Ох уж эти детки

Чувствуя на своем теле чужие руки, что сдавливают бока и притягивают ближе к чему-то сильно горячему, Се Лянь открывает глаза. Воскресное утро декабря на удивление светлое. Солнце бьет в глаза через не до конца закрытые шторы. Рядом лежит уже как несколько месяцев знакомая черная макушка. Волосы чуть отросли, а на глазу медицинская повязка, что точно не будет врезаться в кожу во сне. После той поездки они сами обговорили некоторые правила их отношений, чтобы не нарушить чужие границы. Хуа Чен и Се Лянь тогда знатно выпили в то воскресенье, разговаривая вечером на кухне. Среди всего был пункт о закрытом глазе. Ведь, проснувшись с утра, Лянь заметил, как та жесткая повязка делает альфе только больнее во время сна. Также они обговаривали, что будут иногда друг у друга ночевать, что будут говорить друг другу, если что-то не так, не скрывая. Се Лянь же обязался спать с альфой в одной кровати каждый раз, когда они ночуют вместе. О том, что дети, скорее всего, уже догадались об их отношениях, взрослые стараются не думать. И вот уже декабрь, на улице не так уж много снега, а они лежат вместе в кровати, согревая друг друга. Единственное, что они не обговаривали, это обоюдное влечение. — Какой же ты красивый, — шепчет Се Лянь, посматривая на лицо мужчины напротив. — Думаю, гэгэ красивее, — сонным баритоном проговаривает уже проснувшийся Хуа Чен, целуя омегу в губы. И так каждый раз, когда они остаются у кого-то из них с ночевкой. Все всегда начинается с поцелуев. Альфа, уже выучивший путь от поцелуев к шее омеги, опускается ниже, обновляя дорожку губами. Не оставляя следов на шее, мужчина спускается ниже к ключицам, пока его не зовут обратно к губам. Руки же в этот момент живут своей жизнью, перебираясь с боков на бедра и сжимая их при каждом еле слышном стоне омеги. Се Лянь в эти моменты не отстает и лишь спускает руку вниз живота мужчины, сначала проходясь пальцами по краю домашней футболки, приподнимая ее все выше, а затем ногтями по стальному прессу альфы. Губы сменяет язык, и вот уже утренний поцелуй превращается в утренние ласки. Ведь Хуа Чен пробирается под футболку омеги, и опускается к шее любимого пока... На прикроватной тумбочке со стороны Се Ляня раздается знакомый рингтон. Да, пока их снова не прервут на самом интересном месте. Такое происходило уже трижды. Вот Се Лянь, настроившись, решается, что сможет пойти дальше, предварительно, конечно, посоветовавшись с Ши Цинсюанем. Вот они в постели, вечером, перед сном, или утром, готовые, распаленные — и вот кто-нибудь их прерывает. И ладно дети, они не виноваты в том, что их родители немного не осознают, когда и что нужно делать, но звонки... Впервые их прервал именно тот самый звонок Ши Цинсюаня и Хэ Сюаня, но кто же теперь? — Алло, мам? — спрашивает Се Лянь, отвечая на звонок. Оторваться от альфы сложно, поэтому мужчина даже не пытается, лишь чувствует, как крепче сжимается рука на бедре. Да, ему бы тоже сейчас хотелось все бросить и продолжить целовать этого демона. — Сынок, привет, как вы там? — спрашивает Се Цзин. — В порядке, вот я лежу в свое удовольствие, а Жое, скорее всего, либо играет, либо спит. Вы там как? — отвечает Се Лянь, чувствуя как рука Хуа Чена поднимается выше, останавливаясь на ягодицах. — Ох, ты бы знал, что тут произошло. Ты же знаешь, мы познакомились с родителями того мальчика, Хуа Чена, — пока Се Цзин рассказывает о родителях альфы, вышеназванный сжимает ягодицы омеги, прижимая того к себе ближе. Се Лянь, смотрящий на этот разврат, только прикрывает ладонью рот и соглашается с матерью. — Так вот, они хотят на рождество приехать к нам и устроить семейный ужин. Вот мы решили не только устроить ужин с семьей, но и познакомиться с самим Хуа Ченом. — О, вот как, — прикрывая глаза, говорит Се Лянь, не обращая внимания на разговор. — И что вы там хотите сделать? — Ангел мой, ты меня не слушаешь? — спрашивает Се Цзин, в то время как ее сын трется своим возбуждением о своего парня. — Мы хотим познакомиться наконец-то с твоим парнем. — Ох, это здорово, — проговаривает Се Лянь и в эту же секунду останавливается, подрываясь с кровати. — Что? Познакомиться? С каким парнем? Лежащий рядом Хуа Чен чувствует лишь быстро спадающее возбуждение и сжимающуюся руку с острыми ногтями на своем торсе. На словах про знакомство, понимая, что