Про нежность

Ничтожная тишина давит на Какавачу, маленькая двушка где-то на отшибе города, куда боятся ходить даже заблудшие стаи собак, пожирает его внутренности в голодающей темноте. Жёлтый мягкий свет, мигающий при перепадах электричества, потому что кто-то из соседей включил пылесос, давит на глаза, хочется схватиться руками за лицо и закричать. Громко, так, чтобы все сбежались на его крик и помогли, потому что ему страшно. Из глубин тёмного коридора будто бы щупальцами тянется холод, мажет языком по пяткам, кусает за бёдра, покрывая кожу мурашками и парализуя тело. Какавача сжимает маленькими ручками кружку с уже давно остывшим чаем, но он продолжает его пить, потому что сделать новый невозможно. На кухне попросту не осталось ничего. Плита, пожелтевшая со временем из-за стреляющего масла, готова кричать о помощи, потому что её дни сочтены. Как сочтены дни холодильника, стоящего неподалёку. На нём красуются красивые разноцветные магнитики из-под йогуртов, что воровал Какавача в магазине, потому что хотелось кушать. Йогурт маленький, его легко можно спрятать в карман, положив сверху дырявые перчатки, а на кассе делать вид, что просто пришёл за хлебом, и умоляюще просить продать ему его, ведь не хватает всего лишь двух рублей. В подъезде слышна ругань, кто-то громко кричит, бьёт бутылки о стену, но никто не выйдет, потому что понимают: им плевать до чужих проблем, пока они не касаются их. Какавача весь вздрагивает, привыкший к полумраку взгляд щурится от яркого освещения в коридоре. — Какавача! — Голос отца ощущается монстром из-под кровати, которого маленький мальчик перестал бояться ещё давно. Он готов прыгнуть к этому самому монстру, попросив любезно его подвинуться, забрать с собой любимую игрушку и прятаться от настоящего чудовища. Отец заходит на кухню. Конечно, он пьяный. От него пахнет дорогим запахом казино, руки обмотаны бинтами, а голос вулканическим извержением обжигает ушную раковину. Какавача из-за стола не выходит. Ему до дрожи в маленьких коленках страшно. Глаза застилает пелена слез, всё вокруг темнеет, и Авантюрин резко открывает глаза, оказываясь за спиной своего отца. Тот, гремучей змеей, идёт в сторону кухни, пошатывается и спотыкается об воздух, потому что в их доме была проиграна даже пыль с пола. Маленький ребёнок закрывает глаза, что-то быстро шепчет, но тело парализовано страхом, не дающим сползти под стол и спрятаться. — Собирайся, ты поедешь в новый дом. Тяжёлая рука хватает ребёнка за маленькую кофту, тянет на себя, и крики смешиваются между собой. Взрослый Авантюрин порывается дернуться в сторону своей маленькой и беззащитной версии, которую только что проиграли в казино, которую оставили без надежды на светлое будущее. Но ноги сводит судорогой, тело тряпичной куклой падает на пол, Авантюрин шипит себе под нос, успевая выставить перед лицом руки, но это не спасает от пронзающей всё тело боли. Отец бьёт Какавачу наотмашь по скуле из-за неподчинения, отчего маленький ребёнок точно так же падает. Только вот тот ещё не успел совладать со своим телом в силу возраста, поэтому руки выставить не успевает, рассекая подбородок. Авантюрин видит испуганные глаза, они бегают по его лицу, изучают и долго смотрят, губы складываются в непонятное слово, и не удаётся распознать чётко, что именно это было. Голова ребёнка исчезает в дверном проёме под громкий крик всех присутствующих в помещении. Авантюрин просыпается абсолютно один. Часть кровати рядом холодная, и аккуратно заправленное одеяло не даёт шанса на надежду, что здесь кто-то спал. Ему холодно, голое тело вздрагивает от свежести в комнате, и он подлезает под то самое одеяло, но даже оно не хочет согреть его. Сердце быстро колотится, на лбу проступает испарина, и быстрый пульс от волнения слышен в такой устоявшейся тишине. Он находит в себе силы встать. На тумбочке нет никаких записок, никаких вещей, говорящих о том, что вчера здесь был Рацио, но отметины на теле позволяют Авантюрину тихо выдохнуть и удостовериться в том, что он не сошёл