unfeeling?

Могло ли быть хуже? Однозначно. Прошло где-то недели три, а на недавних шрамах, люди оставляли Сынмину новые увечья. Он с ненавистью вспоминает сегодняшнюю ссору с отцом, а точнее как Мин дрожал из-за каждого поднятия руки, и когда это произошло в пятый раз, он попросту не выдержал. Он высказал все что было на душе, парень не понимал, почему он должен сосать член какого-то уебка ради работы отца, а тот в свою очередь продолжает вести себя как подонок, возвращаясь с очередной пьянки. Почему всегда он получает за косяки людей? Желчь продолжала вырываться из его рта, а дрожащие руки уже грозились взять что-то и и кинуть в безразличное лицо, но Сынмин этого не сделает. "Смелости не хватит" Или совести в нем слишком много. И даже когда слышит:—«А чем ты ещё можешь помочь?», он молчит. И в правду.. чем ещё может помочь? Он только и умеет угождать людям, повышать их самооценку. Всю жизнь он то и делал, что являлся подстилкой, и если теперь будет ещё и шлюхой — ничего не изменится. Становится дурно от мысли, что он всегда так жил. Мерзкий, грязный и до жути напуганный, он стоит на крыше первого попавшегося здания. Хочется закурить, но его рвет с одного привкуса этого дерьма, да он и не курил никогда. Только слышал, что это помогает забыться, этих людей он никогда не понимал, но как говорится, в итоге мы становимся теми, кого ненавидим. Звёздное небо окутало город и погрузило в сон, а у Сынмина сна ни в одном глазу, только мутная пелена, то ли от слез, то ли от недавнего удара отца. Все безнадежно и жалко. Во рту привкус метала, а на душе противно от самого себя. Сынмин хочет только лишь забыть. Он слишком слаб чтобы решать проблемы, наизусть это знает, а ещё он знает, что Дживон в клубе недалеко отсюда. *** Красное свечение окутывает шатена, красиво отражается в его стеклянных, опухших глазах. Всюду запах алкоголя и секса. Яркие светодиоды, девушки, кружащиеся в кусках ткани перед мужчинами, все кричит о том, что он в аду. Сынмин не хочет даже думать, почему они здесь. Может жизнь загнала, может и желание. Одно знает точно, у него первый вариант. Осуждающие взгляды вылизали его с головы до ног, и к ним прибавился ещё один, когда Ким подошёл к Лим Дживону. Он как сатана сидел, задавая авторитета, гнилого, как и его взгляд. Тело Сынмина выглядело дохло, а глаза пусто. —Соскучился, Сынмин-и? —Я уже писал о том, почему я здесь. —Что я получу взамен? —Делай что хочешь, мне плевать. Улыбка скользнула по ненавистному лицу, и Сынмин понял, что пробил дно своей жалости. Он уже ничего от жизни не хочет. *** 05.07.23 Дживон ближе подходит, издевательски протягивая бумажку с нарисованным Хваном, а после отдергивает, когда Сынмин пытается ее забрать. Ему нравится чувствовать свое превосходство над младшим. Нравится наводить страх на него, когда тот старается быть непоколебимым. —Развлекаешься без меня, Ким Сынмин? Как думаешь, каково будет твоему пареньку, когда он увидит видео с тем как ты просишь кончить в тебя за наркоту?—Дживон схватил Сынмина за подбородок, заглядывая прямо в глаза. Сейчас самый лучший обзор на то, как красиво его зрачки дрожат.—Хотя.. дай угадаю, для него ты не больше, чем просто удобная дырка? В точку. —Закрой свой рот..—Ким убрал руку со своего лица, и забрав вещи, ушел под издевательский смех Лима. Ноги судорожно переплетаются, мешая нормально ходить, а в горле мерзкий ком. Он в очередной раз доказал, насколько слабый. Под кожей бушует страх, содрогает хлипкие кости, а губы трескаются в июле, как зимой на морозе. Он предпочтет умереть, если об этом узнает Хенджин, узнает о его мерзости, хотя, ему наверняка глубоко плевать, и даже если он уйдет, это не будет чем-то неожиданным. Дживон прав. *** —Почему не пришел на лекцию?