«Зеркало Атонмет»

...

Сорок шесть. Вернуться нельзя. Можно жить или тут, или там. Никто не живет в двух мирах сразу.

Первый поцелуй за продолжительное время. Возбуждения, в привычном смысле, не было. Просто дикая радость: желание защитить, приласкать, укрыть, чувствовать, любить. — Если повезёт, снова...смогу, ну, ты понял, да? — Ганс прятал руки в перчатки от ветра, налетевший осенний ветер мешал, скоро зима. — наверное, помру от счастья. — Не надо, Гномик. Их длинные волосы развевались, цветы вплетённые, стразы. Даже утеплённая форма не могла скрыть от прохлады, да послабление для инквизиторов от месье Зола, всё больше мест становились пригодными для жизни за, панславянская диаспора действительно начала процесс репатриации, уезжая в экспедиции далеко-далеко. Рискованно. Возвращались не всё, но благодаря им: открыты ценные источники ресурсов, пока без добычи, но...шанс вернуть себе...мир, шанс вернуть всё. По такому поводу их выдающиеся криокинетики нашли доштормовые ветки железной дороги, а первый спецпоезд обозвали Ермак-1. Южане просились в Африку, восток хотел исследовать восток. Хотел ли Ганс хотя бы раз, хотя бы одним глазком увидеть территории бывшей Турции, Германии, а может и России, Украины и Беларуси? Да. Пусть, одна из его идентичностей связана с травмой, не сама же идентичность виновата. — Боишься увидеть мой хладный труп? «Что я говорил про сладкие усики, да, — слёзы, — сейчас пышнее, и слаще, Нарси!» — Ты только представь...ну, скоро я буду отзываться не на «месье Уэйн», а «ну, ты понял, да!», — капеллан его сердца хохотал, — представь...и бац, ты помер! Точно. Смешно! — Пойдём к психиатру сходим? — Вместе? — Да.

…

Сходили. Месье Ру отметил положительные результаты, но определённых прогнозов не давал, сексолог тоже разводил руками. — Полноте, месье Фицджеральд, — фамилия нашла отклик в душу, связь, пусть Гюлер из положительного: дядя Реджи, Сабри и Мила, — учитывая специфику, это даже хороший...доктор говорил подобное? Ганс кивнул. — Поймите, — сексолог хмыкнул, — думаю...придётся открыться, м-да. Этика, всё равно...я не ваш постоянный, — прошёл к бару, достал бокалы, — садитесь, месье, — это вызвало напряжение, — пха-ха, чёрт. Звали его Руперт Гринт. Точь-в-точь как доштормового актёра, прославившегося в Гарри Поттере, этот похож даже: нестабильный неясник, граничащий с телепатией, но визуал больше; сталкивался с лобби в подростковом возрасте, имел партнёров (скорее как Марк) разного пола; абьюзеров… —...и как-то раз, — Руперт уставился в стену, — меня «наказали» так, как и вас; узнал то, что знать было не положено, попытался маякнуть полиции, Инквизиции боялся, как огня, мозги знатно промывают, адептов их видели? Запугали, что из-за статуса, вы поняли...собственно, проблема и привела на порог медицинского… С удивлением Ганс обнаружил: сексолог бегал за Сабриной, был навязчивым, клялся в любви — постарше него, только-только пришла на кафедру, крови попил немало. — Потом стыдно стало, отец её дочери, хоть и алкаш, где только нашла, простите…видите, какой я… — Это лечится, — Ганс рассказал про себя, — проходил подобное. — Так вот, они хоть в разводе, то ли и не расписывались, но...тыл у мадмуазель Гюлер надёжный, пришёл мне и, нет, он меня не бил...спасибо бы ему сказать, поговорил, как папа. Мои родители умерли достаточно рано, приёмная мама работала сутками напролёт...а он, — Руперт расплакался, размазывая голубую тушь, — познакомился с одним тут… — под медицинской шапочкой застряли два блондинистых волоса. Интересная история. Вот тебе и сосед Лу: Гринт тогда ему секс предложил, сам полез, но мужик чуткий и понимающий; просто покачал головой и защитил, став опорой. — Поэтому хорошо. Ваш организм боится, что секс может связаться с этими воспоминаниями, понимаете? Вы боитесь стать таким же…

...