полностью с ума. Вода в душе освежает, даёт телу расслабиться и скинуть с себя наваждения сна. И у Авантюрина даже получается забыть, потому что это в прошлом. Сейчас ничего из того ребёнка в нём не осталось, убив слишком рано в маленьком Какаваче детство. Ему удаётся привести себя в порядок. Волосы с неровной укладкой похожи на птичью коммуналку, куда прямо сейчас может заехать молодая пара пернатых. Наверх Авантюрин надевает старую серую водолазку, чтобы скрыть все следы недавней ночи и согреться. Потому что без объятий Веритаса холодно, без его касаний больно, и кожа ощущается ядом, а без присутствия почти невозможно терпеть душную тишину. На телефоне никаких уведомлений нет, возле холодильника стоит та самая корзинка, где осталось ещё несколько банок пива, но Авантюрин не помнит, приносил ли он её из машины, потому что в тот миг у него явно мысли были не о хмельном золотом напитке. Значит, это мог сделать только Рацио, только вот во сколько он встал, раз обычно чутко спящий Авантюрин даже не заметил, как тот проснулся, собирался и несколько раз выходил из квартиры? Голова явно забита не тем, и он идёт на этаж ниже, забирая корзинку в студию. Он резким движением снимает старый кусок влажной ткани со своей скульптуры и глубоко вдыхает. Работы ещё много, сейчас это только бесформенный каркас, что уложен на таком же непримечательном куске глины. Да, потратился на материалы Авантюрин знатно, но он уверен, что это будет того стоить. Одна улыбка Веритаса наполнит его сердце теплом, и от этого явно станет легче. Колонка призывно пиликает, он включает свой специальный плейлист для лепки, где собраны песни, что не будут отвлекать особым смыслом. Просто приятная мелодия, в такт которой хочется мычать и неразборчивые слова на фоне. Пролистывает несколько песен, делает пару глотков пива и принимается за инструменты. Пока пальцы ещё помнят касание к коже Веритаса, пока в голове не слезли все образы, словно старые обои, пока это всё ещё свежо и можно потрогать, прочувствовать особенные впадины на ключицах, которые он запомнил достаточно четко, вдохнуть и ощутить полной грудью пряный запах, исходящий от Рацио. Авантюрин смазывает руки кремом, налепливает ещё несколько крупных кусков в области груди и начинает раскатывать податливую глину между пальцев. Соединяет грудные мышцы с неярко выраженными верхними кубиками пресса, надавливает и кивает неосознанно в такт музыке. Это расслабляет, заводит в особый вид транса. Когда руки начинают делать всё сами, мозгу можно на секунду отдохнуть, лишь руководя тем, где и какие были очертания. Крышесносный по размерам корабль его души, что несёт на себе бесконечно много проблем, попадает в штиль. Об борта не бьются метровые волны, лишь нежно мажут языками, подталкивая дальше. Авантюрин крутит стол в разные стороны, то забирается на нижнюю его часть, что неподвижна, то спускается обратно и остаётся стоять на месте. Он проверяет, насколько хорошо закреплены дельтовидные мышцы, добавляет какую-то часть трицепса и тянется за заготовленной заранее палкой. И ведь специально искал такую, чтоб идеально подходила под размер вытянутой руки Веритаса. Не сильно заточенный конец приставляет к толстому слою глины, берёт в руки киянку и несколько раз наотмашь бьёт. Тело пробирает мелкой дрожью, палка идеально доходит до будущего плеча и остаётся крепко стоять на месте. Авантюрин ловко налепляет глину вокруг неё, формирует будущую руку и застревает на пальцах. Он создаёт что-то похожее на варежку, проводит ножичком между будущих впадинок и хмурится. Делает пальцы тоньше, расставляет их в позе, будто бы они готовы коснуться чьей-то щеки, и Авантюрин неосознанно тянется. Кожа пачкается, с губ срывается тихий выдох, а сердце начинает быстро колотиться. Он действительно обжимается даже с недоделанной скульптурой, точно свихнулся. На телефон приходит уведомление, и музыка на секунду замолкает. Авантюрин хмурится, вытирает руки о фартук и внутренне ликует.

Спасибо, что принес корзинку и

за вечер

10:48.

