Сохранить себя

            С того дня прошло около недели.       Сумерки быстро окутали особняк, застав его обитателей за вечерней трапезой, которая, как завтрак и обед, проходила всегда по расписанию и не терпела опозданий. В Мортлейк-Мэнсон была комната, отведённая под столовую где как раз и сидело всё семейство, как ни странно, мирно и молча. На большом столе, занимавшем почти всю длину комнаты, стояло много различных блюд: зажаренный молочный поросёнок с небольшим яблочком во рту, салатный микс различной зелени, фрукты и овощи, рагу, сырно-мясное ассорти, небольшой традиционный английский пудинг, а также шведские булочки с корицей. В общем, буквально всё, чтобы хозяева не почувствовали себя голодными.       Взяв в руки вилку, Оливер витал в облаках, ковыряя поросячью ножку, отправляя редкие кусочки себе в рот, лениво их прожёвывая. Он сидел, опустив глаза, поэтому Агата дала мужу сигнал, слегка прокашлявшись, словно бы в горле застрял небольшой кусок нежного мяса, а затем поиграла бровями в сторону сына, намекая, чтобы тот начал разговор. Тот в свою очередь всё так же молча сдвинул брови на переносице и поджал губы, словно надувшийся ребёнок. Женщина закатила глаза, состроила злую мину и слегка пнула мужа по ноге, призывая сделать так, как хочет она. В конце концов закатил глаза в знак капитуляции и Александр и тоже слегка прокашлялся.       Но подросток даже не обратил внимания. Он сидел, иногда глупо улыбаясь всей ситуации, что произошла с ним. Что на них нашло? Они были готовы слиться в поцелуе, словно парочка влюблённых, не способных оторвать друг от друга взгляда. Но как же сладко это было — словами не передать. Нежный румянец на её щеках так и манил коснуться, погладить, а приоткрытые розовые губки, слегка влажные от блеска, утягивали в самую пропасть, словно бы это был сладкий десерт. А он уверен, что это он и был. А что, если бы это действительно случилось? Что, если бы их не прервали звонки телефонов? Утонули бы в этом омуте страсти, поддались вспыхнувшей искре и слились в чувственном поцелуе — он в этом не сомневался.       Сладкий шлейф карамельного парфюма словно забился в его носу, не давая нормально дышать, а все мысли теперь крутились вокруг неё. Он походил на влюблённого подростка из комедийных сериалов, не хватало только летающих над головой сердечек, которые точно бы показали, что он влюблён окончательно и бесповоротно. Это было очень необычное чувство, что по всей спине бегала стая мурашек то вверх, то вниз, а в животе будто поселились бабочки, метаясь, щекоча кончиками своих разноцветных крылышек, бросало то в жар, то в холод, щёки наливались спелым красным цветом…       Он никогда раньше не влюблялся. Конечно, ему могли нравиться девочки, он даже пару раз ходил на свидания с ними, отвешивал комплименты или дарил цветы, но сам чувствовал только симпатию. Ровно до тех пор, пока Анна не упала ему в руки в коридоре. И пока не потянулась за поцелуем. От одного упоминания Оливер глупо ухмыльнулся и раскраснелся ещё больше.       — Оливер, — сказал чуть громче Александр, чем наконец-то вырвал его из грёз. — Ты не хочешь есть?       — Не слишком, — нахмурился он и было видно, что пусть в его фантазиях теперь преобладали мысли об Анне, обида на отца так и не проходила.       — Тебя беспокоит что-то? — с волнением в голосе спросила Агата и взяла мужа за руку, как бы показывая, что они вместе и готовы его поддержать. — Ты можешь рассказать нам.       — Не стоит, ладно? Я не хочу ни о чём говорить, — он кинул на отца секундный взгляд и опустил глаза, снова возвращаясь к разглядыванию своей порции.       Но женщина заметила это и вновь посмотрела на мужа, подавая сигналы взглядом, мол, видишь же, что происходит. Александр в который раз закатил глаза и постарался максимально расслабить лицо. Он посмотрел на сына, но стоило тому вновь поднять глаза, отвёл их. Агата выдохнула, красочно представляя как душит мужа подушкой, вновь пнула его по ноге и почти испепелила взглядом. Было видно, что Нильсен ломался, как тонкая иссохшаяся веточка, большого труда ему стоило выдавить из себя раскаяние.       — Извини, — проскрипел Алекс, всё-таки сдавшись под напором жены. — Я не хотел на тебя так давить.       — Ого, — безразлично хмыкнул Оливер, даже не поднимая на него глаз. — Вау, я почти удивлён.       — Оливер! — воскликнула миссис Нильсен-Харрис.       — Что, мам? — он повысил голос. — Хватит его защищать! Хватит пытаться нас сблизить! Это всего лишь наивные фантазии непрошибаемо наивного человека! Мне это надоело!       Александр сжал кулаки и встал, громко ударив по столу и нависнув над сыном. Он не мог терпеть, когда кто-то упрекал его жену и моментально впадал в звериное бешенство. Увидев, что отец зол, он тоже встал и приблизился лицом к лицу, всем своим видом бросая вызов, словно волк огромному медведю. В глазах стояла кровь, и кулаки теперь дрожали у обоих.       — Ещё раз случится что-то подобное… Пеняй на себя, — злостно прошипел мужчина.       — Довольно! — подняла крик Агата и он чуть отдалился, пока Оливер не думал сходить с позиций.       — Ненавижу тебя, — выдавил подросток сквозь зубы, вкладывая, кажется, в каждую букву всю свою неприязнь.       Рыкнув, он развернулся, одним ударом ладони открыл дверь в холл, вышел, поднялся по лестнице и через уже минуту хлопнула дверь на другом конце галереи. Агата закрыла лицо руками, понимая, что очередная её попытка сблизить их оказалась провальной и теперь их сын только больше ненавидит собственного отца.       — Каттен, я придурок, да? — виновато спросил он и пододвинулся к жене, беря её ладони в свои. — Прости меня, я снова облажался.       — Я правда наивная дурочка, если хочу, чтобы мы просто жили мирно? Чтобы не было никаких споров, а наш ужин проходил только за атмосферой тепла и понимания? — всхлипнула она, сжимая его руки. — Ты с ним строг, а он слишком резко реагирует и это выводит меня из себя. Вы оба правы и оба виноваты, а, может, это вовсе моя вина, что я не могу вас понять?       Александр промолчал, только пересадил её к себе на колени, как раньше, и крепко обнял.       Оливер взревел, как только хлопнула за ним дверь в его комнату. В темноте он снял с себя футболку и кинул её куда-то, не считая нужным сейчас волноваться о том, какой она будет завтра. Плюхнувшись на кровать, он закрыл лицо руками, понимая, как же сильно устал от этого всего. Постоянные упрёки, дурацкая диета, ни грамма уважения, шантаж и ультиматумы — всё это он терпел уже с десяток лет подряд. И за всё это время он успел сделать лишь один вывод. Сбросив с себя брюки, он залез под одеяло и смотрел на окончательно скрывающееся за горизонтом солнце. Укрывшись до самой шеи, он поджал ноги и прикрыл глаза, но тут же открыл их и бросил взгляд на тумбу рядом с кроватью, где стояла лампа и небольшая фотография его маленького вместе с отцом. Мальчик в небольшой рубашечке и шортиках сидел на руках Александра, широко улыбаясь в камеру вместе с ним.       Он помнил этот день.       Жаркое лето и лес, разливающийся вокруг сочными зелёными красками. В этот день семья решила, что лучшим решением выбраться на пикник в лесу, тем более, если им достаточно редко тогда удавалось сходить куда-то всей семьёй. Они нашли идеальное место у озера, взяли всё необходимое и в четверть часа уже были там, расстилая большой голубой плед и расставляя на нём небольшие тарелки и контейнеры. Агата устроилась на пледе с бокалом красного вина и каким-то интересным детективом, пока мужчины остались предоставлены сами себе. Тогда, забыв обо всяких аристократических замашках, они разделись до нижнего белья, за что впоследствии получили по голове и долго сушились, лёжа на траве, обогреваемые ярким солнцем. Александр развлекал сына любыми способами, даже взял с собой мячик, казалось бы, просто подбросить и поймать, но мальчик начал его усердно пинать. Тогда он, правда, запнулся об него и упал, но этот день стал опорной точкой, когда он решил, что обязательно станет великим футболистом.       Поджав губы, он почувствовал, как внутри сжалось сердце, а от кома в горле стало горько. Не в силах больше смотреть на это, он дотянулся до рамки и положил её на поверхность лицами вниз. В этот же момент в дверь постучали и вошла Агата.       — Ещё не спишь, котёнок? — тихо спросила она и подошла к кровати.       — Ещё нет, — безразлично отозвался он.       