастливыми.       Лабелас вновь посмотрел на Ханали, тепло улыбнулся.       — Ты знаешь, я никогда не вмешиваюсь в жизни смертных, но… почему-то твое желание помочь им меня подкупает. Это иррационально и глупо, Ханали, — вздохнул он, — но я с тобой.       Радость настолько переполнила ее, что она не сдержалась, подскочила к нему и крепко обняла.       Самое сложное было впереди.

***

      Заброшенные руины старого храма казались до боли знакомыми. Вытерев пот с лица, Астарион вынул связку отмычек из кармана, чтобы взломать проржавевший замок. После пары простых махинаций механизм поддался, и дверь тихо скрипнула. Солнечный свет закрался в темный склеп. Пыль с каждым шагом поднималась в воздух, вихрем кружа на свету.       Гробницы давным-давно разграблены, а ловушки сломаны. На каменном полу валялись скелеты убитых разбойников, которые пытались отыскать здесь драгоценности, но в итоге нарвались на отряд с чародейкой во главе. Астарион не смог сдержать смешка, вспомнив, как сильно удивился, впервые увидев магию, что была подвластна Сильвии. За двести лет, проведенные во Вратах Балдура, он видел множество разных колдунов, волшебников и чародеев, но никогда не сталкивался с чародеем бури, способного вызывать молнии. Наверное, все чародеи так умели, но Сильвия в его парадигме мира отличалась от большинства. Ее магия в годы их путешествия из Изумрудной рощи в город только лишь росла и раскрывалась, а затем достигла новой вершины, что впечатляла его не меньше. Она практически в совершенстве овладела магией бури и могла бы научиться еще многому, если бы не…       Астарион сглотнул ком в горле и постарался отогнать болезненные воспоминания. Пришлось зажечь факел, потому что в кромешной тьме очередного склепа ему не помогало даже ночное зрение. Он толкнул большие деревянные двери в следующий зал, куда уже сквозь обрушившийся потолок проникал солнечный свет и падал на статью, заросшую лозой. Отбросив факел в сторону, Астарион быстро сократил расстояние до гробницы, что раньше была заперта. В надежде заглянул в каменный гроб, но тот пустовал.       Сжав руки в кулаки, он негромко выругался и тяжело вздохнул. Зачем он только пришел сюда? Знал же, что ничего не найдет. Знал, что гробница будет пуста, и всё равно пошел.       Астарион вышел из склепа, спустился по лестнице и плюхнулся на траву у подножия статуи. Усталость навалилась на плечи тяжким грузом. Стоило только подумать, какой путь придется проделать обратно, он даже вставать не хотел. Закрыв лицо ладонями, Астарион напряженно думал, что делать дальше.       Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем странный шорох донесся до его ушей.       — Твоё имя знакомо мне, — раздался скрипучий голос, такой же древний, как и сам храм. Астарион резко вскинул голову. В нескольких метрах напротив стоял Иссохший. — Нужна ли тебе помощь моя?       — Черт подери, я думал, ты рассыпался в прах и тебя разнесло по ветру от старости, — пошутил Астарион, испытывая невероятное облегчения от осознания, что отправился сюда не напрасно. — Будь ты проклят, Джергал.       Иссохший не выражал никаких эмоций, впрочем, как и всегда.       — Появляюсь я в час нужды, но не в час отчаяния. Что нужно тебе?       — Наверняка ты можешь предположить, — улыбнулся Астарион, настроение которого заметно улучшилось. Он поднялся на ноги. — Ты же всё знаешь. Всё видишь. Прояви свои способности ясновидения опять.       — Хочешь ты вернуть возлюбленную свою. Помню я ее, и как спасла она мир с тобой и другими, чьи имена знакомы мне, — неторопливо говорил Иссохший, плавно разводя костлявыми руками с высохшей кожей. — Но не в силах я вернуть ее тебе.       — Почему? — удивился он. — Ты с легкостью воскрешал нас всех не по разу. В чем сложность сейчас?       — Вижу я, что книги, прочитанные тобой про Фугу, ничему тебя не научили.       Астарион раздраженно закатил глаза.       — Душа ее давно покинула пределы Фугу. Я не в праве распоряжаться ею, — спокойно ответил Иссохший, чем только сильнее разозлил его. — Так предначертано судьбой. Смирись же ты и дальше живи.       — Не могу я смириться! — гневно проревел Астарион, и его голос эхом отразился от каменных стен заброшенного храма. — Не могу! Она не должна была погибать! Она должна была жить. Она должна быть рядом со мной. Она должна… я так хотел, чтобы она была счастлива, — тараторил он, и с каждым словом боль волнами захлестывала. В горле мгновенно пересохло, а слезы покатились по щекам. — Я хочу, чтобы она жила вместо меня. Хочу, чтобы она была здесь… Она не заслужила смерти, — выдохнул Астарион и, схватившись за голову, упал на колени. — За что ей это? Почему? Она так была юна… она…       Иссохший молча смотрел на него, как плечи эльфа содрогались от рыданий. Вскоре горькие всхлипы совсем затихли.       — Тише, дитя, — протянул мертвец, — время излечит тебя. Опору ты найдешь в себе. Часть души твоей любимой всегда с тобою будет. Однажды найдешь ты, что так упорно ищешь.       Астарион в непонимании уставился на Иссохшего.       — Так предначертано судьбой. Доверься времени, — с этими словами он растворился в густом сером тумане, оставляя Астариона с еще большим количеством вопросом. Что всё это могло значит? Почему он никогда не говорил прямо и вечно ухищрялся завернуть простые предложения в загадки? Возможно, если бы Астарион так не был поглощен горем, то понял, что крылось в послании Иссохшего. Но в тот день абсолютно раздавленный и разбитый он с пустым взглядом шел по тропе, ведущей обратно во Врата Балдура.