Ох уж эти детки

Открывая глаза тем утром, Се Лянь чувствовал тепло. Рядом мужчина, который любит его, обнимает во сне и дышит в макушку. Это утро было омрачено только болью в пояснице и не более. Вспоминая ночь, которую они провели вместе, хочется смеяться. Се Лянь не испытывал ни капли принуждения, никакой жестокости в действиях. После одного раза на кровати они продолжили в душе, благо Хуа Чен достал откуда-то презерватив, подкрепив это шуткой про отчима.   — Тупая шутка, честное слово, — постанывая, смеется Се Лянь.   — Он дал мне его, намекая на нас и, — осознание шутки догоняет альфу чуть позже, и он кривит лицо, будто съел целый лимон вместе с кожурой. — О Господи, нет, фу.   Се Лянь смеялся. Стонал, смеялся и целовал эти прекрасные губы, говорящие такие странные шутки. Утром веселое настроение никуда не делось. Повернувшись к мужчине лицом, омега замечает, что повязка с глаза снята. Пройдясь кончиками пальцев по старому шраму, он хотел бы испугаться, но нет. Се Лянь не боится шрама или, как называл это сам Хуа Чен, уродства. Вопрос с глазом они обговаривали и раньше, так что рассказ о том, как это произошло и кто это сделал, не стоял между ними. Се Лянь знал про отца, про травму и почему все к этому пришло еще с тех времен, когда они, сидя вдвоем на небольшой кухне Се Ляня, выпивали и проговаривали небольшие правила для их отношений, а сейчас омегу даже не удивил факт того, что Хуа Чен доверился ему и снял повязку, ведь омега сам его об этом попросил перед тем, как они легли спать. Душа болела за то, какой же перед ним сильный мужчина. Пример для подражания и, несмотря на раны, самый теплый улыбчивый альфа. Хотелось бы, чтобы он не уходил никуда. Был рядом, защищал, поддерживал. Может, если бы они встретились еще в школе, уже были бы женаты и воспитывали общих детей. Но тогда не родилась бы его прекрасная звезда по имени Жое. Не появился бы мальчик, что улыбается как само солнце — Эмин. Видимо, так и надо было.   От размышлений омегу отвлекает смешок мужчины перед собой. Аккуратно убрав руку с пустой глазницы, Се Лянь тушуется и уже хочет начать извиняться, но его прерывают поцелуем в середину ладони и улыбкой во все зубы.   — Наконец-то я могу предложить тебе пожениться, — смеется Хуа Чен, продолжая осыпать запястье омеги поцелуями.   — Нет.   Хмыкнув, альфа садится на кровати.   — Хорошо, тогда предложу тебе это завтра, — улыбаясь, проговаривает Хуа Чен и осматривает свою спальню. — Это все мы?   — Да, это мы, — усмехается Се Лянь и так же, как и альфа, садится на кровати. — А вот это, — показывая на свое покрытое засосами и укусами тело, — ты.   — Тогда моя спина — это ты, — улыбается альфа, гордясь своим творением.   Смеясь вместе и сидя бок о бок, мужчины не замечают вибрирующие телефоны. Сейчас все равно. Сейчас они вот такие помятые, сонные, утренние, и это греет душу.   — По-моему кто-то очень хочет до нас дописаться, — шепчет Се Лянь, переплетая пальцы с пальцами альфы.   — Если это не насчет детей, то давай пошлем всех подальше? — спрашивает Хуа Чен, беря телефон в свои руки и просматривая приходящие сообщения.   — Кто там?   — Эмин, Жое, твоя мама, моя мама и сестра, — проговаривает Хуа Чен. — Кому из них ответим?   — Детям, — смеется Се Лянь и берет уже свой телефон. — Откуда твоя мама знает мой номер?   — Такой же вопрос. И только если задам его, все станет понятно, — смеется Хуа Чен. Одной рукой обнимая омегу и посматривая в его телефон, альфа замечает на заставке рабочего стола фотографию с того дня, когда он оставлял своего сына на попечение в военкомате. — Скинь мне эту фотку, поставлю и себе.   Омега выполняет просьбу, не забывая полностью откинуться на тело любимого. Сейчас ему так хорошо, так спокойно, что не хочется куда-либо уходить из этой удобной кровати и от теплого мужчины под боком.   — Жое пишет, что через час их привезут сюда, — шепчет Хуа Чен, чтобы не нарушить мирное уединение с омегой. Им комфортно даже так, без одежды, тело к телу, рядом друг с другом.   Просматривая входящие сообщения, Хуа Чен натыкается на совместную беседу в мессенджере с друзьями. Они вдвоем там обсуждают вечер рождества и смеются над проделками детей. Надо же, какой смышленый мальчик уродился у их друга дурака.   Хуа Чен А может, вы не будете говорить об этом всем?  