«Вы боитесь стать таким же…» — конечно. Означало: Я. ЧЕЛОВЕК. — Конечно, — ответил на его мысли буквально месье Зола, — давно, можно пожму вашу руку? — Опять будете говорить. Что избавил? — Да, главное не расслабляться, не...не в том смысле, а...когда человек, переживающий потрясение ждёт чего-то, покоя, не замечая, как… Весьма сумбурные объяснения. Шаткие. Валкие. Сидят рядом Марк, Кей и Лу: партия бриджа, видеоигры, компот. — Месье Зола...Иво, — смеялся Ганс, — выглядит как в игре найди лишнее...или в младшешкольном домашнем задании. Марк салютнул большим пальцем, взмахнув рукавом свободной рубашки: повиднелся браслет, не жёсткий. У них у всех одинаковые браслеты. — Поздравляю! Кей глянул, не скрывая гордости и ехидства. — Предвосхищая ваше любопытство, месье Фицджеральд, — тоже немного приукрасил имидж, стал носить очки на гаррипотеровский манер, — решили, зачем терять, что уже есть, если...нравится, и так можно! Забавляло. Почему-то. Рад за товарищей. — Как и мы. Рид усмехнулась, сделав приглашающий жест. Кивнула. Можно. Зашёл и Нарсис.

…

Новый поцелуй. Горячее, в этот раз под дождём: улыбаются прохожим, иногда показывая факи Луне и дождю, льющему...как из...ведра… — Промокнем. — Наперегонки? Нарсис вложил руку в руку, пальцы к пальцам и кончики, переплелись их...пафосно...можно...сказать...мечты… — Думаешь? — бежать трудно, опасаешься за устойчивость. — Ганс! Такси окатило из грязной лужи: начхать. — Фильмы я, любимый, хорошие вспомнил, представляешь, — можно тут, купить тех вкусных булок, рассмотреть в окно игристое вино... — Угу...героем какой комедии являемся мы? Джаз. Захотелось танцевать: на бегу. — Пьяной, — ра-два-три, поворот, ти-к-тиик, балка, ком-фооорт (в объ-яяяя-ти-яяях, ах!), так-так-тауу-рак, та-цауу-ют, о-ниии, та-та! — Классно идёшь, Нарс, ха-х! —...поёшь, — бокал куплен, приииии-бор ав-то-мааат, — За нас! За нас! За на-а-ас! Прохожие улыбались им, салютуя: «Ура!», разговор в такт, среди них и те самые дети. Подросшие. Служебная квартирка. Новая. Встретила тёплым ютом на контрасте с игольчатой, промозглой и ватно-облачной (на ум приходили синтепоны, одеяла), подсвеченной тысячами огней, мгловатой темнотенью. Батареи дышали жаром: около них сухо, нос вспоминает, что нужно течь. Смотрят с незашторенного окна, лезущие голыми местами, ветки; лапились хвойные гибриды-паразиты. Пестрела птица, скорее всего, замёрзшая. Носки. Пижама. Шарф. Плед. Кровать. Общая и Нарсис рядом, обнимающий за живот, примостивший голову на плечи. — Завеси-а-а-ать бы, — почти храп с пузырями, и пуканием, — ой! Га…Пи…месье Гю, Фиц…бляха, блин!!! Ганса прорвало, развалился, позволяя засыпать на себе, обнимал. Распустить бы волосы, отогреть пернатую, поцеловать.