им предстоит, мужчина лишь вздыхает и ждет пока омега прекратит переживать. — Ох, не смеши меня, как будто я не знаю, что тот милый красавчик уже поймал тебя в свои сети, — смеется Се Цзин. — Ладно, проще говоря, отец и я хотим с ним познакомиться поближе. Я помню его с дня рождения Жое, но надо поближе узнать такого человека. — Ох, да, хорошо, я спрошу у него, — тароторит Се Лянь, поглаживая раненый торс парня. — Я ему позвоню сегодня. Когда нужно встретиться? — Не звони ты ему. Его родители же тоже будут на этом ужине, они точно смогут его вытащить, — смеется мама. — Ладно, тогда на следующей неделе ждем тебя и Жое у нас, обязательно красивых, понял? — Да, мам, понял, — смеется Се Лянь. — Позвони Жое, а то она давно с тобой не разговаривала. — Обязательно, ангел мой, — говорит Се Цзин и прощается с сыном. Когда звонок заканчивается, с другой стороны кровати звонит другой телефон. На том конце Хуан Ли смеется с шутки отчима и на приветствие сына говорит о предстоящем ужине у семьи Се. — Кхм, я правильно понимаю, что вы там свататься собираетесь? — спрашивает Хуа Чен. — Цветок мой, ну что сразу свататься? Так посидим, поговорим, обсудим многое, — смеется мама и вздыхает в трубку. — Сынок, ты любишь Се Ляня? — К чему такие вопросы? — спрашивает Хуа Чен, чувствуя, как омега целует ранки на его торсе. — Потому что мне важно знать, не перегибаю ли я, — отвечает Хуан Ли. Сзади слышны крики отчима. — Если я отвечу да, то что будет после? Вы придете к его дому с цветами? — смеется Хуа Чен, смотря в глаза Се Ляня. — Да, мам, люблю. — Я так и знала, вы встречаетесь. Гуй, ты должен мне сотку, — кричит мама Хуа Чена куда-то в сторону. — Серьезно? Вы на нас поставили? — спрашивает Хуа Чен, прикрывая глаза рукой. — Кто еще в этом замешан? — Мэй, как и я, ставила что вы уже в отношениях, твой отец и брат ставили, что еще нет, — смеется Ли. — Ладно, я тебе напишу адрес, чтобы взял себя в руки и не ударил в грязь перед будущим мужем. Отключившись, Хуа Чен только вздыхает и слышит смех омеги. — Гэгэ смешно? — улыбается альфа, опуская руки на бока омеги. — Прости, это просто почему-то так похоже на твою маму, — смеется Се Лянь, ощущая, как альфа скрывается под одеялом, проходит поцелуями по шее и опускается все ниже к груди и дальше, останавливаясь на кромке штанов. — Сань Лан, что ты делаешь? — спрашивает омега, зарываясь в волосы Хуа Чена. Вместо ответа омега чувствует поцелуи по всему низу живота. Когда поцелуев уже не достаточно, и омега хочет попросить опуститься ниже, то чувствует укус прямо под пупком. — Ай, ты что творишь? — спрашивает Се Лянь, заглядывая под одеяло. — Месть всегда сладка, — смеется альфа и щекочет омегу по бокам. Со стороны двери слышится топот детей, что прямо сейчас спешат в ванную, а после быстрее к родителям. Те же, в свою очередь быстро поправив одежду для сна, ложатся максимально отдаленно. — Не хочу тебя торопить, но когда мы этим двум манипуляторам скажем? — спрашивает альфа, когда слышит хлопок двери в ванной. — Скоро, просто дай подготовиться к этому, — шепчет Се Лянь, накрываясь одеялом до подбородка. В следующее мгновение открывается дверь спальни Се Ляня, и вбегают двое маленьких и неугомонных детей. — Отец, просыпайся, пора кушать, — кричит Эмин, перебираясь в кровать к взрослым, пока Жое стоит у стороны своего папы. — Не ори, дьявол, — отвечает Хуа Чен, вставая с кровати. — И вообще, почему не по уставу? — Пап, они и дальше так продолжат, пошли кушать, пока они орут, — смеется Жое, перебирая папины волосы. Се Лянь только кивает, вставая с кровати. Выходя с дочерью из спальни, мужчина слышит, как за ним бежит Эмин, уходя от разгневанного отца. И так ведь каждые выходные. Даже дети уже не спрашивают, почему они спят в одной кровати, если есть диван в гостиной. Не спрашивают, когда кто-то один из взрослых забирает их из школы. Не спрашивают, когда забирают вдвоем. Может, и правда пора рассказать? *** В кабинете, где работает Се Лянь, зимой всегда дико жарко. Здесь жарче, чем в преисподней, несмотря на жуткие морозы за окном. И все это можно было свалить на неугомонного ветерка с его заботой о каждом в этом помещении, но нет, жарко лишь потому, что прямо рядом с ними работает котельная, а значит в их кабинет тепло приходит быстрее, чем в любую другую точку штаба. — Се-сюн, тревога, тревога, подскажи, что