Загнанных коней убивает в Алжире

^^^       Его знакомство с Пирсом произошло случайно. Три года работы в ЩИТе только-только начали давать свои плоды, и на какие-то мгновения Брок даже позволял себе мысль: его новая должность уравновесит всё то дерьмо, что он делал десяток лет до этого, будучи вольным наёмником. СТРАЙК уже показывал безукоризненные результаты своей полевой работы. Даже Фьюри несколько раз хвалил их. Не напрямую, конечно. То и дело Наташа при встрече в коридорах Трискелиона бросала колкие, быстрые фразы о выслуживании Брока перед начальством и смеялась — одними глазами. Её улыбка всегда была ядовитой, лишь с годами превращаясь из смертельно опасной в колко-уважительную. И эти изменения говорили Броку больше, чем любые слова да шутки о его несуществующем выслуживании.       Будучи поднадзорной Фьюри, Наташа всегда транслировала его расположение. Нарочно или нет, понять было сложно, но Брок, привыкши быть настороже и подмечать все окружающие его мелочи, улавливал изменения, словно искривление световых волн, проходящих сквозь линзу. Тот спектр, в котором резонировала Наташа, постепенно менялся от недоверия и угрозы к согласию с его существованием в ЩИТе. Чем Брок мог ей не угодить изначально, знать ему было не дано, но он, впрочем, строил банальные, простые догадки.       Он никому никогда не нравился. И было бы странно, если бы Наташа стала в этой закономерности исключением.       На четвёртом году работы он познакомился с Пирсом невольно. Они, кажется, пересеклись где-то в коридоре — Пирс беседовал о чём-то неважном и отвлечённом с Фьюри. Брок уже и не помнил, куда он шёл тогда, но только выйдя из-за угла коридора, ощутил мурашки плохого предчувствия. Они пробежали по его плечам, укусили за затылок и больно впились в ладонь — рукопожатие Пирса было крепким, но недостаточно. Он словно бы прятал всю свою истинную мощь за непреодолимой стеной палёной дипломатичности. Брок не смог раскусить его тогда, да к тому же чужой начальственный статус нашёптывал ему насмешливо, убивая одно за другим все его подозрения, о том, что Пирс ничем не отличается от того же Фьюри, он просто другого толка.       Тогда Брок поверил. И статусу, и уровню допуска, и профессиональному стажу. И его доверие сыграло с ним злую шутку — два года спустя Пирс пригласил его в свой кабинет, предложил повышение и не оставил никакого выбора. У Брока уже был седьмой уровень допуска, а СТРАЙК по праву считался одним из лучших подразделений огневой поддержки — подставить своих людей и обречь себя на второй дубль Алжира он просто не мог.       — Такой человек, как вы, я думаю, прекрасно разделяет моё мнение о том, что иногда кардинальные, жёсткие меры далеко не лишние в нашей работе, — Пирс смотрел на него внимательно, цепко, но на его губах то и дело мелькала усмешка. Она не касалась его озлобленных, надменных глаз так же, как он сам не произнёс и единого раза это дурное, плохое слово, столь сильно нелюбимое Броком. Но оно подразумевалось. И ощущение жаркого выжженного песка да палящего солнца расползалось в воздухе с настойчивостью щупалец кракена.       Пирс не говорил про Алжир. Он не назвал его и косвенно, оставляя загадку своего знания Броку, только бы понаблюдать за тем, как тот её разгадывает.       Разгадывать Брок тогда так и не стал. Это уже не имело никакого смысла. Было лишь предложение и мелькавшее слабым подтекстом предупреждение — отказ повлечёт за собой истребление. В некрологах напишут о несчастном случае на производстве, а может быть недостоверности вводных, и их всех, всех пятерых, похоронят в пустых гробах. Сестра Таузига останется за решеткой, Кейли лишь пару месяцев спустя узнает о беременности, но рассказать об этом будет уже некому, а три года спустя мать Мэй заболеет и в скором времени встретится с дочерью. Ни Родригес, ни Мэй никогда не заговорят о том, чтобы съехаться и расписаться.       Тогда, пять лет назад, он, конечно же, не знал всего этого. Знал лишь, что чутьё его проклятущей шкуры его не подвело тогда, ещё в их с Пирсом первое знакомство. Но рыпаться было уже слишком поздно. Кракен показался, обвил лодыжку щупальцем и держал крепко, надежно.       Брок ответил согласием и закрылся в своей квартире на неделю. Он разрушил кухню, пил не просыхая и обстреливал стены. Соседи грозились несколько раз вызвать полицейских, но никто так и не приехал. Следом за кухней он разнёс гостиную. Сбил руки и сорвал горло, выпил все свои запасы — дорогие и редкие, — лишь ради того, чтобы найти себя на пятый день задыхающимся и ревущим больным, животным воем в углу душевой кабины. Вся одежда была в собственной блевотине, глаза опухли, хоть Брок и не помнил, чтобы рыдал — это было отнюдь не в его привычке.       Он потратил пять дней на то, чтобы похоронить пять лет службы на благо — по году за день. Безопасность собственной квартиры не заставляла сомневаться в том, что его срыв останется незамеченным Пирсом, и оставшиеся два дня Брок потратил на уборку. Он выбросил всё, что сломал, и всё, что сломалось само. Самой первой выкинул веру в хоть сколько-нибудь хорошее будущее. Эту веру невольно принёс ему Колсон вместе со своим приглашением на работу. Эту веру принёс ему Фьюри через Наташу и заслуженное ею прощение, заслуженную ею новую жизнь. Все первые пять лет в ЩИТе Брок смотрел на неё, пускай и колко, но со странным глубинным удовольствием думал о том, что тоже заслужил его — великое и громадное прощение. После предложения Пирса её прощение начало резать ему глаз.       Помогала лишь одна мелкая мысль: некоторые прощения заслуживали, другие — никогда.       Ему потребовалась неделя, разрушенная квартира и почти убитая печень, чтобы сжиться с мыслью о том, что прощения, к которому он никогда не стремился, но которого втайне столь сильно желал, ему не получить. Ни сейчас, ни после. Потому что его подпаленная безжалостным алжирским солнцем шкура истинно проклята, и это уже не изменится. И лучше не станет. Он существует, чтобы быть злым и нести боль.       И в этом отнюдь не виновна ни Наташа, ни Фьюри, ни Колсон.       Лифт выпускает его на последнем этаже Трискелиона. В голове уже нет и единой мысли о Наташе и её будущих проделках, что не подпортят ему жизнь, а скорее украсят её ещё большей иронией и странностями. Он весь обращается в зрение и слух, запирая внутри себя всё человеческое и живое. Запирая всё то, что Пирс может использовать против него самого.       Первым на глаза ему попадается место секретарши. Оно пусто, хотя компьютер и включён — всё выглядит так, словно бы она отошла на минутку в уборную, а может быть по делам. Брок не верит. Сколько бы раз он ни поднимался сюда, чтобы оставить редкие, важные отчеты для Пирса или договора, на месте никогда никого не было. Иногда ему даже казалось, что Пирс, что осьминог о восьми щупальцах: управляет всем самостоятельно, но это, конечно же, было полной глупостью. С большей вероятностью его секретарь находился на другом этаже и занимал любую совершенно бесполезную должность, через камеры наблюдая за происходящим на своём столе на этаже Пирса. С большей вероятностью попасть на этот этаж, не будучи приглашённым, не было никакой возможности.       Ровным, чётким шагом пройдя приемную, Брок мысленно держит себя за поводок. Странное, разъярённое ощущение медленно подкатывает изнутри тошнотой — лишь один раз Пирс вызывал его в свой кабинет в ЩИТе. Это было пять лет назад, и после Брок ужрался до состояния животного, только бы справиться с очередным, ещё большим падением. Даже мысль о том, что на этом, последнем и глубинном из возможных, дне точно не будет жарко, ему не помогала.       Эта мысль была слишком иронично-абстрактной.       Протянув руку к ручке, он нажимает её, и та подаётся, отворяет ему дверь. За все пять лет кабинет Пирса ничуть не изменился, и пусть Брок не помнит с точностью, что где стояло, вокруг стоит всё тот же смрад морской свежести. Не запахом даже, странным колким ощущением на кончиках пальцев. Большие панорамные окна открывают вид на Вашингтон — здесь он много прекраснее, чем тот, что виден из окон его тренировочного зала. Только будь Брок хоть в десять раз большим любителем власти и собственного раздутого эго, он никогда не согласился бы променять то, что виднелось из окон его этажа, на вид, принадлежавший Пирсу.       Хотя стал бы кто его спрашивать? Уж точно нет.       — Рамлоу, — Пирс отворачивается от окна, подле которого стоит и кивает приветственно. На его лице суровое, спокойное выражение, но больше Брок на его счёт не обманывается. Пирс выглядит так, словно ещё мгновение, и он кинется вспарывать всем неугодным глотки. Похоже, затея Фьюри с возвращением Капитана на работу совсем не пришлась ему по вкусу. Какая жалость.       Брок кивает в ответ и проходит к его столу. Кресел нет, а на широкий угловой диван — даже с виду удобный и мягкий — он садиться не станет из принципа. Пусть у него забрали все права и всю волю, но это не значит, что он станет лизать зад этому ебанутому на всю голову старику. Такая малость, а всё же — Брок замирает, стоя перед столом Пирса, и, опустив руки вниз, складывает ладони друг на друга над пахом. Смотрит серьёзно, уверенно. Хочется сжать челюсти, а лучше бы выматериться, но он не выдаёт себя ничем, изнутри заходясь безудержным криком.       Нужно быть идиотом, чтобы не догадываться, для чего Пирс вызвал его.       И Брок поистине хочет им быть. Брок хочет ошибиться.       