Now I'm Covered in the Colors

      Нил никогда не видел Эндрю без повязок, поэтому, когда он их снял и Джостен увидел более светлую кожу со шрамами, то остановился. Удивительно, ведь это Миньярд, это не имеет смысла, но в то же время знакомо. Он тут же хватает его за запястье, начиная переворачивать его, уверенный, что там ничего не будет и что ему померещилось. Эндрю перехватывает Нила за предплечье, крепко сжимая.       - Просто, чтобы внести ясность, я убью тебя.       Нил знает, что тот не блефует, и не решается уличить его в этом. Вместо этого он проводит пальцами по внутренней стороне руки, ощущая такую знакомую повреждённую кожу. Он не видит следов, заметил только их начало, прежде чем Эндрю убрал руку. Кажется, такие же красуются у него самого.       Он опускает её. Не качает головой, а может, и качает. Он не может быть уверен, ведь его голова занята другим, приходя к выводам, которые никак не могут быть правдой. Он явно ошибается. Он не должен быть прав.

***

      Все уставились на него. Сначала Аарон и Ники, затем Ваймак, Эбби и Бетси. Эндрю – единственный, кто не смотрит на него. Нил не спрашивает, на что они смотрят, да и знать не хочет. У него под ногтями засохшая кровь, Аарон арестован, сезон охоты на Лис пошёл насмарку.

***

      Когда Нил идёт покупать новую одежду, то у него не остаётся выбора, кроме как смотреться в зеркало. У него чёрные волосы и карие, а не голубые глаза, но отражение всё равно заставляет отшатнуться. Его лицо почти такое же покалеченное, как и у Эндрю. Синяки окрашивают кожу в тёмно-синие тона, а порезы оставляют красные полосы. Его не били, он не получил ни единой травмы. Эти шрамы не причиняют такой боли, как настоящие. Это не его следы.       На рубашке тоже кровь, и на секунду раздевалка наполняется кислым запахом свежей крови. Нил закрывает рот руками, пытаясь успокоиться, когда запах пропадает, но не может. Ком ужаса, скопившийся в груди и в горле, не проходит. Он думает о словах Эндрю, сказанных ранее, и гадает, что тот подумал о следах на лице Нила. Может, он думает, что Джостен дрался, или он знает об этом? В состоянии наркотического опьянения Эндрю трудно сказать наверняка. Когда они разговаривали, он никаким образом не давал понять.

***

      Нил смеётся, оставаясь на месте, даже несмотря на то, что этот звук пронзает насквозь, напоминая о его более резком смехе, который слышал несколько часов назад.       - Я доверяю тебе, - говорит он, а в голосе сквозит недоверие, - ты лжёшь, лжёшь, лжёшь, и лжёшь, и думаешь, я доверю тебе его жизнь? Из-за этого? – он не отпускает подбородок Нила, чтобы показать жест, но взгляд скользит по отметинам на лице.       - Это ничего не значит, знаешь же. Это просто отметины.       Он не может смириться с этим. Не может смириться с тем фактом, что у Эндрю синяки на лице. Он знает, что это значит, но не может осознать, что это действительно так. Он не верит в то, что двое людей созданы друг для друга, и уже много лет знает, что если когда-нибудь найдёт свою родственную душу, то ничего с этим не сделает. Не может. Но и убежать, как он себе представлял, тоже не может – не сейчас.       Эндрю разглядывает его долгую минуту, затем, находит то, что ищет. Он кивает, коротко и твёрдо, и Нил понимает, что они больше не будут говорить об этом. Позже, когда он поймёт, что это факт, который Джостен не может изменить, то почувствует облегчение.       - Так почему я тебе доверяю, Нил Джостен?       - Не доверяй Нилу, доверься мне.       - О, но кто ты? У тебя есть имя?       - Если тебе вдруг что-то понадобится, зови меня Абрам.       Это компромисс. Не ложь, нет, но и не имя. Он просто не может назвать его, даже произнести в голове.       - Должен ли я в это верить?       - Меня назвали в честь отца, - говорит он, - Абрам – моё второе имя, его использовала моя мать, когда пыталась защитить меня от него. Спроси Кевина, если не веришь мне. Он должен знать.       - Может, я так и сделаю, - произносит Эндрю, не отходя от Нила и не поворачиваясь к Кевину.       Нил колеблется – он не желает упоминать об их общих вещах через минуту после того, как забыл о них, но понимает, что это лучшее доказательство, которое он мог бы предложить Эндрю, его способность остаться, вынести всё, что Рико обрушит на них.       - Ты видел мои шрамы, - шепчет он через секунду. Эндрю, без сомнения, видел их такими, какие они сейчас. Он узнает их так же хорошо, потому что они такие же, как и у Нила. Чтобы подтвердить это, он берёт руку Эндрю, засовывая её себе под футболку, к шрамам на груди. Миньярд следит за происходящим, и он знает, что видит, даже если из-за рубашки Нила ничего не видно. – Ничто из того, что делает Рико, не заставит меня уйти. Мы оба будем здесь, когда ты вернёшься.       - Я видел их, что означает, что ты соврал мне. Они слишком грубые и старые, и не из жизни в бегах.       - История, которую я тебе рассказал, достаточно правдива, возможно, я упустил несколько деталей, но я знаю, что тебя это не удивляет. Ты знаешь, как я выгляжу. Если мы переживём этот год и тебе всё ещё будет интересно, ты сможешь спросить меня позже. Я думаю, что в любом случае, наступила твоя очередь в нашей игре.       Эндрю высвобождается, складывая руки на груди. Когда раздаётся смех, Нил даже не морщится. Наконец, он оборачивается к Кевину, говоря по-английски.       - Этого должно хватить, да?

