Король Шаманов: Вечный Наблюдатель

      Когда я впервые ступил на земли Монголии, их безбрежные степи открыли мне свои объятия, приглашая в мир, полный древней красоты и непередаваемой величественности.       Долго я жил там, радуясь мелочам и свободе, приходящей вместе с ветрами.       Забавно, но каждый раз, когда я рассказывал своим ученикам об этом времени, они строили такие забавные удивленные лица...       Они удивляются, не понимают и думают, что я насмехаюсь над ними. Немногие смогли осознать в этом смысл и лишь пара человек за всю мою долгую жизнь попытались принять всю прелесть подобного времяпрепровождения.       Не сказать, чтобы у них получилось. Тяжело отказаться от того, что является делом всей своей жизни. Мечтой и фантазией, что поглощает тебя с головой.       Я не скажу, что это плохо. Просто, мне иногда по-человечески жалко, что мало кто смог пройти моим же путём.       Чингисхан. Или Тэмуджин, если кому так привычнее.       Он был одним из тех, кто пытался. Тем, кто, несмотря на отведенный ему краткий срок, смог попытаться изменить себя. И возможно, у него бы это даже получилось. ***       Я встретил его в один из ясных солнечных деньков, когда ветер играл с листвой и травой, а на горизонте сливались небо и земля.       Он сидел на скале и смотрел на бескрайние просторы, отражая в своем взгляде силу и величие. Немногие решались побеспокоить его, лишь самые близкие и преданные. Даже собственные воины обходили своего грозного лидера стороной, украдкой бросая взгляды, но я, сбросив с плеч усталость своего длинного пути, решился подойти ближе.       -Кто ты, странник? — Произнёс он с ухмылкой, в его глазах горел огонь, полный недоверия и высокомерия. — Ещё один из тысяч, что просится под мою руку? Или ты попрошайка, что жаждет моей милости?       Мда... Первая наша встреча явно не задалась. Я не буду пересказывать весь диалог, ведь стоило мне раскрыть цель моего прибытия, как Великий Хан разразился смехом.       -Наблюдатель? Что за глупость. Ты будешь есть с нами из одного котла, но не станешь проливать с нами кровь?       В принципе, он был в своём праве и мне потребовались многие дни и долгие встречи, чтобы убедить его в обратном, но не скажу, что от этого на первых порах наши разговоры стали приятнее.       Чингисхан был сильным шаманом. Могучим и уверенным в себе. Трое хранителей постоянно кружили вокруг него.       Конь его отца. Сильный и выносливый, что грудью встречал любые преграды на их пути.       Сокол, подаренный наставником. Мудрый и прозорливый, что усмирял непокорный дух своего шамана.       И змея. Найденная им в детстве. Она обладала хитростью и терпением и не раз спасала Тэмуджину жизнь.       Эти духи были сильными. Далеко не такими, как мой верный Каракс, но оттого они не стали менее полезными. И именно змея рассказала Тэмуджину, что со мной что-то не так.       Вызвав меня к себе на ковёр, Великий Хан потребовал ответов на свои вопросы и желал узнать, в чём причина моих странностей.       Эх...       Я не люблю раскрывать многого о себе, ибо людей ведёт алчность, стоит им лишь понять, кто я таков. Но мне был интересен этот человек, я чувствовал, что он изменит мир, оставляя своё имя в веках. И потому я поведал ему, кто я и чем занимаюсь.       Но вместо привычной зависти, удивления или благоговения, я впервые за долгое время услышал кое-что другое.       Насмешку.       -Неужели кто-то, подобный тебе, может понимать красоту настоящей жизни? В чём смысл плыть бесконечно по течению реки и ни разу не попытаться её поменять?       Его слова, полные презрения, пронзили меня, словно острие стрелы, и я почувствовал, как холод проникает в мои кости.       Я взглянул ему в глаза, полные вызова.       -Я не претендую на то, чтобы знать все тайны жизни. Мне достаточно узнать лишь о её мгновениях, — ответил я с лёгкой улыбкой. Он мне не верил, считал, что я вру или издеваюсь над ним. — Но, уверяю вас, мечта о бессмертии и поиски власти — это ложь, которая ведёт лишь к разочарованию. Поверьте, я знаю.       На его лице дрогнула тень удивления, но лишь на мгновение. Чингисхан снова усмехнулся, словно я произнёс что-то глупое.       В тот день он махнул на меня рукой, позволяя остаться в племени и следить за его успехами. Своим людям он говорил, что я запишу историю его величия, но я видел, что в его глазах появились первые вопросы.       