unfeeling?

Воздух глубоко заполняет лёгкие, заставляя вбирать больше. Ветерок слабый, но ощутимый, когда он ласкает лицо, перебирая ресницы младшего. У него столько мыслей которыми хочется поделиться, но он язык и душу держит за зубами, когда смотрит на то как Хван протягивает ему глянцевый шлем. —Чего стоишь? Надевай, Младший делает всё как ему велят, но снова останавливается смотря на место байка, бережно предоставленное Хенджином. Если сядет, то придется ухватится за него. Они столько спали вместе, а сейчас тронуть его не может, словно чистейший девственник. Глупо. Хенджин только смотрит на эти пушистые волосы цвета грецкого ореха, не понимая — Сынмин дурак, или до сих пор стесняется его. Или же все вместе? —Что такое, Ким Сынмин? —Почему ничего не накинул? Тут прохладно.. Хван только усмехнулся,—Переживаешь?—он отклоняет тот факт, что ему приятна забота этого щенка. —Я не собираюсь заниматься сексом с больным.—язвит Ким, сразу же садясь на заднее сиденье, пока его не выгнали, потому что по лицу Хвана можно прекрасно прочитать все недовольство. —Какой ты чёрствый, Ким Сынмин. —Черствее тебя не буду.—еще минуту думает, прежде чем протянуть руки, и ремнем обхватить теплое тело. Нелепица. Как этот человек может оставаться таким теплым, когда внутри пусто, а снаружи только тонкий, мягкий хлопок. Хотя.. его объятья мягче. *** Сынмин перебирает песок, пытаясь найти ракушки или прочую херь, просто для того, чтобы отвлечься, но в темноте делать это трудно. На душе не спокойно из-за Дживона.. Грязные воспоминания всплывают, оставляя жемчуг на ресницах, который нельзя показывать, в особенности Хвану. Если и покажет, откроет все ящики что тревожат, никто не поймет даже если захочет — Сынмин это наизусть знает. Он заебался. Заебался от того, насколько люди жалкие существа, включая его самого. Во всем произошедшем виноват он, никто иной. Но если посмотреть с другой стороны, он был лишь подростком который хотел выжить, так крепко держался за любую возможность жить, а сейчас..подохнуть бы, да поскорей. Хван плетется рядом. Шум волн помогает не превратить эту прогулку в мертвую тишину. Он заметил настроение Сынмина ещё вчера, точнее его отсутствие, когда тот на протяжении десяти минут пялился на разбросанные шмотки, пока сам курил на балконе. На лице четко виднелась тревога и безысходность, а ещё ели видные слезы. Слезы. У ангела. Сердце сжалось. Сильно. Хотелось укрыть его, спрятать от всех, понять причины этих жемчужинок и смыть их нахуй в море. Но они уже не те подростки, с кривыми, несбыточными мечтами. Чувства на нуле. Любопытство и жалость, не больше. Сложно найти слова, когда действительно есть что сказать. Хван не хочет напугать, отпугнуть, а Ким не хочет терять свое спокойствие. Оба не хотят терять свой наркотик. —Почему привел сюда? —Не нравится? —Неожиданно просто..—«Я думал ты меня в постель затащишь» —Думал в постель затащу?—Хван прямо в глаза смотрит, скромно улыбаясь — кажется, это его максимум,—Хотел отвлечься, думал.. тебе тоже не помешает, Сынмин лишь капюшон накидывает поверх лохматой макушки и улыбается смотря на воду. Где-то в далеке горят огни, то ли звёзды, то ли дома, не важно.. Он срывается с места, подходя к морю. Оно будто чёрное, как что-то бесконечное. Ледяные брызги перекрывают тонкую кожу, целуя ее, напоминая холодное металлическое колечко на любимых губах. Сынмин оборачивается к их обладателю, и только замечает как тот.. напряжён..? Смотрит, будто раскопать его хочет, залезть глубоко в душу, вены, капилляры. А самое главное то, что у него получается. Он возвращается к Хвану, не отрывая взгляд от карих глаз, напрочь забывая о темноте вокруг. Босые ноги режутся о что-то острое, осколки скорее всего, но почему то не чувствуется ничего, кроме тяжёлого взгляда, смотрящего снизу. —Тебе холодно? Поедем домой?