Не стоит благодарностей. Простите, что резко уехал, вызвали на работу В. Рацио 13:04. Авантюрин улыбается, будто бы сошёл с ума, потому что получить обычный ответ от Рацио всё равно приятней, чем ничего. Его не смущает, что преподавателя за каким-то чёртом вызвали в субботу на работу, но иррациональная сторона мозга думает о том, что, может, это что-то важное и срочное? Руки возвращают телефон обратно на диван, а сам он вновь смотрит на приобретающий формы кусок глины. Солнце светит сквозь окно, пробирается широкой линией и ложится поперёк темно-серого тела. Пиво туманит мозг, даёт ему достаточно свободы, и Авантюрин пускается в пляс. Двигает рвано бёдрами, когда обходит длинный стол, мажет пальцем по ноге, формируя слой за слоем мягкую гладкую кожу. Он играется с шуруповертом, делая вид, что стреляет в кого-то, соединяет две тонкие дощечки под углом чуть меньше, чем сорок пять градусов, и одним тяжёлым движением вбивает новую опору в большую ягодичную мышцу. Авантюрин тут же формирует вторую ногу, сглаживает углы, смахивая с лица пыль и забывая о грязных руках. Он погружён в работу, полностью воодушевлён после прошедшей ночи и готов вылезти в окно с головой, чтобы закричать, что у него всё прекрасно. Топаз появляется неожиданно. Стоит, словно труп, в дверном проёме и не шевелится, чем не на шутку пугает повернувшегося лицом к ней Авантюрина. — Блять! Тебя учили стучаться? — кричит от страха Авантюрин и хватается за сердце, потому что в груди начинает неприятно колоть. Не любит он все эти прикольчики с шутливым пуганием друг друга. От неожиданности может и в ответ дать. — Я стучалась! — Как ты вошла? — Ты в прошлом году пьяный пошёл делать дубликат и отдал его мне, забыл, что ли? Топаз отвечает на вопрос последующим вопросом, заставляя Авантюрина напрячь мозги и наконец-то вспомнить эту забытую попойку. Хорошо, что он её забыл, может, там не произошло чего-то столь интересного или важного. — Что ты хотела? — Авантюрин выключает музыку, садится на стул возле стола, который ещё секунду и поломается, потому что постоянное качание на нём привело к деформации задних ножек. — Ну, так сказать, небольшое ЧП. В Пир-Пойнте уже находятся Ханаби и Сампо, у нас есть полчаса, чтобы добраться, — быстро тараторит Топаз, чтобы Авантюрин не успел обработать информацию. Потому что Пир-Пойнт — самое ужасное место, которое только могло случиться с Авантюрином. Злосчастное казино, где его родители потеряли всё: от денег в кошельке до собственного ребёнка. Это место чёрным пятном отпечаталось в голове Авантюрина. Туда нельзя, там злые тёти и дяди будут смотреть на него, как на прославившегося мальчика, которого проиграли родители. Но там Ханаби. Та, кто ненавидит его всей душой, ищет всегда момента, чтобы подразнить или зацепиться за плешивую рану на коже. Поддернет короткими лакированными ноготками болячку и сдерет вместе с неповрежденной кожей. Но такому же маленькому ребёнку, как тогдашний Авантюрин, её вынуждают мириться с тем, что Какавача теперь живёт с ними как её брат, и теперь в доме отца на один голодный рот больше. — Я не смогу, я ведь завязал! — почти истерично выкрикивает Авантюрин и хватается за рядом лежащее мокрое полотенце, чтобы вытереть подсохшую на пальцах глину. Топаз прикусывает губу и выдыхает. На телефон несколько раз приходит уведомление, и они оба отлично знают, что будет, если не прийти. — Я понимаю, Рин, но как бы мы ни пытались перевесить долг твоих родителей на них, ты являешься частью этого казино. Сегодня играют важные шишки, поэтому нужны твои пальцы и улыбка, — его по-дружески сжимают за плечо, тянут в сторону выхода, и одиноко стоящая банка пива на столе машет прощально ему рукой. Авантюрин сопротивляется всю дорогу, сначала не хочет соответствовать дресс-коду заведения, успевает подраться с Топаз и получает хороший пинок под дых, когда лезет щекотаться. С губ срывается обречённый вздох, и он заставляет надеть на себя зелёную рубашку, где отлично видно его выпирающие ключицы. Минус один игрок уже обеспечен, обязательно