Только не при его уровне допуска столь безжалостно ошибаться.       Пирс вытаскивает из кармана брюк пульт. Стоит ему нажать кнопку, как стёкла тут же темнеют до непроницаемой черноты, а следом свет гаснет. Вся присутствующая в кабинете аппаратура затихает и выключается. Следом раздаётся короткий щелчок — под потолком включается алая аварийная подсветка. За те пару секунд в темноте Брок даже не вздрагивает, а думает лишь о том, где бы и ему раздобыть такую игрушку. Так, на будущее.       — В связи с последними событиями у меня есть для вас новое задание, — вернув пульт назад в карман, Пирс разворачивается всем телом и возвращается в своё кресло. Он усаживается, упирается локтями в подлокотники и складывает пальцы перед своим лицом задумчивым жестом. Скрипит кожа его кресла, костюмная ткань шуршит негромко — такие обычные звуки, но Брок лишь отстранённо думает о том, что, если бы всё вокруг пропиталось кровью Пирса, звуки были бы всяк менее резкими и раздражающими. — Думаю, вы уже успели заметить обновление состава ваших соседей и курируемых вами людей. Вашей задачей в ближайшие месяцы станет сбор информации и урегулирование опасных для ГИДРы ситуаций, — Брок не вздрагивает только благодаря тому напряжению, в котором находится его тело. Пирс произносит вслух слово, почти столь же плохое, что сам Алжир, и даже не моргает лишнего раза. От него в пространстве распространяется уверенность и какая-то животная жестокость сильными, неостановимыми волнами. Пока он сам поистине не грешит сомнениями в своём статусе, раз может с такой лёгкостью произносить такие вещи в самом Трискелионе. Брок только коротко, жёстко кивает, продолжая слушать. На его лице не отражается ни единой мысли, что мелькает в разуме. — Капитан Америка — угроза для нашей деятельности. На данный момент вам может показаться, что он не представляет опасности в связи с недавней разморозкой, — не обманывайтесь. Этот человек — трусливый лжец. А трусость, особенно имеющая столь много власти, всегда приносит разрушительные последствия.       Брок и рад бы хорошенько проржаться от того, насколько лицемерно звучат слова Пирса, но не может. Устроенный Пирсом водоворот закручивает его и утягивает на дно понимания — не пройдёт и пары лет, и в лучшем случае Стив будет мёртв. В худшем — новым символом ГИДРы. У Брока в груди коротко дёргает безнадёгой и сдавленным рыданием, а он только кивает вновь. И усилием выдавливает из своей грудины эти безнадобные сантименты. Он Стиву ничего не должен. Он никому ничего не должен.       Только в очередной раз несправедливость и безоглядная жестокость играют с ним злую шутку — они просто существуют, а Брока разрывает гранатой собственной злости и раскидывает ошмётками по комнате.       — Если у вас возникнет хоть малейшее подозрение, что ГИДРа может быть рассекречена им или кем-либо другим, принимайте меры. Любые, какие сочтёте нужными, — Пирс смотрит на него и, кажется, забывает моргать. Его взгляд медленно скользит по лицу Брока, и пусть тот стоит, пусть тот выше в вертикали их физических положений, ощущение того, что Пирс возвышается над ним и всем окружающим миром, не отпускает. Он кивает вновь, вылавливая мелкую чуть успокаивающую мысль: ему не придётся вербовать Стива. Мысль действительно успокаивает, потому что Брок знает заочно — с этим заданием он не справится, даже если сильно захочет. Потому что продавать то, что ненавидит всем своим несуществующим сердцем, не умеет. И не умел никогда. — Также в своём кабинете вы найдёте документы по проекту «Озарение». Предполагаю, что вы о нём наслышаны.       Опустив руки, Пирс откидывается в кресле и колко ухмыляется. В алом свете аварийной системы эта улыбка выглядит дьявольской, но не той, что романтизирована, притягательна и вкусна. Ох, нет. Его оскал ощущается смертельным, и Брок не удивится, если встретит его этой ночью во сне. Что-то потустороннее, запредельное и всемогущее читается в его глазах. Пирс знает, что Брок отлично умеет собирать информацию, — и эта новость будет даже похуже, чем новость о повышении до командира проекта «Зимний Солдат». Потому что вызнать, что ещё о нём знает Пирс, буквально невозможно. А игра вслепую…       Брок держит глаза открытыми и не вздрагивает. В горле собирается ком, и он мешает ему дышать. Его тело словно бы вот-вот предаст его, выдаст все его тайны дрожью и сбегающим в сторону взглядом, а Пирс смотрит, не отрываясь. Пирс выжидает, когда же Брок ошибётся. Пирс ждет его поражения.       Единственное, что ему остается, — включить голову. Получается сложно. Весь разум заполняется сотней трагичных исходов его будущего, что зарождаются лишь одним банальным и громким «Пирс знает». Независимо от того, что именно он знает, ему вряд ли будет сложно догадаться обо всём сразу, уцепив лишь одну мелкую детальку. Потому что пока Брок прикрыт со всех сторон, он будет в безопасности, но стоит лишь одной его стороне открыться, как вся защита мгновенно развалится, как и не было.       — Не более чем название, — выдавив из себя сухой, короткий ответ, Брок дожидается, пока Пирс прикроет глаза и кивнет. Он вдыхает на этом моменте поглубже, и мысленно хватает себя за шкирку да встряхивает. Последнее, что он может сейчас сделать, так это выдать себя на расстрел с потрохами.       Остаётся только включить голову.       И она включается от простой и банальной мысли: если он сдохнет, если он здесь сейчас сдохнет и заберёт всех своих людей с собой, Солдата обнулят. И вся его ебейшая, долгая работа, полная нервотрепки, пойдёт, блять, насмарку. А он сам — проиграет.       И это будет смертью, но не для его тела. Для его эго.       На такое Брок соглашаться не станет.       Ещё пять лет назад, подписав тот договор, пропитанный осьминожьей слизью и стойким солёным запахом океана, он неделю заливался алкоголем — не только ради прощания с мечтой о прощении. Брок пил, блевал, швырял стулья в стену и снова пил, только бы утопить внутри себя стойкое, окаменевшее понимание: поставив свою подпись, он вбил в крышку своего же гроба первый гвоздь. Он был напуган тогда, целую ебаную неделю он был напуган, но сейчас, пять лет спустя, уже не боялся.       А Пирс был хорошим игроком. При всей неприязни, Брок правда считал его таковым. Гордиться было, конечно, нечем. Он и без этой партии смог бы прожить свою проклятую жизнь, но раз уж они собрались здесь и уже на протяжении пяти лет игрались… Пирс был поистине хорошим игроком. Только каждый раз, как Пирс продавливал своё, проверяя вновь и вновь его на преданность, и каждый раз, как Брок прогибался, скрипя зубами, в его голове было важное, чёткое знание: ему нечего и некого было терять. Именно оно было истиной в последней инстанции.       Пирс прекрасно и ловко заглотил эту резвую, красиво переливающуюся наживку о том, что СТРАЙК был семьей для него, циничного и искалеченного душой вояки, — это случилось очень давно. СТРАЙК заглотил её тоже, и сколь бы Брок ни тяготел к ним своим несуществующим сердцем, он был слишком умён, чтобы позволить себе подставить их своими сантиментами. Он был слишком умён после Патрика, после Клариссы… И точно знал: наступит момент, и он сделает то великое, что позволит ему, наконец, спокойно подохнуть.       Ох, он сделает это. И ни Пирс с его острым, проницательным взглядом, ни ебаные сантименты, крошащие грудину от одной только мысли о его людях, ему не помешают.       От этого напоминания, от воспоминания непонимающего взгляда Солдата, весёлого смеха Лили и Родригеса, что и по сей день слушается его беспрекословно, какую бы хуйню Брок ни приказал ему вытворить, в нём вспыхивает ярость. Выпустить её нет никакой возможности, не здесь, не сейчас — позже. Позже он спустится назад, в зал, сбросит перевязь с оружием и заставит Стива подвесить вторую грушу. Он намотает бинты, но надевать перчатки не станет. И он включит глушилку. О да, он включит её, собьёт себе все руки и выпустит эту чёрную злобу. Сейчас он только плечами жмёт в ответ на чуть удивлённый взгляд Пирса. Тот качает головой, говоря:       — Я ожидал от вас большего, Рамлоу, — и он врёт, рассчитывая на то, что Брок начнёт лебезить перед ним и выложит все свои карты. Что ж. Делать этого Брок, конечно же, не станет. Он даже бровью не ведёт, сохраняя спокойное, безэмоциональное выражение на своём лице. Мысли в его разуме мечутся с ужасающей скоростью, подкидывая одну теорию за другой, пока Пирс подхватывает свою привычную позолоченную именную ручку со стола и крутит в пальцах.       Если он действительно знает о том, чем Брок занимается на минус-седьмом этаже, он не допустит послабления контроля над одним из своих лучших проектов. Даже вопроса времени не встаёт: выжидать, пока Солдат станет неуправляем, Пирс не станет. Для него такая ошибка буквально самоубийственна. И даже захоти Пирс использовать самодурство Брока в собственных целях, ему не предугадать дальнейших действий так же, как не разгадать и его, Брока, мотива. Не зная мотива, он фактически беспомощен, но узнать его невозможно — его не знает никто.       Пускай СТРАЙК и строит догадки, а Солдат смотрит своими дымными глазами — им всем временами кажется, что они знают Брока лучше него самого. Пусть так. Это удобно и важно, да к тому же Брок им никогда не врёт — они его просто не спрашивают. Они собирают информацию о нём, но совершенно точно не умеют выжидать достаточно для полноты данных, а ещё не умеют отсеивать верное от неверного. Чаще всего им удаётся докопаться до правды, так бывает, и это хорошо подтверждает наличие у них интеллектуальных способностей. Но никогда им не докопаться до его истинного мотива, что Брок запрятал на самой глубине своего сознания.       