Загнанных коней убивает в Алжире

^^^       Джек перезванивает ему сам, когда Брок садится в машину. На мгновение ему удаётся почувствовать облегчение — придурок жив и ладно, — но оно истирается и пропадает достаточно быстро. Брок отдаёт ему приказ выезжать в больницу, куда уже увезли Фьюри на скорой, и следом докидывает быстрое задание обзвонить СТРАЙК. Он мог бы заняться этим и сам, но мысли о происходящем уже несутся впереди него, и Брок выхватывает себе несколько минут на то, чтобы их обдумать. Переговорить с Джеком о новостях ему не удаётся, да и несвоевременно всё это, но недостаток информации даёт о себе знать к тому моменту, когда Брок подъезжает к больнице.       Солдату отдали приказ избавиться от Фьюри.       Солдат находится под управлением Пирса.       Пирс — наиболее приближённый к Фьюри человек.       Картинка складывается нехотя, со скрипом, но Брок всё равно накидывает себе с десяток вариаций того, что могло произойти, пока его не было. Без повода убирать Фьюри Пирс бы не стал — это было слишком подозрительно и могло лишь подпортить его репутацию, как бы чисто ни была сделана работа. Конечно, Пирс мог с лёгкостью устроить диверсию да обвинить в удачно завершившемся покушении одну из враждебных к Соединённым Штатам стран, но в таком случае ему пришлось бы разбираться с последствиями. И «Озарение», что откладывалось несколько раз и так, пришлось бы отложить ещё на некоторый срок. Этот вариант был, пожалуй, самым бесполезным, глупым и нелогичным — Брок отмёл его прочь ещё за пять кварталов до больницы. И мгновенно врезался всем собой в понимание, чёткое, жёсткое.       Фьюри убили за дело.       То самое дело, о котором Брок нихуяшеньки не знал.       Уверенный в том, что ему не удастся в ближайшее время обдумать происходящее в достаточной степени, он ухватил мысль за хвост и развернул другой стороной — сомнений в том, что Фьюри знал о близящемся запуске «Озарения», не было. Как не было сомнений и в том, что произошедшее случилось не само собой да без повода. Пирс задействовал Солдата. А значит, он действительно не желал, чтобы Фьюри был жив и дальше.       В их смутное, тёмное от бездонной океанской глубины, время умереть можно было с лёгкостью. Одно неверное слово, одно неверное действие… Стоило только кому-то из вышестоящих и держащих власть засомневаться в преданности, как пуля меж глаз оказывалась лишь вопросом времени. И время Фьюри явно уже истекло.       Выкручивая руль и въезжая на парковку пред больницей, Брок только губы поджимает и мимолётно морщится. Фьюри знал об «Озарении» точно. Подготовку к такой масштабной операции, проводимую прямо у него под носом, можно было с лёгкостью заметить и тем единственным глазом, что у него всё ещё был. А раз в нём было знание, значит, была и безраздельная поддержка любых начинаний Пирса. Конечно, не тех, что включали в себя движение щупалец многоголовой, но вот всё, что касалось птичника… Развёрнутая иной стороной мысль уводила его к тому, что Фьюри вызвал у Пирса сомнения в собственной преданности и исполнительности. Вероятно, он узнал что-то, может быть, просто доверился интуиции, но второе было менее вероятно: Пирс умел прятаться на виду лучше многих других. Пирс умел уходить на самое дно и оставаться на поверхности самыми концами своих щупалец одновременно.       Для чего Фьюри этим вечером заявился к Стиву, Брок не знал. Быть может, ради передачи информации в любом из возможных эквивалентов, кроме разве что устного — гадать на то, была ли установлена в квартире Стива прослушка и успел ли он её деактивировать, было бессмысленно. Если дело было не в чутье, значит, у Стива была папка. Или флешка. Или просто листок с кодом или координатами. Ради банального желания предупредить и уберечь гордость нации Фьюри не стал бы жертвовать собственной задницей, для этого он был слишком самолюбив.       А значит, дело было в безопасности всех.       Дело было дрянь.       Выскочив из машины, он захлопывает за собой дверь крепким движением руки и быстро, по ходу, застегивает форменную куртку. Кобура с пистолетом обнимает плечи и мимолётом греет проклятую душу, но Брок не думает об этом. Не думает ни о чём, кроме Стива, любое действие которого сейчас может подставить под удар их всех.       — Ник Фьюри. Только что привезли. Какой этаж? — быстрым, уверенным шагом подойдя к стойке администратора, он еле сдерживается, чтобы не рявкнуть на медсестру. Та, безликая, похожая на сотни других таких же медсестёр, всё равно замирает, округляет глаза. Лишь через пять секунд она всё-таки задаёт ему направление, и Брок срывается с места. На третий этаж он поднимается почти бегом, чтобы сразу увидеть в конце коридора нужный номер двери, соседствующей с операционной. И вся его скорость опадает почти до нуля мгновенно. Заходить он не станет точно — вероятнее всего, там уже находится Стив, поехавший отдельно, на своём мотоцикле, и последнее, что нужно Броку, так это его провоцировать. Поэтому он проходит до конца коридора, усаживается в кресло. И замирает в ожидании.       В больнице пахнет непривычной стерильностью и лекарствами. Брок не был в них столь давно, захаживая в последнее время лишь к Хелен в медкабинет, что запах этот режет по носу. Но он не морщится. Окаменев в кресле, просто ждёт, и ожидание не становится долгим.       Через семнадцать минут на этаж влетает Наташа. У неё суровое выражение на лице, но в глазах прячется страх. Она, проносясь мимо, его, кажется, даже не замечает, но это ошибка — эта бестия не может его не заметить. А всё равно проносится мимо и не говорит ни единого слова. Дверь помещения, соседнего с операционной, закрывается за ней с еле слышным щелчком. Ещё через десяток минут на этаже оказывается Джек. Они встречаются взглядами, коротко кивают друг другу, но не говорят и единого слова. Джек усаживается в соседнее кресло ожидания, а после достает телефон и принимается печатать что-то быстрыми движениями пальцев.       Что именно он печатает, Брок не смотрит. Вместо этого вновь косится на часы, быстрым движением мысли просчитывает, как много времени потребуется Родригесу и Таузигу, чтобы приехать. Родригес, вероятнее всего, приедет последним, оставив Мэй дома, с Вандой, вот о чём Брок думает в тот миг, когда Джек протягивает ему свой телефон. В заметках написан большой кусок текста.       Брок опускает глаза и быстро пробегается по нему глазами.       «Позавчера ночью отправили на «Лемурианскую звезду» от птичника. СТРАЙК, Рыжая, командовал Кэп. Всех зачистили без помех, но Кэпа подстрелили. Сегодня днём приказ от щупалец о зачистке Фьюри. Привлекли Солдата, без обнуления, только код. Зачитывал Пирс, в спешке. Зачистить Фьюри днём не удалось, сбежал. Дополнительной информации нет.»       Второй раз не читает, только кивает коротко, и Джек мгновенно стирает всё написанное. Заблокировав телефон, убирает в карман форменной куртки. Брок цепляется взглядом за его обручальное кольцо и только губы поджимает упёрто — о живых детях ему не положено думать по званию. А после прикрывает глаза.       Обе ситуации накладываются друг на друга почти идеально, и случайность вымирает из вероятности происходящего. Первое, на что натыкается Брок, так это причастность Наташи и последующая охота за Фьюри, и быстрая мысль формируется сама собой — она оказалась там не случайно. Иначе и быть не могло. На обычное задание по зачистке корабля — даже если нужно было бы спасать заложников — её отправлять бы просто не стали: с этим заданием Кэп с поддержкой СТРАЙКа мог с лёгкостью справится сам.       Раз она участвовала, значит, пыталась что-то найти. В компьютерах или у наёмников — разницы никакой не было. Был лишь итог.       Либо она нашла.       Либо нет.       Чувствуя, как всё его существо склоняется к первому варианту, Брок позволяет себе быстро, коротко хмыкнуть, а после поднимается на ноги. Он раскрывает глаза, вновь оглядывает коридор, тут же замечая макушку Таузига, поднимающегося по лестнице на этаж. Его мысль не останавливается, ни когда тот замечает их с Джеком, ни когда Брок коротко кивает в приветствии. Если Наташа нашла что-то, это мгновенно было передано Фьюри, а дальше всё пошло по накатанной. Фьюри почуял неладное, обратился к Пирсу со своим волнением… Пирс, вероятнее всего, его поддержал, иначе и быть не могло. А после выслал СТРАЙК, Солдата и ещё щупалец для подкрепления. Как Фьюри мог сбежать от лучшего оружия ГИДРы, Брок не знал, и, впрочем, эта информация была ему не сильно нужна.       Много важнее было то, что авантюра, которую провернули они с Вандой, прекрасно работала — код действовал на Солдата, но лишь из-за выработанной за годы привычки. Солдат слушался, Солдат исполнял приказы, но Солдат же, только заслышав его нахождение в квартире, рванул вначале к нему. Его сознание было много яснее, чем в прошлый раз, когда Брок видел его под действием кода.       Оставался лишь большой, почти гигантский вопрос о том, для чего Фьюри пошёл к Стиву и что ему передал. Вещью, посланием, действием — Брок был обязан вызнать это. Вся их безопасность, безопасность всего мира, ныне упиралась именно в это. ^^^       Фьюри умирает на операционном столе.       Не то чтобы Броку говорит об этом кто-то вроде врача или самого Капитана. Он скорее видит по глазам Наташи, когда та выходит из помещения, соседнего с операционной. Она держится почти идеально, с прямой осанкой скрываясь в женском туалете в начале коридора, но глаза не врут — ей чрезвычайно больно. Следом за ней выходит Капитан и щурится недобро, только заметив Брока. Он говорит:       — Рамлоу.       В его голосе всё ещё нет радости приветствия и радости нет вовсе. Скрестив руки на груди, он поднимает голову выше. Но угрожающе выглядеть не пытается, и всё равно выглядит — Брок вновь позабытой за последние часы мыслью ловит себя на мерзком желании рассказать ему всю-всю правду. Вместо этого бессмысленного действия, только отвечает коротким:       — Кэп, — и даёт себе мысленную затрещину.       Они остаются в том же коридоре. Через пять минут, наконец, подъезжает Родригес, ещё через десять из уборной выходит Наташа. Это происходит одновременно с тем мигом, в котором доктора покидают операционную. Один из них подходит к Капитану и говорит, что они могут проститься. Постанова явная, нелепая — Брок отказывается верить в то, что Фьюри мёртв так же, как и в то, что Солдат ослушался его приказа.       Или промазал.       Но Капитан с Наташей проходят в соседствующее с другой, пустой операционной помещение. Весь приехавший СТРАЙК следует за ними по коридору, будто цепные псы, но Брок без слов, одним лишь движением руки, отдаёт им приказ остаться в коридоре. Фальшивое это прощание или реальное — не имеет смысла. У него всё ещё есть хиленький, но моральный компас. Через не лишний десяток минут приезжает Мария вместе с несколькими бойцами из птичника. Она вроде бы и пытается, но расстроенной совершенно не выглядит.       Её лицо говорит Броку правду — Солдат всегда стреляет в десятку.       И никогда не промазывает.       Стоит только Марии переступить порог комнаты плача — реальное её название Брок не знает, поэтому даёт собственное, — как у него в кармане коротко вибрирует телефон. Он знает, кто это, до того, как глядит в экран. Новое сообщение от несуществующей секретарши Пирса вызывает его в ЩИТ и не предлагает, выставляя чёткий приказ.       Капитана привезти с собой.       Брок только губы поджимает, прищуривается, а после суёт заблокированный телефон обратно в карман. Отвечать на сообщение нет нужды — раз оно было послано, значит, Пирс знает, что он вернулся в Вашингтон и вернулся к своей непосредственной работе. Значит, его уже заметили. Если вообще, конечно, упускали из виду.       — Вы, двое, — он указывает на Таузига и Родригеса быстрым движением двух пальцев, — по домам. Родригес, собери Ванду. Я заеду в течение двух часов, — получив в ответ два коротких кивка, Брок провожает уже разворачивающихся наёмников взглядом, а после переводит тот к Джеку. Его напряжение видно невооруженным взглядом, но лишь самому Броку, и то по долгу почти шестнадцати лет совместной службы. Брок только распрямляет плечи и говорит сухо: — Поезжай в ЩИТ, жди на парковке. Домой докину тебя сам.       Джек кивает и уходит прочь следом за другими двумя наёмниками. Только он скрывается за углом, как Брок оборачивается назад к выходу из комнаты плача. Ждать слишком долго ему не приходится. Наташа выходит первая, за ней быстрым шагом следует Капитан. Он нагоняет её через три шага по коридору, зовёт по имени, и Наташа резким рыжим штормом оборачивается к нему, звуча чётко и обвинительно:       — Что Фьюри делал у тебя дома?       