кто-нибудь да клюнет на его милую мордашку, забыв о всевозможных комбинациях карт. Белые брюки с тугой портупеей на бедре непозволительно сильно выделяют его худощавость, но ему абсолютно плевать. Не плевать ему становится, когда Топаз останавливается у знакомого здания, где сверкают множество неоновых вывесок. Кого-то за шкирку выталкивают из-за крутящихся дверей, и мужчина орёт на всех и вся, что эта прогнившая дыра не стоит своих денег. Авантюрин глубоко выдыхает, поправляет белоснежные перчатки, смахивает пылинки с плеч и прихватывает с заднего сиденья шляпу с очками. Топаз выходит вслед за ним, цокает тонкими каблуками, держа в одной руке клатч, а второй подхватывает Авантюрина. Тот любезно подставляет ей локоть и начинает отыгрывать не свою роль с порога дверей. Топаз ярко улыбается, строит из себя дурочку и общается с каждым, кто обратит внимание на её красное облегающее платье с меховой накидкой. На бедре откровенный разрез, завладевающий вниманием каждого, кто проходит мимо них. После дотошной проверки их пропускают в главный зал, и ноги подкашиваются, а пальцы начинают дрожать. К ним сразу же подходят уже знакомые лица. — Я уже подумала, что наш крольчонок струсит, — ехидно тянет Ханаби и поправляет два высоких хвоста. На ней похожее по тону платье, как у Топаз, но бёдра открыты с обеих сторон, оставив интимные зоны прикрываться каким-то несчастным куском ткани. Узор в виде редких цветов по краям приковывает взгляд, чарует и будто бы гипнотизирует. — О, не переживай, сестрёнка, сегодня мы обнесём это казино. Авантюрин не улыбается, он почти скалится во все тридцать два зуба, осматривает здешний сегмент и находит всё больше и больше знакомых лиц. На теле ощущаются липкие взгляды, они мажут его языком, цепляют за одежду и пытаются стащить спасительные куски ткани. Сампо целует в щеку Топаз. От него вкусно пахнет тонким шлейфом роз и граната, на нём обычные брюки и туфли, а белую рубашку оплетает портупея, призывно сжимая широкую грудь. — Хватит здороваться, пошлите, нам пора, — тихо проговаривает Сампо, и они расходятся в разные стороны. Топаз отходит с Авантюрином к бару, им нужно прочистить горло перед большим делом. Авантюрину подают небольшую порцию мартини, которую он осушает моментально и ежится. За ним будто наблюдают. Ощущает это кожей, словно в этом баре глаза повсюду: они смотрят с резных колонн, где вставлены какие-то драгоценности, проглядываются сквозь бархатные обои, и Авантюрину кажется, что его начинает тошнить. Или он окончательно сходит с ума. В следующем зале почти тихо. По краям в полумраке помещения скрываются забредшие зрители. Те, кому интересно наблюдать саму суть покера, или там сидят те, кто уже выбыл из турнирного матча. Авантюрин, не намереваясь рассматривать всех и вся, готовится к самому длинному вечеру в его жизни. Он садится за стол, где Ханаби вовсю обсуждает что-то с незнакомым пареньком. Она чистой воды жулик. Это читается в её движениях пальцев, что перекатывают кругленькую одноразку в виде коктейльного стаканчика, она профессионально оглядывает тех, кто уже присоединился к столу и занят своими мыслями. Считывает, анализирует. Авантюрин прекрасно знает, что её отец с детства учил этому делу, а его просто насильно заставили окунуться в это болото, не давая шанса даже вдохнуть. — На, тебе полезно, — она протягивает ему эту самую одноразовую сигарету, видя, как Авантюрин дрожит всем телом. Тот хмурится, но из рук принимает. — Что там в этот раз? — Опиум. Чуть меньше двух процентов, не дрейфь. Даже через очки видно, что ты готов сбежать отсюда или расплакаться, — она разговаривает с ним, но даже не смотрит в глаза. Её взгляд занят новоиспеченным игроком. Статный мужчина в белом пиджаке садится с ровной спиной, будто каменная статуя. Он не даёт себе слабину, поправляет белоснежные волосы и что-то шепчет на ухо такой же белоснежной девушке. Кажется, они похожи на двойняшек. Топаз облокачивается одной рукой на спинку стула Авантюрина, будто готова прямо сейчас насыщенной лужей косметики