Карась

В смысле? Ты уже проснулся? Всем воспользовался?

 

Инь Юй

Наш мальчик стал взрослым? Карась, хватай пиво, надо отметить.

 

Карась

Боже правый, я нажрусь за здоровье молодых и маленьких

 

Инь Юй

Не обижай малыша-цветочка. Он может и мстить.

 

Карась

Ох, простите, я просто не дома, а значит и мстить мне нельзя

  Хуа Чен А где ты?  

Карась

У Ши Цинсюаня, конечно же. Хочу поехать домой к семье из рыбок

 

Хуа Чен No, no, no, mr. Fish, you won’t go to your family. You will go to this любимый омега, блять! C’mon, mr. Fish, it’s a good place  

Карась

Блять иди нахуй

  Хуа Чен Не утруждайся, я уже там ☺  

Инь Юй

Окей, я подпишу карася как мистер Фиш теперь ☺

 

Усмехаясь над друзьями, Хуа Чен выключает телефон и поворачивается к Се Ляню. Тот общается в переписке с Ши Цинсюанем, что пытается выведать все произошедшее за эту ночь, на что Се Лянь лишь тактично сходит с темы.   — А чего не расскажешь?   — Потом буду должен все рассказать в подробностях, где, как и сколько раз, — смеется омега, прижимаясь плотнее к уже официально своему парню.   — И как тебе? — спрашивает Хуа Чен, подвигая омегу к себе.   — Что именно? — задает встречный вопрос Се Лянь, не смотря в глаза мужчине за его спиной.   — Как тебе вчерашняя ночь со мной?   — Я выспался, у тебя удобная кровать, а ты теплый, поэтому было не холодно, — смеется Се Лянь, поправляя съехавшее одеяло повыше.   — Я не о том, Ваше Высочество, — шепчет альфа, пробегаясь рукой по животу любимого.   — Кхм, ну, мне понравилось, — так же шепотом отвечает омега.   — А что именно? — проходясь поцелуями по шее Се Ляня, задает свой вопрос Хуа Чен.   — Все, — закусив губу, говорит омега, открывая больший доступ к своей шее.   — А конкретнее?   — Все, что вытворяли твои губы, — постанывая, проговаривает омега, когда чужие руки проходятся по бедрам. — Все, что делали твои руки.   — А еще? — спрашивает шепотом прямо в ухо омеги Хуа Чен, проходясь рукой по внутренней стороне бедра. — Вчера ты был очень разговорчивым, а сейчас не хочешь рассказать мне, как я тебя ласкал, как любил, где и в каких позах.   — Хватит, пожалуйста, — стонет Се Лянь и чувствует, как руки на его теле останавливают свое движение.   — Так, я сделал тебе больно?   — Нет, — пытаясь отдышаться, проговаривает Се Лянь. — Наоборот, и когда я сказал «хватит», я имел в виду «хватит болтать и сделай уже хоть что-нибудь».   Усмехнувшись своим мыслям, Хуа Чен не стал спорить с любимым, а лишь повиновался его приказам. Этот омега сведет его с ума.   ***   С того дня, когда его отец официально признался при всех, что состоит в отношениях с Се Лянем, прошел уже месяц. Новый год они встречали всей семьей, причем такой же, какой встретили рождество. Это было время, в котором и Жое и Эмин чувствовали всю любовь своей теперь уже большой семьи. Вот они вместе, все хорошо, но появились и другие проблемы.   Жое уже как неделю болеет, сидя дома, а Эмин остается один на один с Фан Синем и надоедливыми детьми. И ладно бы это были те же самые обзывательства — знаем, привыкли. Но нет, тут они начали задевать то, что трогать не смел никто. Обретенную полноценную семью Эмина. Весь этот месяц, как и до этого, его из школы часто забирал Се Лянь. Эмин, маленький по документам и наивный в душе ребенок, был рад, как младенец, но злые языки не спали.   — Эй, сиротка, тебя сегодня снова заберет шлюшка твоего одноглазого отца? — Я помню его, он же папа Жое. Теперь, оказывается, чтобы прокормиться с дочерью, ее папаша стал продавать себя.   — Да-да, я тоже его помню. Ха, не удивительно тогда.   Злые языки не спали, кулак Эмина чесался, но он старался никого не слушать. Тем более, рядом с ним Фан Синь, который, может, и не понимает всего происходящего, но сжимает кулаки и нарывается на драку вместе с Эмином. Они отбиваются от всех уже как с неделю, и благо те детишки не бегут жаловаться к родителям, иначе снова вызовут отца, который будет защищать перед всеми, а потом ругать наедине. Или придумает очередное странное наказание.   — Фан Синь, пошли отсюда, — говорит мальчик, отворачиваясь от обидчиков.   Сегодня его снова заберет Се Лянь, и они вместе пойдут домой к нему и Жое, а значит, его снова будут гладить, обнимать и целовать в лоб.   — Эй, уродец, тебя же такого выбросят, и никакие деньги твоего урода-отца не помогут.   Ладно, сегодня его, побитого и горько плачущего, заберет Се Лянь.   Первый же удар получает самый главный среди них. Прямо в живот, со всей маленькой силой. Одного из его друзей уже держит на себе Фан Синь, пробивая тому куда-то в грудь. Ох, как же сейчас не хватало Жое. Они бы были втроем сильнее любого мудака, но пока почти сестра болеет, надо постоять не только за свою честь, но и за честь новоиспеченных папы и отца.   Заканчивается драка так же быстро, как и начинается. Сзади слышны голоса взрослых, а перед ними производить истязания трех уродов не хочется. Итогом из всей драки стала рана на брови и разбитая губа. Фан Синь же отделался лишь содранными костяшками.   — Пошли, — хрипит старший и уводит Эмина подальше от ситуации, в которой они оказались.   — Эй, стой, мы же все равно получим, — сопротивляется младший и вырывает свою руку из чужой. — Мы все равно получим, а тогда лучше первыми пожаловаться, чтобы нас послушали.   — Забей, я разберусь, не зря же мои родители дали этой школе денег, — смеется Фан Синь и оглядывает своего друга. — Хотя надо бы поправить твою одежду, иначе тот мужчина будет ругаться.   Поправив воротник и куртку своего друга, стерев выступившую кровь с брови, Фан Синь улыбается, поглаживая младшего по голове.   — Ты только не переживай там, я тут все решу, а ты беги, — с улыбкой произносит старший и уводит Эмина к воротам школы, где его уже ждет Се Лянь.   — Солнышко, привет, — здоровается омега, замечая рядом с Эмином старшего ребенка. — Ох, прости я помешал?   — Нет, все хорошо. Это наш с Жое друг — Фан Синь, — представляет друга Эмин и улыбается, не замечая выступившую с губы кровь. — Он учится с нами и он старше меня на два года.   — Приятно познакомиться, молодой человек. Меня зовут Се Лянь, и я приятель его отца, — улыбаясь, говорит Се Лянь, протягивая мальчику ладонь.   — Я знаю, что вы жених его отца, можете не притворяться, — проговаривает Фан Синь и оглядывается по сторонам. — Мне тоже приятно познакомиться, а теперь я пойду, — пожав руку омеги, мальчик разворачивается и уходит обратно за ворота школы.   — Эх, хорошо. Тогда, Эмин, пошли?   Мальчик кивает головой и берет омегу за руку. Внутри бушевала буря, а на лице была просто кислая мина, как сказал бы дядя Хэ.   — Солнышко, как твои дела в школе?   — Нормально.   — Как с учебой?   — Нормально.   — Тебя никто не обижает?   — Нет.   И только Эмин хочет узнать, к чему все эти расспросы прямо сейчас, ведь обычно они сначала говорят о чем-то отвлеченном и уже дома спрашивают насчет дел и школы, мальчику на голову опускается шапка.   — Ты потерял шапку, у тебя разбита губа и рана на брови, а теперь честно. Тебя кто-то обижает?   Мальчик вздыхает и лишь краем глаза видит, как рядом с ним присаживается на корточки омега. Если ему все рассказать, он будет ругать? Будет кричать? Да, Эмин ни разу не видел злого Се Ляня, но вдруг что-то изменилось. Вдруг...   И именно в этот момент мальчик чувствует, как его сжимают крепкие руки Се Ляня. Тогда слезы уже не хочется скрывать, и они льются сами по себе. Тихо, без звука, Эмин плачет в плечо самого доброго и понимающего папы.   — Они обзывались. Говорили нехорошие слова в твою сторону, а после снова называли меня сиротой. Какой я сирота, когда у меня есть ты, Жое, отец, в конце концов, — плачет мальчик, обнимая мужчину перед собой.   — Солнышко, что такого они говорили, что ты решил их ударить?   — Они говорили, что ты ветреный и что отец тебе деньги платит за отношения, — вытирая свои опухшие и красные глаза, мальчик утыкается в шею Се Ляня, вдыхая аромат цветочного поля и грозы.   — Ага, понял, а ты так считаешь?   — Нет, конечно же, нет.   — Тогда зачем была драка?   — Чтобы проучить их и выбить из них эту дурь!   — Эй, солнышко, если они так говорят, то они умственно отсталые, — говорит Се Лянь, поглаживая спину мальчика. — Главное, чтобы ни ты, ни Жое не думали так, а остальные могут трепать языками столько, сколько им влезет.   — Но они назвали тебя шлюхой.   — Значит они видели только такие отношения и их родители живут именно так, — улыбается омега, прижимая мальчика к себе.   Мальчик понемногу успокаивается, но от омеги не отходит.   — Я точно могу звать тебя папой? — спрашивает Эмин, когда полностью успокаивается.   — Конечно, можешь.   — Пап, не бросай меня и отца, пожалуйста.   Се Лянь лишь сильнее сжимает маленького мальчика в своих руках, шепча о том, что никогда этого не сделает.   ***   Бар. Столик в углу. Их любимый, кстати. На столе бутылка вина, свечи и блюда, что успел заказать Хэ Сюань, прежде чем его так нагло опрокинут со словами, что брат не пускает гулять. Где это видано, чтобы взрослый самостоятельный парень не мог выйти из дома без братского надзора? Вот и альфа не знал на это ответа.   Ши Цинсюань давно в его мыслях, в словах, в действиях, в фотографии на заставке телефона, в фотографии на рабочем столе. Везде, но не рядом. То брат, то работа, то еще какие-то странные обстоятельства. Они не виделись уже неделю. И раньше парень бы просто ушел от всего этого, но тут не может. Его тянет к улыбчивому Ши Цинсюаню, к его рассказам о работе, о семье, о друзьях. К его излюбленной придирчивости. Ко всему. К нему.   — Эй, хватит киснуть тут, иначе я брата позову, — говорит бармен, по совместительству старший брат Хуа Чена.   — Отъебись.   — Эй, ну хватит, что случилось? Очередная красавица не пришла? — спрашивает парень. — Так тут таких столько, что бери любую.   — Отъебись.   — Ясно, тогда я звоню брату.   Хуа Чен приезжает минут через десять. Когда оба они оказались за столом и посмотрели друг на друга, все как-то выстроилось само собой. Не зря они так долго вместе, чтобы без слов понять случившееся. Альфа лишь кивает, вздыхает и, подняв друга за руку, уводит в машину.   — Эй, чертила, оставь меня уже.   — Ага, чтобы ты тут загнулся, мистер Фиш?   — Я не загнусь, просто это так обидно.   — Понимаю, это очень обидно, поэтому мы сейчас сядем в машину и поговорим об этом без лишних ушей.   