Брок её слова прекрасно слышит, но ждать окончания этой сцены не собирается. Любая минута промедления может с лёгкостью стоить головы ему и всем его людям — Пирс априори не является человеком, которого можно заставлять ждать. Капитан же только начинает разводить руками, собираясь ответить что-то лживое, не иначе, как Брок сразу к нему направляется. Со спины его лица не видно, зато прекрасно слышно его слова:       — Я не знаю… — и этой интонации Брок не верит уж точно. Капитан переигрывает собственную растерянность, лжёт бесстыдно, и хорошо ещё, что Наташа ему не враг, иначе точно использовала бы этот момент, использовала бы это враньё против него. Продолжая идти вперёд, Брок бросает лишь взгляд к лицу Вдовы. Та прищуривается, тоже не верит, только ответить что-либо не успевает. Брок перебивает её слова своими, окликая Капитана со спины:       — Кэп. Тебя вызывают в ЩИТ, — остановившись за несколько шагов до Капитана, Брок дожидается, пока тот обернётся. И ожидаемо сталкивается с мгновенно изменившимся выражением чужого лица. Меж бровей Капитана залегает суровая, хмурая складка, губы поджимаются напряжённо. И интонация чрезвычайно быстро теряет всю свою растерянность, когда Капитан обрубает жёстко:       — Дай мне секунду, — и Брок видит в его голубых глазах мгновенно закручивающуюся воронку ненависти. Будто морское явление сомнительной реалистичности, она закручивается сама собой. И Брок глядит на неё, не смея отвернуться, не смея показать собственной слабости. Какие-то две секунды они смотрят друг другу в глаза, наверное, а после Капитан начинает отворачиваться. И Брок добавляет серьёзно:       — Говорят, срочно.       У Капитана напрягаются плечи, спина распрямляется. И руки сжимаются в кулаки. Ему явно нужна эта важная секунда. Быть может, чтобы сказать Наташе что-то или чтобы что-то ей передать. Брок не знает, у него нет и единого грамма уверенности в сложившейся ситуации, поэтому он загребущими движениями забирает себе все свои догадки, собираясь проверить каждую.       И уж точно не собираясь спускать с Капитана глаз.       — Хорошо, — выдавив ответ сквозь стиснутые зубы, Капитан коротко кивает Наташе, а после оборачивается к Броку уже всем собой. Брок только указывает в нужную сторону, куда-то себе за спину, да бросает быстрый взгляд на Наташу. Прочесть её эмоций за те мгновения, в которые Капитан проходит мимо него, Броку не удаётся. Наташа просто отворачивается и уходит прочь в другую сторону.       Брок с ней не прощается.       Они выходят из здания больницы вместе. Он держит Капитана впереди и внимательно следит за каждым его движением. Если Фьюри передал ему что-то вещественное, это обязано было перейти в руки Пирса — во имя убийства любых подозрений в сторону Стива и во благо всего мира. Поэтому Брок не спускает с него и единого взгляда. Капитан держится прямо, нерушимо и устойчиво. Голову держит гордо, негромко шурша рукавами ветровки по ходу. Его способность справляться со всеми этими жестокими обстоятельствами, созданными Броком и не только, поистине должна восхищать. Только Брок восхищения не чувствует. Он всё его выблевал вместе с алкоголем под звук металлических жетонов Патрика, бьющихся о стенку унитаза. Он выблевал вместе с восхищением и всё остальное.       Уже на парковке Капитан мягко и неумолимо пытается свернуть в сторону своего мотоцикла. Тот припаркован ровнёхонько напротив автомобиля самого Брока, и как так вышло, разбираться уже бессмысленно, но аллегория довольно забавная. В лучшем стиле суки-судьбы.       Даже паркуются они по разные стороны.       Туше.       — Я подвезу, Кэп, — окликнув Капитана, стоит тому сделать лишь второй шаг в нужную ему, но совершенно не нужную Броку сторону, он замирает, останавливается. И концентрирует всё своё внимание именно на злосчастном мотоцикле — потренироваться в выдерживании полного злобы взгляда Капитана он ещё успеет. Зато мотоцикл его озлобленным не выглядит. Когда его выдали Стиву, Брок и вовсе не знает, но явно уже после Нью-Йорка. Где-то в том моменте, когда Стив неофициально и без единого слова съехал из его квартиры, пожалуй. Забрав все свои вещи и оставив после себя лишь зудящее ощущение слишком большого пространства, теперь заполненного пустотой. От этого ощущения Брок отворачивался так же неистово, как от призрака Патрика, и к его удаче ощущение было много менее назойливым, чем кудрявая иллюзорная заноза в заднице. Пускай об удаче здесь говорить и не стоило.       Сука-судьба явно расстаралась, ублюдочная.       — Я доеду сам, — на новом шаге Капитан оборачивается, но идти не продолжает. И только сейчас Брок замечает в нём кое-что помимо ненависти. Он замечает напряжённое, сжавшееся ожидание. Замечает, сразу вспоминая — его угроза разозлила Капитана, но сделала его покорнее.       А там, где Брок мог найти чужую покорность, он всегда мог найти и свою власть.       — Нет. Я. Подвезу, — добавив стали в голос, Брок чуть прищуривается. Солнце давно уже село, но парковка была прекрасно освещена. И в освещении этом, желтоватом, но не тёплом, а словно прогорклом, тошнотном, ему было прекрасно видно лицо Капитана — соглашаться тот отнюдь не хотел. А Брок не желал начинать волноваться о том, как легко их обоих можно было снять на этой открытой парковке парой-тройкой точных выстрелов с одной из соседних крыш. В таких волнениях никогда нельзя было полагаться ни на Пирса, ни на суку-судьбу. Они оба, что сумасбродные маразматики, всегда были себе на уме. И хер там можно было понять, что они замышляли.       Дёрнув головой в сторону своего бронированного джипа, Брок тянется к карману форменной куртки. Только глаз от Капитана не отводит и всё-таки своё продавливает. Помедлив пару секунд, Капитан делает всё такой же твёрдый шаг в сторону его машины. Он движется неумолимо и жестоко, будто ферзь, уже нацелившийся на собственную цель. Только ведь обманывается: Брок ему отнюдь не враг.       Пускай и очень старается, чтобы именно так и выглядеть.       Дождавшись, пока Капитан вновь окажется впереди, Брок нажимает на брелоке кнопку, и его Toyota откликается приветственным миганием фар. Пред ним вновь оказывается широкая, крепкая спина — Брок помнит, как целовал её, вылизывал, прикусывал лопатки, натягивая Стива каким-то давным-давно забытым утром, и как мягко похлопывал его по боку, давая время, чтобы привыкнуть. Всё это уже вымерло вместе с его либидо, разрушившись под его же уверенной, проклятой рукой. И сейчас вспоминать это было бессмысленно. Этот момент кульминации всей той истинной нежности, на которую Брок вообще был способен.       И от которой его постоянно охуеть как тошнило.       Сейчас его уже не тошнило вовсе, но, впрочем, это явно было вопросом времени. Подле Капитана, подле его Солдата он, казалось бы, превращался в одну большую, бесконечную тошноту, теряя всё человеческое и заваниваясь изнутри желудочными соками. Поэтому тошнота была переходящей и чрезвычайно ожидаемой. Бросив кроткое:       — На переднее, — Брок отслеживает тот момент, в котором Капитан уже хочет усесться на заднее сиденье автомобиля и одномоментно меняет траекторию своих движений, и лишь после подходит к собственной двери. У Капитана чуть презрительно поджимаются губы — будто ему отвратительна одна лишь мысль том, чтобы садится рядом со своим врагом, — но Брока совершенно не тошнит. И лишь сейчас он замечает чётко, быстро: аромат ванили, наконец, отпустил его, сжалившись. Это совершенно не удивляет. Но и иллюзий не вызывает тоже.       Все то мерзотное, отвратное, что он теряет временами, всегда к нему возвращается, покоряясь уверенным движениям руки суки-судьбы.       В машину усаживаются в молчании. Только закрыв за собой дверь и вставив ключ в замок зажигания, Брок запирает автомобиль изнутри. И уже тянется к табло, чтобы включить систему безопасности, когда Капитан говорит с непонятной, но явной эмоцией в голосе:       — Думаешь, я буду выпрыгивать на полном ходу? — его интонация, вопросительная, полностью соответствует строению фразы, но Брок поднимает к нему глаза не поэтому. Его замершая на мгновения рука всё-таки дотягивается до уже включающегося табло. Указательный палец нажимает одну из нужных кнопок. А он всё глядит и глядит Капитану в глаза. В последний раз они оказывались так близко разве что с неделю назад, во время драки, но и тогда Капитан смотрел на него похожим взглядом. Его взгляд уже возвёл оборону, выстроил высоченные стены да забаррикадировал все входы.       Брок сказал коротко, с лёгким уколом:       — С хуевой тучи метров сигать без парашюта тебе ничего не мешало. На твой счёт я уже не обманываюсь, Кэп, — и Капитан не улыбнулся в ответ. Стив, будь они в других обстоятельствах, фыркнул бы точно, только вот загвоздка: в других обстоятельствах у них даже этого разговора бы не было. В других обстоятельствах они оба уже давным-давно были бы мертвы.       — Значит, понимаешь, что эта хлипкая дверь меня не сдержит, — в его голосе слышится угроза, явная, чёткая, и аккомпанементом ей становится писк перегорающей прослушивающей аппаратуры, прилепленной на его автомобиль. Когда только её успели поставить, Брок не знает, и ему глубинно похуй. Из тех трёх фраз на двоих, что они уже успели произнести, Пирс ничего не вытащит. Да и вряд ли у него будет время на их прослушивание. Это оправдание, правда, хлипкое, ненадёжное, но до запуска «Озарения» остается пять дней — ни о какой надёжности не может уже идти и речи.       Кроме единой разве что. Той яркой, жестокой угрозы, которую Брок швырнул Капитану в лицо.       — Она — нет, — бросив короткое хлёстко, Брок отворачивается к рулю и больше не говорит ничего. Капитан не отвечает тоже, но ещё несколько секунд пристально глядит на него. Они оба прекрасно знают, о чём именно идёт речь, и этой мелкой недомолвки хватает с лихвой. Быть может, дверь Капитана и не сдержит, но угроза Брока вполне на это способна. Жестокая, беспринципная угроза — в лучших традициях ГИДРы.       Быстро оглядевшись по сторонам, Брок нажимает педаль газа и неторопливо выезжает с парковки. Мотоцикл Капитана так и остаётся в одиночестве куковать на своём месте. Как его хозяин собирается его забирать, Брок не знает и, впрочем, ему плевать. Им ехать минут пятнадцать от силы да при хорошей скорости — вечерний город уже почти пуст; но он выдерживает скорость в рамках приемлемой и не ускоряется нарочно. Капитан молчит, глядит ровно перед собой и не пристёгивается. Даже в этой мелочи он разительно отличается от Стива: каждый раз садясь в его машину, тот всегда первым делом тянулся к ремню безопасности. Он был ему по большей части и не нужен вовсе, а всё равно он делал это, примерный моральный мальчик.       Капитан примерным не был, пускай тоже сложил руки на бёдрах и оставался чрезвычайно моральным. Даже не смотря на Брока, он источал явное, жёсткое негодование и злость. Оно было и понятно, жаль только, Броку было очень насрать. А даже если и не было, он всё же был таким же хорошим лжецом, как Стив был хорошим мальчиком.       — Что Фьюри дал тебе? — выдержав пол квартала в молчании, Брок тормозит на перекрёстке, подчиняясь красному сигналу светофора. Впереди дорога пуста, а за ними, где-то вдалеке, виднеется лишь один лениво плетущийся автомобиль. Это явно не слежка, машинка слишком маленькая, слишком ярко-алая. Взять её на таран джипом самого Брока — плёвое дело. Брок думает об этом мимолётно, отводя взгляд от зеркала заднего вида и поворачивая голову к Капитану. Срываться с места из-за пустой дороги впереди он не станет, естественно, а Пирс, заставлять которого ждать — поистине самоубийственное решение, уж пускай наберёт с океанского дна немного терпения: им с Капитаном ещё нужно кое-что обсудить.       — Ничего, — Капитан поворачивает к нему голову, встречается с Броком взглядом. Явно врёт, не выдавая себя и единой эмоцией, и Брок фыркает псевдосмешливо. Он слишком долго варится в этом дерьме, чтобы верить Капитану сейчас. И скорее уж верит в прыткость Фьюри — тот не стал бы подставлять свою жопу лишь ради того, чтобы забежать на часок-другой почаёвничать.       — Кэп, не выёбывайся. Что он тебе передал? — качнув головой недовольно, Брок косится быстрым движением на светофор, после вновь на зеркало заднего вида. Ярко-алый автомобиль приближается неспешно. В свете фонарей Брок замечает сидящую за рулём старушку. И всё же напряжения не сбавляет, не обманывается, помня, что иллюзии в реальности теперь для него сравни преждевременному самоубийству.       Конечно, те иллюзии, что не касаются его сантиментов.       — Он. Ничего. Мне. Не. Передал, — Капитан всё ещё глядит на него и чеканит буквально каждое слово. От этого его ложь становится лишь более явной, а Брок всё ещё остаётся тем человеком, которого хер продавишь. Не интонацией уж точно, да и грубой силой ещё постараться придётся — свои три минуты он держит в самом центре кратера, оставшегося от выбитого отцом сердца. Три минуты он точно продержится.       