надеть на выходные? — спрашивает Ши Цинсюань, показывая другу фотографии на телефоне. — Все выходные выбирал, а так ничего не придумал. — Хм, а куда собираешься? — спрашивает Се Лянь, поедая очередной безвкусный салат из столовой военкомата. — Господи, они готовят салаты хуже меня. Вытерев рот и отложив тарелку, омега поднимает взгляд на друга, что смотрит на него так удивленно, будто ему сказали, что вся его жизнь шутка. — Что не так? — В смысле, куда? Тебе твоя мама не звонила, что ли? — спрашивает Ши Цинсюань, убирая телефон в карман. — Звонила, но откуда ты знаешь? — Охуеть, ваше высочество, вы помните, что будет на выходных? — посмеивается омега, расстегивая китель. На вопросительный взгляд друга напротив Ши Цинсюань лишь приоткрывает рот в удивлении. — Так, объясняю. Рождество. Твоя мама. Звонок. Приглашение. Плюс один. — В смысле, мама мне звонила, чтобы познакомиться с Сань Ланом, а не, — в момент осознания мысли о том, что в родительском ресторане соберутся все друзья и родственники, Се Лянь удивленно глядит на друга, прикрывая рукой рот. — Блять, это что за... — Как сказал бы твой брат, хуйня, дорогой, хуйня, — смеется Ши Цинсюань, в очередной раз вытаскивая из кармана телефон. — Так, в чем пойти мне и в чем пойдешь ты? В этот день их кабинет был самым жарким местом, ведь приглашен не только Ши Цинсюань со своим парнем, но и даже Циин. — Блять. — Блять, — ошарашенно говорит Хуа Чен, сидя за своим столом в кабинете. Рядом с его столом стоит поникший Инь Юй, а у окна завис курящий Хэ Сюань. — Она не могла, — в очередной раз повторяет Хуа Чен, посматривая в телефоны друзей. — Могла или нет, но она это сделала, — складывая руки на груди, говорит омега. — Тем более, ты знаешь, пойдем против тетушки, так нас в бетон закатают, — выдыхая сигаретный дым, проговаривает Хэ Сюань. — Я совсем забыл, что это будет рождество, — закуривая свою сигарету, альфа потирает пальцами лоб. — С кем мы оставим казино? — Помощники нам на что? — спрашивает Инь Юй. — Тем более, у нас с карасем плюс один, и угадай, кого мы позвали. — Да ну нет, — стонет Хуа Чен, когда чувствует руку Хэ Сюаня на своем плече. — Окей, вы, скорее всего, брат гэгэ, Ши Цинсюань, Циин кто еще? — Те два мента, — смеется Хэ Сюань, садясь на кресло перед столом. — И дети, — улыбаясь, проговаривает Инь Юй. В кабинете воцаряется тишина, в которой слышно лишь звук выдыхаемого Хуа Ченом дыма. — Так, что будем делать? — спрашивает альфа спустя пару минут тишины. Инь Юй, посмеиваясь, достает из огромной кучи бумаг стопку документов и кладет на стол. — Работать. — Работать, — кричит Му Цин, стоя на середине гостиной в их общей с Фэн Синем квартире. — Мы будем работать? А как же праздник? — Я не знаю, может, притворимся мертвыми? — спрашивает Фэн Синь, обнимая своего парня. — Я тебе, блять, дам, мертвыми, — кричит Му Цин. — Так, ты же еще не спрашивал у руководства? — Нет. — У тебя остались в этом году даты отпуска? — Да. — Пизда, — ругается омега, потирая виски. — Так, пишем сегодня заявление на отпуск на два дня и свалим на праздник, понял? — Да. — Бесишь, — вырывается омега из рук альфы, впечатывая того в стену и целуя в губы. — Бесишь, — кричит Ци Жун на своего мужа. — Как же ты меня бесишь, господи, Лан Цяньцю. — А что сразу я? — спрашивает альфа, осматривая свой костюм на домашнюю вечеринку у родственников своего омеги. — Нормальный костюм, чего ты ругаешься? — Блять, я не про костюм, я про то, что ты обгладываешь меня. У меня живого места блять нет, все в укусах и засосах, — кричит Ци Жун. — А мне нравится, — улыбается альфа, подходя к своему мужу. — Я, как голодный волк, хочу свою добычу. — Свой волчий цитатник оставь в интернете, самец-осеменитель, — ругается Ци Жун, посматривая на мужа. — И сними этот костюм, он отвратителен. — Он отвратителен, — жалуется Эмину Жое, когда они снова выходят покушать вместе. — Этот парень снова лип ко мне, как банный лист. — Покажи, кто он, и я его изобью, — смеется мальчик, поедая свой обед. Они так и не забыли о том, что в школе они никто, а вне школы друзья. Просто сейчас хотелось говорить без телефона. Вот так, вживую, рассказать своему другу, что мальчик, сидящий перед ней в классе, постоянно к ней лезет. То ему задания нужны, то он не может сидеть в одиночестве, то просто так. Это настолько