Она присела рядом, положила руку на него и слегка погладила, виновато улыбнувшись. Он чуть потеплел от маминых прикосновений. Она всегда приходила, когда он был обижен или расстроен.       — Ты знаешь, как сильно я люблю тебя? — прошептала она и сверкнула глазами в темноте.       — Знаю, — прошептал он в ответ. — Но ты пришла сюда поговорить про отца, верно?       — Впрочем, да, — она слегка замялась и вздохнула. — Мне жаль, что так вышло. Прости меня.       — Не вини себя, мам, — отозвался он, продолжая глядеть в пустоту. — Всё равно это всё пустые слова и ничем не помогут. Нас с ним уже не помирить. Он просто меня не любит.       — А я другого мнения, Оливер, — сказала она и в голосе начала слышаться ностальгия. — Твой папа с самого начала чуть не сошёл с ума, когда ты родился. Он был всегда рядом по мере возможности. Ещё в родильном доме, когда нам впервые принесли тебя, мы радовались искренне. Мои слёзы, его… Он брал тебя, такого кроху на руки с таким трепетом, так обнимал тебя. Однажды я ушла с Рэйч за покупками, оставив его с тобой на весь день. Я застала вас на диване в холле. Он обнимал тебя во сне, так прижимал к себе, словно боялся, что если отпустит — потеряет…       — Ты всегда можешь приукрасить, чтобы выставить его в лучшем свете, — резко прервал он. — Посмотри, наконец, на наши отношения. Он меня ненавидит. Всегда ненавидел. Разве станет любящий отец шантажировать запретом на любимое дело? Едва ли.       — Котёнок, пойми, пожалуйста, он любит тебя. По-своему, но любит, — сказала она.       — Нет, мам. Перестань его выгораживать, пожалуйста, — прошептал он. — Я устал от этого.       — Ладно… — ответила она, тяжело вздохнув. — Спи, сынок. Я люблю тебя.       — Я тебя тоже, — сказал он и почувствовал у себя на макушке лёгкий поцелуй, после чего прикрыл глаза и провалился в сон.       Но тут же проснулся абсолютно вымотанным и выжатым, словно лимон. Правильно говорят, что ненависть выматывает, высасывает всю жизненную энергию. Вяло встал, вяло умылся и оделся. Завтрак перед школой прошёл совершенно молча, никто никому не мог сказать ни слова, особенно после вчерашнего скандала. Казалось, вся атмосфера из замятых обид давила на них снова и снова, завязала языки.       Он иногда поглядывал на мужчину, будто пытаясь увидеть в нём отражение маминых слов о его невероятной нежности и ласке. Но всё тщетно — Александр Нильсен не открытая книга, чтобы так просто его читать и умудряться глядеть между строк. Он хотел было начать разговор, даже открыл рот, но тут же его закрыл, снова уткнувшись в тарелку с блинчиками.       Вскоре пробило восемь утра и он, закончив, обошёл отца, поцеловал маму в щёку и удалился на улицу, где его уже поджидал водитель. Дверь машины хлопнула и Оливер всего на секунду прикрыл глаза, как уже шёл по коридору во мрачном расположении духа. Увидев Анну, которая шла в противоположную сторону, он мягко помахал ей и улыбнулся. С того случая в библиотеке они немного переписывались, потихоньку узнавали друг друга, но поцелуй старались деликатно не упоминать. Они разговаривали буквально обо всём: о книгах, об искусстве, о школе, о науках, о подростковых заботах, о родителях (тему завела девушка, но Оливер предпочёл проигнорировать). Она была разносторонним человеком, занималась писательством, имела успехи во многих предметах, раньше даже занималась фигурным катанием, но бросила это дело, и он пообещал, что в скором времени они посетят один из больших стадионов с катками, чтобы она могла показать всё своё мастерство.       Подросток прошёл дальше по коридору, но тут же уловил перешёптывания других девочек. Они указывали пальцем куда-то ему за спину. Заподозрив неладное, он обернулся и увидел, как достаточно массивный парень чуть склонился над Анной, пока она испуганно прижимала сумочку к груди, крича всем своим видом, что такая компания не слишком ей приятна.       В Оливера будто вселился бес, стоило ему увидеть, как он медленно наступает, отрезая любой путь к отступлению. Не думая ни о чём, он кинулся к ним, рыча, словно хищный зверь. Собрав всю свою силу, он толкнул громилу в сторону и встал перед Анной, закрывая её своей спиной.       — Отстань от неё, — раздражённо бросил он, сверля его взглядом.       — Да мы просто разговаривали, да, малышка? — ответил он даже без нотки страха. — Я спросил, не хочет ли она пойти со мной на бал. Ну твоя тёлка, так бы и сказал.       Слова были излишни. Обзор перекрыла красная пелена ярости. Собрав всю свою силу и злость, он размахнулся и ударил нахала по челюсти, заставив его чуть откинуть голову. Сплюнув на пол, тот посмотрел на Оливера и на секунду показалось, будто его черты стали схожими с чертами разъярённого быка. В секунду он сложил лапищу в кулак и резко выбросил его вперёд, попадая подростку в глаз. Под испуганный визг Анны он отлетел в стену, но тут же бросился вперёд, растопырив пальцы словно дикий кот. Вцепившись в его плечи, он впечатал громилу в шкафчики, создав этим жуткий грохот, который привлёк внимание зевак. Учащиеся сбежались и столпились кучкой вокруг дерущихся, наблюдая за тем, как Нильсен-Харрис дубасил противника по лицу. Но и тот не отставал: оттолкнул подростка и врезал ему по губе, затем в нос. Брызнула кровь. Кружилась голова, но он отчаянно держался. Пара пощёчин оставила на его лице царапины, но он ответил, ударив кулаком в живот. Тот согнулся и тут же повалился набок от резкого удара кулаком в висок. Он ещё стоял над противником, по его лицу текла кровь, оставляя за собой засыхающие красные дорожки.       — Что, чёрт дери, здесь происходит?! — гневно взвизгнул заместитель. — Кто устроил драку посреди школьного коридора?! Хулиганы! Беспризорники!       — Я лишь… — хотел было защититься Оливер.       — Та-та-та, — протараторил мужчина, зажмурившись и замахав перед собой руками, словно пытаясь отмахнуться от его слов, как от надоедливых мух. — Ничего не желаю слышать. Оставь свои объяснения для директора, к которому вы сейчас оба отправитесь!       И так действительно вышло. Уже пять минут Оливер пытался оправдаться и рассказывал всё дословно. Эмоции разрывали его изнутри, это было словно наваждение. Директор слушал, сидя в важной позе, но почему-то складывалось ощущение, что ему не интересен подробный пересказ всех событий. Нильсен-Харрис рассказал о том, как увидел, что громила приставал к Анне, как пытался её защитить и отстоять честь.       — Да всё не так было, — ответил противник, прервав его. — Я просто подошёл к ней и спросил, не хочет ли она сходить со мной на бал, а этот бешеный накинулся на меня.       — Хватит врать! — взбесился Оливер и снова замахнулся на него, желая припугнуть.       — Нильсен! Прекрати немедленно! — повысил голос директор и подросток тут же насупился, поджав губы.       Как же его бесило это всё. Особенно дурацкая привычка директора называть его фамилией отца, словно пытаясь напомнить, что он сын главного спонсора его школы. Александр не скупился на обучение сына, всегда тратил большие деньги с надбавкой, сам тщательно следил за преподавательским составом и являлся чуть ли не главной шишкой. Нетрудно догадаться, что директор его обожал и не мог позволить портить его имя даже его собственному ребёнку.       — Оскар, можешь идти, — спокойно сказал мужчина, почесав недельную щетину. — А ты, Оливер, останься, мы побеседуем.       — Твою… — хотел выругаться он.       — Ещё одно слово, и ты отстранён от занятий, а о футбольной команде можешь забыть.       Подросток только фыркнул.       Директор встал, как бы возвышаясь над нашкодившим хулиганом, и прошёлся по кабинету, устремив свой взгляд на шкафчик с наградами.       — Оливер, ты ведь понимаешь, как я уважаю твои спортивные успехи, тебя и твоего отца, — опять он! — Но, пойми, это не даёт тебе права избивать всех, кого не попадя.       — Я пытался защитить Анну от него! — вспыхнул он. — Я не мог смотреть, как он прижимал её к стене и никто на это не реагировал!       — Может, настолько ослепила ревность, что ты воспринял желаемое за действительное? — ухмыльнулся директор.       — Я не… Что за… Да я бы не… — пытался он выдавить из себя хоть что-то в своё оправдание, но ком в горле помешал ему это сделать.       Кажется, отрицать укол ревности было просто-напросто бесполезно. А вот директор был доволен своей правотой.       — Это первое и последнее предупреждение, которое будет донесено до твоих родителей, Оливер, — опасно спокойно сказал мужчина, точно зная, что задел подростка за живое. Оливер утробно зарычал, словно зверёныш, но в итоге встал со стула и вышел из кабинета хлопнув дверью.       