смыться отсюда. Исчезнуть в полу, стать с ним единым целым и не видеть весь вечер, как Авантюрина будет колошматить. — Я давно не курил, мне станет плохо? — подозрительно щурится Авантюрин и делает первую затяжку. В мозг бьёт насыщенный привкус ягод, на языке оседает кислинка, а в горле разливается мята. Он пожалеет об этом к концу игры, уверен. — А ты резко не вставай, может, и не ударит по голове. Сампо что-то говорит Ханаби, та кивает и точно так же начинает поддерживать беседу, пока Авантюрин остаётся в стороне. Игроки собираются за остальными столами, им нужно дойти хотя бы до полуфинала и не выдавать всю аферу. Авантюрин замечает, как к Ханаби подходит Яшма и шепчет что-то заговорщически на ухо. Её грудь готова вывалиться из сжатого корсета, несколько мужчин за столом прилипают грязными взглядами, но девушке плевать. Здесь она главнее их на несколько голов и уж точно преуспела в жизни больше, чем они. Несколько секунд длятся утомительно, Топаз успевает посидеть в инстаграме и пролайкать несколько фоток подруг за это мгновение, пока Авантюрин испытывает всё больше и больше стресса. Ханаби кивает, поворачивается на Авантюрина и сверкает ядовитой улыбкой. — Хорошей игры, встретимся в финале, — её голос лезвиями пронзает горло, хочется закричать, остановить всё и сдаться прямо сейчас, потому что их обычно рабочая схема, где они играют за одним столом и перебивают ставки друг друга, летит крахом. Миниатюрная девушка исчезает за спиной Сампо, что провожает её к другому столу. У Авантюрина начинают дрожать руки, он сжимает забытую одноразку и закуривает ею так сильно, что мозг на миг перестаёт работать, обволакиваясь ядовитыми парами. У них имелась своя схема. Ему всего лишь нужно было продержаться несколько раундов, дойти до полуфинала и оставить Ханаби в выигрыше. Они почти всегда так делали, всегда схема была рабочая, и никто из них не оставался в большом минусе, пока остальные игроки рвали в клочья свои три волосинки и матерились на неудачу-матушку. Но сейчас он совершенно один, за столом сидят разношерстные мужчины, чей возраст варьируется от тридцати до пятидесяти лет. Ему не дадут спуску в финале, разорвут, как потерявшегося котёнка, ещё на начальном этапе, и мягкая ладонь подруги выводит из прострации. Авантюрин несколько раз моргает под розовыми очками, сжимает её кисть и показушно целует костяшки перед всеми, словно они пара и на этом вечере она его поддержка. Последнее точно является правдой. Авантюрин садится более расслабленно, прикрывает устало веки и начинает лучезарно улыбаться, когда к ним подходит дилер. Молодой парень с голубыми глазами начинает непринужденную беседу, он осматривает участников и начинает тасовать карты, когда в маленький наушник кто-то командует о начале. Авантюрин закидывает одну ногу на другую, складывает руки на стол и выпускает густое облако пара в потолок, наблюдая нелюбезные взгляды вокруг. Его знают. Стратегии, движение пальцев, взгляды, слова. Если Ханаби играет по пути маньяка, выбивая землю из-под ног высокими ставками, что не всегда играет ей на руку, но какого-то чёрта в полуфинале всегда сидит себе припеваючи. То ему всегда приходится играть по-разному. За каждым столом новая тактика. Авантюрин тяжело выдыхает, кидает на поле нужные блайнды и выжидающе ждёт. Ему ужасно скучно. Начало всегда размеренное, все расслаблены, кто-то точно так же курит, но толстые папиросы в грубых сальных пальцах выглядят более стильно, чем молодёжная курилка, которую Ханаби сама пересобрала и залила опиумом. Флоп проходит мимо Авантюрина, он повышает ставку не намного, прокручивая в голове до боли знакомые комбинации. Три карты открываются, сердце уходит в пятки, и его начинает мелко потряхивать. Пора выбирать, по какой тактике он пойдёт до конца игры. Будет блефовать, выбивать оппонентов из-за стола и выгрызать победу, словно акула? Или пойдёт окольными путями, начнёт наконец-то думать мозгами, что сейчас затуманены не тем, чем надо, и вспомнит наконец-то нужную ему комбинацию? — Снова начнёшь