не нравится девочке, что она уже не знает, кому об этом рассказать, а тут почти брат. Он-то точно поймет и выслушает странности почти сестры. Только она вот уже вторую неделю не может смириться, что рядом с Эмином постоянно крутится мальчик на два года старше. — Так, а что тут опять этот делает? — все же не выдерживает девочка, показывая на Фан Синя. — Ты же знаешь, он недавно перевелся из другой школы, а я единственный, кто с ним с того момента заговорил, — смеется Эмин. — Синь, ты чего молчишь? — Думаю, насколько сильно надо ударить того пацана, чтобы он отвалил от Жое, — раздается рядом довольно грубый голос мальчика. Фан Синь перевелся к ним в класс совсем недавно. Видимо, из-за обеспеченной семьи, мальчик с черными, как смоль, волосами и голубыми глазами пришел в класс прямо под конец семестра. В первый же свой день, столкнувшись с веселым Эмином, что убегал от Жое, просто начал ходить за ними. Фан Синь почти не разговаривал, но если и говорил, то это были либо серьезные вещи, которые уж точно дети не знали, либо же был зол на что-то — не всегда понятно, что именно. Вот так, увязавшись за Эмином, а в последствии и Жое, Фан Синь вместе с ними выходит на улицу пообедать, поговорить или обсудить что-то важное. — Так, стоять, никого бить не надо, я сама разберусь, — останавливает мальчика Жое. — Кстати, Эмин, тебе бабушка звонила? — Если ты насчет ужина на рождество, то да, сказала, что там будут все, — рассказывает мальчик, забирая из обеда Жое маленькую сосиску. — Ты понимаешь, что значит все? — спрашивает Жое, не обращая на поползновения почти брата. — Да, это значит, все, — смеется Эмин. — Чертенок, это значит, и дядя Ши с карасем, и дядя Жун с мужем, дядя Цин и дядя Синь вообще отдельный разговор, — рассказывает девочка, посматривая на Эмина. — Наш план застопорился, дорогуша. — Предлагаешь на ужине их свести дальше? — спрашивает Эмин, посматривая на Жое. — Только куда дальше? — Дальше, это твой отец — мой отец, мой папа — твой папа, — со всей серьезностью проговаривает Жое. — Ага, только, главное, не будь в следующий раз такой же актрисой, как когда увидела их укусы на руках, — прикладывая руки к сердцу в драматическом жесте, подражая возгласам Жое. — Ох, нет, папа что это такое? — Если бы я этого не сделала, они бы что-то заподозрили, — смеется девочка, убирая подальше ланч бокс. — Ты же знаешь, папа наивный, но очень умный и смышленый. Обмануть можно, но надо знать, как. — Ох, вот это моя цзе-цзе, так держать — смеется Эмин. — Ну, продолжим наш план на выходных. День икс был все ближе и ближе. *** Субботнее утро не отличалось от остальных никак, кроме снега на улице, подготовленных костюмов на вешалке и не спавшим омегой на кровати, всю ночь переживавший о том, как сегодня он приедет к родителям вместе с дочерью и будет стараться делать вид, будто они с Хуа Ченом не спали в одной кровати, не забирали детей из школы вместе, не ходили на свидания и не целовались на диване, когда дети уже спали в комнате. Короче, что они встречаются на грани поцелуев в щечку и держания за ручки. Только вот грань давно перешла за страстные поцелуи, ласки по утрам и укусы на ключицах. — Господи, я, пожалуй, пойду умру, — стонет жалобно Се Лянь и подрывается с кровати, когда слышит рядом голос дочери. — Пап, нельзя умирать, нас еще ждет бабушка с дедушкой, — смеется Жое, забираясь на кровать к папе. — Да и там все остальные будут, так что если что-то случится, они же весь город на уши поднимут. — Может, притворимся, что уехали? — Выбьют дверь. — Заболели? — Выбьют дверь, начнут насильно лечить. — Уедем из города? — Да хоть из страны, перевернут все верх дном, но найдут. — В кого ты такая умная? — стонет омега, накрываясь одеялом. — В тебя, — смеется Жое и ложится на родителя сверху одеяла. — Вставай. Встав с кровати, позавтракав и умывшись, Се Лянь хотел было уже уйти обратно в комнату и заснуть дальше, но настойчивая трель телефона не давала покоя. Ответив на звонок матери, омега только вздохнул, надел недавно купленный белый костюм с черным лацканом на пиджаке, красный галстук и приготовился к самому настоящему ультранасилию своих мозгов. — Пап, я собралась, посмотри, какое красивое платье, — забегая в спальню к отцу, прокричала дочка, одетая в белое ханьфу с красным поясом. — Ох, папа, ты такой красивый. — Ангел мой, ты