—Чонин бросает окурок в бак, щурясь от яркого солнца. На фоне него Сынмин будто потух, как искорки в глазах, разговоров становится все меньше и меньше, а самое больное то, что он не знает как помочь. Сынмин разрушается на глазах, а он бессилен перед ним. Младший заводит его волосы за ухо, заставляя обратить на себя внимание,—Эй.. что с тобой происходит Минни? Ты такой после появления Хвана, тогда что-то произошло между вами? Сынмин не знает что ответить, недавно его словно по стене размазали, вытащив из глубин все его грязное прошлое, которое он бы предпочел забыть, а сейчас ему надо сказать что они с Хваном трахаются по обоюдному согласию? Нелепость. Он совсем не изменился. Горбатого только могила исправит. —Нет, ничего не было. Я просто устал, проект дерьмовый.—Сынмин отмахивается, чуть улыбаясь, —По твоим пропускам не видно, как ты дорожишь этой сессией. Сынмин ты уверен, что дело лишь в проекте..?—Ян этими чуть-ли не слезными глазами смотрит в заспанные глаза напротив,—Ты можешь мне доверять Мин.. —Уверен. Проект нужно представить уже через недели две, а у меня ещё концепт не готов,—он не может признаться в своей слабости, чувствует, что не нужно это. Сынмин типичный трус. Младший коротко улыбнулся, в надежде что это действительно правда, а не очередная попытка Кима убежать от своих проблем.—Если это так, то приходи сегодня вечером к Бину, думаю тебе будет не плохо отвлечься, а потом вместе подумаем над концептом, Чонин аккуратно убрал руку с хрупкого запястья—«Он мало ест..» —Но сейчас нужно пообедать. Сынмин только светит своей улыбкой. Ему жизни не хватит чтоб отблагодарить Яна, за все что тот для него сделал. *** Хенджин неосознанно смотрит в одну точку и вытирает стаканы полотенцем. Ну как стаканы.. один стакан уже минут пять держит в руках, до дыр вытирая дно. —Хенджин, может стакан поменяешь?—Чанбин заметил эту картину, и друга, что вызвался помогать в свой выходной, —Чанбини-и, я принес пива! Ты обещал мне чаджанмёна,—фурин на двери зазвенел привычной мелодией и в теплом помещении оказались остальные ребята вместе с Чаном, —Э-эй поосторожней с пивом!—крикнул Бин, закинув в кипящую воду лапшу. Крики людей заставили Хвана оторваться с покойной точки, среди толпы он искал одно лицо, один силуэт. В последнее время, этого человека много, на работе, в голове, в мыслях. Он как восьмичасовой сон, как весенний воздух, как зима в городах, суровый, по-своему нежный. И Хван вдыхает этого воздуха слишком много. Ким Сынмин ангел, у которого вырвали крылья. Где те крылья которые так полюбил Хенджин? Он не знает. Хенджин садится на стул, все ещё держа взгляд на двери, когда входит Сынмин и садится напротив. На нем лица нет, и Хенджин верить хочет в то что ему поебать на это. —Как там твоя девушка?—невзначай интересуется Джисон, дабы начать хоть какой-то разговор, —Мм?—Чан поднимает голову и с набитым ртом старается ответить,—Все плохо. Девушки с Каннама не интересуются таким отбросом пишущим лирику за гроши,—как-то слишком правдиво прозвучало, —Неверно у Хвана идёт все куда лучше, с таким-то личиком,—Хан незаметно переключается на соседа,—Правда Хенджин? Есть кто-то? Или ты все ещё.. —Сам то давно с девчонкой зависал?,—язвит Хенджин, прекрасная зная что Хан хотел добавить, Джисон лишь смеётся, ударяя друга по плечу,—Захлопнись!