Панацея

« Возьми всё изнутри и выброси, Потому что клянусь в последний раз, что я не доверяю себя тебе »

LINKIN PARK

Андерсон покорно стояла напротив высоких стеклянных дверей, нервно перебирая бархатную подарочную ленту холодными пальцами и вздрагивая от колючего сентябрьского ветра. Она крепко держала в руках чёрную коробку среднего размера, изредка бросая взгляд на циферблат своих наручных часов и поджимая накрашенные губы. Прошло ровно семь минут двадцать девять секунд с последнего проигнорированного звонка, видимо, вечеринка в самом разгаре. Позвонила Илье – не берёт, Тамби вообще вне зоне доступа, осталась последняя надежда на Кашокова. — Привет, лиса, — кратко поздоровался кабардинец, прикрывая микрофон телефона свободной рукой, чтобы в таком адском шуме она могла как можно лучше услышать его голос и разобрать и без того невнятную речь. Да, порядком напился. Ну а что? У друга, так-то, день рождения, может себе позволить! — Привет, Эмир. Скажи пожалуйста, Рустам рядом с тобой? — Да, танцует. Что-то случилось? — Попроси его выйти на улицу, пожалуйста. — Зайти не хочешь? — Нет, я поздравлю и уеду. — Понял, сейчас передам. Кашоков отключился, а Эмма, облегчённо выдохнув, сделала несколько шагов в сторону их офиса. Неплохое здание, кстати. Четыре этажа, панорамные окна, уютная веранда. Женских рук дело, видно невооружённым глазом. Ухоженные вьющиеся растения, идеально помытые стёкла, внутри чистота и порядок. Что касается личных ощущений — тут всё не так радужно, как хотелось бы. Почему-то именно сегодня рыжую одолели излишние переживания и животный страх перед их встречей, о которой, кстати, Саидахмедов даже не знал. В своём подарке она была уверена на все сто процентов, потому что знала, что это именно то, что кабардинец хотел уже на протяжении двух лет. Ну, это по его словам, разумеется. Проблема была в чём-то другом и она искренна пыталась понять в чём именно. Рустам шумно вываливается из дверей, на ходу поправляя идеально выглаженную футболку и растрёпанные чёрные волосы. Он выпускает на улицу громкую музыку из помещения, широко улыбаясь, и по его довольному лицу можно понять наверняка, что вечер выдаётся более чем отличный. Карие глаза блестят на тусклом свете уличного фонаря, отражая лишь глубокую темноту и мрак. Он встречается взглядом с дрожащей от холода девушкой и всё безудержное веселье моментально стирается с его счастливого лица. Кажется, земля медленно, но верно уходит из под ног. Рустам в страхе оборачивается, сразу же замечая в окне танцующую в центре зала Дарину. Хоть бы, блять, не вышла. Пожалуйста! Рептилоид, не сводя пристальный взгляд с её изумрудных глаз, широкими шагами преодолевает расстояние между ними и останавливается в метре от вытянутых с подарком рук. Она улыбается, а ему нихуя не весело. — Рус, с днём рождения! — сладко выдаёт Эмма, протягивая картонную коробку и обнажая свои ровные белые зубы. Она смотрит на него с нескрываемым интересом. Смотрит так, будто видит его впервые. Смотрит влюблёнными глазами и даже не представляет, что будет с ней через каких-то жалких десять минут. — Спасибо, Эм, — встряхнув головой, темноволосый взял подарок из её рук и, не открывая его, полез обниматься. Прижимал к себе вяло, без особого энтузиазма. Обнимал так, будто к нему подошла его фанатка и он обязан был это делать. — Откроешь? — Конечно, — усмехнулся, быстро развязывая тёмно-зелёную ленту. Делал всё резко и нервозно, словно куда-то торопился. Андерсон, безусловно, сразу заметила это странное поведение. Не ускользнуло от неё и то, что кабардинец постоянно оборачивался, нервно поджимая губы. Что-то тут не так, только вот что? — Всё нормально? — рыжая вскинула тонкую бровь, немного щурясь и внимательно вглядываясь в его напряжённое лицо. — Мне не стоило приезжать? — Стоило, конечно стоило, я просто не ожидал, — встрепенулся