намного лучше, — проговорил Се Лянь, поднимая девочку на руки и смотря на их совместное отражение в зеркале. — Если бы я мог, ты бы и правда стала принцессой. — Тогда ты бы стал королем? — смеется Жое, посматривая на их отражение. — Кто знает, ангел мой, — смеется омега вместе с дочерью. Когда подходит час выхода из дома, их встречает, конечно же, зеленый Mercedes Ши Цинсюаня. — Вау, какие красивые царственные особы выходят, — смеется Ши и открывает заднюю дверь для девочки. — Прошу, присаживайтесь, принцесса. — Спасибо, милорд, — кланяется Жое и садится на свое место, пристегиваясь к детскому креслу. — Ваше высочество, вам открыть дверку? — улыбается Ши Цинсюань. — Что вы, милорд, я и сам могу открыть дверь вашей прекрасной колесницы, — еле сдерживая смех, проговаривает Се Лянь и садится на пассажирское место. Рядом на водительское садится Ши Цинсюань и, отъезжая от дома, Се направляется в ресторан родителей Се Ляня. Внутри все украшено в традиционно китайском стиле. На стенах изображены красного цвета драконы, вырезанные из бумаги, и разные свитки с пожеланиями удачи. На потолке такого же цвета бумажные фонари. На столе, а точнее столах, соединенных в один, расставлены традиционные китайские блюда, а в проходе семью Се уже встречают Се Цзин и Се Вей. По правую руку матери стоит Ци Жун в изумрудном костюме-тройке. Где-то рядом бегает Гу Цзы, а за ним еле поспевает бегать Лан Цяньцю в своем бело-золотом костюме. — Оп, а вот и братик приехал, — смеется Ци Жун, обнимая брата за плечи. — А где сопливчик? — Я тут, и я не сопливчик, — топает ногой Жое, подбегая к родному дяде. Сзади к ним подбегает Ши Цинсюань, одетый с иголочки, в костюме-тройке нежно зеленого цвета и, конечно же, с заплетеными волосами. — Ци Жун, не смей обзывать принцессу, — угрожающе шипит младший Ши. — Ага, буду я слушать дедушку-ветерка, — смеется омега, поднимая Жое на руки. — Что ты мне сделаешь, кучка волос на ножках? — Так, хватит, скоро другие гости придут, а вы тут как всегда, — кричит Му Цин, подошедший к семье с кухни. — Тетушка Се, повара сейчас вынесут остальное. Он одет в самый темно-синий костюм на этом ужине. Рядом с ним останавливается Фэн Синь, одетый в костюм, схожий по цвету со свежесваренным кофе. — Фэн Синь, красивый костюм, — улыбается Се Лянь, оценивая одежду друга. — Спасибо, мне Му Цин выбирал, — смущенно улыбаясь, проговаривает альфа. — Да, собачка, теперь ты не только коп, но и самая свежая коровья лепеха, — смеется Ци Жун. Когда должен был начаться конфликт между двумя давно не любившим друг друга людьми, Му Цином и Ци Жуном, с улицы послышались голоса семьи Хуа. — Так, дети, собрались и не позорьте нас, — кричит Се Цзин, отодвигая друг от друга детей. С минуту все пытаются встать по своим местам, кроме, конечно же, Се Ляня с дочерью. Их вывели на передний план, как самый красивый товар для самых богатых купцов. Дверь открылась — и вот уже в кафе толпа почти одинаково одетых людей. Вот Хуан Ли, одетая в красивое бордовое платье, здоровается со всеми и уходит с Се Цзин в сторонку к бокалам шампанского. Вот и Хуан Гуй в своем черном костюме-тройке приветствует каждого встречающегося, становясь сбоку вместе с отцом Се Ляня. Хуа Мэй и Хуа Цян как на подбор одеты в обычные брючные костюмы черного цвета. За ними и Хэ Сюань, как и всегда, во всем черном, быстро здоровается с каждым и отходит к Ши Цинсюаню. Инь Юй в фиолетовом, как и его машина, костюме, ведущий рядом с собой Циина в парадной военной форме. Стоящий рядом с Се Лянем Ши Цинсюань только посмеивается, что, видимо, этот парнишка и на свадьбу придет в военной форме. Заканчивает этот модный приговор высокий мужчина в бордовом костюме с черной рубашкой, так идеально подчеркивающей всю мускулатуру, рядом с которым неспешным шагом идет Эмин, одетый точь-в-точь как отец. Останавливаясь перед омегой и его дочерью, Хуа Чен хочет только поцеловать эти прекрасные губы цвета персика, не обращая внимания на на кого вокруг, но, отгоняя мысли подальше, лишь вздыхает и протягивает руку для рукопожатия. — Здравствуй, гэгэ, — здоровается альфа. — Здравствуй, Сань Лан, — пожимает протянутую руку омега, стараясь держать себя в узде, когда перед ним появляется букет из персиковых роз. — Спасибо за букет. Проходите к столу, господин Хуа Чен. — С удовольствием, господин Се