Всё, чего пожелает твоя душа

      Выходные и следующие дни пролетели в сплошном потоке уроков и тренировок, а для Бакуго и Тодороки еще и в нескончаемых снах о прошлом друг друга. У Бакуго вошло в привычку находить Шото в толпе и ржать над самыми нелепыми и смешными из них. Так, однажды, он подошел к нему на перемене и сказал. — Ты че, правда ходил к детскому психологу? — Ага, — ответил Тодороки, он уже давно был не против вопросов в лоб, за это время просто-напросто привык, — Когда я много стрессовал, у меня барахлила причуда, и мама водила меня к специальному врачу, который специализируется на здоровье детях-героев. — Типа как детский логопед? Только вместо твоей речи исправляли причуду? — Да. — Новый виток профессий прямо, — задумчиво протянул Бакуго, — С тех пор, как появились квирки, у всех, наверно, знатно работы прибавилось. Ну и че, помог мозгоправ? — Честно говоря, не знаю, — пожал плечами Шото, — Ощущение, что это мошенничество сплошное, потому что он просто задавал вопросы о моей жизни, а потом проверил общее состояние, как самый обычный врач. — И никаких специальных врачебных фокусов? — Вообще ничего, мы сходили на 3 приема, и на всех них он просто дотошно выспрашивал о моем образе жизни, потом велел есть, спать, тренироваться, короче, ни грамма новой информации. — И за что им только деньги платят? — возмутился Кацуки, — Я так тоже могу детским психологом стать. — Ага, я бы посмотрел, как в твоем кабинете плачет маленький мальчик, а ты такой «Заткнись, плакса! Мужики не разводят нюни!» — Да слышь! — прикрикнул на него Бакуго, но он улыбался, — Я вообще-то умею играть с детьми, ты же сам видел на дополнительных занятиях! — Ага, видел, и пока мы не придумали, как развлечь их всем вместе, ты просто орал на них и пугал, — разумно заключил Шото. — Ой, подумаешь, повысил голос пару раз, а они сразу в сопли! — Вот и я о чем, не быть тебе детским психологом. — Больно надо, — буркнул Кацуки, — Я лучше буду их задницы своими взрывами спасать, чем мозги.       На следующий день, Тодороки и Бакуго снова столкнулись утром в душевой, и Шото тоже не удержался от комментариев. Картинки чужой жизни, проносящиеся в голове каждую ночь, казались очень увлекательными и интересными. Неосознанно хотелось узнавать больше о детстве и жизни другого человека. Тодороки зашел в душевую кабинку, а Бакуго встал в соседнюю, чуть погодя он услышал голос Шото. — Ты правда в детстве поджег кровать своих родителей? — Справедливости ради, — поднял палец Кацуки, хотя знал, что его не видят, — Я знатно охуел. Захожу, а они там милуются на постели. Это шок для любого ребенка! — И поэтому ты просто решил их взорвать? — Да нет же! У меня тогда только-только появилась причуда, и я еще не знал, что она контролируется через пот. Я просто разнервничался и случайно выпустил взрыв. — Четко в родителей, понятно, — усмехнулся Шото. — Да я не целился, базарю! Просто руки сами нашли источник стресса! — Ну да, конечно. — Ой, заткнись нахуй лучше.       Некоторые моменты они смущались обсуждать друг с другом. Например, однажды Кацуки приснилось, как Тодороки нашел журнал для взрослых и с детским удивлением листал страницы. После этого, его засек за этим делом Старатель и сильно наказал. Бакуго было тошно видеть этот сон, в его глазах герой №1 открывался с другой, неприятной стороны, и ему это не нравилось. К тому же, допытываться до Шото о напряженных отношениях между ним и отцом он не собирался. Спасибо, полез уже один раз в семейные дела и пришлось извиняться.       Тодороки иногда снились плохие сны о детстве Бакуго. В целом, там не было ничего страшного, у Кацуки, казалось, было хорошее детство в окружении любящих матери и отца. Но в некоторых снах маленький Бакуго плакал от одиночества, но все равно не мог переступить через свой гордый и пылкий характер. Он продолжал отталкивать детей, которые восхищались им, и Шото чаще, чем хотел, видел в своих снах рыдающего Деку.       Большинство снов просто были воспоминаниями, и часто в них главным персонажем были они сами. Поэтому, Бакуго ненавидел сны, в которых на него кричит отец и заставляет использовать огонь, а Шото хотел отказаться от нахождения в теле ребенка, который сидит в своей комнате один и убеждает себя, что ему никто не нужен. Это были сны, полные детского одиночества и крика о помощи, но жизнь шла так, как ей было угодно. Маленький Тодороки был ярким и веселым, стремился к общению, но ему этого не позволяли, а маленький Бакуго возводил между собой и остальными непробиваемую стену, хотя ему было позволено дружить с остальными. Они были полными противоположностями друг друга, и это ощущалось странно. Казалось, что ты подглядываешь за чужой жизнью, но тебе там не рады. Из плохих воспоминаний хотелось вырваться и отдать их в личное пользование человека, которому они на самом деле принадлежат. Но их никто не спрашивал, чего они на самом деле хотят.       