«Зеркало Атонмет»

...

Пятьдесят восемь. Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо скучны.

На одном из стульев, главной в коллекции был изображён мистический кот Бет, на гармонике кошка-прародительница Гамма. — Альфа, — вдруг выпалила Лу, — э-это…это зал, где они выступали, помните? Ганс что-то припоминал, видел в принесённых материалах Кари и Даниэль. — Опять кто-то воспользовался недовольными, чтобы что… — на секунду он задумался. — Грязные дела решаются? — Общее какое-то возбуждение, Фицджеральд, ага, — Лу зевнула, — ничё, что без «месье»? Только сейчас заметилось, точнее обратило на себя внимание: обстановка настолько, казалось, что стен, пола и потолка не было вовсе; наверное, это давило. Дверь открылась, единственный тёмный объект, зашёл Баретти, сморщившийся как от головной боли. — Нет, «чё»… — Гектор. — И? — Раскриви рожу обратно! Ганс, упав лицом в светлого оттенка Луны стол, хохотал и только сейчас до него дошло: ремонт недоделан, плохая попытка придать сходства с космосом. — Лихорадка. — У кого, — спросил Баретти, копируя позу; зевал, думая, что его никто не видит, — а, Ганси? Ээээ…аааа…ууу!!! Чтоб ты сдох! Забавляло, оставалось лишь пояснить свою догадку и уйти домой. Нарсису. Исполнять обещанное, фантазии. Свою ночную смену он сдал. — А что, месье ТУПОЙ ЕБУЧИЙ СКАНЕР, не увидель сваим третим глазам, а-ха-ха, — пришлось уворачиваться самому, — да? Лу в их перепалку не вмешивалась: рутина. — Я под блоком, идилот, — жалобный голосочек, — Анна надела…вот. — Ну, не на хуй ж тебе наде… «Пха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ой, не могу! — все знали, что Лефевр придёт только через полчаса. — Подождёшь, не ожидал!» По пути к выходу встретился Фарук, точно так же с ночной смены, поздоровались, посплетничали, только немногословный почему-то не удивился. — Ганс, она полна сюрпризов. — Ночная смена? — Анна, ха-х, твой надёжн… — Фарук! Хотелось спать, солнце слепило в глаза, приятная прохлада утра слегонца бодрила. Значит, Альфа, Бета, Гамма…

…

— Альфа, Бета, Гамма, — повторял Ганс, срывающимся голосом, полдня спустя под любимым; пот градом стекал, хотелось резче, быстрее, острее, жёстче, — Дельта. Усмешка-укус в подставленную шею, крепкие ладони на грудных мышцах, заразительный смех, поцелуй: мокрый, скользкий, но…но…под ритмы толчков, заставляющий раскрываться-раскрываться-раскрываться. — Осталось её только найти? Да? — Нарсис вышел, заменяя член пальцами, массировал простату филигранно, смотрел в глаза-на головку-в глаза-на шею. — Ещё? Простыни смялись, лилось семя, прогибался матрас, подушка съехала (или была специально подложена) под копчик, заставляя выгибать задницу и раздвигать ноги сильнее, приподниматься, просить, смотреть в потолок (не в столь желанные серо-голубые), демонстративно закусывать, тут же ласкаемые чужим языком, губы. — Хочу…хочу смотреть на тебя… — Неудобно. — Нарси! — Лад-но, — ладонь надавила на поясницу, — а так? — издевательски-бархатный тон, змеиный тембр, соскальзывающие нотки; Нарсис, держащий Ганса, прекрасно знал про «не-воз-мож-ны-е» точки». Чувствовал. — Сердце? Как сердце?.. — даже в этом вопросе: море эротической лести, сексуальной заботы, дозировано подавшейся, как дань знаний о триггерах. — Не стучит…сильно, не болит, мой хороший?.. Ганс, непомнящий себя и непонимающий, зачем ему «какая-то там Дельта», кончил, суча ногами и сжимая-разжимая кисти, впустил в себя ещё раз, вымаливая, выпрашивая, требуя, отдавая и беря: да, он брал нежность, любовь, защиту, надёжность, а отдавал доверие в моменте, отсутствие паники, покорность игровую, бутафорскую (обычная покорность Нарсису не нужна), веру. —…это…это буквы греческого же алфавита! — Конечно, — правая рука, с клеймом: накрыла правую чистую, чистого, — да. Даа-да-да!!! А, ты о деле? — поцелуй в висок. — Дай мне кончить, и будем о деле… Инквизитор поймал себя на мысли, что не прочь вернуться в прошлое и отдаться…в той своей, гнусной ипостаси; ему бы понравилось: бесился, плевался, но всякий раз ласкал себя, лишь представив эту красивую правую, с проработанным рельефом, руку. Тогда ещё с тремя серебряными. — Ты уже кончил…Нарси! Грубый укус в шею. — Нечего так бормотать, — улыбка, потирание, зализывание, — обожаю твои грани… — Кто-нибудь меня избавит от привычки… — Не-а, зачем? Они не пришли к делу, засыпая в объятиях; если и было неприятно и грязновато, однозначно не сейчас: оба устали, хотели расслабиться.