гэмблить, Авантюрин? — Хриплый смех Галлахера врывается в мозг неожиданно. Топаз сразу собирается, присаживается рядом на поднесенный стул и тихо благодарит. Наконец-то хоть кто-то вспомнил про плюс один от главных игроков. — А ты, я смотрю, в тильт ушёл. — Ехидная улыбка обнажает заострённые короткие клыки, Авантюрин мажет по губам языком и кивает на внушительную ставку Галлахера. — За своими фишками последи, кажется, кому-то нужно уравнять ставку, или останется ни с чем. Авантюрин сладко смеётся, скрипя зубами, потому что до дрожи в коленках хочется вмазать по этому старому лицу. Ох, он помнит Галлахера. Этот старый шелудивый пёс, что ошивается рядом с отцом Ханаби и всегда пытается рассказать свои идиотские истории. Маленькому Авантюрину было не до историй, ему хотелось обратно домой, даже если там было ужасно. Очередная затяжка оставляет на лёгких влажность, в горле пересыхает и хочется выпить, но он пасует и выходит с этого круга, ожидая следующую раздачу. Топаз обводит глазами зал, сканирует каждого игрока, какая у них стратегия и чем именно поможет Авантюрину. Она в нужный момент делает удивлённое лицо, когда Авантюрин просматривает карты, глупенько улыбается и трётся об острое плечо. На рубашке в этом месте останется добрая половина её косметики. Несколько мужчин клюют на удочку и пасуют, заставляя Авантюрина остаться один на один с, кажется, Сандеем. За время игры тот часто использует чек-рейз. Быстро успевает пропустить ход, а потом врывается с удвоенной ставкой. Сандей лузовый, по его глазам видно, как шестеренки в голове прокручивают каждый возможный исход события. Авантюрин постоянно сталкивается с блефом от него, старается отыграться, и очередная затяжка делает его смелее. — Олл-ин. — Командует Авантюрин и выдвигает все оставшиеся фишки. Либо Сандей испугается и пасанет, либо Авантюрин крупно пососет, потому что из комбинаций у него только флеш-дро. Закрытых карт больше не остаётся, Сандей тянет время так, словно готов сейчас отойти за кофе. Девушка, стоящая рядом с ним, шепчет на ухо, кивает на стол и многозначительно поднимает брови. — Пас. — Выдыхает мужчина, и Авантюрин растекается напряжённым комком нервов по стулу. Топаз показывает ему большие пальцы, держит осторожно за плечи и не даёт упасть опьяневшему от победы Авантюрину. Он начинает входить во вкус, когда буквально с ноги влетает в полуфинал, разрывая на начальных этапах всех своей необдуманной игрой. Топаз опасливо косится на него, когда тот сначала совершенно не повышает ставки, несколько раз подряд проигрывает и в последний момент снова уходит в олл-ин, выбивая подряд нескольких новичков. Мужчины опасливо косятся на него, когда неугомонный Авантюрин даже не может адекватно сидеть, пальцы постоянно тянутся к одноразке, но Топаз с силой забирает её у него. Ханаби усаживается на указанное ей место, Авантюрин подмигивает, приподнимая за оправу очки, и диким взглядом ползет по столу. — Кажется, кто-то снова попал в свою вселенную, — ехидничает девушка и просит Сампо что-то ей принести. Тот кивает, улыбается широкой улыбкой и исчезает из-за стола. Авантюрин принимает алкоголь из рук какого-то ходящего туда-сюда бармена и усаживает Топаз себе на колени, убеждая в том, что у него всё под контролем. Он знает, что делает, ему известны границы дозволенного, и Авантюрин отлично понимает, что за ним следит тот, кто сделал главную ставку. Они используют свою собственную тактику. Вот где-то в зале падает бокал, и Авантюрин видит, как брови Ханаби взмывают вверх. Он повышает ставку на несколько десятков тысяч, девушка делает пас, пока остальные продолжают играть. На руках уже собирается пара, но ему не нужно выиграть, ему нужно постараться как можно больше собрать в банке и либо ставить олл-ин в крайнем случае, либо успеть выбить всех игроков. Кто-то слева шепчет что-то про баррель, и Авантюрин многострадальчески, по-актерски заламывает брови к своей шляпе. Нет, вы что, он совершенно не играет агрессивно, но очередной вышедший игрок говорит об обратном. Авантюрин