Дворцовые вечера

В храме при дворце молитвенным помещением был зал с высокими потолками, залитый тёплым золотистым светом полуденного солнца. У стены в том зале располагался алтарь с настенным изображением Гора, чашей для подношений и зажжёнными благовониями. А перед алтарём стоял на коленях и молился, вознеся руки к небу не так, как это делали обычные люди, а так, как было дозволено лишь жрецам и семье фараона – наместникам богов на земле – Рэймсс. Эвтида наблюдала за ним украдкой, выглядывая из входной арки позади него. Её сердце замерло, осознав, что мужчина, внезапно повернувшись, посмотрел прямо на неё. Девушка испуганно юркнула за стену, прячась, и не увидела, как Рэймсс тихо усмехнулся. — Не надо своими глазами красивыми мой затылок жечь. Лучше составь мне компанию. Его голос прозвучал безобидным предложением. Эва, словно подозванная дружелюбным жестом доверчивая зверушка, снова выглянула к нему, с лёгкой улыбкой ждущему её решения. Поведясь на незатейливую приманку, она лёгкой поступью подбежала к мужчине и, недолго думая, присела на колени рядом с ним. Глаза Рэймсса были закрыты, позволяя ему сосредоточиться на молитве. Бестактная девушка от скуки решила нарушить его идиллию. — О чём молишься? Он приоткрыл глаза и глянул на неё, не поворачивая голову. — Ты любопытная. Эва склонила голову набок, силясь различить его эмоцию и понять, стоило ли продолжить говорить или следовало удалиться и не мешать. — Это недостаток или достоинство? Мужчина хмыкнул и, потеряв желание помолиться, опустил руки, поворачиваясь к ней. Медленно задумчиво улыбнулся. — Это приятная особенность. Девушка удивлённо выдохнула – она ожидала услышать что угодно, но не это. Стало приятно. Затем сердце участило свой ритм, а дыхание перехватило. Карие глаза напротив вдруг стали казаться ужасно глубокими, и от них было невозможно оторвать взгляд. Эвтида зачем-то придвинулась ближе. Зачем-то взяла Рэймсса за руку, а он зачем-то переплёл их пальцы, усугубляя касание. Их действия были бессмысленны, но правильны. Так чувствовали их тела, так они хотели. Так им было нужно. Было нужно именно в ту секунду, на том полу храма, не вставая с колен, поцеловаться. И они это сделали. Мужские губы встретились с женскими с желанием и трепетом. Царский сын владел устами наложницы ненавязчиво, не придерживая ни за затылок, ни за подбородок, оставляя возможность в любой момент отстраниться. Крепко держать позволял себе лишь её руку. Он приникал к её мягким, шёлковым губам, сминал их, но не заходил дальше, чем она того хотела. Эва чуть сжала его ладонь и в попытке углубить чувство подалась навстречу, сдавленно промычав, приобняв смуглую, совсем как у неё, шею. Рэймсс их страсти развиться до непозволительного не дал, закончил поцелуй. Дыхание теперь было сбито у обоих. Их лбы соприкоснулись, прижавшись друг к другу. Всё ещё чувствуя вкус чужих губ, девушка никак не могла прийти в себя. А вот мужчина с самообладанием, похоже, был в ладах. — Пообедаешь со мной? Эве понадобилось всего мгновение, чтобы понять, что сказанное адресовано ей. И ещё меньше, чтобы ответить: — С радостью. До покоев Рэймсса они добрались без неловкости, хоть и молчали. Им было приятно находиться рядом друг с другом и без слов, и безо всяких причин. Эвтида ругала себя за дурацкую, прилипшую к лицу улыбку, осторожно прижимаясь щекой к плечу мужчины, который благоволил ей, по-прежнему не отпуская тонкую руку. Девушке вдруг подумалось, что до сего дня ей не доводилось просто так гулять за ручку, как это делают приторно-сладкие влюблённые парочки. Может, оттого, что влюблённой она никогда и не бывала. Может, потому, что Амен подобных нежностей не выносил, а остальные мимолётные тайные связи обрывались так быстро, что