Лянь, — проговаривает альфа, улыбаясь уголками губ. — Проводите нас с сыном? Где-то за их спинами Ци Жун и Му Цин, стоящие рядом, кривят лица. — Они сейчас флиртовали? — спрашивает Ци Жун у омеги рядом. — Ага, — отвечает Му Цин. — Отвратительно. — Согласен. За столом все рассаживаются по местам и приступают к трапезе. Сидящая по правую сторону от мужа Се Цзин вздыхает и поднимает свой бокал. — Дорогие мои, спасибо всем, кто здесь собрался. Мы бесконечно рады, что вы с нами, и хотим пожелать всем благополучия, счастья и, конечно же, семейной жизни незамужним, а тем, кто уже обрел свою половинку, скорейшего процветания и счастья, — поднимая бокал шампанского, проговаривает Се Цзин, передавая слово Хуан Ли. — Да, дорогие мои, кто же знал, что всего два ребенка сделают жизнь своих друзей и родителей настолько красочной и трепетной. Мы со всей серьезностью хотим поздравить каждого из вас с осуществлением вашего плана и с обретением маленькой частички семьи, выпьем, — поздравив всех с праздником и выпив по бокалу шампанского, взрослые начинают диалог между собой. Сидящие рядом друзья Хуа Чена и друзья Се Ляня напротив них обсуждают что-то свое, пока сами виновники торжества лишь посматривают друг на друга самым пристальным взглядом. Разговор они не вели. Если бы владели телепатией, общались и без слов, а пока остается разговаривать словами. — Сын мой, как твои дела? — спрашивает внезапно Се Вей, прерывая трапезу и разговоры других людей, но в ответ не получает ничего, кроме молчания и пристального взгляда Се Ляня на альфу напротив. — Се Лянь, ответишь ли ты отцу? — А? Что? Отец, ты что-то спрашивал? — отрываясь от разглядывания мужчины перед собой, спрашивает омега. — Спрашиваю, как твои дела? — повторяет отец и скрещивает руки на груди. — Как твоя работа? Как твои дела? Может, произошло что-то хорошее в твоей жизни? — Ох, эм, ну работа идет как идет, — волнуясь, проговаривает Се Лянь, чувствуя как по щиколотке проходится чужая нога. — Дела тоже в порядке. Лучше поделитесь, как ваши дела с матушкой? Во время ответа отца Се Лянь посматривает на альфу перед собой и сглатывает, понимая, чьих рук, а точнее ног, дело. Поднимающаяся от щиколотки нога аккуратно проходится по икре, когда омега слышит вопрос от своего отца. — А как у тебя в отношениях, сынок? — спрашивает Се Вей. — Ох, ну, это щепетильная тема, отец, я бы не хотел о ней говорить, — проговаривает Се Лянь, прикусывая губу, когда нога под столом поднимается к внутренней стороне бедра. — Вот как, тогда, Хуа Чен, расскажи о себе, — посмотрев на альфу, Се Вей ждет ответа. — Ох, прошу прощения, — извиняется Хуа Чен, переставая издеваться над омегой перед собой, в то время как чувствует ответную игру от самого смущенного, по его мнению, военного. — Меня зовут Хуа Чен, мне 24, и я владелец одного казино и одного казино-ресторана, — чувствуя чужую ногу без туфли на своему паху, альфа немного запинается. — У меня есть сын Хуа Эмин. Я холост. Пока что. — А теперь расскажи, что у тебя с моим сыном? — серьезным голосом спрашивает Се Вей, оглядывая всех заинтересованных друзей и даже детей за столом. — Я смогу сказать, только если сам господин Се Лянь разрешит озвучить эту информацию, — так же серьезно, несмотря на стойкое возбуждение, говорит Хуа Чен. Омега перед ним только вздыхает и кивает головой, опуская взгляд внизу и убирая ногу с чужого паха. — Вот, мой сын согласен, говори. — Я и ваш сын находимся в романтических отношениях. — И какие дальнейшие у тебя планы на моего сына? — Подарить ему свою фамилию, удочерить его дочь и быть для них непробиваемой стеной, опорой, на которую они могли бы положиться. Дать им все и намного больше, — со всей серьезностью проговаривает Хуа Чен. — Но сначала, дорогая Жое, как ты смотришь на то, что я и твой папа теперь состоим в отношениях? — Эх, — вздыхает девочка и достает из кармана пять йен. — Эмин, ты выиграл. А я не против. Сидящий рядом Ши Цинсюань срывается на дикий хохот, в то время как остальные взрослые, ничего не понимая, смотрят на детей рядом с собой. — Блять, одноглазый, а я смотрю, ваши дети умнее вас, — смеется Хуа Мей. Дальнейший распрос выявляет,что дети давно знали об отношениях родителей и были совсем не против всего происходящего, а поспорили лишь на признание перед всей семьей. И пока Эмин уверял, что это произойдет