проходит в гранд-финал вместе с Ханаби, и очередная затяжка из отобранной одноразки поглощает мозг. Он не ощущает на себе липкого знакомого взгляда, не ощущает ничего вокруг. Только шум фишек, голос дилера, невербальные знаки Ханаби, чтобы он понимал, как ему действовать. Топаз подключается, строит пьяную сексуальную красотку, что выпячивает для своего любимого грудь, и какого-то старого идиота таким тупым крючком подцепляет, но это лишь отвлекает внимание, не давая должных плодов. Авантюрин мажет ей губами по уху. — Останови меня вовремя, я себя плохо чувствую, — тихо, с охрипшим голосом проговаривает Авантюрин и возвращается к столу. Для всех секундная заминка, для него будто бы прошло несколько часов. Топаз отклоняется назад, крутится вокруг стула и внимательно следит за игрой. Авантюрин принимает позицию нита. Делает минимальные ставки, осторожничает и переговаривается за столом невесть о чем. Главное, чтобы язык был занят, главное, чтобы голова не помутнела и рассудок остался с ним, потому что ещё один шаг, и его можно уносить отсюда ногами вперед. Ему не позволено прятать руку за спиной, а так хочется от волнения сжать в кулак пальцы, впиться короткими ногтями в кожу и отрезвить себя. Топаз это делает за него, когда рука тянется повысить ставку. Она обхватывает его за плечи, смеётся с чьей-то шутки, и у Авантюрина будто бы пелена с глаз спадает. Мозг перестаёт думать, он кидает в очередной раз пас и готов сдаться. Но Ханаби сверкает хищным взглядом, маленькой рукой двигает добрую половину своего кэша и выбивает очередного лузера с поля боя. Авантюрин выдыхает и смотрит на последнего оставшегося оппонента. Сандей. Его обыграть сложно, но вполне возможно. Скорее всего, за время их игрищ тот успел изучить все тактики, что они используют, поэтому нужно думать. Играть агрессивно и сделать вид, что хочет выбить Ханаби? Он не знает, насколько хорошо Сандей знает их тактику, поэтому у них будет лишь мгновение, чтобы провернуть всё чисто. Авантюрин смотрит вновь на свои карты, кусает губу и понимает, что в этот раз дела обстоят лучше. У него полный флеш-рояль: дама, король и валет одной масти кокетливо подмигивают ему с сердцевины стола, пока под руками горят их собратья. Туз и десятка. Прекрасно, теперь главное — не налажать. Но Ханаби вставляет палки в колёса. Бьёт наотмашь невидимой битой по коленям, заставляет сердце на мгновение остановиться, когда она и Сандей точно так же уравнивают ставки до его повышенной. Он ведь не может сейчас проиграть? Топаз урчит у уха, в её руках покоится спасительная одноразка, и Авантюрин вновь выхватывает её из рук. Ханаби это замечает, но ничего не делает. Ей отлично известно волнение Авантюрина, она прекрасно анализирует этого человека, словно крапленую колоду. Сандей ещё раз повышает ставку, и Авантюрин выдыхает полупрозрачное облачко вверх, вторя его действиям. Весь зал замирает в ожидании, некоторые выбывшие игроки, оставшиеся в зале и продолжающие следить за состязанием трёх бывалых игроков в покер, охают. Ханаби прикусывает губу, украдкой смотрит на карты и ожидает действий дилера. Её банк почти пуст, если комбинация Сандея и Авантюрина окажется выше по важности, то она вылетает. У Авантюрина что-то сводит внутри, когда Ханаби несколько раз отыгрывается, возвращая часть потерянной суммы, но одна ошибка стоит ей третьего места в турнире. Хитрый взгляд скользит по его лицу, Сампо подмигивает и передаёт в руки Ханаби её накидку. Они специально его бросили. Оставили один на один с человеком, который фальшиво улыбается ему, педантично складывает фишки по номиналу и почти всегда молчит. Авантюрин глубоко выдыхает, собирает также фишки в стопку под недовольное ворчание дилера, ведь тот не может сосчитать его кэш. Карты плавно опускаются под пальцы Авантюрина, он кусает изнутри щеку и делает последнюю затяжку, ощущая, как мозг постепенно отдаётся дурману и перестаёт сковывать себя неуверенностью. Топаз молится всем богам, чтобы Авантюрин победил, а ещё чтобы ушёл из этого заведения на своих двоих.