…

К ночи Ганс стал бубнить, мол чувствует себя мерзко, всё время принюхивается, плюясь. — А мне даже нравится. — Нарсис, — лёгкий гнев утих от удивления, — а? Ты СЕЙЧАС СЕРЬЁЗНО? Извращенец. — Ха-ха-ха, что, если помою? — Нам на смену! — Ах, да…забыл, упс… «А пробку в анус вставить не забыл, — у Ганса всё поплыло перед глазами, — не хотелось бы расстраивать доктора Бэра…чёрт, под мой размер подстраивается!!!» — Только…если ты, — слова не шли, — если помоешь меня. Только помоешь. — Конечно! «Только мытьё» превратилось в обряд посасывания ступней и пальцев на них, к языку по своду, к зубам у щиколотки, целовании ноги по всей длине. До бедра. — Ой… — Я причинил тебе…вред? — Небольшой, — Ганс подставлялся под струи в душе, ластился, вода заткала в рот, — вот. Нарсис с ужасом разглядел кровь, стекающую вниз и втягиваемый, сквозь ноздри, воздух, покачал головой. — Ганс! Дурак, ой…прости, не терпи любимый, поплачь. Ты чего? Молчал, чего? А? — ласковость, нежность, лечение мазями, общие слёзы, объятия, дрожание от, залетающей внутрь, колючей прохладки, и пробивающегося люминесцентного острого синего света. — Не знаю…чего-чего? Бывает? Руки и глаза эмпатика. Кивок. — Да? Даже так? — Как? — Если ты…меня… Ганс, игнорируя тянущие спазмы, открыл глаза, обвёл мутноватым взглядом всё, усмехнулся. — Месье Уэйн, если мне не будет больно, — он наклонился, — мне… — голос сел, охрип, растрескался. — Мне даже на смертном одре, — укус в кадык, — с колом в заднице, — грубые ласки, царапающей пятернёй, — не будет больно!!! Чтобы тебя, да-а-а, не то, что какая-то там царапина. Нарсис облизнулся. — Царапина? Брр, с колом не надо… Медленно они двинулись обратно в спальню.

…

Боль переросла в лёгкую агрессию. Агрессия в страсть. И бешенный ритм: глубина чувствовалась, как и отсутствие практики широкого проникновения. Заткнутый, широкой инквизиторской ладонью, рот; смуглые пальцы на поджаром торсе, наглый взгляд, массаж дёсен, кончика языка, нёба. — Жаль ты не можешь смотреть, — Ганс входил-входил-входил, — очень жаль, Нарси! — Не дразни… — Да? — издевательски-красиво выщипанная бровь взметнулась вверх. — А-а-а, моя головка, широкая такая, ну, ты её видел: да, видел, только что скрылась…полностью, представляешь, родной? — Конечно,…конечно-конечно, Ганс!!! — Нарсис вцепился ему в плечи и заругался громко, кончил, помогая себе и позволяя целовать собственный, подрагивающий, член. — Сволочь ты, Гюлер. — Давно Фийджеральд, но мне нравится, — говорить с извергающимся органом за щекой трудно, — давай ещё, дерзи мне…как в прошлом? Помнишь? Это вызывало улыбку и относило в светлые, почему-то напрочь стёртые моменты, где мир ещё несправедлив, и интриги Викария Жана-Франсуа так запутанны и страшны. Дверь давно в мозгах обоих, особенно бывшего капеллана, конечно, давно заменила цвет, форма стола правильные контуры, а фрагменты сцен очертания. — Фийджеральд? Ха-аах, м-м-м. — Угум, Нарси, — говорить о чувствах давно минувшего (минувшего ли? там чувства горячее всех костров-лав-вулканов и гейзеров), лениво ласкаясь, томно. — ты тогда ещё пришёл ко мне…после пьянки. Век этого не забуду! — Без отчёта, Ганс. — Ага, я тебе…тебе, эээ, после этого нахамил. — Не совсем так… Стало совсем не по себе. — Тогда я…ещё месье Гюлер, сразу после открытия стелы, наговорил уйму гадостей, гнусностей и обидных нелепостей. Запорол множество документов. Получил замечание от Приора, Марка и прочих коллег…а потом…а потом… Нарсис сгрёб возлюбленного в охапку, укутал в псиэмпатию, потёрся носом о нос. — А потом чувствовал себя как, проклятье, прости дерьмо, да? Плакал у меня на плече? В Корпусе? И… —…и ретировался, — стыд сгорит не сразу, ему нужно время, — был ещё Бэр, студент ещё, бар, Рид, опять чёртова Рид! «Ставшая моей отправной точкой. Пси моя первая отправная точка, какая же у тебя, Лу?»