—процедил он сквозь зубы, ударив повторно, Сынмин ковырял палочками остывшую лапшу, а когда надоело, взял кружку пива и сделал глоток,—«Мерзость..». Зачем пьет — сам не знает. Все пьют, вот и он пьет. Ничего нового. Мысли в клубок превратились, и пытаясь его распутать, он лишь сильнее запутывает самого себя. Шум рюмок, довольных людей, все это прерывается, когда он чувствует как на его колени падает пушистая голова Чана. —Чего такой кислый, Минни-и? Такое чувство будто тебя отшили, а не меня,—тянет тот за подбородок Кима чтоб обратить его внимание на себя, а у Мина в этот момент воспоминания проглядываются не самые приятные, хотя прикосновения осторожные, боящиеся навредить. Сынмин улыбается, перебирая в руках кудряшки, —Боже, мои руки наверно как наждачка, —Нежнее чем у любой девушки,—Чан прикрывает глаза, не давая Киму отстраниться, хотя его руки и вправду не самые мягкие из-за вечно засыхающей глины на них, но настроение друга на первом месте. Чан такой человек, и Сынмин это знает. Хенджин раздражённо смотрит на эту мелодраму, беря в руки первые попавшиеся предметы, а потом ставя их на место. Забавно — у всего есть свое место, поэтому он свое сейчас никак найти не может. Никогда не мог. Всегда мечтал быть рядом с людьми, а точнее с одним человеком, с Сынмином. Тянет к нему необъяснимо, и это не любовь, если она подразумевает за собой бабочки в животе, вечно цветущие сады и даже не пожар страсти. Это влечение ничем не сопровождается. Но и у Сынмина есть свое место, место с теми, кто о нем позаботится, не с Хенджином. Он лишь предлоги ищет чтоб быть рядом со своим ангелом, порой самые грязные, хотя ему хочется простого поцелуя в висок, простого взгляда, обычного разговора. Но Хван не из тех, кто это может дать, потому что это не любовь, лишь животное желание, которое ощущается как глоток воздуха с помощью ингалятора для астматиков. Желание найти покой и тихое место — найти олицетворение Сынмина. Смотреть на это не хочется, верить во все это не хочется. Раздражает, хотя не должно, он не шестнадцатилетний школьник. Пора бы разобраться со своими проблемами, а не думать о жемчужинках на чужих глазах. Они просто спят вместе, не больше. С этой мыслью он поднимается со скрипом стула и выходит из кафе. На улице тихо, и в какой-то мере душно, даже курить неохота, а разобраться с раздражением внутри и желанием врезать Чану нужно бы. —Не контролировать свои эмоции плохо, Хён.—Чонин появился незаметно, или старший просто во внимание не взял шум фурина,—Я думал ты Чану глотку вырвешь.. —О чем ты? —Ты прекрасно знаешь о чем я...—он достает сигарету. Любой важный для него разговор сопровождается курением, ибо горький дым мысли в порядок приводит.—Что у вас с Сынмином? —Почему ты у меня спрашиваешь? —Просто волнуюсь за него. Я знаю, что ты не плохой человек, но его состояние не внушает мне доверия. Не знаю что между вами происходит, но все началось с твоего прихода. Сам посуди, о чем я ещё могу подумать? Может я и не самый лучший друг, который даже любимый напиток запомнить не может, но я точно знаю, что Мин очень мягкий человек, его очень легко ранить и в его жизни итак много дерьма. Не сделай ему больнее. Чонин похлопал парня по плечу и докурив, зашёл обратно внутрь. Хван и слова ни сказал. Нечего сказать. Между ними нет ничего, чтоб сделать друг другу больно. Они итак давно больны. Минут десять прошло, как снова послышался звон, а после до дрожи родной голос,—Почему тут стоишь?