на семейном ужине, Жое надеялась отложить это все до нового года. Весь остальной ужин проходил в спокойной и даже веселой атмосфере, пока Се Лянь не решил еще раз выяснить мнение детей по поводу их с Хуа Ченом отношений. Отойдя вчетвером в другой конец зала, два взрослых и их дети сели напротив друг друга. — Итак, еще раз, Жое, ты согласна, чтобы я встречался с Хуа Ченом? — спрашивает Се Лянь, смотря дочери в глаза. — Да, если ты не будешь забывать обо мне, — улыбается девочка, беря папину руку в свою. — Эмин, а ты не против? — спрашивает уже у мальчика Се Лянь. — Если разрешишь звать себя папой, — смеется Эмин и обнимает рядом сидящую девочку. — Тогда, А-Чен, я буду звать тебя отцом, понял? — смотря на альфу, спрашивает Жое. — Конечно, дочка, я не против, — смеется альфа, обнимая рядом сидящего Се Ляня. И в этот момент с души самого ответственного и любящего папы падает камень, когда ему улыбается уже не только маленькая девочка, но и рядом с ней сидящий мальчик. *** Когда праздник подходит к концу, а друзья разъезжаются по домам, в ресторане остаются только семья Хуа и семья Се, помогая убираться. Эмин и Жое, уставшие от праздника, ушли вместе с бабушками наверх, по пути засыпая и прощаясь с родителями. — Мы приедем завтра, пап, — говорит, зевая, Жое, укладываясь на кровать рядом с Эмином. — Да, пап, мы приедем утром или днем, — засыпая, проговаривает мальчик, накрываясь по самый подбородок. — Хорошо, хорошо, я тогда поеду к Сань Лану и буду вас ждать, — улыбаясь, шепчет Се Лянь и целует каждого из детей в лобики. — Доброй ночи, Жое и Эмин, — шепчет Хуа Чен и выводит за руку Се Ляня. — Ну, что поехали домой? — К тебе домой, поехали, — улыбается омега, сжимая руку мужчины. Попрощавшись с родителями и пожелав всем счастливого рождества, мужчины садятся в машину альфы, отъезжая от ресторана. — Там твои родители столько еды отдали, что, боюсь, мы объедимся, — смеется Хуа Чен, смотря на дорогу. — Ну, знаешь, лучше уж объесться, чем быть голодным, дорогой, — улыбается омега, посматривая на водителя. — Повтори, — уже серьезнее просит Хуа Чен, переставая улыбаться. — Что именно? — Как ты назвал меня, — просит альфа, сжимая руль. — Дорогой, — улыбается Се Лянь. — Да, милый, — отвечает альфа, и вот тут уже перестает улыбаться омега. Такого низкого баритона он давно не слышал от этого мужчины. Подъехав к дому, Се Лянь на ватных ногах выходит из машины и не замечает всего остального пути до квартиры альфы. Очнуться он смог только уже стоя в темной прихожей, чувствуя за спиной будоражащий запах дерева и мяты. Тогда он еще не осознавал, чем закончится этот вечер, или уже понимал, что надо было готовиться к нему заранее. Когда на талии почувствовались родные руки, сжимающие в объятьях, Се Лянь наконец-то выдохнул, поворачиваясь к мужчине лицом. — Что ты делаешь? — спрашивает омега, будучи в сантиметре от губ своего любимого человека. — Обнимаю, а что ты хочешь, чтобы я сделал? — Обнимал крепче, — говорит омега, целуя губы напротив, сминая чужое пальто в своих руках. — Стоп, сначала хотя бы снять верхнюю одежду и разуться, — смеется Хуа Чен, снимая свое и чужое пальто, вешая их в прихожей у двери. Разувшись, они вдвоем, не сговариваясь, снова припли друг к другу с поцелуями. И ладно бы это были милые нежные поцелуи, но этот заставлял окунуться во всю неозвученную страсть с головой. Прикосновения языков, слетевшие с губ стоны и остановки только на передышку сводили с ума лучше любого афродизиака. Приподняв омегу над полом, Хуа Чен, не видя дороги, но помня путь до спальни, в следующий миг опускает мужчину на свою кровать. — Боже, как же от тебя пахнет, — стонет альфа, зацеловывая шею омеги. — Меня зовут не так, но для тебя я могу быть им, — шутит Се Лянь и тут же краснеет, понимая смысл сказанного. — Подкат засчитан, — смеется Хуа Чен, отрываясь от парня и садясь между разведенных ног. — Ты этого хочешь? — Да. — Точно? — Да. — Тогда если даже во время процесса перехочешь или будет больно, говори и останавливай меня, понял? — спрашивает Хуа Чен, наклоняясь над омегой и смотря тому в глаза. — Да блять, трахни меня уже, — срывается Се Лянь, сразу же закрывая себе рот рукой. — Я не это хотел сказать. — Да, ты хотел сказать, люби меня до самого рассвета, я понял, — смеется Хуа Чен, снимая с омеги давно помявшийся пиджак