кареглазый, наконец убирая подарочную упаковку в карман брюк. Он приподнял крышку коробки, с любопытством рассматривая содержимое. — Эми, ты что, больная? — вскрикнул Саидахмедов, обратно захлопывая плотный картон. Он выпучил глаза на улыбающуюся Андерсон, крепко прижимая презент к своей груди. Костюм из смеси кашемира и шёлка, о котором он грезил уже несколько лет точно. Хотел, мог позволить, но никогда не решался отдать шестьсот пятьдесят тысяч за какую-то там одёжку. А она один раз услышала про это и молча купила, совсем не раздумывая над такой, мягко говоря, ахуевшей ценой. — Надеюсь, я не прогадала, — скромно улыбнулась, прекрасно понимая, что она ебать как не прогадала. Кажется, Рустам был сейчас самым счастливым и самым грустным человеком одновременно. Он радовался подарку, радовался её внезапному приезду, но возможный вариант их встречи с Дариной его совсем не веселил. Первый раз в жизни Саидахмедов так сильно хотел сплавить Андерсон и вернуться к своей даме. — Спасибо, малыш, — тише обычного прошептал в самое ухо Рустам, крепкой рукой поглаживая её рыжий затылок. Эмма уткнулась в костлявое плечо, глупо улыбаясь и втягивая носом его запах. Всё, все счастливы – можно уезжать. — Ладно, я, наверное, поеду, — она отодвинулась, поправляя рукав бархатного тёмно-синего топа. Взглядом окинула его довольное лицо, погладила по заросшей щеке и сделала шаг назад. В принципе, всё прошло гораздо лучше, чем она ожидала. Он, конечно, немного странный сегодня, но после подарка заметно повеселел и растаял. Козёл, ему лишь бы приятности в свою сторону получать! — Привет, — Рустам дёрнулся и зажмурился. Нет, нет, нет. Дарина тихо подкралась сзади, обхватывая своими тоненькими ручками предплечье Саидахмедова. Она прижалась румяной щекой к его бархатной коже, которая тут же покрылась стадом мурашек. То ли от прикосновения, то ли от страха. Эмма нахмурилась. Она окинула недоверчивым взглядом улыбающееся женское лицо, её крючковатые пальцы и их непонятное прикосновение. Это, наверное, одна из его хороших подруг? Подняла глаза на Рустама. Он напуган. Да что, блять, здесь происходит? — Добрый вечер, — отозвалась рыжая, вновь обнажая свои зубы в деланной улыбке. Девушка напротив симпатичная, такая приятно взбитая, аккуратная. Выглядит по-доброму, совсем не сука, коих она ранее видела рядом с кабардинцем. Но неоднозначные вопросы в голове всё же всплывают: почему она так крепко сжимает его руку и зачем так показушно трётся своей пухлой щекой? — Вы подруга Рустама? — улыбнулась и, поправив свой высокий хвост на голове, снова пристально уставилась на красивое лицо баскетболистки. Рептилоид молчал. Он весь съёжился, сгорбил худую спину, мысленно прикидывая все возможные варианты дальнейшего развития событий. Не так он представлял свой юбилей, ну, блять, совсем не так! Что говорить? Как оправдываться? За кем бежать, когда обе всё поймут и отвернутся от него? Рустам не знал. Вся жизнь перед глазами пролетала, когда он, не моргая, смотрел в ничего не понимающие зелёные глаза. — Вроде того, — неуверенно ответила Андерсон, боковым зрением поглядывая на встревоженного кабардинца. Странно, что он молчит. Обычно Рустама не заткнёшь, а тут.. херня какая-то. — А.. Вы? — с таким же сомнением задала вопрос Эмма, заправляя за ухо волнистую рыжую прядь. Всё, это пиздец. — О, я Дарина – его девушка, — темноволосая протянула свою руку в знак уважения, ещё крепче прижимаясь пышной грудью к локтю кабардинца и продолжая искренне улыбаться, не подозревая, что от её незначительной фразы внутри Андерсон только что что-то с треском оборвалось. — Приятно познакомиться. — Это Дарина, моя двоюродная сестра, — объяснил Рустам и сбросил входящий звонок, убирая телефон во внутренний карман осенней куртки. Устремил взгляд на дорогу, немного хмуря густые брови и поджимая тонкие губы. Эмма вздрогнула, инстинктивно делая короткий шаг назад. Ну же, Рустам, не молчи! Скажи, что это ваши семейные шутки и на самом деле твоё сердце окончательно и бесповоротно принадлежит лишь ей. Скажи, что твой потерянный взгляд связан совсем не с тем, что сказала сейчас эта незнакомая для неё девушка. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, Рустам. — Взаимно, — Андерсон, едва ли вообще касаясь её руки, быстро спрятала свою за спину, всё ещё не сводя с кабардинца в миг почерневших глаз. Не зелёные, совсем нет. Боль вперемешку с разочарованием дала странный, совсем неизвестный для него цвет. Он стоял как вкопанный. Грудь часто вздымалась, плечи подрагивали, ноги вообще в момент перестали держать его на земле. Хотелось уйти отсюда, забыть этот стеклянный взгляд напротив навсегда и больше никогда не вспоминать её. Выкинуть из головы, забрать все свои слова обратно, сделать всё возможное, лишь бы её хрупкое сердце сейчас не разбивалось на его глазах. Ты опоздал, Рустам. Оно уже. — Рус сегодня какой-то бестактный, — подала голос Дарина, окидывая многозначительным взглядом всё ещё потерянного кабардинца. — Не хотите к нам присоединиться? — Нет, спасибо. Мне пора, — сделала ещё один шаг назад. — Ещё раз поздравляю, Рустам. — Пока, — Дарина махнула вслед, но Эмма, конечно же, этого уже не видела. Она быстро перебирала длинными ногами и, обхватывая дрожащие плечи трясущимися руками, желала поскорее убраться отсюда. Тоже не совсем понятно от чего так содрогается тело: безжалостный осенний холод или подступающая к горлу истерика? Выбежала с парковки и, не желая больше оставаться здесь ни секунды, полезла в сумку за телефоном, всё так же в быстром темпе шагая в неизвестную ей сторону. Нервно поправляла как никогда мешающие рыжие волосы, всеми силами удерживая в себе рвущиеся наружу истерические всхлипы. Она чувствует, как вскрываются старые раны. Чувствует, как происходит то же самое, что и пару лет назад, когда она, узнав про измену своего до боли любимого молодого человека, точно так же бежала по пустым улицам, борясь с жгучим желанием завалиться на холодный асфальт и зарыдать что есть мочи. А может, эти раны никогда не заживали и ты просто научилась с ними жить, Эмма? Может быть, та пустота, что покинула тебя с появлением Рустама, на самом деле никуда не уходила? Может быть, Эмма, за своими розовыми очками ты упускала совсем очевидные вещи? — Эми, стой, — Саидахмедов вылетел следом, моментально срываясь на бег. Заведомо зная, что она не отреагирует, он отчаянно начал предпринимать безуспешные попытки её остановить. — Я прошу тебя, пожалуйста, — ещё один крик в никуда. Она слышит. Слышит, и хочет отрезать себе уши, чтобы больше никогда не реагировать на его голос. Медленно развернувшись к нему лицом, Андерсон спиной продолжает идти вперёд, аккуратно перебирая ногами по серому асфальту и лишь иногда поглядывая вниз, чтобы случайно не подвернуть ногу и не сломать высокий каблук. Он останавливается, внимательно вглядываясь в её наполненные слезами зелёные глаза. Видит, как дрожат губы, которые он так сильно любил целовать на прощание; улавливает тихие всхлипы, без спроса вырывающиеся из часто вздымающейся аккуратной груди; слышит громкие стуки своего чёрствого сердца и хочет упасть прямо сейчас на колени, обхватить её тонкие щиколотки руками, уткнуться лицом в торчащие на ногах кости и заплакать. Только бы она позволила. Только бы она разрешила остаться рядом. Эмма делает ещё один шаг назад и замирает, заводя холодные руки себе за спину. Она заламывает пальцы, щипает ногтями мягкую ладонь, мнётся, делает всё возможное, чтобы не смотреть, чтобы не видеть, чтобы не слышать его. Перед глазами вдруг всплывают нередкие ситуации, в которых она должна была всё понять, но не поняла. Ситуации, суть которых была на ладони, но она усердно ничего не замечала. — Рус, чем от тебя