—Сынмин поправил кофту и подошёл к старшему. Кажется он единственный заметил его отсутствие. —Подышать вышел. Ты домой? —Да, думаю пойду.—он пальцы за рукава прячет и уже хочет уйти, —Ким Сынмин,—Хван окликает того,—Погуляем? Младший только кивает, хотя настроения что либо делать нет. Он понимает, что чем больше остаётся с этим человеком, тем сильнее не хочет отпускать. Поэтому сейчас давится немой улыбкой, рассматривая темные волосы собранные в пучок. *** —Чон волнуется за тебя,—они шли тихо, и не было понятно кто инициатор тишины, а кто лишь подыгрывает. У обоих было дохуя вопросов. —Он тебе что-то сказал?—Ким не удивлен тому, что Ян не поверил ему. Чонин такой уж человек — легко отличит ложь от правды. —Не бери в голову, лучше скажи что тебя беспокоит,—он останавливается смотря на потерянное в чувствах лицо. По лицу Сынмина можно многое понять на самом деле, и Хван не хочет давать ему ложных надежд. Не он, только не он, кто-нибудь другой, но в то же время, он не думает, что сможет видеть Мина с другим. —Какое тебе дело,—Сынмин обрывает все попытки старшего проникнуть в его сердце. Ещё совсем чуть-чуть. Только не сейчас. Хенджин улыбается, казалось бы не самое лучшее время,—Когда-то ты подарил мне улыбку в самый страшный момент, я подумал что сам ангел сошел с небес, ангел в чистой рубашечке и джинсами с потертыми коленками. Но где же теперь твои белоснежные крылья, мой ангел? Я не знаю что происходит в твоей жизни, меня это ебать не должно Ким Сынмин, но я надеюсь что ты не перестанешь улыбаться. —«Мой ангел..» Неважно в какой день это было, когда он подарил улыбку, важно что сейчас Хван действует как успокоительное. Почему с этим человеком будто в открытом океане, тихо, спокойно и страшно, страшно оступиться и погрязнуть в этих чувствах под названием "любовь". —Что за чушь Хван..—лицо расплывается в этой глупой улыбке, что называется искренней. Они не замечают как оказываются на каком-то поле, скорее всего задний двор. Всего пара фонарей освещают это место, а вдалеке виднеются родники с водой, к одному из которых подбегает Хван и засучив рукава, набирает в руки воду. —Эй! Хенджин не смей!—Сынмин убегает, видя приближающегося брюнета,—Только попробуй! В спину ударила ледяная вода — то что надо в такой жаркий день, но Мин Хвану этого не простит. Хенджин лишь рад, что заставил того улыбаться. Пять минут бега завершились тем, что оба от усталости легли на прохладный, свежий газон, который приятно щекотал лицо, а какие-то самые странные мысли щекотали сердце и разум. Хван приподнялся, нависая над младшим. Передышка лёгкая, но ощутимая. Красивое лицо совсем близко — гребанные десять сантиметров. —Ким Сынмин, мне не приятно то, как Чан трогает твои руки. Пожалуйста, делайте это хотя бы не на моих глазах.—Хван не понимает что несёт, просто слушает свое сердце. —Еще секунда, и я подумаю что ты ревнуешь. —Это одно из условий, ты сам знаешь.. —Жаль, что ты ничего не знаешь. Снова это выражение лица, ложная надежда, столкновение с реальностью. Сынмин давно привык, поэтому запускает свои руки за затылок старшего и снимает резинку с его волос. Он любит когда его волосы распущены, влюблен в эту картину, влюблен в то что его пальцы могут служить резинкой. Он аккуратно убирает пряди с лица, фиксируя их собственными руками. В ноздри ударяет приятный аромат его шампуня, и Сынмин уже приоткрывает рот, чтоб впустить язык Хвана, приближающегося к его лицу, но получает лишь короткий поцелуй в уголок губ. —Издеваешься? —Издеваюсь,—Хенджин ухмыляется и приближается к уху шатена,—Трогай только мои волосы, Ким Сынмин.