Усадив на место пассажира своего друга, Хуа Чен садится за руль и не заводя мотора просто сидит вот так в тишине, лишь что-то печатая в телефоне. Хэ Сюаню абсолютно все равно, с кем тот общается, главное, чтобы больше не лез в душу, иначе парень не выдержит и все расскажет, заливаясь слезами, как школьница. А он мужик, в конце концов. Он не будет плакать, не будет переживать.   — Он не пришел на ваше свидание?   В ответ Хэ Сюань лишь кивает и отворачивается к окну. Он должен выстоять и не лить слезы перед другом.   — И ты сразу захныкал?   — Я не плакал, дебил.   — А что ты тогда делал? Поехал к нему разбираться? Или украл свою любовь из родительского дома, чтобы выяснить, все ли у вас нормально?   — Зачем мне это?   — Когда та девушка не могла с тобой встретиться, ты учился плавать, чтобы проплыть озеро и достучаться до нее, — вспоминает Хуа Чен, посматривая в лобовое стекло. — Когда ее не пустили на твой выпускной, ты буквально перелез через забор и украл ее.   — Это другое.   — Нет, это то же самое. Тогда ты добивался, а сейчас что?   — А сейчас у него брат военный, — кричит Хэ Сюань. — Сейчас мы не подростки с гормонами. Сейчас мы взрослые люди, и ...   — И только потому, что тебе уже не 18, ты сидишь в баре, как дохлая рыба, вместо того, чтобы встать и пойти добиться своего, — перебивает друга Хуа Чен.   — Блять, это у тебя все легко в отношениях, а не у меня.   — У меня? — удивленно посмотрев на друга, Хуа Чен вздыхает и заводит мотор машины. — Я сейчас тебе, сука, докажу, как у меня в отношениях.   — Эй, ты чего?   — Ничего, — усмехается альфа. — У меня же все охуенно в отношениях. Настолько хорошо, что у меня есть сын, о котором я все месяцы беременности не знал. Все так, блять, хорошо, что мой сын страдает расстройством пищевого поведения. Настолько прекрасно, что я несколько месяцев добивался доверия не взрослого человека, а его дочери. Так охуенно в отношениях, что никого к себе шесть лет не подпускал!   — Да, у тебя все заебись, — кричит Хэ Сюань. — А у меня невеста умерла, а я добивался ее как мог. Сейчас человек, которого я люблю, не может сказать брату, чтобы он шел в задницу, и уйти ко мне. Я расстроен, что взрослый парень не может послать своего брата на три буквы.   — А ты бы послал свою сестру, если бы она тебя не пускала, думая, что человек, которого ты любишь, похож на уголовника?   — Нет, — вздыхает Хэ Сюань и закрывает глаза. — Я не похож на уголовника.   — Но Ши Уду об этом не знает, а если он не знает, то докажи, что ты не такой.   Отвернувшись к окну, Хэ Сюань осматривает дорогу и понимает, что его везут уж точно не домой и не к друзьям.   — Стоп, ты куда меня везешь, чертила?   — Добиваться любви, мистер Фиш.   Подъехав к дому братьев Ши, Хуа Чен выходит из машины и, подойдя к двери, стучится.  Ему открывает нахмуренный Ши Уду и приглашает внутрь. На лестнице, прямо перед дверью, сидит расстроенный Ши Цинсюань и осматривается по сторонам.   — Вот так просто?   — Ты же сам сказал, что докажешь, что твой друг не какой-то человек с улицы, так давай, показывай, — приподнимая голову говорит Ши Уду.   — Ах, точно, тогда минуту, — улыбаясь, Хуа Чен зовет Хэ Сюаня подойти.   Когда в дом заходит другой альфа, Ши Цинсюань начинает улыбаться уголками губ, лишь думая о том, что вот он, приехал сюда, чтобы защитить, не дать в обиду и добиться своего. Такой герой заслуживает особой благодарности в свой адрес.   — Ну, привет, не уголовник, — усмехаясь, говорит Ши Уду.   — Вот-вот, он не уголовник, даже больше скажу. Перед вами сейчас самый настоящий юрист, который смог сделать все, чтобы женщина, которая родила мне ребенка, не смела к нему подобраться, — рассказывает Хуа Чен. — Он один из столпов моего бизнеса, и без него все мои казино пойдут прахом.   — Получается, что если мой брат от него понесет, этот лишь заберет ребенка, а даже если оставит с ним, то алименты не будет платить?   — Нет, вы немного не поняли, — продолжает альфа в красном пальто, пока его не прерывает Хэ Сюань.   — Достаточно, — говорит альфа и поворачивается к Ши Уду. — Как ты хочешь, чтобы я доказал тебе свои намерения в отношении Ши Цинсюаня?   — Будь богатым, с недвижимостью, женись на нем, родите детей и не смей даже мизинцем тронуть его.   — А как можно заделать ребенка, если я его не буду трогать? — кривится Хэ Сюань.   — А тебя только это волнует? — усмехаясь, спрашивает Ши Уду. — Я о том, чтобы ты не смел его ударить, но тебе и первые два пункта не пройти.   — Ха, нет уж, — усмехается Хэ Сюань. — Я один из совладельцев казино, у меня есть недвижимость и достаточно большой счет в банке. Жениться и родить детей? Дел на неделю плюс девять месяцев с вынашиванием.   — Уууууу, какой важный, как хуй бумажный, — смеется Ши Уду. — Это все твои слова, не больше, принесешь мне документы — иди гуляй с братом.   — Дай мне час, съездить домой и обратно, и будет у тебя все, — хмурится Хэ Сюань.   — А, вот как, тогда не забудь справочку о том, что ты здоров и не разносишь никакие болезни, — смеется старший Ши. — Ах да, на это же надо больше часа.   — Думаю, тут вы не правы, — говорит Хуа Чен. — Мои коллеги по причине работы в столь нетипичном месте должны проходить медицинскую комиссию раз в два-три месяца. Знаете же, вдруг порежутся о разбитый посетителем бокал или будут вдруг избиты, всякое бывает. И вот поэтому Хэ Сюань, также как и я и Инь Юй, неделю назад проходили комиссию на все болезни, даже передающиеся половым путем.   — И ты хочешь сказать, что передо мной стоит богатый, чистый, ответственный человек? — хмурится Ши Уду.   — Именно так, — улыбаясь, проговаривает Хуа Чен. — А также вряд ли этот человек сделает хоть что-то неподобающее с вашим братом.   — В каком смысле?   — Мы выросли в достаточно строгих семьях, и такое у нас не приветствовалось, — врет Хуа Чен и улыбается.   — Ммм, ну тогда женись на нем.   — Хорошо.   — Хоть завтра готов?   — Хоть сейчас.   — Эй, ребята, а у меня спросить никто не хочет? — паникуя, влезает в разговор Ши Цинсюань.   — А что тебя спрашивать? Ты же сам к нему рвешься, чуть ли не вымогая у меня прогулку с ним, — усмехается Ши Уду.   — Ну, может, я не готов, — нервно улыбается Ши Цинсюань.   — Если ты не готов сейчас, то будешь готов, когда он тебе заделает ребенка и выбросит?   — Я не собираюсь такого делать, — проговаривая каждое слово, влезает Хэ Сюань. — Цинсюань, если ты не хочешь сейчас, я буду ждать, пока не захочешь, а теперь иди ко мне.   — Ох, развели сопли, — закатывая глаза, говорит старший Ши. — Проваливайте вдвоем. И, Хэ Сюань, только попробуй его завтра не привезти в девять утра домой — убью.   — Хорошо, привезу, — говорит Хэ Сюань и чувствует на своей талии родные руки.   — Поехали, рыбка моя, — смеется Ши Цинсюань и выходит из дома сразу за Хуа Ченом.   — Слышь, ты, рыбка, если ты сделаешь ему ребенка и свалишь в закат — считай, труп, понял?   — Ха, я не отдам ни ребенка, ни Цинсюаня и обязательно на нем женюсь, понял?   Выйдя за дверь и громко ею хлопнув, Хэ Сюань вздыхает и впервые за весь день улыбается. У машины его уже ждет друг и любимый человек, а это все, что надо для счастья.   ***   Цюань Ичжень вернулся после рабочего дня домой ближе к девяти вечера. Спина болела, ноги тоже. Сегодня он опоздал с утра, и пришлось отрабатывать эти часы на плацу. Полное обмундирование и автомат впридачу напрягли его больше, чем постоянный бег по базе с кучей бумажек наперевес.   Дома на удивление тихо, но свет из кухни говорит о том, что тут кто-то есть. Возможно, приехал брат или мама погостить, но не сказали. Все бывает. Слишком устал, чтобы думать.   Он разувается и проходит на кухню. Сердце молодого военного делает кульбит. За плитой стоит тот, от кого у альфы замирает сердце, трясутся ноги и едет крыша. Инь Юй готовит что-то вкусно пахнущее, и это все так по-домашнему, так хорошо.   Вдохнув побольше воздуха в легкие, Циин подходит к нему сзади и обнимает за талию, прижав к себе.   Как же ему хочется вот так и навсегда.   — Инь Юй, ты выйдешь за меня?   Упавшая на стол ложка и удивленный взгляд ничего хорошего не предвещают.   — Нет.   — Почему?   — Потому что нет.   Циин не привык сдаваться и, сдавливая омегу сильнее, задает тот же вопрос.   — Нет. И отпусти меня.   — Почему нет?   — Да блять, потому что нет, — злится омега и вырывается из чужих рук. — Иди мойся и кушать садись.   Цюань Ичжень вздыхает и плетется к ванной. Помывшись, переодевшись и придя на кухню, они вдвоем в уютной тишине кушают, а после просто идут спать. Да, вот так вот. Они ничем не занимались, просто спали рядышком.   Когда Циин садится на кровать, спину снова простреливает болью, отчего тот немного стонет.   — Что случилось? — спрашивает омега и, залезая на кровать, осматривает спину другого.   — Да просто перенапрягся, не волнуйся, — улыбается альфа, поворачивая голову в сторону Инь Юя.   Тот же, понимая, что младшему больно, просит лечь на кровать спиной кверху и садится на поясницу, чтобы размять напряженную спину.   В этой уютной тишине под стоны удовольствия от Цюань Ичженя омега все же решает поведать тому, почему они не могут пожениться.   — Пойми, ты еще молодой, тебе надо найти человека лучше, чем вот такая вот ошибка природы, — невесело усмехнувшись, говорит Инь Юй. — Я уже старый почти, и тем более мужчина, зачем тебе такой?   — Ты же понимаешь, что меня это не ебет?   — Но тебе нужна молодая девушка, а не я, — вздохнув, Инь Юй ложится на спину парня сверху, прижимаясь к размятой и горячей коже щекой. — Что я могу тебе дать? Ничего.   — Все, — тихо говорит Цюань Ичжень. — Любовь, поддержку, смысл жить дальше, — вздохнув, парень продолжает. — Я так долго искал тебя, думал, что больше не увижу. А потом военкомат и твои прекрасные глаза. Я был ослеплен тобой, и до сих пор в моих глазах ты намного лучше, чем кто-либо вообще в этом мире. А ошибкой природы ты не можешь себя называть.   — Почему?   — Твой родитель-омега ведь тоже был мужчиной, и я помню, что ты о нем рассказывал, — улыбаясь, говорит Циин.   — Его ненавидели все вокруг.   — Но семья и друзья любили, ведь так?   Немного помолчав, Инь Юй вздыхает и кивает головой.   — Да.   — А теперь тебя любит твой отец, твои друзья и я. Поэтому ты не ошибка природы, — понемногу засыпая, проговаривает Циин. — Ведь мы любим тебя.   