А продержавшись, проиграет всухую да соскользнёт с влажной, солёной поверхности этой блядской шахматной доски.       — Что ж с тобой тяжко-то так, а… — закатив глаза, Брок поднимает руку к лицу и пару секунд трёт переносицу. После указывает на Капитана резким движением. Его голос приобретает стальные оттенки, когда он говорит чётко и быстро: — Значит так. Смотри, какая ситуация. Раз уж ты не понимаешь, мне придётся тебе объяснить… — чуть скривившись, презрительно, пренебрежительно, Брок мелким движением тычет в сторону Капитана. Тот на это движение и не глядит вовсе, вместо этого напряжённо смотря ему в глаза. Брок глядит в ответ, естественно, тоже. Глядит и держится — чужой взгляд очень старается вдавить его в кресло и вырвать внутренности. Только хер у него это получится. Всё, что вырвать из него можно было, сука-судьба уже давным-давно вырвала. — Прямо сейчас Пирс сидит в своём кабинете и ждёт, что я привезу тебя и ты отдашь ему то самое, что Фьюри тебе передал. И именно так и должно случиться, понятно? Потому что Пирс — гребанный, подозрительный ублюдок. И он, и я, и даже, блять, ты, как бы тут сейчас ни открещивался и ни ломался, прекрасно знаем, что Фьюри не стал бы просто так вламываться к тебе, чтобы попрощаться. Поэтому будь примерным мальчиком и не выёбывайся, — отследив краем глаза зажёгшийся зелёный, Брок возвращает руки на руль, но головы не отворачивает. На языке уже беснуются блядские, отвратительные слова, и ему не хочется говорить их, но все его желания всё ещё не имеют веса. Поэтому он говорит, почти плюётся ими, напоминая в очередной раз Капитану о его незавидном положении: — И не беси меня. Именно я прямо сейчас держу твои яйца на прицеле. Усёк?       Отвернувшись резким движением, Брок замечает, как у Капитана дёргается рука, будто в желании ему хорошенько врезать, но не вздрагивает. Только крепче пальцами в руль впивается и давит на педаль газа максимально сдержано. Упрямство Капитана подбешивает, но и в половину не так сильно, как могло бы: Брок прекрасно знает, что продавит своё. Продавит что угодно и заставит Капитана сделать всё, что ему самому только захочется.       Капитан его так и не бьёт. Смотрит пристально полминуты, после отворачивается к окну. Каждое его движение перекрыто тяжестью, сдержанностью и странной, держащейся на единой нити выдержки, медлительностью. Брок хмыкает этой собственной мысли и тянется одной рукой к карману куртки. Капитан, только заслышав шорох, на это его действие реагирует мгновенно, разворачивается полубоком, впивается взглядом в то движение, которым Брок вытягивает из кармана пачку. Он готовится защищаться, потому что знает правду — Брок может напасть.       Только правда та — ложь. И вот этого Капитану знать уже отнюдь не обязательно.       Потому что на самом деле Брок на него не кинется. И в Солдата не выстрелит, даже если очень захочется. А ему захочется. Уже хотелось не раз и захочется вновь, но он не сделает этого всё равно. Капитану не врежет и не протащит его лицом по дерьму. Солдата не сунет под обнуление. Собственная злоба на весь этот блядский мир, на всех мёртвых богов и на суку-судьбу, хрустящую смачно попкорном, подзуживает его, предлагая подгадить перед уходом.       Предлагая разрушить даже то, что ему не принадлежит.       А Брок отворачивается мысленно от её предложения. Он не сделает этого, даже если прижмёт слишком уж сильно. Даже если Пирс самолично приставит ему дуло к виску и заставит стрелять. Брок примет удар на себя. Брок сделает, блять, то великое, что должен.       Большим пальцем поддев крышку пачки, он открывает её, а после парой пальцев ловко вытягивает сигарету. Пачка валится ему на бёдра с тихим шорохом и перестуком застрявших в ней других бумажных скруток с табаком. Зажав сигарету губами, Брок тянется к карману вновь, за зажигалкой. Всё это, естественно, всё ещё происходит под пристальным взглядом Капитана, но комментировать его Брок не собирается. Он подкуривает, затягивается поглубже с явным, почти читающимся на лице наслаждением. И лишь после отбрасывает на приборную панель и пачку, и зажигалку.       — Он дал мне это, — Капитан, наконец, отмирает, смаргивает какое-то своё, капитанское, наваждение, вытягивает из переднего кармана джинсов флешку. Брок косится на неё, уже протянутую ему, попутно приоткрывая окно. Но не берёт, вместо этого лишь руль крепче одной рукой перехватывает. А Капитан всё протягивает в ожидании.       — Мне эта хуйня не нужна. Пирсу отдашь, — Брок возвращает взгляд к дороге. Чуть впереди мигает жёлтым новый светофор, но он не прибавляет скорости, чтобы успеть. Наоборот сбрасывает её, косясь в зеркало заднего вида — ярко-алого автомобиля больше не видно. Не видно вообще ничего у них за спиной. И слишком, до отвратительного тихо вокруг.       — Что на ней? — Капитан быстрым движением стискивает флешку в ладони, будто боялся действительно, что Брок её отберёт. А после прячет назад в передний карман. Вновь складывает руки на бёдрах, не отрывая от Брока глаз.       Самого Брока его вопрос неожиданно смешит просто чрезвычайно: Капитан явно считает его одной из вершин пищевой цепочки макромира кракенов, пока сам Брок является разве что мельчайшей рыбешкой. Может и не самой мелкой, но явно одной из не самых существенных. Фыркнув себе под нос, Брок тормозит перед алым светофором, что преграждает им путь, и стряхивает пепел в щёлку окна. Замеченная им тишина неспешно принимается полировать его нервы и выдержку. Предчувствие, плохое, поганое, пока не оживает, не откликается.       И Брок очень надеется, что не откликнется.       — Без единого понятия, Кэп. И даже лезть в это не собираюсь. Единственное, в чём я уверен, с ней или без неё Пирс в любом случае запустит «Озарение». Всё остальное не имеет значения, — затянувшись вновь, он развязным движением опускает предплечье на руль и самую малость откидывается расслабленно на спинку кресла. Капитан его мнимой лёгкости явно не разделяет, насупливается так, что это становится почти ощутимо в пространстве салона.       — Если информация, которая на ней, поставит под угрозу всех… — он говорит, говорит, говорит, сосредоточенный, напряжённый, а Брок, не сдержавшись, неожиданно грубовато смеётся ему в ответ. И Капитан затыкается мгновенно. Стискивает руки в кулаки, всё ещё борясь с желанием ему врезать, похоже.       — Нет, ты всё же забавный… — качнув головой с остаточным смешком, Брок бросает Капитану быстрый взгляд и скалится безжалостно в ответ на чужое напряжение и злобу. Но делать скидки не станет, все скидочные купоны у него уже закончились давным-давно, и поэтому продолжает: — Все уже под угрозой. Были, есть и, возможно, будут. Твои пляски с щитом в прошлом веке не дали результата, Кэп, добро пожаловать в реальность. Они позволили тебе стать великим мучеником, стать гордостью нации, да, но на этом всё, баста, — его слова вонзаются в Капитана, что излюбленное Солдатом зазубренное лезвие ножа, и Брок видит это прекрасно. Видит и не умолкает, потому что понимает прекрасно: время для мечтаний о безопасности закончилось. Капитану пора было ознакомиться с правдой, чтобы иметь возможность спасти этот высранный, брошенный всеми мёртвыми богами мир вновь. Только теперь по-настоящему. — Ты думаешь, Пирс не знает, как часто ты ходишь срать и с какой руки лучше бьёшь? О-о-о, я тебя удивлю, быть может, но он знает это.       — Про твои «пляски» вокруг меня он знает тоже? — Капитан отвечает резко, морщится на одном из слов, но явно использует то нарочно, пытаясь уколоть Брока в ответ. А в глазах его нет и единой эмоции, кроме презрения и злобы. Брок всё косится на него, губы поджимает. Тошнота не возвращается, только обманываться бессмысленно — она ещё заявится, приглашённая сукой-судьбой. Заявится, встанет ему поперёк горла.       Но пока её нет, Брок только отворачивается к окну и, затянувшись тлеющей сигаретой вновь, выдыхает дым в щёлку окна.       — Смотря о каких плясках идёт речь. О том, что трахались и жили вместе, знает точно. О том, что я пытаюсь твою жопу своей шкурой закрыть — нет. Не недооценивай меня, Кэп. Я умею прятаться на поверхности, — затянувшись окурком быстрым движением, он отщёлкивает его в окно, после бросает взгляд на светофор. До Трискелиона остается четыре квартала и мучительно длинный путь по мосту. Брок дожидается, пока, наконец, загорится зелёный, а после сдвигается с места. И добавляет коротко, чётко: — А ещё у меня есть план.       — Отдать Пирсу флешку и позволить уничтожить весь мир? Охуительный план, — Капитан отворачивается к окну, пока слова его буквально истекают ядом. Это почти забавно, то, как он матерится, то, как пытается уколоть и еле держится, чтобы не врезать всё-таки. Брок фыркает, коротко отмечает взглядом чужие побелевшие от напряжения кулаки. Но вновь возвращает взгляд на дорогу. Подозрительная тишина не даёт ему и единого права на лишний выдох.       — Надо же, ты всё ещё умеешь шутить, — Брок откликается малость надменно, но тут же чувствует резкий толчок изнутри. Он повинуется ему мгновенно, вдавливает педаль тормоза в пол, останавливаясь меньше чем в метре от поворота нового перекрёстка. Резко остановившаяся машина заставляет их обоих дёрнуться вперёд. Брок удерживается, чуть не влетая носом в руль, Капитан успевает упереться рукой в приборную панель. В тот же миг мимо на полной скорости проносится грузовик. Сидящий за рулем водитель оборачивается на них и мгновенно даёт понять выражением своего лица, что им очень и очень повезло.       В везение Брок не верит. Сев ровно, он косится на Капитана. Тот выглядит готовым защищаться прямо сейчас, но драться не придётся точно. Дождавшись, пока грузовик скроется с их глаз, Брок сдвигается с места и сворачивает сам. С пассажирского сиденья раздаётся короткое:       — Предупреждение?       И он только хмыкает в ответ. Капитан, хранящий в себе Стива, всё ещё чрезвычайно наивен, но по крайней мере он быстро учится. Это даёт Броку надежду, которую он, естественно, не берёт. Потому что надежда всегда вызывает у него тошноту.       — Вряд ли. Хотели сбить нахуй, так, на всякий случай. Кого из нас двоих или вообще обоих — не знаю. Но, вероятно, моё недельное отсутствие не очень пришлось Пирсу по вкусу, — вписавшись в поворот и выровнявшись на дороге, он прибавляет ходу. И бросает на всякий случай взгляд в зеркало заднего вида — дорога пуста. Прежде чем Капитан успеет ответить что-то, он бросает быстро: — Советую пристегнуться. Скорее всего, он поехал в объезд, попробует нагнать нас.       Капитан только прищуривается, недоверчиво, напряжённо. Но пристёгивается всё же — после того, как пристёгивается сам Брок. Тот делает это из чистого принципа. Если это действительно Пирс и ему действительно так сильно встало поперёк горла отбытие Брока в далёкое нахуй, дорога до Трискелиона обещает быть чрезвычайно весёлой. Если же это диверсия… Только отловив эту мысль быстрым движением, Брок хмыкает и берёт её на заметку. Так, на всякий случай.       Они успевают пропустить мимо квартал, когда Капитан подаёт голос:       — Какой план?       Один лишь факт того, что он спрашивает это сам, вызывает немалое удивление, но Брок удерживает лицо бесстрастным и напряжённым. Не поворачивает головы даже, удерживая достаточно высокую скорость и следя за дорогой. О прямом пути нет больше и речи, и он принимается петлять закоулками, стараясь выбирать путь так, чтобы количество развилок, на которых их можно было подловить, свелось к минимуму. Это удлиняет дорогу, естественно.       И, естественно, не может не радовать.       Им с Капитаном ещё есть что обсудить.       — Пирс спросит у тебя, что тебе передал Фьюри. Вначале посетует на то, что безопасность страны ни к чёрту, что ни на кого нельзя положиться. Добавит, что Фьюри подставили. Про ГИДРу не скажет, у тебя не тот уровень доступа, но намекнёт, возможно, что Фьюри на самом деле предатель… Классическая история, не мне тебе рассказывать. Твоя задача — отдать флешку, внимательно слушать, выглядеть взволнованным и не дай, блять, мёртвые боги показать, как сильно тебе хочется ему врезать. Можешь сказать, что сам заподозрил Фьюри в чём-то ещё какое-то время назад, но не раньше, чем сам Пирс закончит говорить, иначе будет выглядеть подозрительно. В конце можешь добавить, что волнуешься, как бы не сорвался запуск «Озарения», Пирсу это точно понравится, — задумчиво пожевав губу в конце, Брок кивает сам себе. Добавить ему больше нечего, а уже названного будет более чем достаточно. Но всё же он добавляет, итог подводя: — Прикинься идиотом, вот и всё.       — Что такое «Озарение»? — Капитан отзывается с пассажирского места, и Брок чуть случайно не тормозит поперёк проспекта, который собирался быстро пересечь. Его тянет бросить на Капитана полный скепсиса и раздражения взгляд, но он заставляет себя не отрывать глаз от дороги. Их безопасность сейчас много важнее его сантиментов.       — Не настолько идиотом, Кэп. Руку на отсечение дам, Фьюри тебе рассказывал об этом проекте. Не выёбывайся, — бросив взгляд в зеркало заднего вида вновь, на въезде в новый проулок, Брок замечает, как всё тот же грузовик, оставшийся где-то далеко позади, за половину квартала, пожалуй, сворачивает на одну из мелких улочек. Он явно всё ещё хочет успеть обогнать их, застигнуть врасплох, но хуй у него это получится. Резко затормозив и дёрнувшись по инерции телом вперёд, Брок разворачивается полубоком, укладывает ладонь на спинку чужого кресла, а после быстро сдаёт назад.       — Допустим, рассказывал. Но явно не всё, — Капитан чуть отклоняется назад, в явном нежелании даже случайно задеть его прикосновением, и Брок отмечает это лишь мимолётом. Но не концентрируется. Он весь сейчас сосредоточен на дороге, и диалог ведёт лишь потому что был готов к чему-то подобному.       — Запустят птичек. Запустят систему сканирования, имеющую доступ ко всей частной информации. И отстреляют нахуй всех, кто может быть угрозой для власти ГИДРы, — выехав назад на проспект, Брок выкручивает руль одной рукой, ровняется по полосе и оборачивается назад, к лобовому стеклу. Только когда он убирает руку с соседнего кресла, Капитан садится ровнее. Но глаз с него не спускает. Может показаться, что ему нет и малейшего дела до их псевдопобега от явной угрозы, но Брок этому ощущению совершенно не верит. Вероятнее всего, даже не спуская с него глаз, Капитан прекрасно ориентируется в пространстве. И всё равно оставляет командование, ведение происходящего Броку. Это должно бы льстить. Но вместо этого вызывает у Брока лишь больше вопросов. Что происходит в голове у гордости нации, Броку неизвестно. — Вот и всё.       — Фьюри в курсе? — уложив одну руку на подлокотник, находящийся на двери, Капитан пару раз сжимает ладонь другой руки в кулак. И, наконец, отводит свой взгляд прочь от Брока. Его подозрительность смешной уже не выглядит, и Брок поясняет чуть спокойнее:       — Фьюри — прожжённый вояка с хорошим моральным компасом. Иногда творит хуйню, но все мы такие. Не думаю, что он знал о том, что собирался нахуярить Пирс после запуска «Озарения», — вжав педаль газа в пол, Брок срывается с места и несется вперёд. Уличные фонари принимаются сменять друг друга с удвоенной скоростью за окном автомобиля, а он только и глядит, что прямо перед собой, мысленно пытаясь просчитать путь грузовика.       Капитан откликается коротким хмыканьем, но ничего не отвечает. Не доверяет, вероятно, и, пускай это не оправданно — Брок никогда бы ему не навредил, — но он имеет на это право. Брок надеется только, что гордость нации не станет устраивать драматичную сцену, но все его надежды не оправдываются вовсе. Когда до моста, ведущего к Трискелиону, остаётся полтора квартала, Капитан говорит:       — Я не верю тебе. И отдавать Пирсу флешку не собираюсь. Фьюри сказал никому не верить, и в этом я с ним согласен, — и вновь поворачивает к нему голову. Его взгляд пытается пробурить у Брока в виске дыру, но Брок только плечом дёргает, отмахивается. Впереди уже виднеется здание птичника, чем-то слишком сильно похожее на каменное гнездо, и он оглядывается быстрым движением глаз, бросает взгляд в зеркало заднего вида. Машин вокруг нет, тишина давит на затылок, но предчувствие не подаёт голоса. Поэтому Брок подает свой собственный сам:       — Не устраивай драмы, Кэп. Я вокруг тебя плясать с бубном и мольбами о прощении не собираюсь. И доказывать с пеной у рта, что мне можно верить — тоже. Я говорю тебе о фактах, и факты таковы, что Пирс с лёгкой руки может предложить мне пустить тебе свинца меж глаз, если ему что-то не понравится, — стоит ему пересечь последний перекрёсток, как Брок въезжает на мост и чуть сбавляет скорости. Впереди, в будке охраны тут же загорается свет, поднимается на ноги охранник, затянутый в форму ЩИТа. К его лицу Брок не бросает взгляда, вместо этого поворачивая голову к Капитану. Тот глядит и глядит на него, и в его глазах столько презрения, сколько на Брока никогда, кажется, не сваливалось. Но вот оно, рушится на него, а Брок только голову поднимает выше, пальцами в руль впивается. И говорит: — И предупреждая твой вопрос о том, что я стану делать, если Пирс выдаст такой приказ… Я не знаю, Кэп. И очень. Не хочу. Узнавать.       Капитан поджимает губы, насупливается и не кивает ему в ответ. А Брок, конечно же, лжёт, точно лжёт и, уже затормозив перед шлагбаумом, тянется к карману, за пропуском. Они смотрят друг другу в глаза ещё несколько секунд, а после Брок отворачивается.       И знает прекрасно: если Пирс прикажет ему стрелять на поражение, он выстрелит в Пирса.       А всё же верит, что до этого не дойдет. И что выёбываться Капитан не будет. ^^^       В коридорах Трискелиона пусто и тихо. Они поднимаются на один из этажей на лифте в полном молчании, а после, плечом к плечу, проходят коридор к другому лифту. Тот должен будет увезти их вверх, на самую глубину. Туда, откуда открывается чудесный вид на Вашингтон и где в особенности чувствуется явное — Пирс не руководит.       Пирс властвует. И прекращать не собирается.       В их пути не чувствуется единения. Пускай даже в какой-то момент у них по-военному шаг синхронизируется, а всё же Брок ощущает явственно — у него в руках снова план из говна и палок. И стоило бы задаться хорошим вопросом: как он вообще выживал все эти годы, если каждый второй его план был таким; но он не задаётся. Только распрямляет плечи, голову поднимает чуть выше. Не настолько, чтобы выглядеть зарвавшимся гордецом, скорее чтобы казаться преданным и готовым исполнять любые прихоти. Их, этих прогорклых, жестоких прихотей, у Пирса для него явно теперь навалом.       И ни об одной, как назло, не догадаться в точности до сотых. Можно лишь строить теории и готовиться задерживать дыхание. Хорошо ещё, что его — это блядское дыхание ему, завтрашнему мертвяку, совершенно не нужное, — Брок может задержать минут на пять, если не больше.       И любые его пять минут под водой априори больше тех трёх, что он может продержаться на суше.       Второй лифт приезжает чрезвычайно быстро. Так, будто только их и ждал. Брок пропускает Капитана вперёд, следом заходит сам, нажимает кнопку этажа Пирса. Следом металлические двери закрываются — запирают их обоих в слишком мелкой для драки клетке. Но драться Брок не станет. Не станет даже глядеть на Капитана вновь и, впрочем, не глядит. Как встал напротив дверей, спиной к самому важному, так и замирает. Не из желания показать собственное доверие, естественно.       Чем выше они поднимаются, тем ярче и крепче Капитан для него умирает.       Для него умирает Стив. Утаскивает с собою следом Солдата. А Ванда замыкает процессию. Они все уходят в небытие, оставляя внутри него лишь уверенность и спокойствие. Ни единой ноты страха. Ни единого лишнего взгляда. Ни единого лишнего вдоха.       Пять минут ещё не начали свой отсчет, только Брок заранее опускает палец на кнопку секундомера. Чтобы нажать миг в миг. Чтобы точно знать, когда его последние пять минут истекут.       В приёмной Пирса привычно пусто. Его несуществующая секретарша вновь ушла куда-то по своим чрезвычайно важным делам буквально пару минут назад — на её столе всё ещё открыт заполненный лживыми строками ежедневник, лежит ручка подле снятого колпачка, а рядом стопка бумаг, явно на подпись. Никакой секретарши у Пирса, конечно же, нет — Брок догадывается об этом уже который год кряду. Не в ЩИТе уж точно, но быть может, на одной из баз ГИДРы… А, впрочем, не важно. Есть эта подводная секретарша или нет, их дел это отнюдь не меняет. И плану из говна и палок ничуть не поможет.       Пройдя мимо стола первым, Брок коротко стучит в дверь личного кабинета Пирса, и ему в нос тут же ударяет запах фальши — приходя к Пирсу по вызову, Брок никогда не стучит. Потому что формальностей в мире вертикали их положений не существует. В этом мире есть лишь приказ и его исполнение. Сейчас же изнутри звучит короткое, чёткое:       — Войдите, — тем самым голосом, глубоководным, жестоким, и Брок распахивает дверь пошире. Первым он, естественно, пропускает Капитана и отслеживает каждый его шаг, будто пёс, загоняющий овец назад в загон. Капитан на него не глядит, проходит мимо, напряжённый и крепкий. Броку очень хочется обернуться на суку-судьбу и пригрозить ей не выёбываться тоже, но он не делает этого. Дождавшись, пока порог чужого кабинета опустеет, делает шаг и сам, прикрывает за собой дверь. Пирс говорит: — Ах, Капитан Роджерс, я ждал вас, — первым делом он глядит, конечно же, на Капитана, кивает ему, коротко, чрезвычайно сдержано улыбается. За ту секунду чужого приветствия Брок успевает окинуть кабинет кракена взглядом, но не находит и единого изменения. Кроме них троих здесь нет никого, а панорамные окна открывают всё тот же чрезвычайно величественный вид на ночной Вашингтон. Пирс, присевший на передний край своего широкого стола, созданного из стекла да стали, указывает рукой в сторону широкого дивана, предлагая Капитану сесть. Лишь после переводит взгляд к Броку. И неизвестно, сколь многого ему стоит не поменяться в лице по привычке. Он говорит чётко и коротко: — Рамлоу.       — Мистер Пирс, — ответив коротким, сдержанным кивком, Брок откликается на запланированную отнюдь не им игру в вежливость, а после делает два шага вперёд от двери. Только в его движениях, в отличие от слов, нет и толики театральности. Они такие же, как и всегда, когда Броку приходится видеться с Пирсом — чёткие, выверенные и преувеличенно расслабленные. Пока он весь изнутри покрывается стальной обороной выдержки и напряжения, снаружи всё равно остается чуть зарвавшимся — главное не перебарщивать, держаться линии среза — наглецом и уверенным в себе командиром. — Мне оставить вас?       Замерев после двух шагов, сделанных в глубь логова кракена, Брок удерживает себя от лишнего движения и ладони впереди не складывает друг на друга. Эта поза скорее про покорное, длительное ожидание, его же ожидание достаточно короткое. Пирс только качает головой, отмахивается и отвечает:       — Нет, останьтесь. Мне важно, чтобы вы были в курсе дел. Присаживайтесь, Капитан Роджерс, Рамлоу, — указав на диван вновь, Пирс становится ровно сам и направляется туда, куда только что указал. Брок только кивок ему возвращает, отступает на единый шаг в бок, явно загораживая дверь выхода собственной спиной, а после складывает руки впереди. И замирает так. Пока Капитан усаживается на диване, а следом за ним усаживается и Пирс, Брок замирает на месте каменным изваянием и явно даёт понять, что прекрасно помнит своё место. Быть может, это его решение еще обернётся против него, но сейчас оно ощущается верным — пускай Пирс думает, что он труслив, пускай думает, что он послушен. Пускай хоть псом, готовым к сотням новым дрессировок, его считает, это не имеет и малейшего веса. Брок замирает, устремляется взглядом в единую точку на стекле окна и не забывает дышать тихо и неглубоко.       Потому что там, куда они спустились, воздуха не так много.       Его тут почти что и нет.       — Я не стану ходить вокруг да около, Капитан. Боюсь, сложившаяся ситуация имеет статус чрезвычайной важности. Как передала мне агент Хилл, Ник Фьюри мёртв. И последним местом, которое он посетил, была ваша квартира, — Пирс заходит с козырей, а Брок думает только о том, что в нем сегодня больше живости, жизни. В каждом его движении, в каждом жесте… В предыдущие их встречи он таким не был. Конечно, у него была хваткость и в любой миг он мог сделать неожиданный, резкий ход, но сейчас подбираемые им слова, его движения — они были иными, непривычными. То ли всё дело было в задоре да радости — всё же король белых был, наконец, выведен из игры и конец партии, выигранной Пирсом, уже почти отгремел — то ли это была лишь иллюзия, театральная постановка для Капитана. Иных вариантов у Брока не было, и он склонялся ко второму, в бесконечной уверенности, что такие, как Пирс, радоваться не умеют. У них просто нет такого навыка. — Для чего Ник приходил к вам?       