Судьба/Торжество после гибели

———

      Вдалеке воет ветер, его холод порывами проникает в окно. Тонко тянется дыхание. Дождинки стучат об пол, стекляшками бьются. Всполошено шерстяное одеяло с узором ветвистых красных и синих цветов, у краёв его проступают нежно-белые простыни.       Серебро локонов рассыпалось на подушку, мерцающие смесью ожидания, неуверенности и напускной отваги глаза бледными розами замерли на мне: «Чего ты ждешь, волчонок, разве ты не собирался вонзить клыки в свою куклу?..»       Порочные слова: «Я не так жесток, но достаточно привередлив…» — на кончиках пальцев тлеет переменчивый пульс сонной артерии Мерлин. — «Ты знаешь, что я презираю ложные чувства».       «Не так жесток?» — искусанные поцелуями, покрасневшие губы искажаются иронией. — «Твоя прошлая куколка, маленькая безобидная овечка, невинная целительница, посмеялась бы вместе со мной, ха-ха-ха…»       Сюда бы подошёл скрип зубов, будь это мыльная опера. Она узнала о Санниве? Вторглась в её сны или читала мысли? Знает ли она о подопечном? О монашках?       Пальцы чуть сжимаются на её шее: «Так и быть, я жесток…»       Чем-то обрадованное изящное личико полностью лишилось неуверенности и исполнилось энтузиазма: «Именно, ты — зверь! Злодей! Убил двадцать мон-м-ах-мх-хм», — конец намечавшейся речи поставила ладонь, тяжело сжавшая горячую шею.       Несмотря на наливающиеся кровью щёчки, во взгляде её под насупленными, как у хомячка, бровями горела справедливость, но и только. Ни движения рук, ни попытки вырваться…       Дипломатичная улыбка на губах: «Мерлин, моя милая, оставим в стороне мои скромные и незначительные грешки», — слегка прохладным тоном. — «В ночи Британии я лишь незаметная тень на обратной стороне сияющей короны…»       «Ах-х-х, х-м-а-а», — след пальцев краснеет на бледной шее, пока она всей грудью пытается отдышаться…       Обычно её ребячливый вид противен, но сейчас… Соблазнительное сочетание детской невинной игривости и женской… Трепетности? Усталости? Измождённости? Покорности.       Потерянные зрачки Мерлин метались по потолку, пока губки, заплетаясь в словах, упорно бормотали, прерываясь протяжными бесшумными вздохами: «Приве… …редлив… О чём… ты гов… …орил?..»       Разжалобленный видом обнял стройную мягкотелую фигуру, пальцы переплелись с её непослушными волосами, подушечками поглаживая кончики острых ушек.       Санниве потребовалось куда больше времени, чтобы стать послушной; она отдалась, взрастив в сердце мятежность. Мерлин же… Заранее узнав о моих поступках, поняв мои желания, подготовилась к разговору и его «горизонтальному» продолжению…       Так усердно мной интересовались лишь единожды.       «Ты многое обо мне узнала с твоим даром. Уверен, и то, чего я ещё не знаю о самом себе — я хочу знать о тебе не меньше».       С мелькнувшим недоумением в глазах отговорилась глупой фразочкой: «Хе-хе, волчонок хочет знать, кусал ли кто его добычу?»       Болезненный щелбан с точностью и скоростью валлийских лучников приземлился прямо в середину лба.       Тонкий писк. «Твоя игривость начала очаровывать меня, но не заходи слишком далеко…», — сопровождая слова недовольства возвращением пальцев в её взлохмаченные волосы, добавил. — Расскажи мне о себе, о своей природе и происхождении, об интересе к человечеству».       Усердно поворочавшись в попытках выбраться из объятий и вырвать голову из ладони, наконец, ограничившись чуть вздернутым носиком и выражением лица, подходящим больше слепому мудрецу-сказителю или бабке, поучающей внучат, она заговорила: «В роду Коэля Старого родилась дочь от неугодного союза пиктского принца и опальной ведьмы-принцессы. Вместе бежали они в густой лес Каледонский…» — её глаза заволокла ностальгическая дымка. — «Необъятное звёздное небо, пышное цветущее пастбище и небольшой домик, скрытый в кустах сирени…»       Недолго повременив, она продолжила: «Они праздновали рождение одарённой дочки, растили её, воспитывали, как наследницу двух родов, ведущих своё начало от валлийских богов… Но судьба жестока, и два царских рода начали войну. Принц сражался, защищая жену и любимую дочь. Принцесса-ведьма оставила дочь в укрытии и присоединилась к мужу в битве».       Она говорит о своих предках, это ясно, но лжив или искренен её горестный тон?       «Непроглядный лес, чудеса и одиночество — всё, чем была одарена дочь кровавого союза. Дружелюбная природа дала ей пищу и кров. Шла минута за минутой и она росла. Матушкин гримуар предоставил ей силу. Шёл день за днём и она крепла, одиночество оставило на ней печать печали, но шёл год за годом и она взрослела…»       Я лишь взмахнул рукой и, несмотря на странную увлечённость, Мерлин поняла меня и протянула руки, чтобы взять вино и кубок.       «Одиночество и томная скука дурно послужили молодой наследнице ведьмы, и она решила обвенчаться с волшебным существом…» — мой недовольный взгляд заставил Мерлин поморщить носик, но она сдалась и сама наполнила кубок вином, и продолжила. — Неудача ли, случайность или девичья страстность послужила причиной? Она призвала инкуба…»       Свет озарял обнаженные слабые, тонкие руки, протянутые к моим губам, и вино танцевало свой беспомощный танец на краях кубка, желая вырваться из тесной клетки.       Не опуская рук: «Венчанье едва не обернулось кровавой свадьбой», — нежные фиалки глаз обратились ко мне и замерли сталью. — «Юная ведьма пыталась осуществить невозможное; сковать инкуба любовью…» — лепестки роз, её губы приобрели изгиб, противный мне, изгиб, насмешливый и дерзновенный. — «Конечно, инкуб, следуя контракту дал ей дочь-полукровку, но взамен испил её магию до дна».       Щурив глаза на неприятное выражение лица: «Полагаю, эта дочь — ты?»       Ответив мне лёгким парящим тоном, лишённым недавней печали и насмешки, Мерлин покачала длинной гривой, любуясь и наслаждаясь своим уникальным происхождением: «Именно так родилась великая волшебница и пророчица, ты ожидал меньшего?»       Откинувшись на перьевую подушку, кончиком указательного пальца дотронулся до кубка, провёл по утончённым изгибам локтя, плечика, шеи и, остановившись на её губах, пробормотал медленно и немного укоризненно: «Я ожидал, что моя новообретённая жёнушка напоит меня вином так, как я её этому учил».       Мерлин снова вздернула носик: «Смешно ожидать, что зверь обретёт сочувствие, даже услышав прекрасную трагедию…» — подчёркнуто высокомерный взгляд столкнулся с моим, но быстро сдался и ручки уже подняли кубок к губам.       Едва начав опускаться ко мне после небольшого глоточка, она остановилась из-за моей ладони, схватившей шею: «Это вино недурно, но я хочу лишь последний глоток».       Она недовольно проглотила вино во рту, осмотрела крупный кубок на одну десятую от бутылки, перевела взгляд на недавно открытую большую бутыль литра на два и, недоуменно сведя серебристые острые бровки, пробормотала: «Это невозможно!»       С тенью жестокой улыбки приподнялся и поцеловал беленькую щёчку: «Выпей это всё и подари мне последний глоток своим поцелуем… Уверен, суккубы имеют хоть небольшую привычку к эликсиру наслаждения».       Посмотрела на меня взглядом безысходности? Удивлён. Ха-х, она знает, что я её не отпущу, пока не получу своего…       «Ты хочешь напоить свою куклу, чтобы вытворять с ней всякие безобразности!» — все ещё не приступив к делу, Мерлин вернулась к игре в обличение грехов и проступков.       «Моя куколка уже ожила и у неё есть имя», — вновь откинувшись на кровать, продолжил. — И в эту ночь я, в любом случае, овладею тобой. Ты можешь лишь приблизить или оттянуть этот момент…»       «Злодей…» — пробормотав, она притянула к себе кубок.       «Волчат не волнуют проблемы беленьких мышат… Они их едят».       «Я не мышка…»       «А я не волк…»       Судя по всему, суккубы способны на некоторый спектр чувств. Её эмоции не выглядят как имитация, хотя и находятся близко к ней. Впрочем, если посудить, то её чувственная сфера по уровню сходна с детской… Лет шестнадцать?..       Смесь девичьей нераскрывшейся женственности и детской игривости проглядывала сквозь неряшливую сидячую позу Мерлин. Обе руки держат уже второй кубок, пока бесшумные глоточки идут один за другим… Если бы не текущее тонкой алой струйкой из уголка рта и по шее вино, и медленно поднимающиеся руки, то можно подумать, что она и не пьёт вовсе… Я сам, да и любой мужчина, выпил бы его за три глотка…       «Моя маленькая, неряшливая Мерлин, это лучшее вино, что я нашёл в Высокогорье… Это ягодное вино, предназначенное для претендентов в вожди племени, дабы они могли биться со своими родственниками за право быть истинным и единственным наследником божественной крови…» — я приблизился и под странный не то довольной, не то возмущённый стон слизнул капли с её шеи. — «Если ты прольёшь ещё хоть каплю этого чудесного напитка, то мой гнев не будет знать конца…»       Откуда моё желание истязать эту прекрасную девицу?.. Безусловно, я жажду утвердить обладание, власть и исключительное право на насилие… Насладиться выражением претерпеваемого единственно ради меня страдания?.. С Саннивой я был жесток, но одновременно я её добивался с детских лет…       Мерлин осторожно наполняет следующий кубок, её глаза светятся вниманием, а на лице холодное безразличие, возможно ли, показное?       