Недели проходили, и, казалось, наши пути пересекались всё чаще. Он пытался провоцировать меня, заостряя свои язвительные слова на моей безмятежной улыбке и пустой жизни.       -Ты, должно быть, слишком глуп, чтобы быть счастливым так долго, — говорил он, и каждый раз я оставался спокойным, пытаясь понять его душу и что его гложет. Чингисхан был загадкой. Не таким, как все. В нём сочеталось спокойствие глубокого озера и разгорающийся пожар из ярости и эмоций. Дикая смесь, что опасна не только для него самого, но и для всех окружающих.                   Однажды внезапно он привлёк меня к глубокому разговору, ставя под сомнение моё видение мира.       -И что же ты, странник, исполнил за эту долгую жизнь? — спросил он, наклонившись ко мне ближе. Я чувствовал, как его дыхание наполняет воздух, словно предвещая бурю.       -Я искал ответы, — тихо ответил я, — но не на всё они приходят с именем великого завоевателя. Возможно, счастье в простых вещах: в еде, дружбе, прощении.       Вернув Завоевателю шпильку, я добился саркастичной улыбки на его обветренном лице.       Он фыркнул, в его взгляде мелькнула тень сомнения.       -Простота — это роскошь для слабых. Угадай, сколько прекрасных часов жизни уходит на эти переживания! Жизнь коротка и в этом её прелесть! Ты пытаешься достичь чего-то, остаться в веках: в умах поколений или в крови своих потомков! А то что делаешь ты — это оскорбление для самой жизни и радости от её даров. ***              Тот краткий разговор надолго оборвал наше общение, но время шло, а я, как вы уже знаете, умею быть терпеливым.       Прошло время, и мы стали свидетелями его триумфов. Чингисхан объединял племена, словно свитки в руках писца, превращая их в могучую империю. Я следовал за ним, как тень, наблюдая за тем, как он вершит судьбы и покоряет земли. В его окружении невероятная атмосфера почёта, но, тем не менее, я замечал, что взгляды некоторых воинов не сияют от гордости, а полны страха и недовольства.       Но боялись они не его сурового нрава. Они страшились, что звезда его величия засияет столь ярко, что затмит всех остальных.       Однажды, когда закат окрасил степи в багрянец, он просто подсел ко мне, без лишних слов или просьб. С плошкой супа в руках, суровым взглядом смотря на языки пламени.        Мы сидели у костра, застыв в молчании. Ветер дразнил пламя и искры, словно мелкие звёзды, взлетали в небо. Я почувствовал, что настал момент.       -В этой власти есть вес, который давит на сердце, — сказал я наконец, глядя в огонь. — Туда налагаются огромные усилия, и ты все равно один. Сколь бы много ты ни сделал, но чем дальше ты пойдёшь по этому пути, тем больше будешь отдаляться.       Он молчал и я увидел, как в его глазах появилась непонятная тень.       -Я не боюсь одиночества, — наконец произнес он, но его голос звучал иначе, — я боюсь, что каждый завоеванный город ещё больше опустошит мою душу.       Неожиданное признание было для меня откровением. Хотя, возможно именно в этом и была его суть. Он был гением тактики и стратегии и даже в простой беседе использовал свой талант, чтобы ошеломить меня.       Молчание затягивалось, но я всё же ответил, стараясь не упустить мгновение. — Может быть, истинная сила заключается не в завоеваниях, а в принятии себя и своего места в этом мире?       Хмыкнув на мои слова, Тэмуджин по-доброму заворчал, обвиняя меня в упрямстве и стойкости наивных взглядов, а затем стал задумчиво теребить повязку на руке.       Спустя месяцы, когда число покорённых племён возросло, а неумолимый марш сотен тысяч копыт рассеял противников по ветру, изменения в Чингисхане начали проявляться вовне.       Сначала это были лишь тени размышлений, потом — заметные колебания в жестах и интонациях. Он стал менее саркастичным, его слова — не такими острыми и я видел, как горение задавленного внутреннего огня постепенно расцвело.       -Я начал понимать твои слова, — однажды тихим голосом признался он, глядя в далекое небо, полное звёзд. Мы вновь сидели лишь вдвоём у костра. — Но есть ли у них смысл в мире, где кровь проливается так легко?       -Смысл, возможно, в том, чтобы остановиться и рассмотреть, что на самом деле важно, — ответил я, чувствуя, как надежда раскололась в воздухе. — Как и в нашей дружбе, которая, возможно, станет мостом к миру.       