А Пирс всё же заходит с козырей. И лжёт, лжёт каждым собственным словом, начиная от того, что агент Хилл не могла передать ему никакой информации и заканчивая… Не заканчивая ничем. Эта ложь, мерзкая, тошнотная, только начинается, и Брок концентрируется лишь на дыхании. До момента, в котором к нему обратятся, он — лишь элемент интерьера. Тот самый, что слишком хорошо знает Марию и слишком хорошо помнит о её верности Фьюри. Вероятнее всего — огибая всё то неизвестное ему, что случилось на «Лемурианской звезде», — Мария уже знает, что ЩИТ скомпрометирован. Быть может, даже знает, что именно ГИДРой, но тут вероятность слишком уж юркая, неуловимая, и Брок решает мысленно её не касаться. Вместо этого он обращается вновь же к словам Пирса — всю информацию о Капитане, о Фьюри, о самом Броке вдобавок ему передал кто угодно, но точно не Мария. Она здесь скорее была для создания мимолётного ощущения: если Пирс близок в общении с Марией Хилл, которая априори является хорошей, то и сам он хороший тоже.       Забавно.       И глупо.       Если бы Пирс знал всё, что знает Капитан, он и сам бы прекрасно понял — подобранная им линия нападения на ферзя была глупа просто до безобразия. Потому что ферзь этот был взращён Броком. Но ведь Пирс вряд ли знал, кем на самом деле являлся и сам Брок.       — Я не знаю, — Капитан откликается чуть помедлив, вздыхает, а после шуршит ткань его ветровки. Похоже, он либо подвигается чуть в сторону, либо сдвигает руки. Брок не смотрит и, чтобы посмотреть, головы не поворачивает. Внешний интерес к происходящему в нём отсутствует полностью, пока внутренне он вслушивается в каждый шорох, доносящийся со стороны дивана. Он готовится реагировать, попутно лишь сейчас продумывая, как быстро ему удастся расстегнуть форменную куртку и вытянуть из кобуры пистолет. Ещё на входе, взглянув на Пирса, Брок не увидел при нём огнестрельного оружия, но это отнюдь не значило, что при нём его не было.       И пускай Пирс оставался человеком, что вряд ли стал бы марать руки, а всё же Брок мысленно готовился. И недооценивать его не собирался.       — Вы знали, что там установлены жучки? — чуть помедлив, Пирс заходит с другой стороны и отвечает Капитану спокойнее, обстоятельнее. В его голосе слышится прищур внимательных, цепких глаз, только сейчас обретающий своё напряжение. А умению вести тактическую беседу можно, пожалуй, позавидовать. Брок почти видит пред собственным взглядом картину, в которой Пирс окружает Капитана своими скользкими, опасными щупальцами. И Капитану стоило бы бежать, ему стоило бы подорваться с дивана и устремиться прочь.       Только Капитан отнюдь не был тем человеком, что убежал бы прочь, и Брок прекрасно знал это. Капитан был ферзем.       — Так точно, Ник сказал мне, — он отвечает почти сразу, согласно и серьёзно, а Брок только дышит мелко-мелко и держит себя в едином положении. Его мысль жаждет устремиться прочь, в будущее, туда, где он забирает Ванду от Мэй, туда, где везёт Джека домой. Но Брок эту мысль вышвыривает прочь — она сейчас не по его душу. Сейчас ему нужна максимальная внимательность. Каждое слово, каждую интонацию — он должен запомнить их все, он должен их все проанализировать.       Он должен быть готов среагировать в любую секунду. Он должен быть готов вдавить кнопку в секундомер. Ему нельзя забывать о тех пяти минутах, что у него есть.       — А он сказал, что он их установил? — Пирс подступает ближе, подкрадывается своими словами, но слишком уж явно. Брок отчётливо слышит, как внутри его собственной головы чужие щупальца опасливо чавкают своей слизью, скручиваются, извиваются. Они марают всё, что есть вокруг них троих, они мутят воду. И подбираются всё ближе да ближе к Капитану. Брок жаждет повернуть голову и посмотреть Капитану в глаза. Брок жаждет закричать ему, чтобы тот не смел оступиться, раз уж бежать отказался. Но он не позволит себе этого, конечно же. Потому что сам оступится, только двинувшись, только вдохнув глубже положенного.       Капитан ничего не отвечает. В первые мгновения кажется, что он лишь удивлённо не может подобрать слов, но достаточно быстро Брок понимает: он не собирается отвечать вовсе. И тогда Пирс вздыхает так, будто бы всё это им еле выносимо. Шуршит ткань его костюма — тёмно-синего, будто те самые глубокие, глубокие воды, — он подхватывает со стола какую-то папку, оттеняя след этого движения шепотом твёрдой, плотной бумаги. Отчего-то все папки всегда цвета охры, и Брок, сколько бы ни задавался вопросом, почему всё обстоит именно так, не нашёл на него ответа.       По его мнению, папки ГИДРы должны иметь тёмно-синий, глубокий цвет — цвет воды на том самом дне, где обитает кракен. И куда он утаскивает всех своих жертв.       Чтобы ни у кого не возникало иллюзий, где на самом деле живёт смерть.       — Пару часов назад нашим агентам удалось отследить Жоржа Батрока в его тайной квартире в Алжире, — Пирс говорит вновь, а Брок не вздрагивает лишь потому что отвлёкся на бесполезные мысли о цвете. Пирс называет плохое слово. Знает ли он? Вероятность мертва и никогда уже не оживёт. Тут остается лишь гадать, строить теории. Брок отказывается и себе отказывает в любых внешних проявлениях взметнувшегося раздражения. Он терпеть не может, когда рядом кто-то произносит плохое слово, и это не изменится до самой его блядской смерти. Но Пирс плохое слово не выделяет интонацией, не оборачивается к нему шорохом ткани костюма, и Брок заставляет уняться резко скакнувшее сердцебиение. Это просто случайность, просто случайность, вот в чём он себя убеждает, пока сука-судьба за плечом смеётся над ним так, будто кто-то только что пошутил чрезвычайно смешную шутку. — Его всё ещё допрашивают, однако, уже известно, что его нанял некто для нападения на «Лемурианскую звезду». С ним связались по имейлу, заплатили переводом. И эти деньги прошли через семнадцать подставных банковских счетов. Последний принадлежит холдинговой компании, зарегистрированной на Джейкоба Вича.       — Я должен знать, кто это? — Капитан перенимает папку, шуршит листами, находящимися внутри, и отзывается в еле заметной попытке оборониться. Брок еле сдерживает желание глаза закатить, вместо этого просто моргая. Пирс чужую интонацию, естественно, уловил, просто не мог её пропустить. И это уже было ошибкой — согласно той аудиозаписи, которую Брок предоставил Пирсу, Капитан был чрезвычайно близок к общему тону идей ГИДРы и обороняться от Пирса ему было точно нельзя. Вот о чём подумал Брок, следом тут же ловя себя на другой, более благодатной мысли.       Капитан — тот самый, что в идеях Пирса был глупцом и трусом Стивом — не знал о существовании ГИДРы. И не знал, кем на самом деле является Пирс. Вместо всего этого он знал о смерти Фьюри, которому доверял всё это время и против которого его прямо сейчас пытался настроить Пирс. И этого хлипкого оправдания было для его недоверия к Пирсу более чем достаточно.       Пускай оно и было слеплено из говна и палок.       — Навряд ли. Вич умер шесть лет назад. Однако его последний адрес находится в двух домах от бывшего дома матери Ника Фьюри, — Пирс сглаживает чужое мимолётное желание защититься, неожиданно меняя интонацию на более мягкую и доброжелательную. Она ему столь сильно не идёт, что у Брока меж лопаток отдаёт холодом: этот Пирс не настоящий. Но именно так по-настоящему он прятался все эти годы.       Стоит ему только договорить, как на несколько мгновений повисает тишина. Намёк, который высказывает Пирс, является настолько очевидным, что стоит рассмеяться, а лучше расплакаться. То, как он медленно сужает круг, то, как обступает Капитана со всех сторон… Он ещё не высится над ним, ещё не показывает собственной власти, и вряд ли даже расщедрится, чтобы её показать, если только Капитан не начнёт выёбываться.       — Вы думаете, что Фьюри был тем, кто нанял пиратов? — Брок моргает и позволяет себе прикрыть глаза на пару секунд дольше нужного. Капитан тупит, и явно нарочно, очевидно нарочно, но это обязано сыграть им на руку, и Брок только мысленно похлопывает себя по плечу. Как долго ему ещё предстоит оставаться здесь, как долго ему предстоит держаться, он не знает и в удачу уже не верит, прекрасно чувствуя — стоит ему пожелать, чтобы всё закончилось побыстрее, как оно закончится. Только, скорее всего, стрельбой или дракой. Но драться, конечно же, будет не Пирс. Пирс лишь отдаст приказ. — Для чего?       — Согласно моей основной теории, ему нужны были засекреченные данные разведки, находящиеся на «Лемурианской звезде». Для продажи. Но, судя по всему, сделка сорвалась, и его достаточно быстро устранили… В это сложно поверить. Не знаю, сложно ли вам, но мне — да, — Пирс вздыхает тяжело вновь, поднимается с дивана грузным шорохом ткани костюма. А после неторопливо отходит к окну. Брок не видит его лица, но краем глаза видит его затылок. И мысленно целится, зная прекрасно, что не будет у него в ближайшие дни возможности выстрелить. — Мы с Ником всегда были реалистами, мы оба… По крайней мере, раньше, мне казалось именно так, — Пирс отходит к окну и замирает спиной к ним с Капитаном. На последнем слове его интонация мимолётно меняется, и Брок подбирается весь, каменея лишь крепче. Предчувствие коротко дерёт ему заднюю стенку горла, толкает в грудь изнутри. Медленно-медленно одно из щупалец поднимается к поверхности и обматывается вокруг лодыжки замершего в воде Капитана. Брок видит это. Видит будто наяву и ничего не делает. — Мы всегда знали, что несмотря на всю дипломатию, чтобы сделать мир чище… Иногда нужно хорошенько поработать метлой. Для этого нужно много храбрости, много выдержки, чтобы противостоять более трусливым людям, несогласным с такими мерами. И мне отчего-то всегда казалось, что в Нике она есть, эта храбрость, — плечи Пирса чуть сутулятся, он опускает голову и прячет ладони в карманах брюк. Его поза напоминает позу обречённого на страдание, но чрезвычайно смиренного мученика, и Брок чуть не выпускает предательский смешок. Только губы поджимает коротко, запирая его внутри. Эта театральная постановка абсурдна в самом своём основании. Потому что сам Брок бесцветным конем скачет по обеим клеткам поля, Капитан белым ферзем замирает на месте, не зная, куда ходить, пока Пирс пытается натянуть на свой чёрный образ шкуру белого короля.       У него получается. Только никто из находящихся в его кабинете ему не верит.       Капитан поднимается с дивана, откладывает папку шорохом плотной бумаги цвета охры. А Пирс медленным движением поднимает голову и оборачивается, откликается на умирающую тишину чужих движений. Брок не глядит, не глядит, не глядит на них, всё ещё фиксируя взглядом лишь единую точку на оконном стекле. Пирс с Капитаном глядят друг другу в глаза недолго, а следом звучит уверенное, твёрдое:       — Думаю, я должен отдать это вам. Фьюри передал это мне, сказал, что после свяжется… — Капитан шорохом достает из кармана джинсов флешку и протягивает её Пирсу. И в тот же миг Брок чувствует, как тошнота внутри него с жестокостью скручивает ему внутренности. Капитан отступает, как и должно, как Брок ему и говорил, но это ощущается неправильно. Ферзь не должен отступать пред королём противника. Ферзь должен идти напролом и до конца.       — Спасибо, что вы с нами здесь, Капитан Роджерс, — Пирс кивает, а после делает свой первый шаг прочь от окна. Он обходит стол уверенно, почти чеканя каждое новое движение собственных ног. Брок всё ещё не глядит, только сглатывает, как можно более незаметно, поднимающуюся по пищеводу тошноту. Достигнув Капитана, король чёрных перенимает из его рук флешку, сжимает её в кулаке. Его благодарность ядовита, уродлива, и хуже кажется быть уже не может. Но Брок не обманывается: если Пирс добавит что-нибудь про защиту мирного населения, станет в сотни раз хуже. В сто раз тошнотнее. Но Пирс не добавляет. Он говорит коротко и с лёгкой нотой наигранного разочарования в голосе: — Предательство близкого человека — это всегда чрезвычайно больная потеря, мистер Роджерс.       — Я знаю, сэр. И надеюсь, что вы позаботитесь о безопасности обычных людей, — Капитан отвечает ему, и мироздание схлопывается, зажимая Брока меж гранитными плитами, вырванными с самого глубокого дна океана. Пирс лжёт, лжёт ярко, неистово, и Капитан не уступает в этом, лишь единая его правда мелькает, и бьёт Брока с неистовством, с жестокостью.       Вот он — новый мир. Вот она — новая реальность. Здесь Брок предатель, жестокий, ублюдочный, и именно этого он ведь желал, именно к этому стремился, а всё равно тошнота вонзается ему в желудок почти с яростью. И выжигает его изнутри.       Брок лишь вдыхает чуть глубже положенного, чуть дольше нужного моргает — выдерживает. Заставляет себя выдержать. Потому что впереди его ждёт новый план из говна и палок, и не найдется у него сейчас места ни для каких сантиментов. Позже его не найдётся тем более — вот чего Брок поистине желает. Ни с чем больше не разбираться. Оставить себя в покое навсегда и навечно и заставить суку-судьбу оставить его в покое тоже.       Именно ради этого сейчас он выдерживает.       — Обязательно, Капитан. Вы можете на меня положиться, — Пирс откликается, кажется, даже давит из себя полуулыбку. Брок не косится, не глядит. Его взгляд рассредоточивается на поверхности стекла, будто круги, что расползаются по воде от брошенного камня. Камень тот тонет, опускается на глубину, и тяжёлое щупальце прибивает его ко дну, когда Капитан разворачивается и направляется к двери. И когда Пирс говорит: — Рамлоу, задержитесь.       Коротко кивнув, Брок отступает в сторону и переводит свой взгляд на лицо Капитана. Тот смотрит лишь на него, без выражения, сдержано и серьёзно, и Брок отвечает ему точно таким же взглядом. Между ними уже нет ничего, и сейчас особенно кажется, что никогда и не было. Брок с усилием лжёт себе, что ему не больно, но, когда Капитан проходит мимо него, еле сдерживается, чтобы только не отступить. Отчего-то в этот момент особенно ярко кажется, что сейчас Капитан просто врежет ему.       Этого, конечно, не происходит. Он проходит мимо, выходит из кабинета Пирса и закрывает за собой дверь. Взглядом Брок его не провожает. Вместо этого неспешными, уверенными шагами направляется к столу Пирса. Тот его уже обошёл, уже уселся в кресло.       — Вы провели хорошую работу, Рамлоу. Как я и ожидал, Капитан уже одной ногой стоит на нашей стороне. Это хорошо… Очень хорошо, — покручивая в пальцах полученную флешку, Пирс задумчиво рассматривает её, чуть хмурит брови. Замерев в двух шагах от его стола, Брок поднимает взгляд к его лицу. И вновь замирает, как стоял до этого — ноги чуть шире, устойчивее, руки сложить впереди покорно и молчаливо.       Пирс медлит, будто в издевке, а его настоящая личина вновь проявляется. Нет больше той экспрессии чувств, нет лживых речей о боли предательства. У него, кажется, даже взгляд меняется, но Брок не может сказать с уверенностью. Он просто ждёт приказа, как и всегда. Или хотя бы вопроса, на который сможет дать ответ.       Но сам вопроса не задаст. У него отнюдь не тот уровень допуска.       — Запуск проекта «Озарение» назначен на пятницу. Большая часть наших сил эти дни будет направлена на завершение подготовки, поэтому вам и вашим людям будет доверено самое важное, — сжав флешку в пальцах в последний раз, Пирс бросает её куда-то под стол, и Брок тут же отчётливо слышит шорохи вновь: смятой бумаги и ткани мусорного пакета. То, за что Фьюри отдал собственную жизнь отнюдь не ради продажи или наживы, Пирс выбрасывает, будто безнадобную морскую ракушку, каких у него сотни тысяч. А выбросив, поднимает к Броку глаза, упирается локтями в стол. Говорит: — С Капитана глаз не спускайте. Я хочу, чтобы следующие пять дней вы могли в любой момент времени отчитаться, где он и что делает. С кем разговаривает. С кем спит. И сколько раз в день ест. Если Ник фальсифицировал собственную смерть, у нас могут возникнуть проблемы, — переплетя пальцы, Пирс глядит на него в упор, и его взгляд пытается придушить Брока эфемерным щупальцем. Тот только кивает коротко. И не успевает ответить, слыша прилетающее ему словами, но будто пощёчиной: — Если у нас возникнут проблемы, я спрошу именно с вас. Не думайте, что я не заметил вашего трусливого недельного отсутствия. Близится новый мир, мы уже стоим на пороге, и я советую вам настоятельно вырвать из себя всё ничтожное и трусливое. Делайте то, что должно, Рамлоу.       Брок приосанивается и кивает коротко вновь. Откликается негромким, чётким:       — Прошу прощения за собственную слабость, сэр. Этого больше не повторится, — и собственные слова выжигают ему язык. Они ранят нежную слизистую его щёк, раскрошивают зубы. Пирс поджимает губы, а следом откидывается на спинку своего кресла властным, медленным движением. Он осматривает Брока с головы до ног, всё-таки кивает удовлетворённо. И уже махнув рукой в сторону выхода, добавляет:       — Завтрашним утром проследите за активом. Его не успели обнулить сегодня. Оставляю это на вас.       Брок всё ещё смотрит ему в глаза и совершенно не удивляется тому, с какой лёгкостью Пирс отдает приказ об обнулении. Только в грудине что-то дёргает, дёргает раздражённо, заставляя вспомнить тот полный мучительной боли вой, пробивающийся даже сквозь капу. Так выл Солдат прошлым летом, и прошёл уже год с момента, как Брок услышал этот звук в первый раз, но пройди ещё хоть вечность, ему не было бы дано его забыть. Оставалось лишь благодарить суку-судьбу и всех мёртвых богов, что ему по крайней мере это не снилось. Только тут, скорее, стоит благодарить просто мёртвых.       Последние пару десятков лет его сны оккупировали именно они.       — Так точно, — кивнув в третий раз, Брок отдает честь резким движением. У него есть лишь пять секунд на то, чтобы решиться припомнить ГИДРу вслух, и он решает не делать этого. Потому что за дверью всё ещё может стоять Капитан, а слух у него чрезвычайно хороший. И если слова Пирса ещё можно было с лёгкостью трактовать, как волнение за его капитанскую безопасность, то чёткое, яркое «Хайль ГИДРА» навряд ли можно было расценить как нечто абстрактное.       Сделав шаг назад, Брок разворачивается на пятках, а после направляется к выходу из кабинета. Ему кажется, правда кажется, что можно уже спрятать мысленный секундомер, что можно подготовиться вдохнуть полной грудью. И каждый новый шаг, к тому же, неумолимо приближает его к двери выхода.       До неё остается ровно пять таких, чеканных и одинаковых, когда Пирс добавляет откуда-то из-за его спины, и его слова врезаются Броку меж лопаток:       — Осторожнее на дорогах, Рамлоу. Я слышал, там неспокойно сегодня ночью… — вот что говорит Пирс. Брок не откликается лишь силой воли и больше не строит теорий. Все догадки умирают пред лицом правды. Все вероятности предаются песочным землям.       А Пирс как был, так и остаётся главным подводным чудовищем, чьи щупальца оплели уже все океаны. Но так и не смогли этим насытиться. ^^^       Когда он выходит, приемная уже пуста. Лифт даёт понять, что Капитан уехал только что, но Брок уже совершенно никуда не торопится. Он жмёт на кнопку, дожидается, пока лифт поднимается к нему вновь. И не расслабляется, не даёт себе спуску, а мысль всё равно ускользает прочь, в сторону Капитана. Тот, скорее всего, слышал их с Пирсом разговор, и теперь от него можно ожидать чего угодно.       В рамках допустимого, конечно. В рамках не смертельного.       Лифт, не загруженный агентами, уже давным-давно разъехавшимися по домам, возвращается достаточно быстро. Брок проходит в кабину, жмёт кнопку нужного этажа. И только когда двери смыкаются, позволяет себе коротко, броско хмыкнуть. До какой степени сейчас разъярён Капитан, гадать бессмысленно, но на парковке их ждёт Джек, и Брок рассчитывает на его помощь, если вдруг Стиву срочно потребуется затеять драку. Напасть на него в коридоре и остаться незамеченным ему будет сложно, а значит, он либо подкараулит Брока на парковке — там больше слепых зон у камер, — либо будет поджидать у квартиры. Второй вариант менее вероятен, вот о чём думает Брок, покидая лифт на нужном этаже и переходя к другому, что должен увезти его на парковку. В нём не появляется какого-то немыслимого страха или чего-то похожего. Лишь злобливость кусает окружающее пространство да тошнота выкручивает кишки. Но с тошнотой у Брока разговор всегда короткий — он игнорирует её до того момента, пока игнорировать может.       А после блюёт.       Второй лифт выпускает его на парковке, и стоит только Броку сделать единый шаг прочь из кабины, как его мгновенно хватают сбоку за руку. Чужое движение резкое, разгневанное, и отреагировать на него Брок не успевает. Уже через мгновение Капитан сменяет руки, хватает его за ворот форменной куртки и утаскивает за угол.       Так банально и предсказуемо, ей-богу.       Ворот куртки врезается в кадык, заставляя захрипеть на долгие секунды. Боль пытается придушить его, но это явно тактическое решение. Только оттащив Брока за угол, Капитан с разворота швыряет его в стену — ворот форменной трещит недовольно под его натиском — и тут же хватает за горло. У Брока устойчивое ощущение дежавю, немного расфокусированный от удара затылком об стену взгляд и пренебрежительная усмешка на губах. Он даже не отбивается. Не пытается вырваться.       Капитан, впрочем, пока и не бьёт так, как мог бы. Так, как Брок заслужил. Вместо этого упирается второй рукой ему в грудь, на границе с болью вдавливая в стену, а после рычит, почти выплёвывая каждое слово Броку в лицо:       — Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен свернуть тебе шею прямо сейчас!       Брок промаргивается, концентрирует взгляд на чужом, полном гнева лице. У Капитана глаза горят яростью и губы уродливо искривляются. Он сейчас готов, кажется, вырвать Броку глотку собственными зубами, с такой силой их стискивает. Но Брок ему не верит, видит в самой глубине всё ту же застарелую боль предательства. И бросает быстрое:       — Стали яиц не хватит, Кэп.       Капитан только вдыхает глубже, задувает ноздри обозлённо. Он выбрал хорошее место: ни единая камера не заглядывает в этот угол парковки, но света хватает, чтобы они могли разглядеть друг друга. Сам Брок мог бы разглядеть и ещё что-нибудь, но из-за спины Капитана как нарочно нихуя не видно. А тот сдвигаться даже и не думает, только ладонью бьёт Брока в грудь, желая, похоже, сломать ему только срастающиеся рёбра вновь. На сотую долю у него это действительно получается — Брок чувствует мелкий хруст, морщится недовольно. Боли нет — количество обезболивающего в нем всё ещё слишком велико, — но всё равно неприятно.       — Отпусти меня, — Брок поводит головой, пытаясь тем самым ослабить хватку на горле. У него ещё старые синяки не сошли, а Капитан уже норовит наставить новых. И всё глядит, глядит на него с ненавистью, но не отпускает. По глазам видно — очень держится, чтобы и правда не нанести непоправимого вреда; только в случае Брока в принципе любой вред его проклятой шкуре поправимый.       Кроме того, что может принести ему физическую смерть.       — Это всё не сойдёт тебе с рук так просто. Если ты думаешь, что я собираюсь послушно бегать вокруг и… — Капитан чуть давит ладонью ему на кадык, другой же придавливает ребра крепче. Брок морщится в этом неудобстве, но не отвечает ему и единым движением. Самое худшее, на что он может сейчас решиться, так это пойти в оборону. Или даже в защиту.       Любое его движение станет провокацией.       — Я не думаю, Кэп. Я знаю. Я знаю про тебя всё. Что знает. Джеймс. Бьюкенен. Барнс, — перебив Капитана до того, как тот решит вдавить его кадык вовнутрь окончательно, Брок опускает голос до смертоубийственного шепота и бросает ему в лицо три поистине волшебных слова. И Капитан реагирует мгновенно. Он меняется в лице, на секунды становится растерянным. Его руки слабеют, а сам он отшатывается, отступает на единый шаг.       И Брок победоносно ухмыляется, только это становится его ошибкой. Заметив выражение его лица, Капитан почти звереет и вскидывает руку. Его кулак врезается Броку в скулу отточенным, быстрым движением, и всё бы хорошо, но сзади голову Брока встречает бетонная стена, и он с хрипом дёргается в сторону, вздрагивает. Тут же тянется к затылку, обнимает его ладонью. Глаза вскинуть, чтобы увидеть, откуда его ударят вновь, не успевает, заслышав чёткое:       — Шаг назад, Кэп. Руки над головой, — голос Джека чеканит каждое слово под отзвук снятого с предохранителя пистолета, и Брок позволяет себе не торопиться. У затылка вьётся колкое, раздражённое ощущение боли, что настигнет его, как только обезболивающее перестанет действовать. А в нос почти сразу набивается аромат крови. Она принадлежит ему, явно ему, только не понять, откуда идёт.       Потянувшись второй ладонью к носу, Брок утирает чувствующуюся влагу и сразу понимает, что влага эта горячая, плотная. Ему даже глаз открывать не приходится, чтобы понять, откуда так сильно воняет кровью. Только единый вопрос на периферии сознания вгрызается ему во внутренности.       Почему его кровь помимо металла пахнет алжирским песком?       — Брок? Живой? — Джек окликает его, но не подходит ближе, судя по голосу. И Брок, уже собираясь кивнуть, решает отмахнуться рукой, чтобы лишний раз не тревожить и так пострадавшую за последнюю неделю голову. Выпрямившись всё-таки, он раскрывает глаза, фокусирует взгляд на тяжело дышащем Капитане, что так и не поднял руки, полностью игнорируя направленное на него оружие. После переводит его к суровому, напряжённому Джеку.       — Опусти это. Кэп уже успокоился, — Брок лжёт, конечно же, лжёт и чуть откидывает голову назад. Мелкой струйкой текущая из носа кровь устремляется в другую сторону и стекает ему в рот. Солоноватая, тошнотная. Брок заставляет себя сглотнуть её, а после чистой рукой вытаскивает из кармана связку ключей. Джек его, естественно, не слушается, прекрасно видя и Капитана, и его ярость, что буквально разносится в пространстве вокруг него мощными волнами.       