Дни шли, а проклятый квирк всё никак не рассеивался. Незаметно для себя, Бакуго и Тодороки стали больше общаться и проводить время вместе. Шото не мог устоять перед желанием выяснить, что именно вынуждало Кацуки раз за разом ограждать себя от других, а тот, напротив, пытался понять, почему Тодороки стал таким холодным и безликим, тогда как мальчик из его снов был невероятно приветлив и добр.       Сны пулеметной очередью струились каждую ночь друг за другом, и иногда это было почти невыносимо. Иногда, эмоций внутри воспоминания было слишком много, и управлять этим было невозможно. Будучи во сне в теле Шото, Бакуго не мог изменить ход событий, как бы ни хотел, он покорно вел себя так, как вел маленький Шото, и получал множество нагоняев от отца. А в теле маленького Кацуки всегда было одиноко, хотелось дать волю чувствам, но хозяин воспоминания крепко держал чужие порывы что-то исправить в узде.       Киришима стал замечать, что его лучший друг отдаляется и становится отчужденным. Бакуго мало светился в общежитии в свободное время и игнорировал приглашения потусить вместе. Никто не знал, что они чувствуют на пару с Тодороки, находясь под воздействием чужого квирка, но весь класс заметил, что они оба стали задумчивыми и отрешенными от реальности. Им хотелось помочь и поддержать, но помощь они не принимали. Ни один, ни второй. Мидория пытался подбодрить Тодороки и звал на прогулки, чтобы отвлечься от мыслей, но тот пресекал попытки к общению и сидел один в своей комнате, размышляя совсем не о своей, но о чужой жизни. Обоих пугала перспектива того, что еще предстоит им увидеть во снах друг о друге, потому что у каждого из них были слишком болезненные воспоминания из прошлого, которые не хотелось делить с другими.       Тем временем, близился Новый Год. Ученики 1А класса радостно ждали торжества, чтобы разъехаться по домам, и только двое из них не разделяли праздничного настроения. Тодороки все равно не собирался ехать к брату с сестрой домой, потому что брат сейчас был вообще не в городе, а сестра весело сообщила ему по телефону, что ее пригласили на празднование в семью лучшей подруги из школы. Шото был искренне рад за нее, после разговора с ней он позвонил матери и поздравил с кануном Нового Года. Рэй звучала обеспокоенно, пыталась узнать, что он будет делать в ночь с 31 на 1, но Тодороки уклончиво ответил, что проведет время со школьными друзьями. Он почти не соврал, ребята действительно собирались отметить наступление нового года вместе 30 декабря в Академии, а 31 числа все планировали разъехаться по домам. Мама позвонила Кацуки 29 числа, и они долго орали по телефону, потому что Бакуго отказывался ехать домой. — Я знаю, что вы отмечаете 30 числа всем классом! Мы созваниваемся с Айзавой, даже не думай, что я не слежу за тобой, несносный мальчишка! — Да я блять и не сомневался в тебе! — яростно кричал в трубку Кацуки, — Мне же 5 лет, может, еще приведешь знакомиться с новыми друзьями на новый год? Я же сам не в состоянии их найти! — Конечно не в состоянии, и если надо, я так и сделаю! Почему ты не хочешь домой?! — Потому что я обещал Киришиме, что поеду с ним! — нагло соврал Бакуго. — О, ты про Эйджиро? — мать резко снизила голос, — Он способный мальчик. Хотя бы потому, что все еще терпит тебя. — Заткнись, старуха, или я щас телефон взорву нахрен! — И я не куплю тебе новый, неблагодарный ублюдок. В общем, тебе привет от отца, и не забудь позвонить в новогоднюю ночь! — строго крикнула она на прощание. — Да делать мне нечего! Я буду занят, всё, я кладу трубку!       Бакуго злобно уставился в окно. Он правда не хотел домой, и ему было не стыдно, что он соврал. Впрочем, Киришима действительно приглашал его, но Кацуки огрызнулся и сказал, что поедет домой. Он подумывал даже не принимать участия в вечеринке 30 числа, но ему пришло сообщение на телефон от Джиро, которая просила помочь с установкой музыкальной аппаратуры, и он ей не отказал. У них с Джиро были даже немного теплые, насколько это возможно, отношения. Она была самым не раздражающим персонажем в классе, не надоедливая, себе на уме, тихая и спокойная. Чем-то была похожа на самого Бакуго по уровню отстраненности, потому что он неоднократно видел, как Кьёка машет руками перед лицом Урараки, отказываясь от ночевки девчонками. Она любила проводить время сама с собой, молча слушать музыку и играть на своих инструментах. Кацуки импонировало такое поведение, поэтому он никогда не огрызался с Джиро, она не вызывала в нем негативных эмоций. Да и подсобить ей будет совсем нетрудно, он же не совсем козел, чтобы послать ее только потому, что она попросила помощи в элементарном деле. Что ж, значит завтра будет шумно и весело, не так ли? Почему бы и не попытаться расслабиться.