и галстук. — А теперь я выполню ваше желание, ваше высочество. Расстегивая рубашку пуговицу за пуговицей, альфа, не отрываясь от кожи своего любимого, зацеловывает все открывшиеся участки голой кожи. Оставлять на них свои метки и засосы хочется до закатанных в экстазе глаз, но сейчас самое главное сдержаться. Вспомнив про самые важные атрибуты, Хуа Чен достает из внутреннего кармана своего пиджака небольшой тюбик смазки и один презерватив и кладет их на кровать. Удивленный взгляд омеги заставил бы смеяться, если бы и правда не щепетильная ситуация происходящая прямо сейчас. — Я, если что, о таком не думал, это все Хэ Сюань, — объясняется Хуа Чен, снимая с себя пиджак, расстегивая свою рубашку и откидывая ее в сторону. — Это звучит еще более странно, — смеется омега, стягивая рубашку и отправляя ее на пол у кровати. — Ты не о том подумал, он просто так решил пошутить, — оправдываясь, Хуа Чен успевает снять с себя брюки и помочь снять брюки с омеги. — Да и тем более, я и карась, фу. — Ну, вы не плохо смотритесь, — хмыкает Се Лянь, снимая с себя носки. — Мы максимум что в детстве целовались, ради того чтобы научиться это делать, а остальное — спасибо, интернет, — смеется Хуа Чен, снимая свои носки и забираясь обратно на кровать. — Я это Ши Цинсюаню расскажу, — смеется Се Лянь. — Похер, с тобой целоваться в тысячу раз круче, — говорит Хуа Чен и впивается в родные губы. Поцелуй со вкусом вина и страсти переходит в яростную драку языками. Каждый цунь этого тела Хуа Чен готов зацеловать, облизать, пометить и никому больше не показывать. — Засосы? — Да, только там, где не видно. Спускаясь поцелуями по шее, альфа прикусывает попавшийся на пути сосок, потирая второй большим пальцем. Быть так близко к своему любимому и сгорать от страсти вместе, вот что он хотел весь сегодняшний вечер. Увидев того в белом костюме, хотелось лишь упасть на колено и предлагать руку, сердце, всего себя. Главное — забери. Сверху слышится протяжный стон, когда поцелуи достигают края серых боксеров. — Могу я? — Блять, да. Сняв последний элемент одежды с омеги и с себя, мужчина продолжает поцелуи все ниже, специально обходя чужое возбуждение стороной. Поставив первый засос на внутренней стороне бедра, Хуа Чен сглатывает, видя перед собой самую развратную картину, которую не против нарисовать. Сны о близости с этим человеком не идут ни в какое сравнение с реальностью происходящего. Добравшись рукой до смазки и презерватива, Хуа Чен расставляет ноги омеги в стороны и выливает небольшую часть на розовое сжимающееся отверстие, проходясь по нему пальцем. — А руки-то помнят, как это делать, — шутит Хуа Чен, проникая пальцем внутрь. Се Лянь, все время лишь стонущий от удовольствия, сжимается на первых порах, лишь потом расслабляясь и позволяя любимому растягивать себя. — Дорогой, поцелуй меня, — стонет омега, подзывая Хуа Чена ближе. Поцелуями заглушая стоны от второго, а после и от третьего пальца, Хуа Чен другой рукой стискивает тело любимого в объятьях. Когда омега был подготовлен и распален, альфа лишь осматривает свои труды, постанывая от запаха омеги под собой. — Сейчас, солнце, сейчас я войду в тебя, — бормочет Хуа Чен, расправляя презерватив и аккуратно входя в расслабленное тело любимого. — Полностью, — стонет омега, цепляясь ногтями в чужие плечи. — Сейчас, — выдыхая, альфа входит полностью во всю длину и останавливается, чтобы омега под ним привык. — Ну как тебе? — Двигайся, мать твою, — стонет Се Лянь, чувствуя, как с каждым толчком внутри его глаза закатываются от удовольствия. — Как же в тебе узко, — почти стонет альфа, закусывая губу. Из полос на плечах потихоньку капает кровь, но это лишь распаляет на новые свершения. Каждый толчок становится все глубже предыдущего. — Прекрати говорить, — стонет Се Лянь. — Ах, да, быстрее, глубже. Выйдя из своего любимого, альфа лишь кровожадно улыбается и входит на всю длину, продолжая вбиваться, сгорая от жара, что опоясывает его внутри. — Быстрее, быстрее, я сейчас. — Я тоже. Первый в жизни оргазм не был настолько крышесносным, как с вот этим прекрасным омегой. Выйдя из любимого и сняв презерватив, альфа ложится рядом, прижимая к себе уставшего Се Ляня. — Я люблю тебя, Се Лянь. — Я тоже тебя, но сначала отнеси меня помыться. Счастливый смех и крепкие объятья делают этот день самым лучшим из всех.