Ох уж эти детки

Открывать глаза, когда рядом любимый человек прижимается к тебе всем телом и сопит в твою шею — превосходное чувство. Хуа Чен, если бы мог пищать от счастья без звука, сразу сделал бы именно это. Остается только улыбаться и гладить своего любимого по щеке. В тишине комнаты ничто не может помешать быть влюбленным дураком. Тишина комнаты скроет их любовь и поцелуи от остальных. Поэтому Хуа Чен не удерживается от небольшого поцелуя в лоб. Его возлюбленный — тот, кто завладел его сердцем так стремительно и так просто. Взял его сердце, которое будто падало с большой высоты в бездну, в свои ласковые нежные руки. Будь альфа более требовательным, окольцевал бы этого прекрасного человека, не оставив ни шанса другим. Это лицо хочется рисовать в каждой своей картине. Это тело хочется увековечить в каждой статуе. Эти руки хочется целовать и прижимать к своему телу, но в сознании возникают мысли лишь о том, что это тело грязное. Оно было в объятьях сотни ненужных людей. Его тело гладили и ласкали чужие грязные руки, целовали противные губы, ублажали ненужные тела. Его отдушина — сын. Единственный светлый момент в его жизни, который не считается грязным. Как бы он хотел, чтобы человек, лежащий перед ним, Жое, что спит в комнате Эмина и собственный сын были его маленькой, но такой нужной семьей. После того, как в его жизни неожиданно появился Эмин, альфа ни с кем не был в постели. Не любил, не целовал, не обнимал, не ласкал. Никто не прижимался к нему, как сейчас это делает Се Лянь. Как бы хотелось сейчас прижать этого совсем не хрупкого и не маленького омегу к себе и не отпускать никуда. Закрыть комнату на три замка и целовать, целовать, целовать.   Пока рассуждения в голове Хуа Чена лились рекой, сталкиваясь с горными камнями в виде сомнений, рядом зашевелился Се Лянь, просыпаясь и потихоньку открывая глаза. Перед ним лежал мужчина, глубоко погрузившийся в свои мысли и не обращавший внимание на происходящее вокруг. Омега улыбается и целует его губы, просто чтобы напомнить не углубляться слишком сильно в эти реки сомнений. Ему отвечают, сразу же сминая губы и проводя по ним языком, как бы спрашивая разрешения на то, чтобы углубить поцелуй. И ему разрешают, приоткрывая рот и позволяя языкам встретиться на полпути. Из невинного поцелуй становится все более голодным, и потому от нехватки кислорода мужчины отрываются друг от друга, чтобы немного вдохнуть и продолжить целоваться на этой большой кровати в объятьях любимого человека. Руки молодых людей живут своей жизнью, перемещаясь по телам. Так руки Се Ляня оглаживают грудь альфы, сминая ночную майку и поднимаясь выше к шее. Альфа проходится по ребрам омеги, спуская руки все ниже, переходя на бедра и крепко сжимая их в своих больших и теплых руках.   — Доброе утро, Сань Лан, — шепчет Се Лянь, не переставая целовать любимые губы.   — Доброе утро, Гэгэ, — отвечает Хуа Чен, перебираясь на шею омеги и целуя мужчину, не оставляя следов. — Как спалось?   — Это был лучший сон в моей жизни, — смеется омега, перебирая волосы цвета вороньего крыла. — Было тепло и уютно, а тебе?   — Не представляешь, насколько хорошо, — смеется Хуа Чен, перебираясь поцелуями на плечо мужчины. — С тобой по-другому и не бывает, гэгэ.   — Ох, Сань Лан, прекращай, — шепетом просит Се Лянь и улыбается, когда его слушают, аккуратно перебираясь обратно к лицу омеги и оставляя небольшие поцелуи.   — Прости, увлекся, — шепчет Хуа Чен и отодвигается от любимого. — Сегодня выходной, не хотите побыть сегодня с нами? Я вас завтра отвезу.   — Я не против, только нужно заехать домой за вещами, — отвечает Се Лянь и смеется от легкой щекотки.   — Заедем сегодня к вам, заберем вещи и поселим вас тут, — смеется Хуа Чен, прижимаясь лбом к плечу омеги. — Вы кстати, когда я уеду, приедете сюда?   — Я думаю, лучше будет, если Эмин поедет к нам с Жое, — говорит Се Лянь и поглаживает Хуа Чена по голове.   — Хах, хорошо, тогда я в пятницу утром привезу его вещи к вам, — смеется альфа, поглаживая мужчину перед собой по груди.   За дверью слышатся смешки и топот детей, сигнализируя о скорейшем прекращении всего того, чем они тут занимались. И пусть они ничего такого эротичного не делали, но малышне лучше не видеть разврата в виде зацелованных родителей и смятой одежды. Когда дверь открывается и внутрь тихо заходят два непослушных ребенка, взрослые уже успевают оторваться друг от друга и, не сговариваясь, накрыться одеялом, изображая из себя спящих.   — Отец, отец, — зовет Эмин и залезает на кровать к родителю. — Отец, просыпайся. Где А-Лянь?   — Эмин, что случилось? Зачем тебе сейчас Се Лянь? — ворчит Хуа Чен, спуская с головы одеяло. Под ним все еще остается омега, хихикая над ворчанием старшего Хуа.   — Мы с Эмином вышли из комнаты, а там на диване дядя Ши и, как выразился Эмин, карась спят. Тут ты спишь, а где мой папа? — возмущается Жое и посматривает на вторую половину кровати рядом с Хуа Ченом.   — А, вы об этом, — смеется альфа и чувствует поцелуй в свою грудь. — Ох, ну, он...   — Я тут, — спуская с себя одеяло, говорит Се Лянь, не давая Хуа Чену закончить предложение. — Доброе утро, ангел мой.   Эмин смотрит на Жое и широко улыбается, играя бровями, на что девочка только закатывает глаза, забираясь на кровать. Уже сидя между мужчинами, мальчик пересказывает свой сон.   — Я в этот момент так сильно захотел в туалет, и вот только я собирался выйти из комнаты, услышал шум в гостиной, — смеется Эмин и прижимается к боку Се Ляня, который держал Жое, сидевшую на его коленях. — Вот, а потом услышал, как дядя Ши начинает на кого-то ругаться и кричит, будто у него что-то болит. Но там был голос карася, и я не стал выходить.   — Да, там этот крик несколько раз повторился, — кивает Жое и посматривает на папу. — Он будто стонал от боли, но я просто уложила Эмина в кровать, и мы опять уснули. Странно это было.   Се Лянь, все это время слушавший историю детей, вздыхал и мысленно проклинал своего лучшего друга за слишком громкие звуки удовольствия. Сидевший рядом Хуа Чен злобно посматривал на дверь.   — Надеюсь, вы и правда не выходили из комнаты, когда такое услышали? — злобно улыбаясь, спрашивает альфа.   — Не, мы сразу легли, — смеется Эмин и обнимает Се Ляня. — А вы сегодня уедете, да?   — Сын, я договорился, сегодня мы все вместе проведем этот день, — смеется Хуа Чен и гладит Эмина по голове. — И вообще, почему ты к гэгэ прилип?   — Потому что А-Лянь теплый, — смеется Эмин и перебирается на колени омеги. — И вообще, я просто хочу быть ближе к своей подруге.   — А я холодный, получается?   — Да, — смеется Эмин. — Отец, ты холодный и вообще побрейся.   Хуа Чен смеется, потирая свой подбородок. На нем реально уже выросла щетина, а потому ее бы лучше убрать. Со стороны гостиной слышатся смешки Ши Цинсюаня и ворчание Хэ Сюаня. Се Лянь лишь вздыхает, прижимая двух детей к себе.   — Думаю, надо пойти завтракать, — улыбается омега, целуя дочку в лоб.   — А меня? — спрашивает Эмин и улыбается, когда Се Лянь целует и его в лоб.   — А меня? — улыбаясь, спрашивает Хуа Чен. Вместо поцелуя ему поручают миссию согнать с дивана гостей.   — Пап, а почему вы спали вместе? — спрашивает Жое, обнимая Се Ляня одной рукой.   — Потому что диван в гостиной заняли, а больше нет никаких спальных мест, — отводя взгляд, говорит Хуа Чен и выходит из комнаты, пока этот диалог с детьми не продолжился.   В гостиной на диване уже проснулся Хэ Сюань, перебирая волосы своего любимого и прижимая его к себе. Подошедший Хуа Чен толкает друга в плечо и показывает на балкон, зазывая перекурить. Уже на балконе, стоя с другом плечом к плечу, Хуа Чен прикуривает сигарету, надеясь на то, что Эмин не увидит этой убогости. Рядом чувствуется запах любимых сигарет Хэ Сюаня.   — Я же просил не трахаться на диване, — упрекает Хуа Чен мужчину.   — Мы не трахались, — ворчит Хэ Сюань. — Целовались, не больше.   — Эмин слышал стоны, — затягиваясь, проговаривает альфа и оборчивается на дверь.   — Ничего не было, угомонись, — смеется Хэ Сюань, толкая друга в плечо. — А у него в комнате звукоизоляция же?   — Видимо, не такая сильная, как я надеялся, — смеется Хуа Чен и шмыгает замерзшим носом. — Инь Юй поедет со мной, ты как?   — С вами, — усмехается Хэ Сюань и пожимает плечами. — Ты все еще хочешь убедиться?   — Я знаю, что он мертв, но не верю, хоть убей, — хмурится Хуа Чен и выбрасывает окурок, выдыхая сизый дым из легких. — Я так боялся, что он придет, когда Эмин был маленьким. Так боялся, когда оставлял сына одного с кем-то.   — Он мертв, — выдыхает Хэ Сюань и выбрасывает окурок. — Мы видели, как его сжигали.   — А вдруг нет? — вздыхает Хуа Чен и смотрит на друга. — Я знаю, что я похож на параноика, но когда-то он он уже «умирал».   — Если он воскреснет, мы его закопаем все вместе, понял? — со всей серьезностью говорит Хэ Сюань и обнимает друга за плечо одной рукой. — Помнишь, когда мы были мелкими и впервые выкурили сигареты? В заброшенном доме, избитые, но такие счастливые.   — Инь Юя тогда поругали, а мы защищали, что это мы курили, а он рядом стоял, — смеется Хуа Чен, вспоминая их детские шалости. — А помнишь, мы впервые откопали порножурнал? Так смеялись со всех этих сцен.   — Ага, а в семнадцать разговаривали, кому что нравится в постели, хотя ни разу не были с кем-то, — усмехается друг, толкая альфу в плечо другой рукой.   — Никто из нас тогда не подумал о кинках на военных, — улыбается Хуа Чен. — Он ведь тоже был военным.   — Он мертв, — разворачивая к себе друга, говорит Хэ Сюань, хватая друга за воротник майки. — И на следующей неделе ты убедишься в очередной раз, что твой сраный папаша сдох и больше не воскреснет.   Закусив губу, Хуа Чен медленно кивает, посматривая одним глазом на друга. Он знает, что родной отец давно мертв, но каждый год, приезжая в родной город, ему нужно было убедиться в своей реальности. Человек, что портил жизнь ему, его семье и друзьям должен оставаться пеплом в баночке — не больше. В первый такой год альфа уехал, оставив маленького Эмина на руках мамы, чтобы убедиться. Чтобы точно знать, чтобы увидеть своими глазами вазу с прахом, ощущая лишь кромешную злость на этого человека. На этот прах. Тогда он звонил друзьям и разговаривал с ними, пока не уснул в каком-то дешевом хостеле, рыдая в подушку от радости и освобождения. После этого каждый год с ним обязательно ездил кто-то, чтобы присматривать и быть рядом. Надо было быть рядом для ощущения реальности происходящего. Вот и в этот раз они поедут все вместе, поддерживая и подбадривая друга.   В кухне слышится смех детей и крики Ши Цинсюаня. Два друга смеются и выходят с балкона.   — Отец, отец, а какой бы собакой я был? — прямо с порога спрашивает Эмин, обнимая Хэ Сюаня за ногу. — Доброе утро, дядя.   — Ты был бы маленьким ирландским сеттером, — отвечает за Хуа Чена Хэ Сюань и поднимает мальчика на руки.   — А Жое?   — А Жое была бы красивой и грациозной борзой или самым умным самоедом, — отвечает Хуа Чен, посматривая на Се Ляня и Ши Цинсюаня у плиты.   — Пап, а ты бы кем был? — спрашивает Жое и подходит к Ши Цинсюаню, обнимая того за ногу.   — Ангел мой, если бы я знал, — смеется омега.   — Твой папа больше похож на борзую как раз, — размышляет Ши Цинсюань, пока на плите разогревается вчерашняя каша. — А я был бы самым красивым пуделем.   — А карась был бы карасем, — смеется Хуа Чен. — А если серьезно, может, немецкий дог?   — Долматинец?   — Хм, возможно, — задумывается мальчик и посматривает на отца. — А отец был бы доберманом.   — Как банально, — смеется Ши Цинсюань, помешивая кашу. — А ты чего вообще спросил-то?   — Мне подарили энциклопедию по породам собак, — улыбается Эмин и вырывается из рук дяди.   Когда мальчика спускают на пол, а взрослые рассаживаются по местам за столом, Эмин приносит из комнаты энциклопедию, показывая всем взрослым.   — Жое сказала, что она хотела бы кошку, а я очень хочу собаку, но отец не разрешает, — садясь за стол, говорит Эмин и приступает к трапезе.   — Потому что мне тебя одного хватает, — смеется Хуа Чен, посматривая на Жое. — Солнце, а ты чего грустишь?   — А нам просто нельзя животных на той квартире, — отвечает девочка, посматривая на своего родителя.   — Ангел мой, — начинает Се Лянь, и его тут же обрывают.   — Принцесса, давай я у себя заведу кошку, и ты сможешь жить у меня, — предлагает Ши Цинсюань. — А потом мы и твоего папу перетащили бы к себе.   — Дядь, у тебя аллергия на шерсть, — восклицает Жое.   — Ради моей принцессы я готов на все, — смеется младший Ши.   Переговариваясь, вся компания позавтракала и пошла собираться выезжать по делам. Хэ Сюань хотел уехать домой вместе с Ши Цинсюанем, а семьям Се и Хуа нужно было заехать к первым взять вещи на завтра. Уже сидя в машине и попрощавшись с другом, Хуа Чен выезжает на трассу, посматривая в зеркало заднего вида на детей, сидящих в детских креслах. Если бы он сейчас просто закрыл глаза и представил, что вот так везет куда-то свою семью, кричал бы во весь голос от радости, не обращая внимания ни на кого. Но это позже. Он еще успеет спрятать в своих руках всю семью Се, обвязав их всех красной нитью, и никогда не отпускать. Прямо сейчас они едут все вместе по оживленной трассе к дому Се Ляня и Жое, радуясь очередному выходному.   Паркуясь у дома, Жое и Се Лянь выходят из машины, не забыв предупредить, что они скоро вернутся. Отец и сын, сидя в машине, под музыку молча посматривают друг на друга.   — Эмин, я скоро уезжаю на два дня, — начинает Хуа Чен, бросая взгляд на сына, который, понимая к чему клонит отец, лишь вздыхает.   — Понятно, — отвечает Эмин и пожимает плечами.   — И ты даже не спросишь, с кем я тебя оставлю? — спрашивает Хуа Чен.   — Ну, как будто у меня есть выбор, хах, — усмехается мальчик, опуская голову и ковыряясь в обивке своего кресла.   — А если бы был выбор, с кем бы ты остался?   — Бабушка и дедушка, Цин или Мэй, — хмурится мальчик. — А что?   — А если бы ты остался с Жое и ее папой? — вздыхает мужчина, перебирая край своего пальто.   — А захочет ли А-Лянь взять меня на два дня к себе? — подняв голову и посматривая на отца, спрашивает Эмин.   — По крайней мере, он согласился посидеть с тобой, когда я уеду, — отвечает Хуа Чен, глядя на удивленного сына. — Я знаю, что ты не хочешь быть со всякими няньками, поэтому попросил гэгэ посидеть с тобой.   — И он правда согласился? — улыбается мальчик, приподнимаясь со своего места.   Хуа Чен лишь кивает и усмехается от того, как быстро меняется настроение сына. Хотелось бы и ему иметь такую детскую черту, не задумываясь об окружающем его мире, но он отец. Отец-параноик, который поедет убедиться, что уже его отец давно превратился в прах.   Когда в машину садится Се Лянь, а сзади пристегивается Жое, Эмин широко улыбается и машет головой под музыку из колонок. Жое не отстает и с улыбкой танцует с мальчиком, подпевая особо любимым песням. Се Лянь на это лишь достает телефон, чтобы сфотографировать веселых детей и отправить своей маме в мессенджер.   Весь оставшийся день взрослые посвящают себя только детям и друг другу, чтобы в понедельник разойтись до следующей пятницы.   *** В пятницу рано утром Хуа Чен, как и обещал, заехал к своему парню и завез вещи сына. Возле школы, провожая Жое и Эмина, мужчина познакомил учителя с Се Лянем, чтобы предупредить, что собирается уехать, а забирать сына сегодня будет омега.   — Да, помню, вы говорили вчера, — улыбается низкорослый коренастый учитель, поправляя очки. — Вы привезли доверенность?   Отдав необходимые документы, взрослые прощаются со своими детьми и садятся в машину Хуа Чена, выезжая с парковки возле школы. Альфа не хотел начинать разговор, который, вероятнее всего, закончится лишь испорченным настроением, но предупредить он обязан.   — Сань Лан, ты волнуешься о чем-то? — спрашивает первым омега, улавливая в аромате альфы слишком горький запах мяты.   — Прости гэгэ, я просто, — вздыхает Хуа Чен, прерываясь на полуслове. — В общем, в воскресенье я, возможно, приеду достаточно разбитым. Возможно, буду даже немного опухшим, хах.   — Ты очень сильно волнуешься, — уже переживая за мужчину, ведущего машину, Се Лянь просит того съехать на обочину и рассказать все по порядку.   — Я еду в город, в котором родился, чтобы проведать родного отца, и эти дни... — с перерывами объясняет Хуа Чен. — Они даются мне всегда очень сложно. Поэтому если я приеду с перегаром, весь опухший и разбитый, не бери в голову мысли, что в этом как-то виноват ты или кто-то еще.   — Сань Лан, посмотри на меня, — просит Се Лянь и поворачивает альфу лицом к себе. — Ты не должен передо мной оправдываться. Помни, что тебя ждет здесь твой сын, и это должно быть самой главной мыслью. Я ничего не собираюсь себе выдумывать.   — Гэгэ, главное, не показывай меня такого Эмину, — опуская глаза, говорит Хуа Чен и вздыхает. — Не хочу, чтобы он видел меня таким слабым.   — Все будет хорошо, — успокаивает его Се Лянь, прижимая к себе и поглаживая спину мужчины по неизменному красному пальто. — Главное, возвращайся, а я там что-нибудь придумаю, идет?   — Да, — соглашается мужчина, не поднимая головы с плеча омеги.   — Эй, давай, посмотри на меня, — просит Се Лянь, отрываясь от мужчины и стараясь поднять его голову. — Посмотри на меня, пожалуйста.   Когда Хуа Чен все же выполняет просьбу, то чувствует нежный и ласковый поцелуй в кончик носа, в бровь над здоровым глазом, в щеку и, наконец, в тот самый глаз, который закрыт повязкой уже слишком долго, чтобы хоть что-то им чувствовать.   — Ты хороший отец, ты глава семейства, ты со всем всегда справлялся и справишься сейчас, — шепчет Се Лянь, поглаживая щеку альфы большим пальцем. — А я буду рядом, чтобы поймать тебя, и не отпущу, пока ты снова не будешь сиять.   Слова омеги пробираются в самое сердце Хуа Чена, от которого теперь разносится аромат мятного чая и хвойного леса. Если бы Се Ляня спросили, что он чувствует сейчас, он бы без промедления сказал, что это счастье. Так он чувствовал себя, когда родилась его маленькая дочка, когда он и его друзья были слишком неусидчивыми подростками, что любили уезжать на велосипедах за город, провожая закат на полях с цветами. Так он чувствовал себя, когда его впервые похвалили родители за какой-то несуразный рисунок всей их семьи, который после был долгое время прикреплен к холодильнику самым мощным магнитом. И так он чувствовал себя рядом с мужчиной, что пах деревом и мятой.   Хуа Чен вздыхает полной грудью и обнимает, крепко прижимая к себе, мужчину напротив и говоря спасибо.   Когда оба успокоились и с улыбкой продолжили путь, альфа, посматривая на рядом сидящего мужчину, достаточно громок произнес:   — Гэгэ, поженимся?   Се Лянь от такого вопроса впал в ступор и глазами испуганного оленя уставился на мужчину за рулем.   — Не сейчас.   — Раз не сейчас, то потом можно будет?   — Хитрый лис, следи за дорогой.   Уже будучи на работе, Се Лянь думает, как будет все эти выходные уживаться с двумя детьми. Обычно когда они с Жое оставались одни на все выходные, то вместе либо лежали на диване, просматривая любимые мультфильмы, либо читали книги. Иногда устраивали вечера только для двоих, где готовили, игрались, танцевали под любимую музыку и смотрели на звездное небо с балкона.   Раз в месяц они могли устроиться рядом и, как два достаточно образованных человека — и не важно, что Жое тогда была только в детском саду — разговаривать на разные темы и играли в правду или действия. А если уж совсем ничего не хотелось, просто лежали в своих комнатах, выходя только на кухню и в туалет. И вот сейчас в их маленький мирок приходит достаточно суетливый и активный мальчик, а значит развлекать придется сразу двоих малышей.   — Ваше Высочество, о чем задумались? — спрашивает младший Ши и осматривается по сторонам. — Это случайно не старший Хуа заполонил ваши мысли?   — Нет, ветерок, его сын занимает мои мысли, — отвечает Се Лянь и смотрит на слишком уж удивленного Ши Цинсюаня. — Так, не думай ничего такого. Хуа Чен уехал, и Эмин будет эти выходные с нами.   — А, ну да, он же такой активный, а ты и Жое одинаково пассивные в своих семейных вечерах. До сих пор помню, как вы весь день сидели по разным комнатам, а поговорили полноценно только вечером, — вздыхает омега. — Я тогда думал, что вы поругались, а это, оказывается, у вас такие дни. Я так испугался.   Пока младший Ши, рассказывал о том, как проводили свои выходные он и старший брат, мысли Се Ляня гуляли где-то на задворках сознания.   — О, я вот, например, со своим двоюродным братом проводил выходные в домике на дереве, — влезает в их разговор Циин. — Мы у отца выпросили построить его на дереве, которое росло на участке, ну и потом там развлекались всякими играми.   — Ох, и какими же играми вы там развлекались, малыш Циин? — спрашивает Ши Цинсюань.   — Играли в карточки с черепашками ниндзя, фишки с покемонами, собирали из палок оружие, — улыбается Циин, вспоминая детские забавы. — А когда я начал ходить в секцию с Шисюном, то показывал брату приемы.   — А я думал, вы там карты с голыми барышнями смотрели, — смеется Ши Цинсюань и посматривает на сидящего друга. — Ваше Высочество, не заморачивайся, веди себя так же, как и всегда. Даже Хэ-сюн сказал, что Эмин к тебе очень привязался.   — А если он разочаруется во мне, когда поживет у нас пару дней? — париует омега, пока перебирает бумаги на своем столе. — Он как-то оставался у нас на ночь, но это ночевка, а тут пожить пару дней.   — Ты так говоришь, будто уже готов стать для него папой, — говорит Ши Цинсюань, закусывая нижнюю губу.   — А вообще, да, ты будто пытаешься угодить будущему сыну, а не просто присмотреть за сыном своего друга, — вклинивается Циин, потирая задумчиво подбородок.   — Хуа Чен часто шутит про замужество, — смеется Се Лянь.   — А точно ли он шутит? — спрашивает Ши Цинсюань и слышит, как сзади хлопает дверью Лин Вэнь. После этого все разговоры заканчиваются, а сотрудники возвращаются на свои места.   Когда рабочее время подходит к концу, добросердечный Ши подвозит Се Ляня до школы и ждет вместе с омегой детей, чтобы отвезти их домой.   — Ветерок, мы бы и сами дошли, — убеждает его омега, поправляя фуражку.   — Мне дали задание следить, чтобы с вами все было хорошо, и я, как хороший, во-первых, друг, а во-вторых, любовник, выполню поручение, — отчеканил Ши Цинсюань, посматривая на своего друга.   — Что тебе за это обещали?   — Долгие-долгие ласки, — смеется Ши Цинсюань, посматривая в окно на школу. — Ты бы знал, как меня попросили это сделать. Я еще никогда не думал о тебе в момент, когда меня втрахивают в матрас.   — Звучит жутко, — кривится Се Лянь и видит выходящих учителей.   Подойдя к учителю Жое, забирая ее к себе, омега краем глаза замечает, как к ним бежит Эмин с криками «папа», а за ним, еле поспевая, бежит учитель.   — Пап, он тебя папой называет, — говорит Жое и смотрит на Се Ляня.   — Ты ревнуешь?   — Нет, просто нужно привыкнуть, — смеется девочка и ловит мальчика в свои объятья. — Привет, Эмин.   — Цзе-цзе, мы с тобой уже виделись сегодня, — смеется мальчик и берет омегу за вторую руку.   — Господин Се, здравствуйте, мне нужно будет позвонить господину Хуа и сообщить, что вы забрали Эмина, а вы должны это подтвердить, — тараторит учитель, набирая номер. — Здравствуйте, вас беспокоят по поводу Эмина. Господин Се его забрал.   — Сань Лан, Эмин у меня, все хорошо, — говорит Се Лянь, когда ему подают телефон.   Уже в машине, пристегнув детей, Се Лянь улыбается от того, как Эмин начинает петь какую-то популярную песню.   В их квартире включается свет, и веселая троица в лице омеги и детей заходит в коридор. Дети кидают свои портфели прямо у порога, снимают верхнюю одежду и бегут в комнату Жое. Се Лянь не отстает от них и уходит к себе, чтобы переодеться. Лежащий на кровати телефон начинает вибрировать, а на экране появляется имя альфы.   — Алло, привет, что-то случилось? — спрашивает Се Лянь, пока надевает на себя домашние штаны.   — Гэгэ, привет, вы уже дома? — спрашивают на том конце провода.   — Да, Сань Лан, не переживай, дети пошли переодеваться в комнату Жое, — говорит Се Лянь, надевая на себя футболку.   — Прекрасно, — взыдахют на том конце. — А мы тут выехали из города, но я звонил не только узнать, как вы там. Можете сделать совместную фотографию?   — Хорошо, но тебе зачем?   — Хочу смотреть на нее и знать, что дома меня ждут, — говорит Хуа Чен. Омега на это только улыбается и обещает прислать фотографию в ближайшее время.   На кухне уже во всю готовит Жое, и когда Се Лянь выходит, девочка просит его заняться овощами для ужина. Эмин в это время нарезает другие продукты. За готовкой, ужином и разными историями из жизни проходит пара часов, и вот они уже все вместе сидят на диване, просматривая любимые детские мультики. Се Лянь, вспомнив, что пообещал Хуа Чену, просит детей подвинуться ближе и фотографирует всех троих на фронтальную камеру, тут же отправляя фотографию в чат с Хуа Ченом. Сообщение прочитано, ответа нет.   — А-Лянь, Жое, а как вы проводите выходные? — спрашивает Эмин.   Жое, зевая, объясняет мальчику, что обычно они вместе с папой просто отдыхают от всей недели. Мультик заканчивается, когда дети уже засыпают в обнимку. Се Ляню ничего не остается, как отнести их двоих в комнату девочки, разместив на разложенном диване. В следующий раз, когда он посмотрит в телефон, ответа так и не будет. *** Утром мужчину будет не будильник, а хриплый, сонный голос его парня в трубке. Не поняв сначала, что происходит, сонный омега посматривает на экран, потом снова вслушивается в голос на том конце и только тогда понимает, кто ему звонит.   — Сань Ла~ан.   — Что такое, гэгэ?   — Прекрати так делать.   — Как?   — Своим секси голосом разговаривать с утра.   — Ох, значит, у меня секси голос, — из динамика слышится хриплый смех, на который Се Лянь лишь отодвигает телефон в сторону. — Я обязательно запомню это. И да, спасибо за фотографию.   — Прости, что поздно прислал, там мы, — зевает мужчина. — Смотрели мультики, и дети не хотели отрываться.   — Все хорошо, гэгэ, я понимаю, — смеется Хуа Чен.   — Пришли и мне свою фотографию, — просит сонный Се Лянь. — Я тоже хочу смотреть и скучать.   Хуа Чен лишь смеется и желает спокойно досыпать утро своего выходного. Когда Се Лянь окончательно просыпается через пару часов и заглядывает в мессенджер, его встречает фотография по пояс раздетого альфы после душа. Се Лянь на это лишь жалобно стонет в подушку и сохраняет фото в галерею.   Вы Господи, а если бы я детям захотел показать фотографию?  

Сань Лан

Тогда другую, а эту оставь для себя ;)

  Вы Хулиган.   Выходя из комнаты, омега осматривается по сторонам, замечая, что квартира не разрушена, а со стороны детской комнаты слышны жалобные стоны мальчика.   — Жо~ое, ну зачем с утра делать домашку?   — Иначе ты вообще за нее не сядешь, — сердится девочка, читая в очередной раз одну и ту же строчку. — И не кричи, папу разбудишь.   Услышав детский разговор, Се Лянь стучится в комнату своей дочери. Когда-то он сам установил это правило для себя и для ребенка. Их комнаты — это их территория, и никто без разрешения не может туда зайти. Когда дочка только родилась, молодой родитель прошерстил все книги и, наверное, весь интернет, чтобы точно знать, как воспитывать будущего члена этого больного общества. Так у них устоялся порядок, что комнаты это личное пространство, что вместо криков они обсуждают проблему, а не бегут от нее. Девочка должна в обязательном порядке знать все досконально, от имени и адреса до номера телефона родителя. Также когда-то мужчина читал, что дети обязаны знать и свои половые органы и как они называются, так как это, вероятнее всего, может отпугнуть насильников.   Такая тема больше всего беспокоила новоиспеченого папу. Сам с таким столкнулся, а вот дочери не позволит. Невесело усмехнувшись, мужчина слышит голос дочери и заходит внутрь. К нему сразу же подходит Жое и обнимает за ногу.   — О, господь, неужели это ангел спустился с небес? — смеется омега и целует дочь в лоб. — Доброе утро, ангел мой.   — Доброе утро, пап, а я тут Эмина учу, — когда Се Лянь смотрит на мальчика, тот лишь вздыхает и хмурит брови. — Он сопротивляется.   — Эмин, солнце, иди сюда, — подзывает мальчика Се Лянь и едва успевает собраться, чтобы не упасть от объятий мальчика.   Мужчина гладит детей по головам и целует каждого в лоб.   — Так, что насчет домашнего задания? — спрашивает Се Лянь, подходя к письменному столу. — Эмин, у тебя как с каллиграфией?   — Плохо, меня учит отец, а он в этом настолько плох, что даже бабушка не понимает, что он там пишет, — смеется мальчик и садится обратно за стол.   — Угу, понял, — кивает омега и поворачивается к дочери. — С какими заданиями тебе нужно помочь?   — Мне нужно прочитать отрывок из книги и сделать математику, — хмурится Жое, показывая папе на книгу в руках.   — С математикой помогу. Прочитать сама сможешь? — спрашивает Се Лянь, беря второй стул и подвигая к столу.   Жое кивает головой и улыбается, когда омега хвалит девочку. Повернувшись к Эмину, Се Лянь осматривает задания, которые нужно сделать мальчику.   — Ага, пропись, китайский и математика, — говорит под нос омега и поворачивается к мальчику. — Так, начнем с прописи. Главное — кисть в каллиграфии нужно держать прямо и вертикально, — объясняет омега. — Локоть на стол ставить не рекомендуется, но если тебе сложно, лучше поставить. Другой рукой необходимо придерживать листок бумаги. Я буду направлять, а ты пиши.   Эмин, как самый ответственный ученик, повторяет все, что только что ему сказал Се Лянь. Прописывая иероглифы раз за разом и допуская ошибки в написании, мальчик хмурится и порывается выбросить кисть, но сталкивается с ласковыми поглаживаниями по спине от папы Жое.   — Не сердись, ты просто не привык, это нормально, — успокаивает мальчика Се Лянь. — Жое тоже долго училась и учится до сих пор.   — Пап, не рассказывай ему, — кричит девочка.   — А что в этом такого, мы все учимся чему-то?   — Я хочу в глазах Эмина быть самой умной и ответственной, — ворчит Жое, когда слышит смешок от мальчика.   — Ты и так самая умная в моих глазах, после отца и А-Ляня, — смеется Эмин.   — Так, чем быстрее закончим с этим, тем быстрее пойдем заниматься своими делами. Продолжаем, солнышки, — наигранно строгим голосом говорит омега, чем вызывает еще больше смеха от детей.   Когда они заканчивают делать уроки, часы уже показывают одиннадцать. Позавтракав на скорую руку — благо, дети позавтракали с утра пораньше — Се Лянь пишет список покупок и одевается вместе с детьми в магазин. Жое в очередной раз поправляет воротник мальчику, пока тот смеется, что она будет так делать до старости.   Уже в магазине Жое и Эмин идут за руку, чтобы не потеряться. Рядом Се Лянь выбирает продукты на ужин. Совсем рядом стоит парень лет двадцати, посматривая на детей и улыбаясь.   — Ваши? — спрашивает невысокий парень, когда замечает, что девочка смотрит на него оценивающе.   — Здравствуйте, да, мои, — спокойно отвечает Се Лянь.   — Красивые, прямо как папа, — смеется парень, посматривая на омегу.   — Прошу прощения? — не понимающе спрашивает Се Лянь, придвигая детей к себе. — Вам что-то нужно?   — Жуан Гуй, а вас как зовут? — спрашивает парень, улыбаясь во все тридцать два.   — Эй, чмошник, съебись отсюда, — раздается сзади парня. Обернувшись, Се Лянь видит мужчину в зеленом спортивном костюме. — Ты чего, глухой или не услышал?   — Дядя, — улыбается Жое, подбегая к Ци Жуну.   — О, маленький сопливчик, не заметил, а чего тут происходит?   — Слышь, парень , свали от нашего папы по-хорошему, — кричит Эмин, вставая между Гуем и Се Лянем.   — Пф, ненормальные, — кривится парень и уходит в другую сторону.   — Жаль, ребенок рядом, я бы тебе хер в жопу затолкал, уебище, — смеется Ци Жун.   — Братец, хватит уже, — улыбается Се Лянь, поглаживая Эмина по голове. — Ты чего тут забыл?   — Ой, не спрашивай, — отмахивается мужчина, посмеиваясь. — Гу Цзы же в кружок по борьбе начал ходить недалеко отсюда.   — Ой, а где он там один сейчас? Он же маленький еще, — беспокоится Се Лянь и обнимает наконец-то брата.   — Да пусть привыкает малявка, а с ним сейчас муженек мой, — усмехаясь, говорит Ци Жун.   — Раз он недалеко, может зайдешь к нам? — спрашивает Се Лянь, посматривая, как рука брата неосонанно поглаживает племянницу по голове.   — Если купишь тот рулетик к чаю, то без базара к вам пойду, — смеется брат, поднимая Жое на руки. — Господи, выросла наконец-то, сопливчик.   — Дядя, я вообще-то очень даже взрослая, — улыбается Жое и обнимает дядю руками за шею.   — Ага, взрослая, я бы сказал, какая ты, но твой папаня мне голову открутит, — обнимая девочку, говорит Ци Жун и посматривает на Эмина. — А это что за штрих? Ты чего, еще нарожал, пока я не видел?   — Это Эмин, он сын моего друга, — смеется Се Лянь. — И прекрати всех обзывать.   — Это не тот ли одноглазый, что у Жое на дне рождения был?   — Эй, не обзывай моего отца, — злится мальчик, топая ногой.   — Ну, я не обзывал так-то, — пожимает плечами омега. — Он же реально без одного глаза, значит, одноглазый.   — Все, хватит уже, идем домой, — говорит Се Лянь.   Домой они приходят, смеясь от историй дяди Жое. Дети держатся за руки Се Ляня. Когда чай заварен, дети убегают в комнату Жое смотреть любимое аниме, прихватив с собой обед, который приготовил Ци Жун. Взрослые же сидят на кухне, обсуждая прошедшие недели.   — Он заебал меня ебать. Я помню дни, когда малявка был еще младенцем, там хоть было стоп-слово, а сейчас он буквально как пес какой-то, — рассказывает Ци Жун, засовывая в рот очередной кусок своего любимого рулета. — На мне живого места нет. Идиот меня всего обглодал, будто я кость.   — Это тоже любовь.   — Хуебовь, — закатывает глаза младший брат. — А я смотрю, ты уже в папки метишь? Не обижает тебя эта псина одноглазая?   — Нет, не обижает, — улыбается Се Лянь. — А насчет папок, я не знаю, что сказать. Все очень запутано. Вроде Эмин что-то говорит обо мне как о родителе, а вроде мы им не говорим о наших отношениях.   — А, так вы все-таки ебетесь?   — Нет, просто встречаемся, — смеется омега, подвигая брату свою часть рулета. — К такому мы не перешли, сам понимаешь.   — Только не говори, что тебя снова к мозгоправу надо вести.   — Нет, я..., — Се Лянь вздыхает и вертит в руках кружку. — Я вроде нормально с этим всем, но все равно как-то странно. Не знаю как объяснить.   — А что тут пиздеть. Ты боишься, а он, если нормальный мужик, то не хочет сделать тебе больно, — хмыкает омега, посматривая на брата. — Ты уверен, что психолог не нужен?   — Уверен.   — Смотри, если что, говори мне, я схожу с тобой, — говорит Ци Жун, успокаивающе поглаживая брата по руке. — Положись на меня, царственный братик.   Се Лянь смеется со старого прозвища и кивает брату, тепло улыбаясь. Давно они так не сидели с младшим братом. Когда-то мама Ци Жуна, тетя Се Ляня, сбежала от домашнего тирана, к которому когда-то испытывала чувства. Тогда она поселилась у семьи Се, а отец Се Ляня не дал тому тирану с ней увидеться. Так они и росли с братом на одной территории. Росли, общались, играли, дружили. Ци Жун учился вместе с братом в одной школе, и когда случилась трагедия, омега начал мстить обидчикам брата. Знал, что это плохо, но не мог не радоваться, когда один выпивал из бутылки вместо сока мочу, а другой блевал от казненной прямо в его шкафчике крысы. Тогда даже Цзюнь У не удалось сбежать от мести брата. В день, когда школа прощалась с выпускниками, главный отличник и пример для всех был облит помоями с ног до головы прямо на сцене. Месть Ци Жуна была опасной, но руки дрожали, когда ему дали подержать маленькую Жое. Ци Жун тогда прямо в больнице между слезами и тихим завыванием сказал, что защитит эту маленькую принцессу, даже если умрет. Когда появился его собственный сын, новоиспеченный отец материл всю больницу на чем свет стоит. И вот сейчас гордый отец улыбался своему чаду, которое появилось в любви, и помнит, в каком аду была зачата его племянница. После этого Ци Жун часто ходил с Се Лянем к психологу, поддерживал и защищал, хоть и был младшим.   — Как там тетя?   — О, маман сейчас со своим хахалем в горы умотала, — смеется брат. — А твои как там? Надо будет к тете зайти, проведать их.   — Нормально, — отвечает Се Лянь. — Они будут рады, если ты придешь.   — Конечно, будут, и твоему хахалю они будут рады, — усмехается омега. — Мне маман все уши съела. Ей тетка рассказала, что они с семьей одноглазого знакомы — и все, понеслось говно по ляжкам.   Ци Жун, засунув руку в задний карман джинсов, вытаскивает небольшой квадратик и передает в руки брата.   — Если все же будет, то вот, а сейчас мне надо идти, — смеется омега и прощается с детьми. — Сопливчики, я еще приду, до скорого.   Весь оставшийся вечер Се Лянь вместе с детьми смотрит мультики. К вечеру Жое идет в ванную, а за ней Се Лянь.   — Так, точно все нормально, помочь не нужно? — спрашивает мужчина.   — Я взрослая, — смеется Жое и убегает купаться.   В комнате остаются Эмин и Се Лянь. Уютно расположившись на диване возле телевизора, мальчик пододвигается к омеге и ложится на его колени. Се Лянь, перебирая волосы Эмина одной рукой, второй пишет сообщение друзьям.   — А-Лянь, я скучаю по отцу, — тихо говорит мальчик, прижимаясь к коленкам омеги.   — Солнце мое, ты чего, — откладывая телефон, Се Лянь берет мальчика на руки и прижимает к себе. — Ты чего, солнышко, он приедет уже завтра. Или тебе у нас не нравится?   — Нравится, в том-то и проблема, что у вас мне нравится и хочется, чтобы отец тут был, — хнычет Эмин, обвивая руки вокруг шеи Се Ляня. — Когда отец рядом, вас никто у нас не сможет забрать.   — Солнышко, мы и сами не хотим уходить от вас, — говорит омега, поглаживая мальчика по спине. — Или ты думаешь, что я не смогу отбить кого-то от себя сам?   — Можешь, но будь там отец, этот кто-то бы и не подошел, — возражает Эмин. — Ты же красивый, а они все лезут к тебе.   — Солнышко, так ты скучаешь по отцу или злишься из-за того парня? — спрашивает Се Лянь.   — И то, и то, — шепчет Эмин.   Поглаживая Эмина по спине, Се Лянь вздыхает от странной логики детей. Когда-то и он смотрел на парней волком, когда те подходили к его маме. А сейчас он взрослый мужчина с ребенком, и ему нет смысла тратить время на молодых мальчиков, что ведутся на милую мордашку.   — Эмин, ты должен понимать, что взрослые люди разберутся со всем сами, а вам нужно просто доверится нам, — говорит Се Лянь и целует мальчика в макушку. — И это нормально, скучать по родителю.   — Ой, вы чего тут? — спрашивает, прилегая после душа, Жое. — Эмин, хватит слезы лить. Иди купаться.   — Могу я попросить А-Ляня мне помочь? — спрашивает мальчик.   Омега лишь кивает и несет Эмина в душ, не закрывая дверь полностью. За приоткрытой дверью сидит Жое, рассказывая о недавнем своем сне. В ванне плещется мальчик и смеется, когда его насухо обтирают полотенцем после душа. Когда они все вместе выходят, в дверь кто-то стучится. Жое, как самая смелая принцесса своего маленького царства, а точнее, этой квартиры, закрывает Эмина своей спиной, пока Се Лянь, посмотрев в глазок, смеется и открывает дверь.   За ней стоит мужчина в красном пальто с большим медведем наперевес и улыбается, услышав радостный крик своего сына.   Со вздохом Хуа Чен ловит Эмина и проходит внутрь. Вдыхая аромат цветочного поля и видя перед собой омегу, альфа вздыхает и говорит то, о чем думал все это маленькое путешествие:   — Я дома.   Зайдя в квартиру, Хуа Чен снимает пальто и отдает детям большого медведя. Стоящий рядом омега улыбается и здоровается с мужчиной. Жое здоровается и обнимает Хуа Чена за ногу.   — Мы скучали, — говорит девочка и радуется, когда Хуа Чен гладит ее по голове.   — Простите, что так внезапно, наше путешествие пошло немного не по плану, — смеется мужчина.   