Перестрелка им не нужна определенно точно. Как не нужна была и драка, но, впрочем, рассуждать об этом уже поздно. Брок протягивает Джеку связку ключей, тем самым вынуждая опустить пистолет и вернуть его на предохранитель. После говорит:       — Подгони машину, Джек. Я разберусь, — и Джек косится недоверчиво, напряжённо. Но связку забирает. Прежде чем уйти, он нарочно медленно возвращает оружие в кобуру. Только куртки форменной не застёгивает. А отступает и вовсе спиной первые пару шагов. Брок глядит на него пристально, пока на него самого глядит разгневанный Капитан. И отводить этого взгляда он явно не собирается, как, впрочем, и не собирается разжимать кулаков. В итоге Джеку, видящему всё это, приходится уйти — командирский авторитет иного ему не позволит. Лишь после того, как это случается, Брок переводит взгляд к Капитану. Говорит жёстко, бескомпромиссно: — Успокойся.       Одну руку он всё ещё держит под носом, но это не помогает, естественно. Пара капель, что он не успевает слизнуть, звучно ударяется о поверхность его форменной куртки. А Капитан всё глядит и глядит на него. Вдыхает глубоко, раздразнённый собственными сантиментами.       — Убежишь один раз и будешь бегать вечно… Вот, что ты делаешь. На мгновение… На какое-то мгновение я поверил в то, что ты был бы рад уничтожить… — названия он не произносит. Только морщится презрительно, почти яростно, губы поджимает. И отмахивается, отворачивается. Потянувшись руками к голове, Капитан прочёсывает прядки волос, чуть тянет за них, будто пытаясь привести себя в чувство. Брок глядит на него, но не готовится отражать атаки. Он отказывает себе и отказывается ввязываться с Капитаном в новую драку, даже если тому очень хочется. Капитан же, кажется, действительно желая его спровоцировать, говорит: — Но я ошибся. Ты трус, Брок.       — Я называю это «тактическим отступлением». Нет смысла кидаться сломя голову на врага, который превосходит тебя по всем параметрам. Тебе этого не понять, Кэп. У тебя слабоумие, отвага и сыворотка, подарившая тебе нечеловеческую силу, — бросив в ответ чуть раздражённо той правдой, что прилетела ему по лицу резко, бескомпромиссно, Брок слизывает с губ соль собственной крови и сглатывает вновь. Мимолётно ему опять кажется, что где-то рядом проносится запах разгорячённого алжирского песка, но это ощущение ошибочно. Они в Вашингтоне. На парковке птичника. И песка здесь нет совершенно. — Не устраивай драмы. Никому из нас она не нужна. А тебе нужно успокоиться. Иначе…       — Иначе ты выстрелишь Баки меж глаз?! О да, это я уже понял! — Капитан, уже отвернувшийся, всё ещё держащий себя за волосы, оборачивается резко, подаётся на шаг вперёд. Брок не отшатывается и даже не вздрагивает, монолитом встрявший на месте. А Капитан указывает на него пальцем, скалится. И глядит, глядит с такой нечеловеческой ненавистью, что Брок чувствует явно — не будь он мёртв уже, в нём сейчас точно что-нибудь бы умерло. — Ты — гребанное, жестокое чудовище. И когда всё это закончится, тебе придётся заплатить. За каждого невинного человека, которого ты убил.       — Иначе ты подставишь под удар всю грёбаную страну, Кэп. Ты силён, пока я здесь, потому что именно я закрываю твою шкуру со всех сторон. И если я говорю тебе успокоиться, значит, ты. Должен. Успокоиться, — подавшись вперёд, Брок опускает голову и быстрым движением перебивает Капитану руку, направленную на него. А после указывает сам и почти шипит, добивая: — Засунь все свои сантименты туда же, куда похоронил всё после Нью-Йорка, и не вытаскивай, блять. Потому что, если мой план сорвётся нахуй, я буду первым, кто пристрелит тебя, ясно? Я не собираюсь всирать всю свою жизнь и жизни своих людей из-за твоих блядских переживаний.       Капитан поджимает губы, сглатывает тяжёлым движением. И мелко, в неверии качает головой. Разочарование затапливает его лицо, и Брок мысленно шлёт себе нечленораздельный, хвалебный клич — ему не придётся с этим разбираться. Ему не придётся отвечать за свои слова. И извиняться не потребуется тоже.       Потому что как извиниться за это… Каждым своим словом, шипящим, ядовитым, он буквально швыряет всё человеческое, что есть ещё в Капитане, — всё то, чего было вдоволь в Стиве когда-то — им обоим под ноги, а после втаптывает в перемазанный кровью песок. Он опускает его до образа, до пустышки, состоящей лишь из внешнего облика. Он опускает его до того, ради чего Фьюри Стива когда-то разморозил.       Ради символа и гордости нации.       — Если ты смог похоронить все свои переживания, это не значит, что другие тоже так могут, — Капитан отступает, но всё ещё смотрит, и во взгляде его слишком много от Стива. Не растерянность, а скорее бесконечная, тяжёлая печаль. Смотреть на это невыносимо, и Брок отворачивается. Хмыкает только, но не опровергает чужих слов. Пускай Капитан думает именно так, пускай так думает Стив.       Чем сильнее он ненавидит его, тем меньше становится вероятность спасения.       Спасение, которого Брок слишком сильно жаждет избежать.       Не проходит и пары мгновений, как Джек, наконец, подгоняет его джип. Он выходит наружу, оставляет для Брока распахнутую дверь. И уже хочет устремиться к переднему сиденью, как Брок коротким приказом останавливает его да отсылает на заднее. Капитан не задаёт даже вопросов, послушно направляясь к переднему. Они усаживаются достаточно быстро, Брок пристёгивается парой движений, но остаётся единственным, кто делает это. И это абсурдно, насмешливо — из них троих он явно единственный, кто жаждет подохнуть чрезвычайно сильно. А всё же пристёгивается, утирает из-под носа подсыхающую кровавую крошку.       Кровь останавливается полностью уже к моменту, когда они выезжают с парковки. В полном, напряжённом молчании Брок устремляется прочь от Трискелиона через мост. И мимолетом проверяет, чтобы были закрыты все окна, после включает систему защиты. Та не находит прослушки, и это должно бы выглядеть подозрительно, но Брок склоняется к тому, что в птичнике не осталось тех, кто мог бы ее установить. Все давным-давно разъехались по домам.       — Что было на «Лемурианской звезде»? — только проехав мимо заранее поднятого шлагбаума, Брок задаёт свой первый вопрос, но на него никто не откликается. Джек молчит, не чувствуя доверия к Капитану, Капитан же молчит просто из принципа, видимо, и Брок закатывает глаза с раздражением. Повторяет вновь, указывая, к кому обращается: — Джек. Что было на «Лемурианской звезде»?       — Не думаю, что обсуждать такие вещи в присутствии…этого достаточно безопасно для нас, — заслышав приказной тон, Джек всё-таки нехотя отвечает ему, отворачивается в сторону окна. Капитан со своего места только хмыкает ему в ответ, явно поддерживая это утверждение. И Брок вздыхает тяжело, на часы косится. Близится полночь, а ему ещё нужно завезти Джека, съездить за Вандой. Сна ни в одном глазу, но лучше бы ему не задерживаться — у малышки есть режим, и нарушать его будет не лучшим решением.       Не задерживаться, правда, не получится, если ему не удается начать разговор и получить от Джека всю нужную информацию. А после, ещё более нужную, тому передать.       — У этого есть имя, во-первых, а, во-вторых, он нам не враг. Не будь идиотом и не беси меня, — огрызнувшись достаточно резко, Брок сворачивает на первом же перекрёстке в сторону, почти противоположную от дома Джека. Дороги все еще пусты, но быстрый взгляд в зеркало заднего вида не показывает ему и единого грузовика, спрятавшегося за углом. Джек насупливается, недовольно дёргает головой.       Он не ослушается, точно не станет нарушать столь явного приказа. Но его недоверие к Капитану явно неслабо дерёт ему глотку. Если бы Броку не было столь сильно похуй на это, он бы даже разобрался, сказал бы что-нибудь. Но правда в том, что ему реально похуй.       Как он и сказал Капитану: места для переживаний у них нет.       И в ближайшие пять дней не появится.       — Все, что было, я уже рассказывал. Высадились, этого подстрелили в первые же три секунды, если бы Родригес не снял в полёте, вовсе убили бы, наверное. После рассредоточились, заложники были в кухне. С ними разобрались достаточно быстро, Рыжая свалила куда-то в процессе, вроде бы, в капитанскую рубку, этот дрался с одним из главных, Барток, по-моему, его звали, — Джек говорит чётко, обстоятельно, но на каждом упоминании Капитана морщится и всё ещё не зовёт его по имени или хотя бы по позывному. Брок косится на него через зеркало заднего вида, вновь закатывает глаза. И кивает всё-таки. Стоит только ему сделать это, как Джек уже приоткрывает рот, видимо, желая узнать, что они будут делать дальше и что сказал Пирс. Но так и не делает этого. Рот закрывает, руки на груди сплетает.       Брок говорит сам:       — Я вне подозрений. Пирс недоволен, что пропал на неделю, но это не критично. Приказ не спускать с его высочества глаз следующие пять дней и не дать помешать «Озарению». Завтра утром жду на базе, нужно вернуть Солдата в крио и позаботиться, чтоб не забыли обнулить, — проехав достаточно по окольному пути, Брок сворачивает при первой же возможности и все-таки направляется к дому Джека. Новая информация о «Лемурианской звезде» и миссии не даёт ему ничего совершенно, и он остаётся на идее о том, что эту историю можно смело сворачивать и совать в архив. Раз Пирс выбросил флешку, значит, та была нужна ему лишь ради безопасности Озарения да укрепления его собственной уверенности в неспешном переходе Капитана на сторону ГИДРы. Капитан, естественно, никуда переходить не собирался. Но это было лишь мелкой формальностью.       — Солдат? — будто почувствовав что-то родное, Капитан неожиданно подаёт голос, и интонация его звучит устремлённо, с потребностью. Брок поворачивает к нему голову, внимательно вглядывается в голубые глаза, которые не узнаёт уже месяц, пожалуй, как. И откликается спокойно, уверенно:       — Ты знаешь его, — имени он не называет, но констатирует факт, оставляя Капитана с собственными догадками и размышлениями. Тот, правда, не кивает, ни единым движением не даёт понять, что услышал его, и всё продолжает смотреть. Броку на мгновение кажется, что он пытается забраться ему в голову мысленно и узнать, что там происходит. Этого у него не получится точно. Но Капитан явно пытается. А со спины уже звучит голос Джека:       — А в реальности? — и он явно чувствует себя увереннее в своём вопросе, чем ещё несколько мгновений назад. Брок привычно показывает пример верной линии поведения — как истинный командир, как истинный лидер. И Джек, даже с сомнением, следует за ним неотступно.       — А в реальности мы сделаем как обычно, — бросив на Капитана последний взгляд, Брок возвращает своё внимание к дороге и чуть прибавляет скорости. До дома Джека остаётся минут десять или около того, и Брок не планировал приезжать столь быстро, действительно думая, что информации по «Лемурианской звезде» будет больше, и они успеют ещё что-то обсудить. Но обсуждать, помимо их будущей расстановки сил на этой просоленной океанскими водами доске, было уже и нечего. Да и это, впрочем, было не столько обсуждение, сколько постановка перед фактом. — Солдата не обнуляем, за Капитаном приглядываем. Капитан выёбываться больше не будет и будет вести себя тихонько да примерно, иначе пиздой накроются все его счастливые мечты о великом воссоединении со своим чучелом из Бруклина. Пять дней продержимся, вечером перед запуском соберёмся у меня и обсудим план. Ближе к концу, вероятно, Солдата опять разбудят, чтобы успеть ввести в курс дела, но не думаю, что с ним будут проблемы. Он своё место уже выучил.       Джек в ответ на последние его слова лишь хмыкает, и Брок видит по его лицу — хотел бы прокомментировать, какое именно место выучил Солдат, да не станет. Пускай Капитан им и не враг, но они всё-таки не одни. И Капитан, кажется, чувствует это, руки на груди сплетает безмолвно. А после отворачивается к окну. Единое и последнее, что спрашивает Джек, так это кто из них расскажет нынешнее положение дел СТРАЙКу. Брок берёт это на себя, уже понимая, что предоставит это мелкое, лёгкое задание Ванде.       Больше они не разговаривают. Стоит Броку затормозить у дома Джека, как тот выходит и направляется к подъезду. В окнах его квартиры свет не горит. И никто его там не ждёт. Но лишь пока. Пройдёт пять дней, и Джек вновь получит возможность вернуть семью оттуда, куда их отправил, — вот ради чего Брок делает то, что делает.       Ради каждого знакомого и незнакомого ему человека.       И, конечно же, ради себя: его долги ведь никто за него не выплатит.       