…

Чириканье с утра — из коробки торчал огромный клюв попугая, его же бормотание на разные лады, ругань. — Ты хто? — А ты не видишь, идиот узкоглазый? — проскрипел попугай. — Блядь! Ганс расхохотался: ещё ни разу в жизни его не оскорбляли птицы, смех окончательно сносил к чёрту яды и яды их странных дел, приключений. — Чё ты ржёшь? Сколопендры покусали? — Да, блин! Ты: расист… Попугай махнул крылом. — Я панк, мне похуй… Вошёл Нарсис с кружкой странного кофе и парой тостов, смотрел с улыбкой и лёгкой иронией. Качал головой. — Познакомились? — Нет!!! Не хочу с этим…знакомиться! Оказалось, популяция чрезмерно поумневших за Периметром попугаев залетела во внутрь, и осталась. У них было всё, в интеллектуальном смысле, кроме развитой речи. — Сами себе имя придумывайте, Арнольд я. Арнольд Шварцнегер, — смотря на этого хлюпика (в сети оказались фотки и других особей, более «накаченных»), Ганс расхохотался ещё больше, — долбану! — Расист…ещё и хулиган. Так и поселился свободным гостем у них Арнольд, периодически улетая куда-то, потом позволял себя мыть и травить паразитов. — Господи, родной, если все они получат интеллект, то наши недавние генетические разногласия покажутся нам ерундой. Ха-ха-ха, Ганс, точно. Поцелуй был ярким, с тостами между зубов и ртов, танцами, красивыми па. Щекотками и лёгкими дразнящими невинными ласками, валянии на ковре, заигрывании. — НЕТ!!! — Что, родной, что случилось? Ганс резко сел, не отнимая чужой руки, перекинутой через плечо. Рассматривал комнату, будто впервые видел. — И-игровая форма, — зрачки огромные, — читал п-про э-это, блин. У них, — мерзкое слово, очернившее часть существования, не хотело складываться в звуки, — часто…да, чёрт! Нарсис не отстранился. Молчал. Моргал и вздыхал. Окно распахнулось от ветра. — Тише. Пожалуйста, подайся назад, — спустя какое-то такая робкая просьба заставила вздрогнуть, — ещё. Страстный поцелуй, ладони (горячие и безумно дерзкие), покусы шеи, дыхание, накрытый пах. Возвращение к началу — вспышки из бара, кадры из юности и неловкие попытки напиться после конца карьеры. — Я сотру…клянусь я сотру всё, потом дошлифуем у мсье Ру, нравится? Конечно: чувствовал наконец-то на берегу, не на кочке грёбанного болота.

…

Сходство Фрида с Заром неслучайно. Погибший месье Оллен пытался нагадить и там, не вышло ничего, только характер пацану испортил. Гансу, сцепив зубы и сжав кулаки, пришлось втолковывать непутёвому братцу многое, о себе рассказать, своих бедах и, что ничто не является поводом и оправданием «перехода красной линии». Не обошёл вниманием Горация… — Жёстко ты с ним, — мама смотрела внезапно прямо, — но верно. — Строгая? К глазам подступали слёзы, стоило лишь мазнуть по родному лицу. — Не отворачивайся, Пират! Остановка. Трудно дышать. — Тебя…папа так называл, вы, вон в гараже то в баржу играли, то в лодку…гангстер, — сейчас на том самом месте делал первые шаги Анн-Гектор, гигикая и убегая от Фрида. «Нет, не похож, — в угловатом ещё юнце, но уже вырастающего в немного жеманного молодого человека, искрилась настоящая любовь, ответственность, — человек в нём не думал умирать…толком не родился ещё!» — Ма? — Отойдёт, — она добавила, — в конце концов в дознаватели собирался… Ганс театрально схватился за сердце, попутно изображая вселенскую скорбь и, под одобрение, качающего головой, отца: ушёл под навес, к любимому. Форма с тремя золотыми скинута. Рубашка простая. Под той майка. Взгляд. — Твой отец поверить не может, что старше меня всего лишь на какие-то восемь лет. — Да? Я дурак, Нарси, знаешь… — Почему? Не знаю… — С дураком согласен? Ха-ха. — так удобно пальцами стирать крошки хлеба с губ, отворачиваясь от детей, шептать. — Какой лишний…никогда. Нарсис прикусил за нос, касаясь лбом лба, обнял.

...

Сорок семь. Она не знала, как ей быть, что делать. Новая реальность потрясла своей безвыходностью и холодностью. Рядом не оказалось никого, кто бы подсказал в каком направлении сделать первый самостоятельный шаг. Она пыталась придумать, как существовать дальше, в каком направлении двигаться, хотя было очевидно, что она застряла на одной точке. Без одного человека существование казалось бессмысленным.

Фарук с Майком жили ещё тише — вылазки, расследования, интриги добивали. Небольшой домик у реки, дворик, закаты-рассветы-дни. — Ей, Ришар, Ганс, Лариса…мадмуазель Лу, Марк, — немногословный расщедрился на улыбку, — Приор? Стоун?

...