Эмин и Жое радостные убегают в детскую комнату, понимая, что сейчас родителям лучше побыть наедине.   — Все хорошо? Ты кажешься грустным, — спрашивает Се Лянь, когда дети хлопают дверью комнаты.   — Прости, что заставил сидеть с сыном, — извиняется альфа, садясь на пол прямо перед дверью.   — Так, ты меня не заставлял, я сам согласился, — говорит Се Лянь, садясь рядом с мужчиной. — Да и мне было комфортно с Эмином. Я хотя бы знаю, что он не где-то там, а рядом со мной, в безопасности.   — Я подрался с Хэ Сюанем, напился в слюни и приехал обратно, — грустно смеется Хуа Чен. — Представь, впервые за столько лет мы подрались из-за ничего.   — Расскажешь полностью? — спрашивает Се Лянь, подвигаясь к боку альфы.   И Хуа Чен рассказывает. Не таит ничего, потому что нет смысла. Все это путешествие не задалось с самого начала. Втроем они ехали уже второй час, когда решили поиграть в правду или действие. Просто веселились, задавая друг другу странные, иногда даже личные вопросы. Когда вопросы задавал Хэ Сюань, то били они в самое больное место. И если в начале это были вопросы с пошлостью, весельем и подростковым бунтарством, то позже правда лилась горькая и грязная, как река Ганг. В правде были и отношения с омегой, и чувства к собственному сыну. Задевали вопросы и семью Хуа Чена. Чаще всего звучал вопрос зачем.   «Зачем мы едем в тот ад?»; «Зачем тебе проверять своего ублюдка отца?»; «Зачем ты бросаешь сына на хер знает кого, отправляясь повидать в очередной раз могилу ублюдка?».   И каждый раз Хуа Чен лишь выпивал, в очередной раз не зная, что ответить. Он просто пил. Сидел на соседнем сиденье и пил.   В один из таких моментов Хэ Сюань припарковался у обочины и вывел друга из машины. Криками пытаясь собрать нерадивого названного брата, он получал лишь отговорки. Тогда в разговоре уже не было смысла, и в ход пошли кулаки.   Прямо там, перед холодной рекой, два друга дрались за свою правду. Один старался вбить другу, что ему нужно отпустить тот мусор, что ломал ему жизнь, и не ломать ее своему сыну, другой просто отбивался и говорил, что он не сможет жить, если его отец будет жив.   — Он мертв, придурок, — кричал Хэ Сюань, сидя на друге, пока тот в одной рубашке лежал на траве. — Он сдох, и ты сам видел, как горело его тело. Он мертв, еблан. Он не встанет. А если попробует, то и я, и Инь Юй убьем его снова. Я сяду, сука, но убью его.   Они прекратили драку только когда выдохлись, а рядом сел омега, посматривая на реку перед ними. Хэ Сюань, не пивший все это время, сказал, что они прямо сейчас останавливаются в том отеле по дороге и решают сразу, либо они все же едут до точки назначения, либо напиваются и возвращаются к семьям, забывая дорогу сюда.   — Даже твоя мать сюда забыла дорогу, а ты все катаешься, как будто на свиданку, — сплевывая кровь, смеется Хэ Сюань.   — Мать забыла, а я могу разве забыть нож в своем глазу? — спрашивает Хуа Чен, вытирая слезы.   Тогда альфа лишь в очередной раз ударил друга по лицу. В тот же вечер они доехали до отеля, набрали алкоголя и ушли гулять по небольшому поселению рядом.   — Ты сына своего любишь? — спрашивает уже пьяный Инь Юй, опираясь на столик, который они нашли на пляже у реки. — Если любишь сына, то забудь сюда дорогу, если же нет, то я его заберу.   — Эмина заберу себе я, — восклицает Хэ Сюань.   — А может, вы сами себе детей сделаете, придурки? — спрашивает Хуа Чен, выпивая очередную бутылку.   — Ох блять, точно, забыли спросить главного ебуна в этой компании, — говорит Хэ Сюань.   — Я, в отличие от некоторых, давно ни с кем не был, — прикладывая к разбитой губе холодную бутылку, говорит Хуа Чен.   — Всмысле, у вас с тем ангельским омегой ничего не было? — спрашивает Инь Юй.   — А вас это ебать не должно, — говорит Хуа Чен, показывая пальцем на Хэ Сюаня. — Тебя тем более. Ты вон вообще на моем диване трахался с Ши.   — Да блять, не было там ничего, мы целовались.   Проснувшись на следующее утро, Хуа Чен искупался и захотел позвонить своему омеге.   Выехали они ближе к обеду, а приехав, альфа клятвенно пообещал друзьям больше не ездить в тот город и забыть туда дорогу.   И вот он здесь, на пороге не своего дома. Горько улыбается, исповедуясь перед личным богом.   — Где болит? — спрашивает Се Лянь, включая на телефоне фонарик, потому что свет в прихожей так и не включили.   — Губа разбита, и все, — усмехается Хуа Чен. — Мы, наверное, вам мешаем, так что, думаю, нужно ехать домой.   — А ну сидеть, — приказным тоном говорит ему омега, усаживая приподнявшегося альфу на место. — Вы сегодня останесь у нас, понял?   — Да, лейтенант, — смеется Хуа Чен и шипит, когда омега осматривает его губу.   — Так, пошли в ванную, нужно обработать, — командует Се Лянь, уводя альфу за руку в ванную.   В ванной, аккуратно обработав рану Хуа Чена, омега выдал тому сменную одежду и, собираясь уходить, был пойман в объятия мужчины.   — Я скучал, — шепчет Хуа Чен.   — Я тоже, — прижимается ближе Се Лянь. — Эмин плакал сегодня, потому что соскучился.   — Я обязательно с ним поговорю, — говорит Хуа Чен и целует омегу в щеку. — Спасибо.   Дети, наигравшись с новой игрушкой, уснули в своей комнате в обнимку прямо на медведе. Вышедший из душа Хуа Чен лишь улыбнулся и готовился лечь на диван, пока его не схватили за руку, заводя в спальню омеги.   — Разве это хорошо, что невинный омега затаскивает к себе альфу? — шепчет Хуа Чен, поглаживая Се Ляня по бокам.   — На диване неудобно спать, а ты что подумал? — спрашивает омега.   — Подловил, — смеется Хуа Чен, обнимая Се Ляня за талию. — Всю поездку думал о том, как бы уснуть с тобой рядышком и почувствовать себя дома. Ведь ты стал моим домом, в который хочется вернуться.