—Сынмин снимает с себя ветровку, нагнувшись, аккуратно накрывает его спину, но останавливается, снова пересекаясь взглядом. Он заложник этих узких, богемных глаз. Хочется задать друг другу все самые сокровенные вопросы, до утра ожидать такие же ответы, но они всего лишь друзья с привилегиями. Они не умеют разговаривать, вместо тысячи слов, они предпочитают и умеют другое. Ким чувствует как его хватают за руки притягивая к себе, в ту же секунду Хван берет его ветровку и накидывает поверх них, оставляя между ними сантиметров пять-шесть, не больше. —Давай просто помолчим, я вижу, как ты устал Мин. —«Зачем ты это делаешь, Хван Хенджин?» Ким берет в руки горящие щеки, нежно касаясь губами чужих скул. Он так "спасибо" говорит, за что именно, пока сам не знает. Пальцами проводит по пирсингу Хвана, но целовать не решается, когда все же отстраняется от его лица. Поцелуй не был похож на обычный, слишком много любви в него вложено. Это не в их стиле, да и непривычно. Случайность. Хенджин ждал. Все звёзды в его глазах смотрели только на губы Сынмина, ожидая большего, как сейчас, но большего. И если бы он был дотошным романтиком, он бы точно сказал, что в животе бабочки ожили. Но он не романтик. Нельзя. —Поехали домой, тут холодно. *** Какая-то лёгкая недосказанность витает в воздухе, но это никого не смущает. Смущает только Хван, который обрабатывает его порез на ноге, хотя тому уже давно пора свалить. —Почему сразу не сказал? —Я сам не заметил,—«Сколько ещё я буду выглядеть в твоих глазах жалко?»—И вообще.. рана не глубокая, так что езжай домой Хван. —Хочешь, чтоб я ушёл?—Хенджин макает ватную палочку в перекись, смотря в щенячие глаза, в которых нарастает тревога. —«Боится меня?» —Нет, я не это хотел сказать, просто не нужно за мной ухаживать, я как-нибудь сам. Забота — что-то на грани интимного. Сынмин пытается перехватить инициативу и сам обработать рану, когда понимает, что его горе-спаситель пропускает просьбу мимо ушей. Его пульс спокоен как у мертвеца, пока у Сынмина бьётся в бешеных конвульсиях. Хван из-за мешающего парня промазывает и только сильнее давит на воспалённое место, после чего послышался тихий писк Кима. —«Да чтоб тебя..» Теперь взгляд устремлён на Сынмина, такой же мертвый как и пульс. Хван Хенджин — дьявол во плоти, и он это понял с первой встречи. В конце концов, отношения в которых они сейчас находятся — это решение обоих, и он предупреждал, что они не пара. Сынмин был только рад это слышать, но сейчас, когда Хван гуляет с ним и заботится, он будто противоречит сам себе. Он его не понимает. Он не понимает себя А Хенджин в щенячих глазах видит то, как ему сейчас больно, но он старательно скрывает эти дрожащие зрачки, и эти поджатые губы, что с потрохами его выдают. —Слушай,—он убирает руки с его стопы,—Мин, я не из тех, кто так быстро забывает про данные обещания. Это банальная вежливость, каждый бы на моём месте помог. Я сразу уйду, просто позволь мне закончить. Сынмин больше не рыпался,—«Каждый на его месте..? Да что он вообще знает..» Как часто ему предлагали подобную вежливость? — Никогда. Поэтому забота для него что-то на грани реального, хотя он понимает, что она нужна каждому. Но Хван поставил четкую грань между заботой и банальной вежливостью. И если это банальная вежливость, то как же выглядит забота? Хенджин заканчивает и складывает медикаменты обратно в старый шкафчик. Сынмин хочет что-то сделать, что-то сказать, чтоб не уходил, но его мозг ничего дельного придумать не может. Хвана здесь ничего не держит. Держит только.. —Хен,—он хватается за угол стены коридора,—Останься на ночь. Это тоже просто вежливость, да и все равно уже поздно.