пахнет? — Эмма втянула носом сладкий запах его ветровки, немного отодвигаясь назад и хмуря брови. Чёткий аромат полевых цветов, женский парфюм она, разумеется, ни с чем не перепутает. — Чем пахнет? — в недоумении спросил он, пальцами зацепляя воротник верхней одежды и с деланным удивлением внюхиваясь в хорошо известный ему аромат. — Женщиной, — вскинула бровь, делая несильную затяжку его крепкой сигареты. Не ревность, но что-то неприятное. Сродни измене, но не совсем она. — С Дариной утром виделся, — пожал плечами, спокойно поглядывая на напряжённое лицо напротив. — Думаю, пропитался её приторным духами. Согласно кивнула, отчаянно веря в это вполне логичное объяснение. — Рустам, я умоляю тебя, — взвыла она, резким движением стирая с раскрасневшейся щеки первую горькую слезу. — Иди обратно. — Нет, пожалуйста, давай поговорим, — он подлетел к ней, крепко цепляясь дрожащими пальцами за тонкие руки, которые она так усердно пыталась спрятать в неглубокие карманы брюк. — Не прикасайся ко мне, — прикрикнула, смахивая с лица очередные стекающие вниз солёные капли. Его руки – это последнее, что она хотела сейчас чувствовать. Больше никому Эмма не позволит себя касаться. Никогда. — Не разговаривай со мной. Я не хочу слышать твой голос, меня от него тошнит, — поднесла два пальца к губам, во всей красе демонстрируя своё отвращение к происходящему. — Дай мне объясниться, — снова схватил за руку, пытаясь ближе притянуть к себе. Ему важно чувствовать её. Как ментально, так и физически. Важно трогать ухоженную кожу подушечками своих пальцев, важно ощущать тепло её тела. — Не трогай, блять, меня, — толкнула в грудь, быстро снимая с ног чёрные лакированные лодочки. — Я проломлю тебе голову, если ты ещё раз подойдёшь, — держала перед собой острый каблук, вынуждая кабардинца всё-таки сделать шаг назад и отступить. Он знал, что она может. Особенно в таком состоянии. — Как у тебя вообще ума хватает сейчас разговаривать со мной? — Я пытаюсь объяснить, блять, послушай меня. — Ты пытаешься объяснить, что больше месяца вешал мне лапшу на уши, а потом ехал домой к своей девушке и строил из себя примерного парня? Пытаешься объяснить мне, что ты не животное, а человек, который просто запутался? — Эми, я мудак, — согласился, кивая лохматой головой. — Я последний человек, которого ты хочешь сейчас видеть, но я просто не могу позволить себе отпустить тебя и не объясниться. — Кто звонит, Рус? — отрываясь от его сладких губ, Андерсон, тяжело дыша, немного отодвинулась назад и, обхватив руками крепкую шею, бросила взгляд на вибрирующий телефон в кармане его синих джинс. Кабардинец тяжело вздохнул и, приподняв её колено, достал надоедливый гаджет. — Никто, — заблокировав экран, он откинул мобильник на край заднего сиденья, вновь завлекая рыжую в страстный поцелуй. Сжимал круглый зад в своих руках, довольно улыбаясь и покусывая её нижнюю. — Да блять, — устало выдохнула зеленоглазая, как только до ушей вновь донеслась противная мелодия, без преувеличения, как минимум седьмого входящего звонка. — Ты можешь ответить? — Я не хочу, — снова полез целоваться, но был отвергнут маленькими ладошками, упирающимся в его широкую грудь. Сексуальное настроение в миг исчезло, в воздухе повисло ощутимое напряжение. — Это Дарина, наверняка опять с работы забрать нужно. Для неё я сегодня занят. Эмма поджала покусанные губы, шумно вздыхая и запрокидывая назад голову. Надоела эта его сестра уже, сил больше нет! — Я такая дура, это просто фантастика! — взялась за голову, откидывая в сторону пыльную обувь. — Они ведь знали? — Кто? — Друзья твои, блять, знали? Они слушали мои любовные рассказы на счёт тебя и всё знали? — опустил голову. Значит, правда. С самого первого дня она была окутана этим враньём, буквально с ног до головы. — Я заслужила это, Рустам? Прошу, скажи, я действительно этого заслуживаю? — Эм, у