Капитан молчит. Молчит, пока Брок выкручивает руль, пропускает первую, пожалуй, встреченную ими на обратном пути машину мимо и пересекает дорогу, чтобы развернуться и поехать в другую сторону. До дома Мэй и Родригеса они доезжают меньше чем за десять минут по пустым улицам. И, конечно же, в полном молчании. Самому Броку сказать совершенно нечего, а всё, что сказать он мог бы, он давным-давно ещё выблевал. Всю потребность в прощении и все мольбы. Капитану сказать явно тоже нечего, иначе сказал бы точно, не стал бы сдерживаться.       И такое положение дел — лучшее из любых возможных.       Затормозив под подсвеченными окнами чужой квартиры, Брок тянется к телефону и набирает Мэй. За левым ухом уже пытается мелькнуть ощущение присутствия в его сознании Ванды, но ей не хватает сил дотянуться до него с седьмого этажа. Мэй снимает трубку мгновенно, узнает о том, что он приехал, и сообщает, что они сейчас выйдут. Стоит ей положить трубку, как Брок почти сразу тянется к пачке, так и лежащей на приборной панели. Но отчего-то сигареты так и не подхватывает.       Мимолётом покосившись на Капитана, Брок только хмыкает беззвучно и откидывается в кресле. Капитан так и сидит, отвернувшись к окну, но явно очень старается следить за Броком через отражение на стекле. Его взгляда не разобрать, как и прячущейся в нем эмоции, но эмоция там явно есть. Всё ещё не желая провоцировать чужие чрезвычайно живучие сантименты, Брок отворачивается к своему окну и давит тяжёлый вздох. Присутствие Капитана тяжелит ему плечи, тошнотой становится поперёк горла и планомерно бьёт в грудину. Без жалости, но с явным, ощутимым сожалением.       Они замирают так минут на пять, наверное, до момента, пока Ванда не спускается. Брок отчего-то думает о всех тех утренних поездках в птичник, о том, как они обсуждали разные бытовые нелепости, о том, как Капитан был Стивом и как улыбался… Каждая эта мысль причиняет боль, а сравнение берёт его за горло: посмотри на них обоих сейчас со стороны, и покажется, что никогда ничего подобного меж ними не было. Не было сонных утренних тисканий в постели — Брок всё ещё в душе не знал, как его каменное, выхолощенное эго их вообще выдерживало, — не было этих мелких подзуживаний со стороны Стива, не было его смущённых любой бездарной мелочью голубоглазых взглядов.       Устремившись взглядом в единую точку пространства где-то на другой стороне улицы, Брок думает об этом и чувствует одновременно с этим, как остро в нём вновь поднимается безнадобная нужда объяснить Стиву… Объяснить ему всё. Потому что никогда Брок не желал ему причинять боль осознанно, целенаправленно, и он сделал это, сделал это ради плана, ради конечной цели, но всё же никогда не желал. И эта нужда, эта потребность сказать:       — Ты был мне дорог и всё ещё дорог сейчас, — много больше него самого. Она поднимается, в желании захлестнуть его, утянуть за собой в воды сантиментов, чтобы после со всей силой швырнуть о каменистый прибой. И Брок — истинно самоубийственный в каждом своём движении — оборачивается к Капитану. Глядит на его затылок, задевает взглядом скулу и ухо. Капитан явно чувствует его взгляд, а может, видит его в отражении. Это немыслимо, невозможно, но он оборачивается, и на лице у него написана буквально мольба.       Он нуждается хотя бы в едином слове, что не даст отпустить всё, что было меж ними, окончательно.       Он нуждается столь сильно.       И Брок говорит:       — Знаешь… — а в следующий миг пассажирская дверь открывается. Брок не оборачивается, бросает лишь взгляд на забирающуюся внутрь Ванду и суровую Мэй, стоящую у приоткрытой двери в подъезд. Они встречаются взглядами, Мэй кивает ему, здороваясь, но не улыбается. Её кивок напоминает Броку о том, почему он вообще держит людей вокруг себя и не подпускает ближе. Её кивок напоминает ему о том, что он будет притворяться живым и будет желать умереть до самого своего конца, потому что так завещал ему Патрик. И нет у него права сейчас тянуть Капитана назад, после того, как уже оттолкнул. Это слишком невыносимо жестоко. Вернув взгляд к глазам Капитана, Брок поджимает губы и бросает сухо: — Проехали.       А следом добавляет мягче:       — Привет, зайчонок. Не забудь пристегнуться, — и отворачивается к лобовому стеклу. Ванда позади шуршит своей спортивной сумкой, пока умещает её на соседнем сиденье, после захлопывает за собой дверь. За левым ухом Брок уже чувствует её присутствие, уже чувствует, что она быстро-быстро перебирает все его воспоминания. И лишь на едином задерживается: там, где приходит Солдат.       — Привет, Стив, — здоровается она мимолётом, пока пристёгивает ремень безопасности, и голос её звучит отрешённо. Голос Капитана, впрочем, тоже звучит отстранённо, когда он отвечает своим приветствием: его взгляд, уже не растерянный, напротив, суровый и жёсткий, всё ещё прикован к Броку. Только вот Брок на него уже не глядит и глядеть не собирается. В зеркале заднего вида Ванда как раз пристёгивается, поправляет капюшон тёмно-зелёной толстовки, поддетой под чёрную ветровку. И спрашивает вслух спокойно: — Медведик приходил… Это значит, я справилась, да? Так ведь?       Брок чуть удивлённо приподнимает бровь и не знает, нужно ли ему волноваться из-за того, что Ванда не спрашивает ни о чём другом. Да к тому же вопрос задаёт отнюдь не мысленный, плотный, реальный. Они встречаются взглядами на зеркальной поверхности, Брок медлит лишь секунду. А после всё-таки кивает.       И Ванда мелко, коротко улыбается ему. Пока её сознание вонзается в сознание Брока и пересматривает все его воспоминания прошедшей недели вновь, теперь более сосредоточенно, она улыбается ему. И ощущение её присутствия в его голове подсвечивается теплом радости, теплом совершенного хорошего дела. Важность собственного успеха, столь явная, ощутимая Броком, удивляет его искромётно — он отчего-то совершенно не задумывался, насколько для Ванды это было важно.       Насколько важным было для неё быть хорошей. И делать хорошие дела.       — Медведик? — Капитан отзывается со своего места, а Брок только губы поджимает. Он заводит автомобиль, поскальзывается взглядом на зеркалах, проверяя дорогу позади и сбоку, а после отъезжает от дома Мэй. Подъездная дверь уже успела закрыться, и наёмница вернулась назад в квартиру. Брок не успел даже заметить этого, слишком занятый Капитаном и Вандой, но отъезжая взгляда к окнам не поднимает. Вместо этого говорит:       — Ты знаешь его, — и Капитан замирает. А после оборачивается к Ванде всем телом, ладонь на спинку кресла укладывает. Брок косится на него, подмечает непонимание и удивление на его лице, а следом чувствует, как Ванда напряжённой тенью сознания замирает в его мыслях. Капитан молчит пару секунд, сглатывает напряжённо. Когда говорит, в голосе его слышится явная невысказанная просьба:       — Ты знаешь… Баки?       — Я зову его Медведиком, потому что он очень любит медведиков. И тебя, — Ванда кивает пару раз, и это движение заставляет пряди её волос беспокойно покачнуться. Сегодня она без причёски, и Броку стоило бы задаться вопросом, отчего так получилось, но он не задаётся. Вместо этого напряжённо следит за дорогой и Капитаном одновременно.       Только вот Капитаном его даже мысленно язык назвать уже не поворачивается. Меж бровей у него появляется растерянная, печальная складка, а в глазах столько тоски и неверия разрастается, что Броку экстренно резко хочется остановить автомобиль, выйти и проблеваться. Реальное, чёткое и настоящее упоминание о его Солдате, вытягивает из глубин Капитана Стива, и Стив этот кивает коротко. Еле давит из себя улыбку, говоря тихо-тихо:       — А… Хорошо, — он отворачивается, усаживается на сиденье ровно и опускает глаза к собственным рукам. Пальцы чуть нервно теребят тканевый край рукава ветровки, а Стив всё глядит и глядит. И вздыхает коротко, надрывно.       Наблюдать за ним — немыслимая, изощренная пытка, и Брок морщится, кривится. А Стив всё не просит, не глядит на него. Быть может, не знает, что имеет право попросить, быть может, просто боится, только и так, и так, потребность его, его желание для Брока оказывается очевидным. Выкрутив руль и свернув на новом перекрёстке, он косится на Ванду, всё ещё замершую взволновано в зеркале заднего вида. Та глядит лишь Стиву в затылок, щеку изнутри кусает, но связи с его, Брока, сознанием не рвёт. О чём думает, правда, совершенно непонятно. Её мыслей, не направленных на него, Брок привычно не слышит.       — Покажи ему, зайчонок. Без звука, только картинку, — Брок говорит это и, кажется, никто от него этих слов не ожидает. Стив поднимает к нему голову с растерянным выражением на лице и замершим «правда, можно?» на губах, а Ванда, задумавшаяся о чём-то, вздрагивает. Тут же бросает свой взгляд к Броку, и её глаза загораются такой немыслимой радостью. В уголках ее губ светится мелкая улыбка.       Не проходит и мгновения, как её присутствие в его сознании пропадает, растворяется это зудящее ощущение за левым ухом. Капитан вздрагивает, замирает весь и будто ровнее садится, вытягивается. Его взгляд, так и замерший на Броке, устремляется в пустоту, но в глазах…       Брок глядит ему в глаза — туда, где расцветает узнавание и уязвимость, важность, близость и эта проклятая, верно, любовь, Броку совершенно не знакомая — четыре секунды, прежде чем отвернуться к дороге, и понимает на ближайший век банальную малость. Она не занимает его мысли слишком уж долго, убегая быстро, но вместе с этим оставляет внутри тошноту и запах кровавых алжирских песков, и запах ванили, и боль.       Боли той в Броке за мгновения набирается столько же, сколько вод скрывают под собою жестокого кракена его жизни.       До конца пути они молчат. Стив — это он, не спутать, не обознаться — чрезвычайно быстро отворачивается к окну и больше на Брока не глядит. Его пальцы прекращают суетиться, сплетаясь в крепкий замок и пряча в себе словно бы желание коснуться того, кого рядом с ним сейчас нет. Ванда молчит тоже. Окончив показ краткого тизера будущего счастья гордости нации, она вновь проявляется давлением за левым ухом в сознании Брока и смотрит, смотрит, изучает его мысли. Суетливости в ней нет, но чувствуется грусть и задумчивость. Она ничего Броку не говорит тоже, ни мысленно, ни вслух, и в салоне повисает душная, переполненная чужими переживаниями тишина. Брока придавливает к креслу только этой лишь блядской тишиной — уже без слов и без взглядов сбежавшего слишком быстро Капитана, без слёз и без объятий Ванды.       В какой-то миг он приоткрывает окно шире, потому что дышать становится трудно, но глубоко не вдыхает: показывать слабость сейчас —немыслимое в своей тупости действие. Он лишь приоткрывает окно и везёт, везёт Стива и Ванду сквозь ночной город к их вероятному дому. Ни у одного, ни у второй такого места нет уж точно, но когда-нибудь в будущем оно точно появится.       У Брока — никогда.       И думать о том, было ли оно, ему совершенно не хочется. В голове лишь список из нескольких мест, которые никогда не смогли бы стать ему домом, давно уже став пустой могилой. Он опаздывал, опаздывал в неё последние пару десятков лет — сука-судьба всё держала в ладони первую горсть земли в ожидании, когда же он соизволит заявиться и когда ей представится случай горсть эту, знаменующую, в яму выбросить.       Она всё ещё ждала. Жевала свой попкорн, пока затихнув и не смеясь.       И пока она ждала, Брок вёз Стива и Ванду сквозь ночной город. Завтрашним утром ему предстояло отправить Солдата в крио, как подобает, без всего этого блядского электричества, боли и криков, но пока что он лишь вёз, он парковался у подъезда, он поднимался по лестнице в подъезде вместе с малюткой и Стивом. Тот шёл впереди, а оказавшись подле своей квартиры, не обернулся. Он был очень задумчив и явно переполнен — собственной радостью и собственной тоской, и всеми теми блядскими сантиментами, от которых Брока тошнило.       Скрывшись в собственной квартире, Стив не обернулся. И не сказал ни единого слова. А Брок вновь врезался всем собой, до жжёной эфемерной боли разбивая нос и неслабо прикладываясь лбом, в банальную малость, и малостью той была лишь единая, жестокая — он не заслуживал этого уж точно, но это было его реальностью, и никто не собирался его мнения у него спрашивать, спрашивать собирались лишь с него — мысль.       И мысль та содержала в себе его собственную правоту: он принял верное решение.       Потому что Капитану нужен был не суррогат по имени Брок Рамлоу, Капитану нужен был его Солдат. Настоящий, живой, дымноглазый и очень сучливый. Солдат, которого Капитан любил бесконечно, неистово, через век и обратно.       Которого любил так, как никогда не стал бы любить самого Брока. Ни в одной из возможно существующих вселенных. ^^^