…

Пятьдесят девять. Помни, почему ты боишься меня.

«Какая же у тебя, Лу?» — Ганс? — телекинетичка практиковала что-то из тонкого искусства сверхспособностей, как фокусник, постоянно тренирующий ловкость. — Что какая? «Да, блять! Опять мысли в слух?» — Нет, я, — Баретти нагло улыбнулся, — не думай так громко…не могу ж пить колёса всё время. — Фу, Гектор, место, — Анна постучалась уже после того, как войти, — где твои манеры? Булочка моя сладкая, ты судочек забыл, там рисик, овощечки и огурчик, всё как ты любишь, хорошо? Ам. Вкусно? Тот густо покраснел, но засветился от радости. — Мадмуазель дразнится? — Немного. Ну, я упорхала. Чёрт пюпитр! Столкнулась в проёме с Нарсисом, они друг другу немного едко-дерзко улыбнулись и, хихикнув, поздоровались. — Какие высокие отношение, Лефевр… — Я Баретти давно, стоило заучить, месье бывший чуть-не-баретти и будущий гюлер-не-гюлер-фицджеральд-ральд, — она задумалась словно на секнуду, — о! Простите: ОЗАРЕНИЕ ПОЭТА, месье дюраль! Белый-белый кабинет аплодировал, стоял смачный смех с посвистыванием. Мимо, переглянувшись шли трое. Приор, Ришар и Марк. — Кому-то явно надо меньше курить. Кто-то так дышит?! И это боец? — Фарук, Иво. — Лариса бы не одобрила… Нарсис, закрывая дверь и словно бы обращаясь вникуда. — А вот Анна бы да. — Нарси, ты слишком много внимания… Опять и снова развеселили расследовательную группу. — Месье дюраль, мы-таки к делу перейдём, да? Нэт. — Рид!!! — Нарсис изобразил скуку. — Даже не пытайтесь, вам бы только на рынке…перцами торговать. Ганс углубился в материалы, как заведённый повторяя: «Альфа, Бета, Гамма, Дельта» но тупые и смешные каламбуры, ставшие их вполне ничего, затягивали. — Националист, — обиделся Гектор, вставляя фразу на незнакомом никому языке. — Ты ж итальянец? — По фамилии да…но дальняя родня имела кавказо-азебаржандско-грузинские корни, последних больше… — Генацвале…эээ, сканер усатый! Месье генацвале, сканер усатый! Какое там дело. Ну, его котам под хвосты!!!

…

экран:

коты — гармоника — стулья

лихорадка — порода — ноты — аккорды

карта!!! — море!!! — острова!!! — аборигены!!!

— Что? — Ришар в упор смотрел на экран, снова во временном штабе. — Слова не лишние? — Я понял…просто, ты же как-то додумался до…ре-а-кци-о-не-ра. — Это логично…ты раньше осла мог словить…Гюганас! А-ха-ха… Марк, выросший как будто гриб после засухи, никто не ждал его сегодня тут, прокашлялся. — Месье «кхм», и тебе привет. — Очень смешно, Линт, муж чайки из автобуса, да, Гю…тьху, и у стен есть уши… —…и зовут эти уши: Иво. — ДА КАК ТЫ… — Успокоились. Оба, — Лу пришла следом, злая и сонная, — может обратно пойдём? Ты документы обратно занёс? И чё? Всё, — нет, никуда, ни-ку-да не деться от образа и поведения термиты, так даже к лучшему, — бля.

...