Перебираясь на свою сторону, омега вздыхает, поглаживая спину перед собой. Хотелось бы верить в эти слова, но так сложно.   И как бы ни было сложно, Инь Юй лишь улыбается, проговаривая на ухо своему большому доброму золотому ретриверу:   — И я тебя люблю.   ***   Они снова в ночную смену. Трудятся вместе бок о бок и думают о том, как вернуться домой — тоже вместе.   Му Цин уже давно думал о нормальной семейной жизни, где-то внутри называя Фэн Синя своим мужем. Иногда эти слова вырывались у него случайно во время разговоров, иногда специально, чтобы подразнить.   Его любимый сильный, важный, но до предела глупый парень, видимо, не понимал намеков, и чтобы хоть как-то склонить альфу на путь истинный, Му Цин не брезговал называть его мужем на работе.   В разговоре с коллегами.   — Там вызов, — говорит дежурная. — Му Цин, твой район. Надо уточнить, что за шум у соседей по этому адресу.   — Хорошо, я тогда с собой возьму мужа и поедем.   — Кого? — удивленно спрашивает диспетчер.   — Фэн Синя, — смеясь, отвечает Му Цин.   — А, ну тогда ладно, — смеется диспетчер. — передавай привет твоему мужу.   В разговоре друг с другом.   — Му Цин, мы завтра в супермаркет поедем? — спрашивает Фэн Синь, когда они стоят у кофе-машин.   — Да, конечно, я поеду со своим мужем в супермаркет, — закатывая глаза, отвечает омега. Он говорил о поездке уже два дня, поэтому взбесился от такого вопроса.   — Мужа?   — Блять, забей, — вздыхает омега и уходит на рабочее место.   В разговоре с друзьями.   — Ши, харе слезы лить, — раздражаясь, говорит Му Цин по видеосвязи с Се Лянем и Ши Цинсюанем. — Твой хотя бы сразу сказал, что вот замуж позову — и без проблем, а мой муж не замечает ничего.   — Муж? — спрашивает Се Лянь, пока Ши Цинсюань, смеясь, рассказывает другу, что Му Цин так зовет Фэн Синя, а тот ничего не замечает уже как полгода.   — А, ну тогда предложи ему сам, — говорит Се Лянь и отвлекается на Жое, которая садится к омеге на колени.   — Да как я это сделаю? — стонет Му Цин.   — Подходишь, берешь за руку, разворачиваешь к себе и говоришь: «Поехали в ЗАГС, муж», — смеется Ши Цинсюань.   — Ага, и он все равно ничего не поймет, — смеется Му Цин, закатывая глаза.   — А что ему, просто спросить у него руку и сердце? — спрашивает Жое и смотрит на взрослых с экрана.   — Великолепный план, Уолтер, — вскрикивает Ши Цинсюань.   — Ага, просто офигенный, если я правильно понял. Надежный, как швейцарские часы, — смеется Му Цин. — А если серьезно, ангел наш, ты же знаешь дядю Фэн Синя, он же глупый и не поймет, даже если в лицо сказать что-то.   Тогда они смеялись все вместе, а сейчас Му Цин задумывался, что, может, это и не такой плохой план. И вот, выходя с утра из полицейского участка после ночной смены, омега вздыхает и, подойдя к своему почти мужу, спрашивает.   — Ты выйдешь за меня?   Альфа, стоящий с сигаретой в зубах, роняет ее на пол от удивления, а после, улыбнувшись, кивает.   — А я думал, ты и не спросишь, — улыбается Фэн Синь и достает из кармана бархатную коробку синего цвета с кольцами внутри.   — Чего?   — Хотел сделать как-то романтично, но раз ты спросил первый, то я отвечу тебе да и надену на тебя это кольцо, — смеется Фэн Синь и достает из коробочки кольцо из белого золота с темно-синими камнями по периметру.   Надев кольцо на палец своего омеги, Фэн Синь смеется и обнимает любовь всей его жизни, задавая вопрос, на который уже не нужен ответ.   — А ты выйдешь за меня?   — Да, тупица.