меня не было выбора, — взмолился Рустам, накрывая лицо широкими ладонями. — Я не хотел тебя терять. Не хотел, чтобы ты ненавидела меня, — замолчал. — Я хотел рассказать, но не знал как. — Ты действительно думаешь, что после этого я останусь? Я чё, реально на терпилу похожа? — засмеялась. — Может предложишь мне втихаря скакать на тебе, пока твоя, — усмехнулась. — сестра ждёт тебя дома? Он внимательно слушает и смотрит в глаза. В них так непривычно пусто. Под рёбрами чувствует её злость, но ничего не может сделать. Если бы я мог всё исправить, Эмма, если бы я только мог! — Я не хочу, чтобы ты оставалась со мной, — спокойно выдал Саидахмедов, на что получил громкий смешок и ехидный оскал. Она вправе его презирать, вправе глумиться над ним, вправе припоминать всё, что он ей говорил. — Я хочу, чтобы ты понимала чем я руководствовался. Не мог я рассказать тебе, блять, понимаешь? Я прикипел, ты мне нужна. Не мог я по-другому, Эм, постарайся понять меня. — Ты реально дебил, Рус? Ты чё несёшь вообще? — вскинула брови, гневно хмурясь и слегка приоткрывая рот. Какой же это, мать его, абсурд! — Между нами было только бесконечное враньё и моя детская заинтересованность в тебе. Ты – пустой. Ты мне не интересен. — Перестань, — грубо отрезал и исподлобья уставился на налитые кровью глаза. Понимал, что говорит она это всё на эмоциях, но всё равно злился. Злился на её высказывания, на тупик, в который сам себя загнал, на Дарину, которая подошла в самый неподходящий момент. Злился, потому что знал, что всё потерял. — Мне стоило вымыть рот с мылом, чтобы никогда не говорить тебе о своих чувствах, Рустам. — Замолчи, — процедил кабардинец, тяжело вздыхая и запрокидывая вверх голову. Беззвёздное небо затянуто чёрными грозовыми тучами, вот-вот пойдёт сильный дождь. Под стать её настроению, кстати. — Я не заберу ни единого своего слова назад, Эми. Ты прекрасна. Ты заслуживаешь любви и заслуживаешь знать правду, — прикрыл глаза. — Прости меня, если сможешь. — Не смогу, — улыбнулась, пожимая плечами. Она так легко это сказала, будто для неё он никогда ничего не значил. Будто всё, что было между ними – пустяк. — Не нужно меня жалеть, мне не пять лет, — поджала пухлые губы и шумно выдохнула. — О себе и своей приобретённой семьей позаботься, герой-любовник. Рустам кивнул. В её словах ни капли лжи, она права. Бесподобная с разбитым сердцем. Машина подъехала. Пора прощаться. В последний раз окинула пустым взглядом его понурое лицо и, горько улыбнувшись, села в такси. Отвернулась от окна, чтобы не смотреть. Отвернулась, чтобы не запоминать его лицо, чтобы не видеть эту деланную грусть, чтобы не вспоминать это через время и не романтизировать. Во всём, что произошло – только его вина. Оба это понимали. Рустам остался стоять там, на пустом тротуаре, не в силах и шагу ступить в сторону офиса. Разгар торжества, но ни малейшего желания не было туда возвращаться. Не хотелось объяснять ничего Дарине, не хотелось оправдываться, не хотелось пить, ему ничего, блять, не хотелось. Думаю, каждый из Вас хоть раз чувствовал это искушение разгромом, эту неконтролируемую ярость, это животное желание переломать всё к чертям собачьим, лишь бы не чувствовать эту ноющую боль внутри. Его вдруг одолело внезапное головокружение – всё разрушить, всё уничтожить, всё стереть в порошок и разнести. Достаточно лишь пары правильно подобранных слов, чтобы закончить весь этот цирк и начать жить заново. А получится ли? Хватит ли сил на то, чтобы закончить эти бесконечные мучения и остаться в одиночестве? Я чувствую глухую ярость. Мне достаточно лишь открыть рот, чтобы всё опустошить. Но смогу ли я? Под ногами чужие лакированные лодочки, на улице сентябрьский надоедливый дождь, а в голове лишь всеобъемлющая пустота, готовая в любую секунду сожрать его разум изнутри. Этот юбилей он запомнит на всю оставшуюся жизнь.