Где-то там, в тёмной-тёмной кухне, где его отец впервые ударил его и своим ударом прокричал о том, что никогда и никто Брока не полюбит, — вот там остался его мотив.       Чтобы раскопать его, Пирсу потребовалась бы куча техники, а лучше бы сразу машина времени. Но ничего такого у него на самом деле не было, как, впрочем, и подозрений. Потому что у Брока идеально-мерзотный послужной список, а ещё потому что, если сейчас Пирс прикажет ему спуститься вниз и пустить пулю меж глаз гордости нации, Брок сделает это, и не моргнув лишнего раза, — Пирс знает об этом уж точно. А значит, его тончайший намёк на умение Брока доставать информацию — всего лишь очередная фикция. И про Солдата Пирс не знает.       К тому же, давая ему руководство над Стивом и буквально подселяя того ему под бок, Пирс поступает неразумно и буквально глупо, если не доверяет Броку в полной степени. Если не верит в его преданность. Внимательно следя за задумчивым взглядом Пирса, Брок выжидает, не говоря больше ни слова. А тот всё смотрит и смотрит, пытаясь утянуть Брока щупальцем на самое дно.       Нихуя у него не получится. Брок умеет задерживать дыхание минимум на пять минут, и это определенно рекорд при его стаже курильщика.       — Что ж, — так и не получив от него ответов ни словесных, ни невербальных, Пирс хмыкает сам себе. После себе же кивает. Он забросил Броку наживку, и тот не стал её жрать: за все десять лет его работы в ЩИТе было логично, что он умел собирать информацию. Это совершенно ни о чём не говорило. И Пирс, пытаясь подбить его на ошибку любого рода, на самом деле ничего не знал. Потому что, если бы знал, Брок уже был бы мёртв. Использовать его, лёгкую, почти бесполезную фигуру, ради своих игр Пирсу было невыгодно. А ГИДРА не терпела предателей. ГИДРА не терпела в своих рядах никого, кто был бы хоть отчасти подозрителен. — Вы найдёте всю информацию по «Озарению» в своём кабинете. И вторым вашим заданием будет вербовка Капитана в наши ряды. Всего ему знать не обязательно, но, впрочем, не мне учить вас работать, Рамлоу. Вы и сами прекрасно справляетесь, — перехватив его взгляд своим, Пирс выжидает немного. Оставленная им пауза должна бы позволить Броку рассыпаться в благодарностях, но тот вновь лишь кивает. Он помнит своё место или, по крайней мере, притворяется, что так и есть. Он лишь оружие. Он лишь инструмент. Не такой мощный и неубиваемый, как Солдат, но тоже крайне полезный. Не добившись от него ничего вновь, Пирс добавляет: — Капитан не должен стать помехой в запуске проекта «Озарение».       Брок еле удерживает себя, чтобы не стиснуть руки в кулаки. Вербовка… То, чего он уже перестал ждать и чего столь сильно не хотел встретить на своём пути, встретило его само. В затылок вновь дышало пекло Алжира. Это проклятое место смеялось над ним громогласно внутри его головы и скрипом песка шептало пугающие слова о том, что никогда оно его не оставит.       Трусливым Брок никогда не был. И становиться не собирался.       — Хайль ГИДРА, — он чётко и спокойно выдаёт тот ответ, что от него ожидают. Пирс удовлетворённо кивает, вытягивает из кармана пульт, и весь его кабинет освещается. Надсадно скрипит заново включающийся принтер, пищит включающаяся компьютерная аппаратура. Пирс машет ему рукой в сторону выхода, выпроваживая его без слов. Брок ровным шагом покидает его кабинет ещё до того, как панорамные окна возвращают себе свою прозрачность.       Он всплывает с глубины, огибая разбросанные в морском пространстве щупальца, набирает побольше воздуха и ощущает явственно: если в ближайшие десять минут не доберётся до боксёрской груши, то точно выстрелит кому-то меж глаз.       Главное, чтобы не себе самому. ^^^       Спустившись на нужный этаж, он напряжённо ступает по коридору. В груди клокочет от злобы: на себя, на Пирса, на несвоевременно проснувшегося Стива. Он не сможет выпустить эту злость, пока не окажется вне досягаемости всевидящего ока Пирса, только вначале ему нужно зайти за кофе. Будто бы кофе поможет ему хоть немного — навряд ли, и Брок осознает это, даже не пытаясь себе солгать. Сейчас ему поможет лишь драка. И пусть тошнота закручивается в желудке, сейчас она совсем слаба пред бурлящей в крови яростью.       Словно ощутив его порыв, из-за угла выходят Родригес и Мэй. У наёмницы в руках две кружки. Даже издалека Брок видит — в одной кофе. Родригес замечает его первым. Он кивает приветственно и склоняется к Мэй, быстро бросая ей пару коротких, четких слов. Похоже, выражение лица Брока говорит само за себя, не предвещая им ничего хорошего в ближайшем будущем.       — Командир, — следом за Родригесом его замечает и Мэй. Она приветственно поднимает его кружку с кофе, улыбается одними уголками губ. В глазах улыбки не видно, и от этого изогнувшиеся губы словно бы скалятся. Её взгляд быстро, немного злобно после случившегося сканирует его, проходится по лицу, по сжатым в кулаках ладоням, по напряжённым ногам. И Мэй подмечает его настроение мгновенно после стольких лет работы. Она щурится, напрягается. Уже подойдя, продолжает: — Я сделала тебе кофе.       «В благодарность» она не добавляет и добавлять не станет. По глазам видно, что следующие пару недель она будет злиться на него. Брок только кивает, не желая сейчас разбираться с тем, что может обождать, перенимает из её руки кружку и отпивает без лишних слов — кофе солёный, ну кто бы мог сомневаться. Было бы странно, не подгадь ему Мэй хоть сколько-нибудь. Остановившись посреди коридора, наёмники уже вместе сдержанно и напряжённо смотрят на него. Ответов не ждут, и так прекрасно понимая, что место отнюдь не располагает для таких разговоров. Но они ждут приказаний, и Брок бросает короткое:       — В зал, — развернувшись, он направляется назад к лифту. Только улавливает тонкий аромат успокаивающей ромашки от кружки Мэй и позволяет себе мелкую суровую усмешку. Эта девчонка ещё их всех переживет точно.       Больше ни единого слова он себе не позволяет. Кофе прижигает его тошноту, придавливает её и изгоняет прочь, но со злобой ему не справиться. В лифте он бьёт по кнопке нужного этажа с такой силой, что пара уже стоящих там агентов косятся на него чуть опасливо. Кофе нервно покачивается в его кружке. Пока в грудине заходится тахикардия его бешенства. Мелькает даже мысль вызвать Джека на спарринг, но тогда они, все четверо, точно поймут, что стряслось что-то слишком опасно-важное. Волновать их раньше времени Броку не хочется. Он весь буквально существует ради их защиты, ради того, чтобы научать их, ради того, чтобы их беречь.       Вначале ему нужно прочистить голову. Потому что сейчас в его голове только злоба, и она затмевает весь его разум. Он выторговал себе разумности, находясь в кабинете Пирса, но его время уже вышло. Ему нужна была встряска. Срочно.       Вывалившись на своём этаже, он срывается вперёд быстрыми, широкими шагами. Весь коридор сливается перед глазами. Брок даже не оборачивается, прекрасно зная, что наёмники поспевают и не отстают. Дверь в зал он открывает с ноги, резким, разъярённым движением. Та распахивается, запускает его внутрь, пока сам Брок запускает руку в боковой карман камуфляжных брюк и включает глушилку. По углам раздается писк умирающей прослушки, но он уже не обращает на это внимание. Если Стив после спросит, Брок найдёт чем отбрехаться. После — найдет.       Сейчас же он только рявкает, привлекая внимание:       — Раз все в сборе, начнём. Все уже, думаю, заметили, что в нашем детском саду пополнение, — подойдя к первой попавшейся на глаза лавке, Брок со стуком ставит кружку. За его спиной закрывается дверь в зал, запирая их всех в полном новом составе внутри. Стив отрывается от груши, что даже и не думает покачиваться от его слабых, еле заметных ударов, а Джек с Таузигом разлепляются и откатываются в стороны на ринге. Похоже, они успели неслабо друг друга повалять, пока Брока не было. Но сейчас он здесь. И лучше бы им держаться подальше. Вскинув освободившуюся руку, он указывает на Стива и достаточно громко, чётко говорит: — Вашему вниманию, его королевское высочество, Стивен Грант Роджерс. Он же Капитан Америка, собственной персоной. Будете лебезить перед ним, к стоматологу ходить не придётся, я сам вам зубы пересчитаю. Не считая его золотую задницу, он не лучше и не хуже вас. Разве что его автограф будет стоить дороже, — Стив смотрит на него хмуро, недовольно, но Брок срал с высокой римской колокольни на его недовольство. Он криво ухмыляется и сдёргивает с себя перевязь с оружием. Уже через миг та гремит по поверхности скамьи. Метнувшись взглядом по залу, он находит скрученные бинты, валяющиеся у входа в его тренерскую, и направляется к ним. По ходу указывает на каждого из СТРАЙКа, говоря: — Твоя новая команда, Стив. Джек Роллинз, мой заместитель, а также Алекс Таузиг, Мелинда Мэй и Рикардо Родригес. Будут ебать мозги и докапываться, куда не нужно, разрешаю доносить на них мне лично.       — Ну-у, командир! Мы ж дружелюбные…! — Родригес за его спиной недовольно, иронично-колко откликается. Брок даже не оборачивается, только хмыкает. Вновь возвращает взгляд к Стиву. У того в глазах мелькает легкое непонимающее напряжение, он даже бровь вскидывает вопросительно, словно желая знать, что происходит. Брок ему не отвечает и отвечать даже не собирается, только изнутри его ёбает ещё сильнее тем фактом, что его состояние настолько очевидно. Подхватив бинт, он встряхивает его и принимается быстрыми, ладными движениями наматывать на кисть.       — Ага, знаю я, какой ты дружелюбный, Родригес. Так и пышешь дружелюбием, пиздец, обосраться можно, — огрызнувшись в ответ, он раздражённо дёргает немного загнувшийся бинт. Шумное дыхание уже рвётся из груди, и по конечностям проходит дрожь. Даже не пытаясь поправить намотку, Брок подхватывает с пола второй бинт и оборачивается. Никому в глаза больше не заглядывает, отдавая приказания одно за другим: — Мэй, Родригес, с вас десять минут растяжки, после на ринг. Джек, Таузиг, десять минут отдыха, после контролите этих двоих на ринге, вдруг им снова захочется друг друга поубивать. И ты, — повернув к Стиву голову, Брок коротко дёргает ею, словно пытается от него отмахнуться. Вдыхает надсадно. — Перерыв на знакомство с этим звериным сбродом в подгузниках. После смотришь, как эти двое будут на ринге. Твою грушу я приватизирую себе. Если скучно станет, повесишь себе вторую. И меня не трогать полчаса, если не хотите, чтобы я вам рожи подправил случайно. Все всё поняли, блять?!       СТРАЙК отзывается нестройным согласием, а Стив только кивает коротко и шепчет что-то одними губами. Брок не слышит. Брок впивается взглядом в его лицо, в настойчивом желании ему его хорошенько подправить. Закрепив на запястье второй намотанный бинт, он направляется к уже своей груше. Стив только отступает на пару шагов, бросает быстрый неловкий взгляд в сторону уже собирающегося кучкой СТРАЙКа. А после вновь смотрит на него со странной смесью напряжения, волнения и растерянности — в ЩИТе он держится много лучше, пряча все свои нелепые, слабые сантименты. А Брок очень хочет выкинуть его в окно, но его проблема банальна — окна пуленепробиваемые. Поэтому он лишь кидает кусаче:       — Пиздуй к стайке, Кэп. Время заводить себе новых друзей.       Стив непонятливо рассматривает его, отступает ещё на шаг, а после будто принимает какое-то решение. Одна его рука тянется к другой, чтобы снять намотку бинтов. Брок подмечает краем глаза, что он так и не стал надевать перчатки, но его это уже не касается, потому что он оказывается подле груши. И весь мир вокруг него сходится в одной лишь единой точке — поверх боксёрской груши он представляет лицо Пирса.       И он просто срывается в бездну, свою собственную бездну. Уже и не упомнить, когда он злился так сильно в последний раз. Солдат пришёл и принёс ему лишь тошноту — Брок был не в состоянии переварить всю ту несправедливость, что обрушилась многоэтажным знанием на этого парня. И с тошнотой у него разговор всегда был довольно краткий: душевой шланг в руку, другой выкрутить кран и смыть всё это нахуй, притворяясь, что этого никогда не было.       Теперь пришёл Стив. И Стив принёс ему вместе с собой злость. И если с ужасом и растерянностью Брок лучше всего справлялся громадными дозами высокоградусного алкоголя, то злость он всегда выплёскивал в драке. И сейчас первый его удар хлопком впивается в плоть боксёрской груши. Мышцы вздуваются под кожей, руки наливаются силой, рана на правом плече ноет недовольно — только будто бы ему не похуй. Брок бьёт на пределе собственной скорости и силы. Чем быстрее он выдохнется, тем быстрее его голова наконец включится — это приоритетная цель на данный момент.       Всё время сливается в череду ударов. Брок шумно дышит и теряет за звуком собственного дыхания всё остальное. Он не слышит ни как Стив знакомится с наёмниками, не слышит, как Мэй с Родригесом подкалывают друг друга уже на ринге. Только давящее ощущение за правым ухом не утихает: кто-то настойчиво следит за ним взглядом. Эта мысль прорывается в его разум в тот момент, когда Брок неудачно выкидывает вперёд руку и лишь слабо мажет кулаком по боку боксёрской груши. Это может быть кто угодно, но отчего-то Брок ощущает всей проклятущей шкурой, что смотрит на него именно Стив. Так долго стал бы высматривать лишь он один, потому что остальные слишком для этого заняты.       А ещё — слишком ему доверяют. В каком бы состоянии он ни был, СТРАЙК знает, что их спины прикрыты растянутой на американский флаг шкурой Брока. СТРАЙК знает, что он не даст их в обиду и пушечным мясом быть не позволит.       — Да блять! — собственный кривой удар драконит его лишь сильнее, и Брок отскакивает назад, а после замахивается ногой со всей силы. Голень взвывает болью, но этого слишком мало, чтобы его отрезвить, и он бьёт снова. И снова. И снова. Груша покачивается потревоженно, взволнованно, пока он избивает её плоть, в надежде выплеснуть хоть маленькую каплю собственной ярости.       Он злится слишком сильно, но уже не на Пирса даже. И даже не на Стива, хоть это и кажется ему действительно оправданным, непонятно только чем. Он злится на себя, на собственную изворотливость и живучесть. Он злится на то, что его тогда так и не нашли в том колодце. Он злится, что его не расстреляли в решето. Он злится, что его не вытащили из воды насильно и не выпотрошили.       Ведь будь это так, сейчас его здесь бы не было. И ему не пришлось бы тонуть под всей этой ужасающей силы волной: вербовка Стива Роджерса была ему не по нутру. Но был ли у него шанс откреститься от этого? Был ли у него шанс отказаться? Обстоятельства встали ему поперёк горла, и душили его медленно, неумолимо. И это злило вновь — не был бы он таким охуенным и охуенно-удачливым сукиным сыном, он точно не вляпался бы в эти обстоятельства. Стоял бы себе, сторожил вход в Трискелион, заграбастав себе самую низкую должность, а то и вовсе никогда до него не добрался бы.       Но он добрался. Выгрыз себе пропуск с алой полосой командирского уровня допуска, взял от СТРАЙКа всё, что только мог взять, и вдоволь откормил собственное эго. И теперь обстоятельства гнули его, насильственно и без жалости.       Руки наливаются синяками. И обе голени тоже. Тогда он добирается до ударов локтями, но в них уже нет той жесткости, что была в самом начале. Последний раз тяжело вздохнув, Брок приваливается к груше лбом и обнимает её бока ладонями. В грудине хрипит дыхание, глотка пересохла. Медленно-медленно к нему возвращаются окружающие звуки. Кто-то смеется, а через секунду он слышит хлопок тела о маты ринга и надсадный, больше недовольный, чем болезненный стон. Родригес бросает какую-то колкость в ответ, но Брок не разбирает его слов, только интонацию.       Перед его глазами расползается бесконечная тьма и спокойствие. Понимание важного приходит резко с присущим ему тотальным спокойствием: если он не желает вербовать Стива, он не обязан этого делать.       Потому что Солдат прекрасно себя чувствует без обнулений уже пять месяцев, а у Брока меж глаз всё ещё не дымится пулевое, высланное ему прямиком от Пирса. Потому что, если он соберётся и выжжет из себя сантименты, он точно сможет победить.       И забывать об этом — истинное кощунство с его стороны. ^^^       Родригес в очередной раз валит Мэй на ринге, и та только сопит недовольно. Она и пытается дуться на него, только ни черта у неё не выходит. Они оба выглядят, сука, слишком счастливыми друг напротив друга, и у Брока от их вида мелко подёргивается верхнее веко. Пряча кривящиеся губы за горлышком бутылки с водой, он вытягивает ноги ещё дальше вперёд и борется с желанием сползти со скамьи на пол. Судя по часам, его выкинуло в этом злобном заходе почти на час, и теперь мышцы воздают ему должное, наливаясь усталой истомой. Рука скулит почти без остановки — кажется, где-то в каморке было припасено обезболивающее на такой случай.       СТРАЙК, слишком занятый развлечением спарринга, на него даже внимания не обращает. Только Стив, устроившийся верхом на одном из тренажёров рядом с Таузигом, косится вновь и вновь. Брок и мог бы прочитать что-нибудь в его взгляде, но ему так влом, что он не делает этого. Только смотрит в ответ, выжидает. Стив удерживается минут десять на подкормке из этих пустых переглядываний, а после поднимается с места. Брок подмечает, как его рука тянется хлопнуть Таузига по плечу и как он сам же себя останавливает — хороший мальчик. И учится быстро.       Ну что за подарок.       Отвратительный.       Брок отводит взгляд в сторону, отпивает ещё немного воды. Стив доходит до него слишком быстро, усаживается на скамью рядом. Ноги не вытягивает только, руки на груди складывает неуступчиво. И молчит. Брок позволяет себе насмешливо хмыкнуть, но головы к нему не поворачивает, наблюдая за тем, как Родригес с завидным упорством косячит на ринге с новой подножкой и в итоге валится на задницу сам. Мэй хохочет с него, даже руку подаёт, но отдёргивает прежде, чем Родригес успевает принять помощь — достойное наказание за все его колкости. Хмыкнув, Брок всё-таки вздыхает и говорит негромко:       — Ну давай. Вижу же, что тебе не терпится опять включить эту свою командирскую хуету… — опустив обе руки себе на бёдра, он не закрывает бутылку. В горле всё ещё сушит. Пусть и сердце уже успокоилось, и в голове поулеглось всё, в горле всё ещё сушит. Брок заранее выискивает взглядом в зале ещё одну бутылку. Та стоит у подножия ринга, Джек притащил, наверное.       — Возможно, это не моё дело, но… — Стив поворачивается к нему полубоком, мнётся немного. Брок его даже не дослушивает, перебивает серьёзно:       — Вот тут ты прав, Кэп. Это действительно не твоё дело. И с жалостью своей ко мне не лезь. Что случилось, говорить не стану и без твоей помощи прекрасно разгребу. Твой капитанский чин ещё не разморозили, не зарывайся, — повернув голову, он встречает взгляд чужих голубых глаз. Стив поджимает губы упёрто, чуть морщится на последних словах. А после отвечает негромко:       — Почему ты злишься на меня? Я не понимаю, — и его искренность, неубиваемая прямолинейность бьёт Брока под дых. Он даже дёргается весь, удивлённо глаза распахивает, а после прикрывает и поднимает руку к лицу. Вымученно, долго он трёт ладонью щеку, вздыхает. Стив на него больше не смотрит, опустив взгляд к своим рукам. Ну точно щенок побитый, ей-богу. А как бесит, Брок и словами сказать бы не смог.       — Я зол на Фьюри за то, что он ко мне припёрся, тебя скинул и свалил. А мне теперь разбираться, как тебя реабилитировать, да так, чтобы быстро, качественно, и ещё и пиздюлей в конце не получить за то, что случайно научил тебя крыть людей матом или воровать, — опустив руку, он отпивает ещё немного воды, утирает рот тыльной стороной ладони. И неожиданно оказывается утянут в хитрый взгляд голубых глаз. Стив бормочет негромко, словно не желая, чтобы его действительно услышали:       — А ты умеешь воровать?       И это выглядит так, словно бы он заигрывает с Броком. Кончики его ушей чуть краснеют, но в глаза он смотрит, не отрывается. Пока Брок лжёт себе, что ошибается. Он лжёт себе, что быть такого просто не может. И отводит взгляд первым, в сторону ринга.       — Я много чего умею, — его голос звучит с затаённой усмешкой, губы лениво растягиваются в ней же. Он прячет это за горлышком бутылки, пока Стив сбоку нервно перебирает пальцами воздух. Чуть выждав, Брок продолжает: — С большей вероятностью ты с нами месяца на два. Если не будешь тупить и будешь слушаться, починим тебя за месяц. И пойдёшь себе дальше в свободное плаванье. Надеюсь, Фьюри хватит мозгов не ставить тебя в комплектацию к СТРАЙКу, потому что я терпеть, блять, не могу новых людей в своей группе. Ну, а если не хватит… — с тяжёлым вздохом Брок пожимает плечами и подтягивает ноги назад к себе. Он упирается пятками в пол, ставит локти на колени. Оборачивается к Стиву, улыбаясь обворожительно-кусаче. — Я всегда злой, Кэп. Меня в детстве пиздили, вот и кусаюсь теперь, привыкай, — Стив замирает и весь подбирается. Его бесконечная, кажется, вера в человеческую искренность неслабо Брока смешит. Он почти вынуждает себя добавить: — Да шучу я, расслабься ты, блять. Работа такая. Либо ты злой, либо мёртвый.       Стив позволяет себе натянутый смешок и, кажется, верит ему. Только Брок врёт и ничуть этого не стыдится. Его прошлое — запертая, взорванная изнутри пещера. Никто и никогда уже не раскопает её, а даже если попробуют, Брок не позволит. Не нужно никому это. И знать о том, что его действительно пиздили иногда нещаднее, чем сейчас он сам со СТРАЙКом обращается, и знать его просто.       Пустое это. Безнадобное.       — Трудно с тобой, — Стив качает головой, вздыхает и распрямляет спину. В глаза Броку он больше не смотрит. И не понять даже, что прячется за брошенными им словами. Брок отлавливает себя на том моменте, где начинает строить догадки, и сворачивает всё это нахуй. С Солдатом он уже вляпался и допускать вторую такую же ошибку будет для него верхом собственного сумасшествия.       Уж чего-чего, а раскапывать мёрзлое нутро Капитана он не станет. И ему позволять раскапывать своё собственное, мёртвое — тоже.       — Так, — выждав несколько минут, Брок закручивает крышку опустевшей бутылки и отставляет её на пол. После хлопает в ладони пару раз, привлекая внимание. Спарринг прерывается, наёмники оборачиваются к нему. Поднявшись на ноги, Брок говорит: — Закончили. Вы четверо, — кинув СТРАЙКу, он дёргает головой в сторону своей каморки, — ко мне, есть разговор. А ты топай в душ, — повернувшись к поднявшемуся тоже Стиву, Брок находит на соседней скамье вводные. Добавляет: — В папке вся информация есть, дорогу найдёшь, не маленький. Большинство дверей открываются внутрь, разрешаю открывать с ноги, если не уверен в руках. Только с петель не сорви, а то ещё налетят, чтоб попялиться, пока мыться будешь. Я от тебя оттаскивать восхищённых зевак не стану, не надейся.       — Куда потом? — Стив отводит взгляд и слабо краснеет. Собственную резкую брань Брок и со скрипом назвать комплиментами не может, и всё, что ему остаётся, так это глаза закатить. Удержать в голове мысль о том, что этот недотёпа вылез из другого века, где вряд ли люди могли похвастаться настолько раскрепощённым, почти вульгарным общением, Броку удаётся с трудом. Видя его перед собой, он не может представить, что всю свою жизнь Стив прожил совершенно в другом социальном контексте.       — А потом на обед. Столовую тоже найдёшь, на четыре этажа вниз, а там на запах пойдёшь. Или за голодными парнями из отдела финансирования, они всегда первыми прибегают. Там и встретимся, — он отворачивается в сторону своих ребят и давит быструю усмешку: Родригес преувеличенно галантно подаёт Мэй руку, чтобы помочь спуститься с ринга, но лишь получает слабый подзатыльник в ответ. СТРАЙК направляется в сторону открытой двери его тренерской. И Брок привычно пробегается по ним взглядом, выискивая спрятанные травмы или что похожее. Дольше всего он задерживается на Таузиге, но тот выглядит здоровым. По крайней мере, со стороны.       — Хорошо, командир, — Стив негромко отвечает у него за плечом, и Брок аж мурашками весь покрывается. Его интонация звучит неожиданно покорно, словно бы соглашаясь с вертикалью их нынешних положений. Столь резкая перемена Брока удивляет, и он оборачивается рывком, подозревая какую-то дурную наёбку. Впивается взглядом в чуть неловкое лицо Стива, пытается заглянуть в глаза, но Стив свои отводит. И трёт ладонью шею сзади.       — О, как… Интересно. Мимикрируешь, значит. Поговорим об этом потом, — не отрывая взгляда от пожимающего плечами Стива, Брок поджимает губы, прищуривается подозрительно. В голове мгновенно всплывают слова Пирса о трусости и лжи Капитана, но он лёгкой, уверенной рукой сдвигает их в сторону. Худшее, что он может сделать, — опираться в своих суждениях и решениях на слова этого мерзкого скользкого кракена.       Стив кивает, тянется к заднему карману за блокнотом и записывает что-то. Уже дождавшись, когда весь СТРАЙК скроется в его каморке, Брок проходит мимо. Он не отказывает себе в удовольствии подглядеть за чужой записью, но, найдя на новой пустой страничке слово «мимикрировать», только хмыкает себе под нос. Похоже, биологии в прошлом веке Стива обучали херово.       Дойдя до своей каморки, он подхватывает дверь за хлипкую теперь уже ручку и закрывает её за собой. В небольшой комнатке не протолкнуться, но ему удается проскользнуть между Таузигом и Родригесом, что остались стоять у входа. Оба кресла перед его столом заняты Мэй и Джеком. Последний ленивым движением закинул ноги на его стол и уже успел сцапать фотку Лили в рамке. На его лице было неожиданно мягкое выражение, пока он рассматривал свою почти пятилетнюю дочь.       — Ждём, — по ходу забрав из чужих рук свою рамку с фотографией, Брок показывает Джеку язык и бросает короткое, приказное. Джек только глаза закатывает, переплетает руки на груди и смотрит на Брока скептично, чуть раздражённо. Виноватым, что забрал у него Лили, Брок себя не чувствует. Он ставит фоторамку на стол со стуком, валится в своё кресло. То откатывается малость назад, но быстро упирается в стену.       Четыре пары глаз смотрят на него в напряжении. Родригес чуть трёт плечо, в которое Мэй успела ударить его ещё утром, в порыве ярости. Таузиг шумно вздыхает. Они все прислушиваются к шорохам Стива: тот дописывает что-то ещё в своём блокноте, роняет карандаш — похоже, это его личный ритуал существования, — а после забирает вводные. Он совсем не торопится покидать зал, и Брок только нервно сжимает руки в кулаки несколько раз. По уровню подозрительности они все и так уже в красной зоне, и именно поэтому, только, блять, поэтому он усиживает на месте и не покидает каморку, чтобы выгнать Стива прочь громким матом.       Не проходит и двух минут, как тот уходит и сам. Дверь зала со стуком закрывается за ним, Брок быстро кивает Родригесу, и тот выглядывает из тренерской, чтобы проверить, действительно ли Стив ушел. На его лице сосредоточенное, напряжённое выражение, но проверка проходит успешно. Он закрывает дверь назад, кивает Броку.       — Ушёл, — и Брок медленно, тяжело вздыхает. Он позволяет себе наконец совсем немного расслабиться. Пальцы тянутся к переносице, трут её исступлённо. Боль в руке отвлекает, придавливает своим существованием, но Брок откладывает инъекцию на потом. Не имея и шанса подобрать слов, чтобы начать, он бросает в пустоту короткое и чёткое:       — Был у Пирса. Он хочет Капитана в ГИДРу, — неосторожность его тихих слов могла бы принести им сотню несопоставимых с жизнью проблем, но на его столе всё ещё лежит включённая глушилка, — Мэй с Родригесом были слишком заняты друг другом, чтобы забрать её утром — и Брок утыкается в неё суровым взглядом. Была б она человеком, уже бы вздрогнула и начала собираться, только бы свалить поскорее под натиском этого взгляда. Но она даже не пошатывается.       — Он хочет чего?! — Родригес подаёт голос первым и заходится надсадным, горько-весёлым смехом. Даже голову опускает, качает ею. Брок поднимает к нему свой тяжёлый взгляд. Конечно же, он его понимает — и сам проржался бы вдоволь, если бы не понимал, чем им может быть чревато это самоубийственное желание Пирса. Родригес не глупит и довольно быстро успокаивается. Опустившись по стене на корточки, он прочёсывает короткие волосы пальцами. Шепчет поражённо: — В какой же мы заднице, блять…       Брок хмыкает. Переводит свой взгляд к Джеку. Тот задумчиво покусывает нижнюю губу, хмурится. Он рассматривает свои руки увлечённо, но стоит ему почувствовать, что Брок смотрит в упор, как наёмник поднимает к нему свои глаза. Несколько секунд они молчат. Джек начинает первым:       — Скажи им.       И Брок тяжело вздыхает на пределе лёгких. Он поднимает руки, трёт уже обеими ладонями лицо, а после резким движением садится ровно в кресле. Подъехав вперёд к столу, он хлопает по нему ладонями и давит жесткий оскал. Его взгляд пробегается по лицам его людей, а после он говорит:       — Мы в дерьмище. Но, — Родригес поднимает голову, требовательно всматривается в его лицо. Мэй прищуривается, выжидающе. Таузиг только руки на груди сплетает и расправляет плечи. Брок ухмыляется, заканчивая: — У меня есть план, — и вся накопившаяся тяжёлая атмосфера рассасывается, как и не было. Ответом ему становятся две усмешки, задорный оскал Родригеса и уверенный взгляд Таузига. Из всех людей мира ему попались самые отъявленные головорезы и самоубийцы. Что ж, они были ему ровней. Потянувшись рукой к верхнему ящику стола, Брок выдвигает его, быстро находит шприц-ручку и подхватывает тот ловкими пальцами. Задумчиво покручивает, говоря: — Первая повестка этого собрания: увозите своих. Чем быстрее, тем лучше. В ближайшие полгода никакой толкучки не будет точно, но всегда есть эффект неожиданности, поэтому начинать советую уже сейчас. Если нужно кого-то фальшиво убить или сделать документы, все вопросы к Джеку, у него есть проверенные контакты, — подтянув кончиками пальцев рукав футболки, Брок быстрым движением делает себе укол обезболивающего чуть выше раны, а после бросает шприц-ручку назад. Судя по шкале заполненности, там хватит ещё на три укола. После, откинувшись назад на спинку кресла, Брок бросает Джеку быстрый взгляд. Тот усмехается, похоже, вспоминая о том, что его жена по документам успела скончаться уже раза четыре, за все четырнадцать лет их отношений. Точнее, четыре разные абсолютно точно не похожие друг на друга женщины — по документам, конечно же. — На вас не должно быть ни одного рычага давления. Ни единого. Если будут проблемы с оплатой новых документов, обращаетесь ко мне, либо к Джеку. Мы выходим на финишную прямую, и наш выигрыш будет полностью зависеть от того, как хорошо мы подготовимся.       Мэй поднимает руку с вопросом, и Брок притормаживает свою речь. Он кивает ей, замечает нервозность в её взгляде. Прорваться этой нервозности наружу наёмница не позволяет, произнеся лишь одно слово:       — Угроза.       Она даже не задаёт вопроса, только факт констатирует. Брок кивает, отвечая:       — А это повестка номер два. Мы с вами оказались в занимательном положении между двух огней, но это не самое весёлое. Самое весёлое то, что некий отмороженный кусок человека с железной культёй является верным другом нашего новенького. Моя теория такова: Капитан безмерно сильно привязан к своему другу детства и военному товарищу и согласится за его тушку не то что родину продать, свой зад на американский флаг растянуть, — Таузиг фыркает от входа. Продолжить Брок не успевает, бросая ему взгляд и тут же слыша ответное:       — Практики не хватает.       — Согласен. Именно этим я в ближайшее время и займусь. Если теория подтвердится, то можно будет говорить о том, чтобы купить за Солдата свои туши, когда ГИДРа начнёт разваливаться. А если нет, то придётся бежать. И не мне вам рассказывать о том, что бежать без балласта много легче и быстрее, — он вздыхает, косится на недовольного Джека. Тот весь замирает буквально в шаге от того, чтобы зачитать Броку долгую отцовскую речь о том, почему нельзя называть Лили балластом, но Родригес подаёт голос, не давая ему и шанса:       — С каких хуёв ГИДРа начнёт разваливаться? Она, считай, и Капитана пережила, и нас всех ещё переживет, — непонимающе смотря на Брока, Родригес хмурит брови, поводит плечами. Брок кивает согласно.       — Пирс хочет пустить в оборот проект «Озарение». Я не шарю, слышал лишь мельком, что-то про общественную безопасность и прочее говнище. Но судя по реакции Пирса, к тому же столь незамедлительной, этот проект ой как сильно может не понравиться Капитану. Поэтому за Стивом следим, подозрений в своей преданности делу не добавляем и прикладываем усилия, чтобы убедить его, насколько нынешнее поколение опасно для самих же себя. Ну, по крайней мере, Пирс отдал такой приказ, — усмехнувшись, он разве что не посвистывает надменно и насмешливо. Присутствие СТРАЙКа придаёт ему уверенности в том, что всё у них получится, да к тому же в лучшем виде. Не ради проигрыша он их гонял десять лет кряду.       — Сам отдал, пусть сам и исполняет, — Таузиг хмыкает, и Брок щёлкает пальцами, подтверждая попадание в яблочко. После кивает всем сразу.       — Именно так. Меня заебало по горлышко возиться с этим говном. Предложение следующее: до «Озарения» собираем информацию, так много, как получится, и следим за этим подопытным кроликом прошлого века, чтобы хорошо кушал, сладко спал и не терял в массе. Если «Озарение» не спровоцирует его, провоцировать будем сами. Жопы прикроем Солдатом. Не выйдет — сваливаем, — негромко хлопнув ладонью по столу вновь, Брок вздыхает и вытягивает ноги под столом. Таузиг смотрит с сомнением, Мэй задумчиво отвернулась. Джек хмурится, уже хочет сказать что-то — только бы не про Лили, ей-богу, — но Брок переводит взгляд к Родригесу. Тот кивает самым первым, даже не обдумывая сильно все возможные негативные последствия. Временами Брока реально пугает то, насколько он пустоголовый болванчик. Лишь временами.       — Если Капитан не привязан к Солдату, откупиться не получится. Но ведь дело не в самом откуплении, командир? — Джек заговорить так и не успевает. Вместо него голос подаёт Таузиг. Он впервые, кажется, на памяти Брока смотрит с опасным, подозрительным прищуром и странной злобой. Брок чуть приподнимает брови в удивлении, а после и ладони поднимает тоже, показывая, что сдаётся.       — Любить, так Королеву; украсть, так миллион, Таузиг. Тебе тоже не по душе вся эта ебала с ГИДРой, и не ври мне даже, что нет. Никому из нас она не нравится и не нравилась никогда, — он быстро оббегает взглядом других наёмников, подмечает согласные короткие кивки, а после вновь смотрит на Таузига. Продолжает: — Я не принуждаю. Я предлагаю. Если будет возможность и откупиться, и свернуть Пирсу шею — чудно, повеселимся на старости лет. Если нет, то просто свалим. Устроенной шумихи хватит, чтобы всё внимание ушло Капитану, узнавшему о живой ГИДРе у себя в штанах. Пока Пирс будет занят им, вооружим Солдата и прорвёмся за океан в какую-нибудь Ирландию или ещё в какое богом забытое место.       Таузиг кивает и расслабляется. Отчего он так резко разозлился Брок не знает, хотя в голове и мелькает быстрая догадка. Наёмнику могло показаться, что Брок хочет повести их под удар ради Капитана или его отреставрированного дружка, вместо того, чтобы спасать их шкуры. Что ж, врать себе Брок не станет: если в конце всей этой ебалы с щупальцами Солдат окажется там, где его будут нормально кормить и не будут ебать током каждые пять минут, Брок за него только порадуется разве что. А нет, так на нет и суда нет.       Никогда он не врал Солдату о райских кущах его будущего, прекрасно понимая, что эта ложь была не по силам и ему самому. Если Солдат случайно поверил, отнюдь виной Брока это не было.       — Высоко берёшь, командир. Я в деле, — Таузиг кивает, но остальные пока что молчат. Брок переводит взгляд к Мэй и дожидается, пока она заметит. Наёмница покусывает щеку изнутри, вздыхает напряжённо. Говорит негромко:       — Нам нужно оружие. И больше глушилок. И нужно рассказать Солдату. Если ему удастся вспомнить, он сможет повлиять на Стива. Солдат к нам уже привязался, — Брок, которому успело на секунду показаться, что она сомневается в том, чтобы согласиться, позволяет себе грубый смешок. Он скалится, отвечая самодовольно:       — Моя девочка… Хорошая мысль, зайка. Расскажем ему, никуда не денется, — кивнув, Брок смотрит на Джека. Тот запрокидывает голову и хмуро рассматривает потолок. Он молчит слишком долго. За это время Родригес успевает подняться на ноги и размять затёкшие голени, Мэй косится на часы и хмыкает какой-то своей мысли. Выждав достаточно, Брок зовёт: — Джек, твоё слово.       — Шансов мало. Код на Солдата не у одних нас есть, это раз. Стив пока что выглядит, больше как щенок-потеряшка, это два, тащить его на драку с многоголовой себе дороже. А Пирс только почует если наши заговоры, пристрелит даже не вызнавая всего, это три. Вероятность, Брок, ве-ро-ят-ность, — последнее слово он проговаривает буквально по слогам и поднимает голову ровно, отвечая Броку сосредоточенным взглядом. Утренний разговор между ними, может, и не успел исчерпать весь его запас эмоциональности, но в СТРАЙКе Джек всегда был более сдержан, чем наедине. Не хотел просто терять свой образ правой руки командира, наверное.       — Выглядеть он может как угодно, но в нём капитанского гонора много, Джек. Такие на жопе ровно сидеть не умеют. К тому же, он не идиот. И подозрительность его ещё до конца не проснулась, слишком много вокруг всего, новый век, новые обстоятельства. А как пообвыкнется немного, так с легкостью начнёт отделять друзей и врагов, — Брок закидывает руки за голову и уверенно смотрит на Джека. Для него нет смысла пересказывать им всем его вчерашний вечер и встречу со Стивом, они поверят ему на слово, не усомнятся ни в его выводах, ни в его решениях. И пусть их будет ебать волнение изнутри, пусть оно будет расчёсывать им рёбра и подгрызать мешки лёгких, они не поставят его авторитет под сомнение. Не после десяти лет работы бок о бок. — И, если хроники не врут, врагом ему лучше не быть. Вот тут и проблема: у нас у всех буквально печать на лбу алая в виде герба ГИДРы.       — Даже пусть так, что делать с Солдатом? А с Пирсом? Ты думаешь, он не знает, что у нас происходит? — Джек качает головой, хмурится сильнее. После трёт лицо ладонями. Брок поджимает губы, задумчиво. Отвечает:       — Не знает. Не спрашивай меня, не объясню, но шкурой чувствую, что не знает. Поэтому надо увозить Кейли и зайчонка. Раньше ещё можно было потерпеть, подождать, но сейчас таймер включён, Джек, — он скребёт пальцами по затылку, поводит плечами. Рука наконец затыкается, боль сходит и больше не отвлекает. Надо будет до обеда ещё успеть сгонять в душ и переодеться. День им, судя по всему, предстоит долгий. Вечером ещё нужно будет съездить на базу и забрать информацию по «Озарению». Качнув берцем, он отводит взгляд и добавляет негромко: — А с Солдатом разберёмся.       — Будешь искать учебник по нейропрограммированию? Это тебе не лекции по мудачилизму зачитывать, командир. Его не один год натаскивали, — Мэй хмыкает коротко, почти беззлобно. Но бьёт, конечно же, в самую цель, подмечая важное слепое пятно в их плане. Брок только фыркает, задумчиво щеку покусывает.       — Будем смотреть по ситуации. На крайний случай советую всем запастись убойной дозой транквилизатора и носить его с собой постоянно. А пока надо сидеть тихо и ждать шанса. Если правильно используем возможности, то и смирительная рубашка для буйных не потребуется, — качнув головой, он возвращает взгляд к Джеку. Мэй только хмыкает в ответ, но больше ничего не говорит. А Джек морщится, качает головой. Он не позволит себе показать, насколько сильно переживает за жену и дочь, пока они все здесь, и это даже к лучшему. Брок маяться с его волнениями сейчас не желает.       — Это буквально самоубийство, Брок. Буквально, — смотря на него в упор, Джек опускает руки на подлокотники и прикрывает глаза. Он уже согласен, это видно по его лицу, но продолжит набрасывать все свои сомнения в ближайшее время. Впрочем, за это Брок его здесь и держит. Каждого из них на самом деле. Потому что они прекрасно выдерживают свои волнения в полевых условиях и потому что всегда накидывают ему подмеченные слепые зоны, которые после они вместе с успешностью закрывают. Будь Брок хоть в десять раз умнее, ему всё равно не удалось бы продумать всё до мелочей. Впятером они сильнее.       — Да, возможно. Но если мы не начнём сейчас, мы все подохнем точно, Джек. Ты со мной? — потянувшись вперед, он протягивает Джеку ладонь, и тот принимает рукопожатие, не задумываясь дольше мгновения. Что и требовалось доказать. Ухмыльнувшись, Брок поднимается с места, потягивается и бросает быстро, надменно: — Ну, что, смертники. Попробуем спасти этот мир снова? А то они опять без нас нихуя не справятся.       Наёмники согласно фыркают, Джек с Мэй усмехаются надменно, поднимаясь со своих мест тоже. Они все прекрасно понимают, что, пускай речь всё это время и шла о спасении их собственных задниц, было нечто большее во всём этом разговоре.       За все годы работы на ГИДРу они знатно задолжали. И пускай Брок с усердием вновь и вновь повторял, что они свалят чуть что, — он лгал так же открыто, как и они лгали ему в ответ. Никто из них сбегать не собирался.       Потому что у них был план. И пускай он все ещё требовал доработки, но план был нацелен на победу.       Как, впрочем, и всегда. ^^^       — Слышь, Брок… Глянь, этот один сидит, будто прокажённый, — Родригес, стоящий в очереди перед ним, негромко окликает Брока и кивает в сторону самого дальнего стола. Его поднос негромко гремит вдоль линии выдачи. Он опять набрал себе дочерта много мяса, и Брок только морщится слабо. Он, конечно, догадывался, что Родригес не умеет готовить — хотя тут и догадываться было нечего, — но что тот ещё и питаться нормально не умеет, даже не подозревал.       — В коридорах шепчутся, что Фьюри выдал приказ к нему не соваться, — Таузиг, стоящий за Броком, негромко отзывается. Свободной рукой подхватывает себе дополнительную порцию мяса. И этот туда же. Брок закатывает глаза одновременно отвечая этим движением и на чужое действие, и на слова. Бормочет раздраженно:       — Ох, ну да, если он будет изгоем, это же ему всяк поможет лучше влиться в коллектив. Мы что в старшей школе? Одни дебилы вокруг, ей-богу, — сморщившись, он подхватывает себе на тарелку зелени и овощей на пару. После ставит тарелку на поднос. Сильного голода не ощущается, как, впрочем, и желания давиться почти безвкусной рабочей жратвой, но выбора нынче слишком мало. Его задача сейчас — дать Стиву пространство для создания чарующей доверительной атмосферы и волшебного ощущения всеобщего принятия. Эта задача вызывает явную тошноту. Подвинув свой поднос дальше, он подхватывает стакан с водой и добавляет: — Фьюри идиота кусок.       Родригес давит тихий ржач, Таузиг тоже отзывается, хмыкает. Брок на них больше не смотрит. Оставив Родригеса выбирать себе выпечку — выпечка и мясо, заебись, конечно, и как его тело ещё выживает, — он подхватывает свой поднос и тащится через всю столовую к столу, за которым сидит Стив. Несколько человек косятся на него между делом. Брок косится на окружающее пространство тоже, но Наташу взглядом не находит. В столовой она вообще появляется довольно редко и лишь в двух случаях: если ей скучно, и она хочет погрызть Броку мозги или если на раздаче есть зелёные свежие яблоки. Их она тоже — не удивительно — любит грызть.       Стив сидит за своим столом и хмуро гоняет по тарелке те же овощи, что взял себе Брок. За то время, что они все строили из воздуха план по спасению его задницы, Стив успел переодеться в форменную тёмную футболку, камуфляжные чёрные брюки и берцы. Даже не видя его в полный рост, Брок затылком чувствовал — выглядит это чрезвычайно горячо. В особенности накачанные грудные мышцы. Непонятно, конечно, какой идиот додумался, видимо, дать Стиву футболку на сто размеров меньше, но Брок отнюдь не мог сказать, что это вызывало у него хоть немного недовольства. К тому же, у горла Стива больше не было этого уродского клетчатого воротника, и можно было насладиться видом сильной светлой кожи шеи.       И пусть бы даже сама мысль о том, чтобы насладиться чем-то в Стиве, Броку слишком сильно не нравилась — она была тошнотно-опасной, — подходя к столу, он позволил себе поглазеть недолго. Ровно до того момента, как внизу живота появилось чёткое, настойчивое желание укусить эту гордость нации за кадык.       Дёрнув головой и вышвыривая из сознания весь похотливый мусор, Брок поднимает взгляд выше. Стив выглядит очень сосредоточенным. Головы он старается не поднимать, а плечи наоборот округляет так, чтобы казаться меньше и незаметнее. Это определенно уморительно, ведь совершенно точно невозможно — при его-то габаритах и статусе. Если не вглядываться со стороны, можно и не заметить, насколько ему не по себе, но Брок привык смотреть глубже и дальше, чем внешняя привлекательность и вертикаль уставных положений. Он, конечно же, сходу всё замечает. И не удивляется даже, понимает всё прекрасно, только у Брока врождённое отсутствие тактичности, и он ставит свой поднос на чужой стол с завидным грохотом. Стив не вздрагивает, похоже, заслышав его шаги заранее, и только голову поднимает.       — Что? Невкусно? — Брок кивает на его поднос, усмехается. Стив тоже пытается натянуть на лицо улыбку, но выходит криво. Он пожимает плечами, отводит взгляд и бормочет что-то невразумительное. Брок усаживается на скамью напротив него, плечами поводит. Отсутствие боли в руке всё ещё непривычно, но неожиданно делает его день на полшишечки лучше. Не только оно, конечно, — о Пирсе Брок старается просто не вспоминать. И говорит с присущей ему колкостью: — Знаешь, как быстро найти в толпе параноика? Он всегда держится в углу напротив входа, чтобы видеть всех и всё окружающее его пространство, а за спиной оставляет только стену.       Стив бросает на него быстрый взгляд, после оборачивается зачем-то, чтобы глянуть на стену за своей спиной. После вновь смотрит на Брока и выражение его лица меняется на растерянное, но лишь в глубине зрачка. Снаружи он весь твёрдый, непробиваемый и серьёзный. Брок перехватывает мысль о том, что из него мог бы получиться идеальный двойной агент ГИДРы, и тут же её вышвыривает.       Мысль вызывает тошноту.       — А, нет-нет, я просто… Это просто единственный свободный стол был. А лезть к кому-то я не решился. Я тут никого не знаю, — Стив качает головой, уверенный в том, что смог опровергнуть все подозрения Брока. Тот уже и хочет бросить колкость и отметить тот факт, что само его высочество Капитан Америка на что-то, да и не решился, ой! Но Брок, не привыкший сдерживать собственные язвительные порывы, решает неожиданно оставить эти слова при себе. Вместо этого он говорит другое:       — Так-то оно так, но ты мог выбрать любую из двух этих скамей, и всё равно сел на ту, что позволит тебе прикрыть спину стеной, — Брок указывает на него подхваченной вилкой и давит колкую усмешку. Стив горбится, словно пытается спрятаться от этих слов, а может быть, и от всего этого места. И голову опускает, пряча растерянное выражение лица от рассевшихся за другими столами агентов. Чуть помедлив, Брок добавляет серьёзно: — Не ссысь ты так. Я бы больше удивился твоей тупости, если бы ты сел спиной к центру помещения. Это нормально никому не доверять и держать обстановку под контролем. А в твоей ситуации ещё и достаточно умно.       