Пожалуй, доспехи с диким человекоподобным волком мне подходят: «Моя Мерлин, тебе стоит поторопиться», — обняв её со спины, приложив руки на тёплый животик, лишённый любого человеческого несовершенства, закончил шёпот. — «Ты всё ещё не закончила свою историю».       Короткий кивок мне был ответом. Она продолжила наполнять себя вином ради глупого, пусть и подготовленного заранее, задания.       Кубок за кубком, второй, третий, четвертый… Методично и мерно, осторожно и беспрестанно… Пальчики её утратили ловкость, а руки приобрели неуклюжесть. Постепенно, она стала громче глотать вино, словно бы оно становилось слаще с каждым глотком.       Чудо ли или смех, но за добрые полчаса распития её животик лишь немного наполнился… Возможно, суккубы вправду резистентны к алкоголю? Даже настолько уникальному? Наконец, десятый, последний.       Она остановилась, мелкая дрожь прошла по её телу, и абсолютно ясно пробормотала: «Это последний…» — неловко задёрнув голову, сперва ударившись о мою грудь, а потом ещё раз и, все же, обернувшись в комичной манере, она показала своё глупо ухмыляющееся лицо с алыми в цвет её налитых губ щёчками: «Эт-то вино! Я-ая! Смогла!»       Я не ошибся, когда придержал его у себя. Прекрасно.       «Теперь отложи кубок и продолжи рассказ».       «Какой… рас-сказ! М-м-м, ещё…» — она потянулась к последнему кубку, но моя рука остановила её. — «Ты! Не останавли-вли-вай!»       Прислонившись губами к её покрасневшему вслед за щечками ушку: «Мерлин, расскажи, как суккубы чувствуют?»       «М-м-м, не… чур-чувтсву-ют! Сук-кубы не чув-ствруют! Я куш-аю сны!» — она обернулась и, к ещё одному моему удивлению, попыталась укусить меня.       Уклонившись: «А как же ты сейчас чувствуешь?..»       Выдавив жалкое подобие той выверенной лисьей ухмылки она похихикала: «Хи-хи, я… ем сн-н-ны! И чув-ству-ю!»       Кажется я переборщил с целой бутылкой… Будет неудивительно, если это вино пили аналогом рюмок для водки…       «А чьи сны ты кушаешь?..»       Её и без того живое и подвижное лицо сменило плутоватость на скорбь: «Ма-а-а-ал-лень-ких дев-вочек и маль-чи-чик-чиков… Иль ил-ли лес-лес-лесных! зверу-шек! Я спас-саю их от-т-т кош-шмр-шмаров! Вой-на! Луч све-т-та!»       Что-то пространное…       «Ты луч света для детишек и зверушек? А как же Озёрная Леди и Артурия?.. Разве суккубы не питаются мужской силой?»       «Хмф! Я — вел-лик-к-кая вол-шеб-ниц-ца! Низк-зко-о!» — она говорила медленно, запинаясь и стараясь справиться с заплетающимся языком…       «Так что же с Озёрной Леди и Артурией?»       «А, Ви… Виви-ан», — добрая улыбка, не в пример моей, покрыла всё её лицо, — Я маги-ей уч-ила-ась с ней!»       «Так ты дружишь с речной феей?»       «Не-т! — она быстро прикрыла рот и закрыла глаза, как бы боясь, что её пьяный язычок скажет что-то лишнее…       «А Артурия, зачем она?»       «Лу-ч света!» — она взмахнула рукой на окно, откуда вновь показалась луна… Взмахнула бы и второй, но было бы жаль терять целый кубок пьянящего даже суккуба вина и я придержал её ладошку…       Вивиан — Озёрная Леди, полагаю. Было бы странно, если первая волшебница Британии не дружила с такой особой. Не удивительно, почему речная фея одарила Артурию мечом. Луч света?.. Образ будущего?       «Уже не важно…»       Отвечая на вырвавшуюся фразу Мерлин подчёркнуто притворно хитро ущипнула мою щёку: «Вс-се сек-ре-рты-ре-ты выв-ве-да-ал?»       Улыбнувшись добродушно: «Именно так, моя прекрасная Мерлин, а теперь дай мне, наконец, последний глоток».       Едва она почувствовала, что я отпустил её руку с кубком, как пристально глядя, чтобы ничего не пролить, медленно-медленно приложилась к нему, выпивая крупными глотками: «М-м-м, м-м-м», — и на последнем откинула кубок.       Металл прозвенел на всю комнату.       «Чудовищно…»       Мерлин откинула голову назад, ко мне. Её маленький рост позволил мне увидеть все изгибы соблазнительного образа; бёдра, достаточно мягкие, чтобы чулки чуть прижимали гладкую кожу; задорные грудки, что ещё недолго будут скрыты за плащом; тонкие руки, обнявшие моё лицо и тянущие к открытому ротику, где вишневый язычок поигрывает с вином.