—он идёт его же ходом, но старший только лишь смотрит. И тогда Ким ходит опрометчиво. По-своему. Он подходит к Хвану плотно прижимая того к стене, и как можно сильнее целует пухлые губы, до крови кусая, чтоб он не ушел, чтоб остался ненадолго. Все таки, его держит только секс с Сынмином. Хенджин не хотел этого, знал что так все и будет, но если это единственный повод остаться с Сынмином, он не против. Сынмин не боится его, он просто дурачок. Старший всё ещё надеется на тот поцелуй, который Мин подарил ему на пляже, нежно выцеловывая нижнюю губу, заставляя Сынмина сделать тоже самое, но это не то, хоть и приятно. Все не то. *** Сынмин пялится на дверь кабинета, разглядывая цифры, будто первый раз видит. Он снова опоздал. Заходить туда не хочется, от слова совсем. У него есть дело поважнее, поэтому он плетется в аудиторию доделать концепт скульптуры, пока его не выперли из института. Он проходит через дверной проем, и сразу жалеет о том, что пришел, как только видит рядом со своим местом Лим Дживона. Ноги сами отдают назад, но уже слишком поздно, их взгляды встретились. —Я уже думал мы не встретимся, Минни.—он улыбается, смотря в засыпанные глаза напротив.—Раньше ты был милее, но все такой же пугливый, —Чего ты хочешь?,—Сынмин хочет убежать, и как можно скорее. Зрачки забегали, когда старший подошёл ближе. —Мне просто интересно, как у тебя дела... Мой Минни все такой же жалкий?—издевательский смех наполнил комнату. Губы Сынмина задрожали, а от глаз остались глянцевые стёклышки. Да. Чертовски жалкий. 19.01.20 (3 года назад) —П-прошу..Дживон, у моего отца больше ничего нет кроме этой работы,—Сынмин чуть ли не на коленях, дрожащими руками хватался за парня. Если его отец потеряет работу, они лишаться всего.—Что тебе от меня нужно Лим Дживон?!—выкрикивает он не сдерживаясь, из глаз начинают литься слезы, которые бьются о грязный кафель в раздевалке. —Тише малыш,—он притягивает мокрый подбородок Мина к себе, сильнее сжимая пальцами кожу,—Знаешь, я терпеть не могу жалких людей, которые ради денег готовы на все, прогибаются под всеми как сутулые собаки, а при остальных, ведут себя как чистейшие ангелы. Но ты Ким Сынмин.. действительно ангел,—Лим окурок тушит о плечо младшего, и тут же слышит пронзающий сердце вопль. Сладкий, как его хозяин. Зажимая место ожога, Сынмин смотрит в светло-карие глаза, не понимая, почему именно он должен это все терпеть, почему именно у него со школьных дней остались только такие воспоминания, и проклинает тот день, когда Лим Дживон предложил ему пройтись до дома. —Почему ты плачешь? Неужели, у твоего отца нет любящего сыночка?—свободной рукой он вытирает слезы, а другой только сильнее сжимает подбородок. Сынмин чертовски хорош собой, наверно поэтому он нравится половине школы, включая парней. Его резкие черты лица, на контрасте с узкой талией не могут остаться без внимания. —Что мне нужно сделать..? Уголок дживоновых губ приподнялся.—Просто отсоси мне. Что ещё может шлюха вроде тебя, Ким Сынмин? Интересно даже.. сколько же членов побывало в этом ротике, малыш? Слезы потекли ещё большим ручьём. Казалось бы, куда ещё больше, дорожки старых на бледных щеках просохнуть не успели, а тут их затапливает по новой. Сынмин даже не целовался никогда, всегда был робким, скромным человеком. Его обнимают более пяти секунд, так он уже тает. И если хуманизировать слово нежность, то получится Ким Сынмин. А сейчас его уши режут эти высказывания, а после и глаза, когда он перед собой видит половой орган. Его сейчас вырвет от происходящего, и все из-за работы, из-за денег. Он бесконечно жалок. *** Сынмин, ели на ногах стоя, щётку глубже проталкивает, когда снова вызывает рвотный рефлекс и долго откашливается, прежде чем снова начать чистить полость рта. Ему мерзко, мерзко от самого себя. Он давится этой мерзостью вместе со слезами и ненавистным вкусом дешёвой ментолы. Он такой грязный, как отмыть следы позора? Никак. Щётка падает на дно раковины, когда Ким не может уже пошевельнуться, и стиснув зубы смотрит на воду льющуюся из-под крана. Ожог ноющей болью напоминает о случившемся, а мерзкие стоны Лима в перемешку с противным смехом остаются эхом в голове. Никогда ему не было так плохо, как сейчас. Резкий хлопок двери раздается в квартире. Отец вернулся. Сынмин руками зажимает рот и тихо спускается под раковину. Из глаз снова соленые капли по пальцам стекают. Главное не издать ни звука. Если пьяный, после работы, отец увидит, что тот в таком состоянии.. лучше даже не представлять что случиться. Когда он докатился до такого? ***