Эва и лиц тех мужчин в свете дня увидеть не успевала. Это вызывало подозрения и... тревогу. Сидя за обеденным столом напротив сына фараона, что само по себе обязывает девушку быть запредельно счастливой, в её юное сердце закралась мысль: что, если он ничем не лучше всех предыдущих? Что, если точно так же думает об одном: как бы заполучить желаемое и вышвырнуть её, словно потрёпанную куклу?.. Бред. Конечно же, бред. Не может конкретно этот оказаться очередным подонком, как не могут и столь нежные касания оказаться лишь обманом, умелой губительной ложью. Однако жизнь научила Эву не доверять слишком добрым людям. Или, по крайней мере, проверять их. Невольно вызывая смятение в глазах Рэймсса, Эвтида заговорчески улыбнулась. Оттолкнувшись от края круглого напольного столика, за которым они трапезничали, она откинулась назад, непринуждённо выгнувшись в пояснице. Глядя на мужчину почти скучающе, заговорила издалека: — А ты, господин, не любишь торопиться. Он без спешки пережевал пищу и, проглотив, сказал непонимающе: — В каком смысле? Девушка прикусила губу, с большим усилием не отведя взгляд. Она медленно завела руку за спину. Рэймсс насторожился. Действовать нужно было быстро, пока она не передумала и пока он её не остановил, но волнение и нерешительность Эвтиды заставляли её руки трястись, замедляя движения. Её пальцы нащупали завязку топа, поддерживавшего грудь. Ухватившись за кончик узелка, потянули вниз, и верхняя часть одеяния девушки в ту же секунду упала на пол, соскользнув с неё. Мужчине открылся вид на обнажённую женскую грудь. — Вот в таком, — разъяснила Эва так спокойно, будто быть голой за обедом было ей привычно. Рэймсс невозмутимо продолжал смотреть ей в глаза, но вскоре его выдержка дала трещину, и он опустил взгляд ниже буквально на миг, сразу же после чего вернул обратно. Его кадык дёрнулся, выдавая обоюдное волнение. Взгляд был внимателен и пронзителен, а голос – до мурашек серьёзен. — Принуждать я тоже не люблю. Отступать было поздно. Смущённо извиняться и стыдливо прикрываться – тоже. Девушка, наконец обретя смелость и вдохнув полной грудью, уверенная в верности своей стратегии, не собиралась сдаваться и твёрдо решила получить свою правду. Ей нужно было успокоить сердце. Избавиться от сомнений. Эва молниеносно перегнулась через стол, наклоняясь к ошеломлённому напрягшемуся мужчине. Взяла его ладонь и вложила в неё свою грудь. — И не придётся. Я сама... — она нервно сглотнула. Нельзя было позволить голосу дрогнуть. — Сама могу всё сделать. Отчего-то холодящий душу взор неспешно устремился вниз, теперь уже на более долгий срок, но смотрел Рэймсс не на грудь девушки, а на свою руку, прикрывавшую её. В его голове вспыхнула очевидная мысль: — Уже бывала с мужчинами, что умелая такая? И впрямь, очевидная. Свободная, не связанная напрямую с фараоном наложница, исправно выполнявшая свою работу в гареме и, к тому же, имевшая божественной красоты внешность, чуть ли не самой судьбой обязана была кому-то из вышестоящих приглянуться. Она могла бы запросто выскочить замуж, покинуть дворец... Но она сидела тут, самовольно раздетая перед ним. И покорно честно отвечала, потупив взгляд: — Бывала... Эвтида не знала, какой реакции на это ждать. Разгневается? Грязной сочтёт, прочь прогонит? Не пожелает больше видеть или, может, прикажет выпороть позорно? Ни одно из её опасений не сбылось. Рэймсс всего лишь тихо хмыкнул. Его слова успокоили девушку. — Хорошо это, — он едва заметно улыбнулся. — Я бы не позволил себе дерзость быть твоим первым. Эва не помнила, в который раз за тот день у неё перехватило дыхание. Проверку можно было считать пройденой, если, конечно, произошедшее вообще было проверкой. А это, впрочем, уже не было важно. Главное – девушка спокойна. Улыбчива. И, кажется, желанна. Она невесть зачем протянула руку к лицу мужчины и аккуратно, невесомо, с трепетом погладила большим пальцем его щёку. Приблизилась настолько, что пришлось почти лечь животом на стол, хотя легче было бы обойти его, и прошептала с улыбкой, краснея: — Жаль... Ведь я позволила бы тебе такую дерзость. Не заигрывание, не подначивание. Её слова не были сподвигнуты поиском выгоды или, примитивно, лотосовым вином, осадок от которого уже не ел душу. Они были чистым признанием. Ответным желанием. Взгляд Рэймсса потемнел, стал интимный, личный. Проник в самую душу, и Эва позволила это. Его рука осторожно отстранилась от женской груди и обвила её шею, притягивая для поцелуя. Мужчина остановился в последний момент, когда девушка уже прикрыла глаза в предвкушении. — Эвтида, если в покои свои позову... — он сжал губы и помотал головой, думая, как бы выразиться точнее. — Ночью, как наложницу... — с надеждой, но не с ожиданием заглянул в её глаза. — Ты придёшь? Ответ Эвы не заставил себя ждать, но заставил сердце царского сына биться чаще: — Приду.

***

— Вот свезло, так свезло, Эва... — с белой завистью в голосе протянула одна из наложниц. — Любимицей царственного сына стала, снова в покои его идёшь. Эвтида усмехнулась слову «любимица». Какое оно, оказывается, разное бывает. Она сидела за низким столиком с открытыми шкатулками и косметикой, смотрясь в ручное зеркало. В ту ночь ей понадобилось лишь аромомасло и пара серёг, которые, в отличие от снятого набедренного украшения, ей не помешают. — «Снова»... Да впервые я туда... вот так иду, не выдумывайте, — сказала Эва, закатив глаза, и раздражённо выдохнула. Она только что поняла, что у неё закончилось противозачаточное снадобье. — У кого-нибудь есть мазь из акации? Пятеро девушек, находившихся в комнате с ней, синхронно переглянулись и уставились на Эвтиду, как на дуру. — С ума сошла? — почти закричала от удивления и негодования та, что была старше неё. — Ты на ложе к будущему правителю идёшь! Хочешь сказать, не будешь рада родить от него? Эта девушка была непримечательной внешности, значительных лет и, к тому же, подневольной. В отличие от Эвы, у неё не было иных исходов и возможностей, кроме как зачахнуть в стенах дворца старой девой. Это заставило Эвтиду задуматься: в самом деле, будет ли она рада? Подарить Рэймссу первенца, главного наследника... А если их влюблённость укрепится, продлится на долгие года? Тогда она обретёт семью, которой была лишена в детстве. Одну с ребёнком фараонских кровей её не оставят в любом случае, но и вообще... Она юна. Пора бы, наверное... Уверенность к Эве не пришла. Не могло сиюминутно прийти и искреннее желание стать матерью, но безвыходность положения порой толкает людей на... невероятно смелые поступки. И на безрассудства. Возможно, на глупости... Но Эвтида, если начинала глупить, предпочитала делать это до самого конца. Подруги помогли ей омыться в бане и одели в тонкое, летящее полупрозрачное платье. Повторно обмазали маслом с ароматом белого персика и сахарного тростника, с добродушными улыбками пожелали милости Хатхор и направили к нужному коридору. Эвтида шла к Рэймссу на дрожащих ногах. Ей удалось освободить голову от посторонних мыслей, но сердце налилось глупым волнением, отдающимся внизу живота. Она не понимала, откуда оно взялось – не впервые же ей... И тут же появилась мысль: с ним – впервые. Дверь в его покои поддалась без усилий. В комнате было неожиданно жарко. Или жаром пылали щёки девушки. Первые шаги к мужчине были тяжелее всего. Неглубокий поклон дался легче. А встреча их взглядов принесла невесомость. Волнения больше не было. Тревоги – и подавно. Эвтида позабыла обо всём, шагнув в его объятия.