Эти разговоры постепенно меняли наши мнения – и я, и он начали понимать, что, возможно, каждый из нас искал ответ в своём собственном уединении. И теперь, хоть борьба за власть стала частью его жизни, его сердце всё же открывалось к новым идеям. Стремилось познать что-то ещё, не устремляясь лишь в одном направлении.       В конце концов мы оба были простыми странниками на пути, ищущими свои собственные истины — один с мечом в руке, другой с улыбкой на лице.       -...Пускай мои речи звучат одинаково. Но мои цели в другом. Некоторые из них кроются в тишине, в простых радостях жизни, в том, как мы улыбаемся друг другу, как обнимаем наших близких и как находим красоту в каждом моменте. Моя цель не в завоеваниях, а в понимании и единстве. Вот почему я отказался от этого.       Чингисхан замер, слушая мои слова, его судьбоносный дух задался вопросом, как я мог видеть жизнь иначе, чем жажда власти и стремление к доминированию, имея в своих руках силу и возможности подчинить весь огромный мир.       -Так отпускаешь ли ты мир, оставляя его за спиной? Просто бросаешь и идёшь дальше? — продолжал он, притягивая меня к своей реальности, полной сражений и завоеваний.       -Ни в коем случае, — ответил я с замиранием сердца. — Я принимаю мир, но не позволяю ему определять свою сущность. Каждая битва, которую я веду, это сама жизнь. Я не убегаю от неё, я просто осознаю, что настоящие победы не всегда измеряются мечом. Они так же доступны тем, кто выбирает дорогу любви, понимания и сострадания. Мне много пришлось пережить, чтобы познать это... И потому я дарю тебе этот совет, чтобы ты не испытал того же самого.       Его лицо изменилось, когда я произнес эти слова. Я видел, как внутренний конфликт разгорается в его взгляде. Сила и стратегическое повиновение боролись с глубокими вопросами о значении его собственных завоеваний. Он был одновременно и завоевателем и человеком, которому пришлось слышать альтернативные голоса, что ранили его столь же сильно, как и любая стрела.       -Ты сможешь жить с этим, на последней ступеньке признаться себе, что заменил здоровое правление лишь раздуванием ещё одной империи? — Я попытался в который раз воззвать к его разуму. — Что, скорее всего, это приведёт лишь к большему количеству войн и страданий. Есть ли у тебя что-то, что дало бы смысл этой жизни помимо того, что насыщает твою душу войной и кровью?       Тэмуджин не ответил, но я заметил, как его взгляд стал менее острым, как будто он искал искренности. И в этот момент я решил открыть перед ним кусочек своей души.       -Главное — это найти суть в каждом человеке. Это слушать истории, которые мы все носим в себе, понимать чужие терзания, как и свои. Я стремлюсь к единству с миром и его духом. Это мой путь. Так может, ты, великий хан, тоже ищешь что-то большее за пределами своего завоевания?       Над полями воцарилась тишина. Степи, вздымающиеся под нашу тяжёлую паузу, казались дыханием самой земли и я понимал, что в этих словах был свой собственный вес. Чингисхан, который всю свою жизнь жаждал власти, вдруг увидел возможность выбрать иной путь, путь, которого он, возможно, никогда не осознавал.       -Ты смеешься над собой, странник. А теперь и надо мной. В то время, как я пишу историю на полях сражений, ты насмехаешься над этой историей, принося добродетели в обычную жизнь. Возможно, у нашей беседы есть смысл, — произнёс он, глядя на меня с неопределённой надеждой.       Отброшенный мечом времени, он больше не казался той беспощадной фигурой, какой я его знал. В нём открывались новые стороны, где за величием скрывалась неразрешённая тоска. Две жизни, две философии пересекались в пространстве и времени.       -Художник, возможно, созидает слова, которые могут изменить мир, так же как и завоеватель изменяет ландшафт, — продолжал я, осознавая, что влияние значительно выходит за пределы традиционных рамок.       -И кто теперь мне скажет, как легче: пенять виной на меня или принять новое направление? — Его взгляд был полон глубоких размышлений, понимания и какого-то внутреннего принятия.       Он знал, что я хотел до него донести. Чингисхан импонировал мне и я не желал, чтобы он положил всю свою жизнь на завоевания. Я хотел, чтобы он познал не только триумф от побед на полях сражений, но и радость от успехов в мирной жизни.        ***       Ох, я хорошо помню те прекрасные дни. Видеть тот момент, как человек меняется на твоих глазах, когда он перебарывает себя, но не ломает, а переплавляет свои цели и идеалы, постепенно превращаясь в того, кто станет кем-то великим.       Многих завоевал Тэмуджин и всё это время я был рядом с ним. Не как воин, но как друг, что всегда готов был посидеть с ним в тишине, позволяя Завоевателю предаться собственным думам.       Но как всегда и бывает в этой несправедливой жизни, даже самый великий триумф может быть испорчен чередой случайностей.       Прошли годы. Покорились его воле племена, а враги преклонили колени и остались лежать в земле, пока имя Тэмуджина гремело по всему миру, прославляя его подвиги.       И тогда, в самый великий момент своего триумфа, он пришёл ко мне. Пришёл в последний раз. ***       Я сидел у подножия величественных гор, когда он подошёл ко мне, его шаги были медленны, как будто каждое движение отдаётся в его уставшем теле. Глаза Чингисхана, несмотря на все годы и тяготы, всё ещё искрили величием и опытом. Я почувствовал, что этот момент был особенным.       -Брам, я пришёл к тебе, как к другу, за советом. — Слово «друг» весело отразилось в тишине, как откровение. — Я много лет строил свою империю, но теперь, в эти последние дни, я вижу её слабость и уязвимость. Я не могу избавиться от мысли, что всё это, что я создал, может быть разрушено, и мои дети не смогут удержать то, что я так тяжело заработал.       Я смотрел на него с пониманием, зная, что только борьба с самим собой и стремления к лучшему для своего народа привели его к этому моменту, раскрыв его сердце для мудрости, обретённой в длительных беседах.       -Тэмуджин, ты величайший завоеватель, но человек не может вечно сражаться с ветром времени. Неужели ты не видишь, что настоящая сила заключается не в удержании власти, а в её передаче?       Он вздохнул и я заметил, как вес тяжёлых раздумий тянет его вниз.       -Я всегда мечтал о великой империи, которая будет процветать, но с течением лет я понимаю, что моя жажда завоеваний привела меня к потере жизней, к разрушению отношений. Что остаётся, когда мечи затихают и щиты ржавеют?       Ему не нужен был ответ на этот вопрос, ведь он и сам его знал.       Моя душа согревалась от его искренности. Формирование империй — это одно, но обретение сердца своего народа — совсем другое.       -Ты подошёл к пределу, где желание власти уступает место пониманию. Можешь ли ты представить, как твой народ будет жить в мире, сея радость и созидание, а не страх? Победы в мирной жизни гораздо более значительны, чем любые сражения.       Он выглядел задумчивым, будто кусок мятежной туманной земли внутри него вдруг уступил место солнечному свету.       -Родившемуся во мгле страстей и вечных сражений... Как мне перейти к этаким светлым путям? Как мне позволить себе отпустить меч, который так крепко держал?       Я наклонился ближе, моя рука легла на его плечо.       -Открой своё сердце, Тэмуджин. Позволь своему народу познать радость от побед в согласии, а не в войне. Позволь им стать наследниками, а не продолжателями твоего разрушительного пути. Это твоя последняя битва – битва за мир.       Его глаза наполнились решимостью; это было не от горя, а от испытанного того последнего, самого главного понимания. Я словно вживую услышал, как последняя гирька падает на чашу весов.       -Я принимаю эту мудрость, мой друг. Я отложу мечи и твердые законы в сторону. Пора укрепить мое наследие не силой, а духом единства и мира.       Улыбка наполнила мои губы, я крепко сжал его плечо.       -Это решение прославит твою память. Империя, построенная на понимании и любви к своему народу, будет жить вечно в сердцах твоих потомков.       Свет уверенности засиял в его взгляде.       -Спасибо тебе, бессмертный. Ты показал мне, что настоящая империя — это не только земли и богатства, это идеи и мечты. Зато во имя которых стоит жить и сражаться.       Он не отринул прошлого себя. Не стал кем-то другим, наоборот дополнил и обновил старое, став лучше.       И наблюдая его уход, я чувствовал, что и он, и его империя идут к новой эре — эре, где мечи уступят место миру, а завоевания — пониманию.       Но мир не прощает ошибок. На следующий день под стенами столицы своего последнего врага...       Мой хороший друг.       Завоеватель и Великий Хан.       Скончался от ран.