***

      - А ты, Нил? С тобой всё в порядке?       Её взгляд полон волнения, и, хотя она не смотрит на следы на лице, он знает, что она говорит серьёзно. Нил поражён. Все остальные предположили, что Джостен подрался, и он не потрудился их поправить. Рене знает, он понимает. С осознанием этого возникает вопрос. Как давно она знает? Знала ли она, когда они говорили с Эндрю?       Единственный разумный ответ – да. Однако она ничего не сказала, и Эндрю тоже, потому что, конечно, он знал. Мысль о том, что Рене знала, а Эндрю – нет, слишком нелепа. Это сбивает с толку, но не может спросить Рене, почему Миньярд никогда не говорил.       - Я в порядке, - говорит Нил, до сих пор не придя в себя.

***

      Нил осознает, в какой угол загнал себя через двадцать минут после того, как зашёл в комнату, которую делит с Мэттом, и попытался умыться. Он старается не отрывать глаз от макушки, чёрный цвет немного успокаивает, но не до конца. Его взгляд то и дело останавливается на синяках на лице – душевных метках.       У матери Джостена не было соулмейта. Если и был, то он умер за много лет до того, как она сбежала от Натана с сыном. За эти годы у неё не осталось ни одной метки, а все её собственные уже исчезли. Они с матерью практически не разговаривали, но обсуждали это. В частности, когда она ловила его на разглядывании шрамов на руках или разнообразных синяков на теле. Мать дёргала его за волосы достаточно сильно, чтобы вырвать их, если бы сильнее потянула, и говорила: «Родственные души – это отвлечение».       Эта мысль часто прокручивалась у него в голове. Девушки – это отвлечение. Родственные души – это опасность. Чувства, влечение, и то, и другое – угроза. Экси тоже было плохой идеей. Единственное, что имело значение – выживание. Когда именно он усвоил это, Нил не знает. Всё, что он знает, это то, что долгие года он знал, что всё это не волнует его.       Эндрю ему сейчас тоже не нужен.       Или нет. Он хочет, чтобы Эндрю заботился об экси. Он хочет, чтобы Эндрю был, возможно, в безопасности. Он хочет, чтобы Эндрю прикрывал его спину, а Кевин был рядом на корте. Но это всё.       И мысль о том, что ему предназначено хотеть его каким-то другим способом, пугает. Мысль о том, что, по чьему-то мнению, они с Эндрю – что? Предназначены друг для друга? Это ещё страшнее. На самом деле, Нил никогда ни для кого ничего не значил, даже для своей матери. Он хочет быть больше, чем ничем, он хочет быть настоящим, хочет быть тем, кого помнят люди, - но он не хочет быть чьей-то второй половинкой. Он не хочет, чтобы это что-то значило сейчас.       Прежде чем он осознаёт это, проверяет глаза на наличие сползших линз, и проверяет цвет корней волос. Нил на полпути к выходу из комнаты и своему сейфу, но заставляет себя остановиться.       Он сказал, что не пойдёт. Он пообещал защищать Кевина. Он использовал свои собственные слова, чтобы связать себя здесь, и это раздражает. Он хочет остаться, конечно, хочет но не рискует. Он мог бы сбежать. Хотел бы он забыть о том, что сказал ему Рико, о Кевине, об экси, даже об Эндрю, что маловероятно из-за шрамов, но он не может.       Нил садится на кровать, заставляя себя успокоиться. Эндрю есть Эндрю, мысленно повторяет он. Этого никогда не случится – особенно после того, что он теперь знает. И они согласились, что это ничего не значит. Он сказал, что когда-то Джостен был интересным, но когда он перестанет употреблять наркотики, может случиться всё, что угодно. Он может возненавидеть Нила, может решить, что он не стоит его интереса или внимания.       Каким-то образом мысль о том, что Эндрю – это Эндрю, успокаивает, в то время как мысль о том, что Эндрю – его родственная душа, ужасает. Медленно, но Нил успокаивается. К тому времени, как Мэтт входит в комнату, Нил почти спокоен.

***

      - Ты не пойдёшь, - говорит Кевин, - ты знаешь, что он с тобой сделает?       - Ты знаешь, что он сделает с Эндрю, если я этого не сделаю? У меня нет выбора. Я должен пойти, а ты должен довериться мне.       Дэй косится на Нила, и он знает, о чём он думает. То же самое подумал и Рико, но они ошибаются.       Нил всегда жил в мире, где родственная душа – это просто слово, просто титул, и его жизнь всегда была слишком реальной, чтобы что-то столь простое значило для него так много. Это не потому, что Эндрю – его соулмейт. Слова Рико, его ехидное: « Я слышал, у тебя было несколько очень ярких следов после того, как Дрейк повидался с Эндрю» не значили и половины того, что Морияма сделал и причинит ему боль снова. Это потому, что Эндрю – его товарищ по команде, потому что он предложил ему свою защиту несколько месяцев назад.       - Он сломает тебя, - Кевин уверен в этом.       - Хотел бы знать, как.