Стив поднимает к нему голову, наблюдает за тем, как Брок засовывает в рот варёную морковку и морщится — у него на губах появляется мелкая улыбка. Брок жуёт через силу, но сильно не расстраивается. Он уже давно привык к ненормированному режиму питания и постоянной подкормке из питательных батончиков. Лишь редкими свободными утрами или вечерами да в сочельники ему нынче удавалось приготовить что-то стоящее.       — Да, наверное… Но ты сидишь спиной к центру помещения, — Стив отводит взгляд на мгновение, кивает какой-то собственной мысли, а после возвращает его Броку вместе с последней фразой. В его глазах столько хитрожопости, что у Брока сердце заходится резкой тахикардией. И он не знает и сам, что восхищает его больше: эта мальчишеская непосредственность, что выглядит, как явные заигрывания, или то, насколько быстро Стив адаптируется.       Брок не давится только потому, что успел проглотить свою мерзкую морковку. Он позволяет себе усмешку, приоткрывает рот, чтобы бросить что-то очень вульгарное в ответ, и, к собственному жуткому сожалению, не успевает. Из-за спины, очень близко, слышится чуть злобный голос Родригеса:       — Это потому что мы его жопу прикрываем, Кэп. Когда нас нет, командир носится вокруг своей оси и перепуганно орет на всех не прерываясь, словно мелкая чихуахуа, — Родригес смеётся с собственной шутки, обходит стол и садится подле Стива. А тот буквально дыхание задерживает, чтобы не захохотать в голос — у него чуть краснеют скулы и в глазах столько озорства, что и на весь Диснейленд хватило бы. Стив смотрит на Брока не отрываясь, ожидает его реакции, уже, видимо, уяснив, что тот больше рычит да скалится, но кусается очень и очень редко. Брок только и может, что медленно с каменным выражением на лице перевести устрашающий, смертоносный взгляд на Родригеса. И Родригес смеётся прямо ему в лицо так, словно не они полчаса в его каморке обсуждали переворот буквально государственного уровня. Конечно же, он мстит за утреннюю стычку Брока с Мэй, и этот раз вряд ли последний. Пока он не вызлится, будет и дальше ходить вокруг да около и позволять себе неуставные колкости. За каждую из таких он, естественно, будет получать от Брока наказание, но Родригеса это ничуть не волнует.       Он злится, хоть и не показывает этого явно. И пока его злость не уйдёт, Брок будет пожинать плоды принятого им решения.       — Понятно, — Стив бросает короткое, вновь опускает голову к своему подносу. Брок бросает ему взгляд и стискивает челюсти. Ему и самому смешно, самую малость, но он удерживает этот злобный образ. Бросает быстрое:       — Если ты сейчас заржёшь, будешь с ним сто кругов по этажу бежать после обеда, Кэп. Только, блять, попробуй, — Стив поднимает к нему хитрющие, большие глаза и как ни в чём не бывало качает головой. Только губы поджимает до побеления, они так и норовят растянуться в улыбку. Брок накалывает на вилку, не глядя, ещё один кругляш морковки и суёт его в рот. Даже не морщится, чтобы только взгляда от Стива не отводить и глаз не закрывать. Родригес весь подбирается от несправедливости.       — Сколько кругов?! Да я ж пошутил, командир, шутка это была, ну, командир, — он мотает головой, смотрит на Брока большущими глазами. Брок на него не глядит, всё ещё наблюдая за Стивом. Тот медленно успокаивается, выражение его лица становится серьёзно-растерянным. И скулы медленно-медленно краснеют: это настолько охуительно выглядит, что Брок вдавливает пятки в пол, удерживая себя на месте. Что бы там в нем самом ни было, он не имеет права выдать это Стиву ни сейчас, ни когда-либо. И взгляда отводить не станет тоже.       — А ну-ка цыц, прямые приказы не обсуждаются! — бросив в сторону Родригеса лишь слова, он всё смотрит и смотрит Стиву в глаза. Они не борются своими взглядами, но и не разрывают зрительного контакта. И чем дольше Брок смотрит, тем сильнее его затягивает. У Стива глаза, что лазурная вода океана, но не на глубине — у самого-самого берега. И его затягивает безжалостно.       Стив не отводит взгляда тоже. Щеку изнутри закусывает, чуть сводит брови. Он смотрит дружелюбно и предлагает Броку то же, что в своё время ему предложил Солдат — жизнь. Такие предложения не по проклятущую шкуру Брока, и принимать он их не станет.       Не станет. Ага, как же.       На удачу к столу подходит Джек, усаживается по другую руку и грохочет своим подносом. И Брок смаргивает наваждение, отворачиваясь. Стив откашливается неожиданно, только вряд ли он подавился чем-то. Родригес этого, конечно же, не понимает и хлопает ему между лопаток. Вместе с собой Джек приносит новости о том, что Мэй опять застряла с кем-то болтать в центре зала и стоит там уже несколько минут.       Хмыкнув, Брок оборачивается себе за спину и быстро находит Мэй взглядом. Только бы не смотреть на Стива вновь, только бы не пересекаться с ним взглядом и не позволять себе даже мечтавшей мысли: насколько сексуально будут выглядеть его соломенные, светлые пряди, если запустить пальцы ему в волосы и притянуть для поцелуя. Мысль допускает себя сама, и Брок нарочно поводит больной рукой, но та не болит — он только глаза закатывает раздражённо. И заменяет дурную мысль воспоминанием изгибающегося в процессе обнуления Солдата. В ушах становится его крик. Вся похоть сворачивается и вымирает. Перед его глазами остаётся лишь зал столовой и Мэй. Она болтает с кем-то из сотрудников стрельбища, похоже, уже начав выяснять что-то относительно оружия, которое может им понадобиться. Только оставлять её там Брок не станет — они всё ещё должны вести себя естественно.       И самым естественным для него становится громко, хлёстко свистнуть на всю столовую. Почти все, кто есть вокруг оборачиваются к их столу, — ну точно старшая школа, ей-богу, Фьюри действительно вслепую кадры набирает, — но Брок полностью игнорирует это. Зовёт нагло и резко:       — Мэй, зайка, пиздуй, блять, за стол, а!       Мэй бросает ему быстрый, чуть раздражённый взгляд, и Брок оборачивается назад к своему подносу. Стив, успевший сбросить весь свой смущённый морок, напряжённо смотрит на него несколько секунд. Он уже приоткрывает рот, желая, судя по всему, отчитать его этим своим порочным командирским тоном. К его губам Брок взгляда старается не опускать, вместо этого заранее его перебивая:       — Да-да, тут женщины, а я — матерщинник. Ещё теперь они все пялятся сюда. Но не мне тебе рассказывать, Кэп, что прятать всегда нужно на виду, разве нет? — Брок легко кивает на его руки и усмехается. Стиву даже взгляда на свою тарелку бросать не нужно, чтобы понять, о чём речь: он не контролирует силу и банально занят тем, чтобы как можно более безопасно наколоть овощи или мясо на вилку, при этом не сгибая её вдвое. Стив несколько секунд смотрит в ответ задумчиво и недовольно, после кивает. Он так ничего и не отвечает, и эта покорность почти играет с Броком дурную шутку — не успевает. Мэй оказывается у стола, подаёт голос и добивает его либидо окончательно своей интонацией:       — Вот поэтому ты и сдохнешь одиноким, командир, — она обходит стол, усаживается по другую руку от Стива. И ставит свой поднос, качая головой неодобрительно. Брок позволяет себе короткий смешок и невольно отмечает, что, по крайней мере, она положила себе эти мерзкие на вкус овощи. Хоть что-то. Но его губы растягиваются в широкой, наглющей ухмылке, когда он отвечает:       — А ты — замужней, — он поигрывает бровями самодовольно, и Мэй тихо материт его на французском. Такое от неё услышать — большая редкость, перепадающая им лишь когда она действительно счастлива, и они все замирают даже. Родригес сентиментально роняет вилку на пол дрогнувшей рукой, и тут же подрывается из-за стола, чтобы взять себе новую на раздаче. Пока он отходит, Брок успевает заметить, как у него загорелись смущением уши.       Ему остаётся лишь глаза закатить и усмехнуться. А после — неожиданно вновь встретиться взглядом со спокойным, чуть смятенным Стивом. Тот смотрит открыто и уверенно. Шепчет беззвучно одними губами:       — Спасибо.       И Брок усмехается ему властно, чуть свысока. Он кивает, принимая эту благодарность. Пока его разум перестраивает весь их план на тот случай, если это размороженное чудище с проблемами с самоконтролем и капитанскими замашками свалится ему в постель. Добивать своё либидо вечно не получится, особенно, если их закинут к Солдату ещё раз, другой, третий в промежутках меж тренировками Стива — ему нужно быть готовым к любой вероятности событий. Ведь всё дело далеко не в том, насколько хорошо гордость нации трахается или глубоко берёт. Дело в том, какие у этого будут последствия.       И пусть Стива разморозили меньше недели назад, пусть он и не похож на того Капитана Америку с военных хроник, но отчего-то Брок натыкается на железобетонную уверенность: Стив, весь из себя такой честный и искренний, его не простит. Если между ними закрутится что-то, то после, когда Брок предаст его, Стив не простит. И это может быть важной, почти ключевой помехой.       Потому что Брок в любом случае предаст. ^^^