По лицу всё так же текла запекающаяся кровь, а царапины разрывало. Разбитые губы и нос, пекло фингал. Он свёл брови на переносице и поджал губы облокотившись на стену. Он прикрыл глаза, резко выдохнул и открыл их, вздрогнув, ведь перед ним внезапно появилась Анна с таким видом, будто бы она увидела не его, а дохлую мышь. Он слегка усмехнулся её большим глазам, распахнутым в беспокойстве, пока она, прижимая руки к груди, лепетала что-то бессвязное:       — Ох, Господи, Оливер, мне так жаль. Этот идиот тебя покалечил.       — Всё нормально, не бери в голову, — ответил он.       — Тебе ещё и выговор сделали из-за меня… Это моя вина, прости меня, пожалуйста!       Он чуть улыбнулся. Она была прелестна в своей наивности, а он не мог отвести взгляда. Но затем положил ладони на её хрупкие плечи и наклонился близко-близко, снова удостаивая себя возможности вдохнуть волшебный карамельный запах.       — Ты ни в чём не виновата, — тихо сказал он. — То, что он придурок — точно не твоя вина. Понимаешь?       — Дай хоть раны тебе обработаю, — сказала они и прикоснулась к его руке, приглашая следовать за собой.       Мимолётное прикосновение пустило по спине миллионы мелких мурашек, которые слегка щипались, пробегая по нему. И Оливера не нужно было просить дважды: он пошёл за ней, без раздумий. Пара поворотов по коридору, и они оказались на заднем дворе школы, где устроились на скамейке среди цветочных клумб, которые медленно клонили многочисленные бутоны к земле, показывая, что наступает более глубокая осень. Она усадила его на деревянное сидение и достала из сумки небольшую косметичку. Смочив ватный диск перекисью, она приблизилась к нему близко-близко и он затаил дыхание, словно бы боясь разрушить этот хрустальный момент. Она прикоснулась к разбитой брови легко, почти невесомо.       — Чёрт, — шикнул парень, почувствовав покалывание. — Щиплет…       — Только не ёрзай, я просто обработаю рану.       — Царапину, — она надавила чуть сильнее. — Ауч!       — Будешь знать, — хмыкнула она и прикоснулась подушечкой большого пальца к его губам.       Чуть оттягивая, чтобы раскрыть для себя больше ушибленного места, она ласково протирала кровоточения, а Нильсен-Харрис в этот момент чувствовал себя податливым пластилином в её маленьких руках. И он не мог упустить момента получше рассмотреть её лицо: уж больно притягательно смотрелась эта серьёзно сосредоточенная морщинка на переносице. Её лицо находилось слишком близко от его и на этот раз он просто не смог удержаться. Не дав ей сообразить, приблизился и чмокнул её в нос.       Она округлила глаза и Оливер даже успел заметить, как окрасились её щёчки в спелый красный цвет. Кажется, сердце пропустило удар, сбившись с ритма, который с каждым разом всё набирал обороты, почти выбивая грудную клетку. Она так и застыла каменной статуей, не в силах произнести ни единого слова.       — Оливер… — наконец-то отозвалась она, ощущая жар на лице, шее и кончиках ушей. — Что это было?       — Всего лишь благодарность, — ответил он и щёлкнул её по носику, чтобы она наконец-то «ожила». — Спасибо, Анна.       — Тогда какой же должна быть моя благодарность, что ты спас меня? — протянула она с такой невинностью, что парень чуть не расплылся лужицей у её ног.       — О, теперь ты мне по гроб жизни должна, — рассмеялся он.       — Отблагодарить тебя я смогу лишь став твоей девушкой, затем женой, нарожав тебе кучу детей и прожив с тобой до самой смерти? — усмехнулась она.       Оливер резко замолк и так же покраснел до самых ушей, даже не представляя в голове такой сценарий. Он попытался прокашляться и начал бубнить что-то непонятное, чуть отвернувшись, как тут же замолк, стоило его щеке почувствовать прикосновение мягких девичьих губ.       — Я, конечно, не против, но пока что ограничимся этим, — хихикнула она. — Ты забавный.       Сказала, сложила в сумочку принадлежности и покинула его, оставив переваривать эту сенсационную новость, от которой он до сих пор не мог прийти в себя. Милая шведка явно оказалась не такой простой и запросто начала открыто флиртовать с ним, хотя в теории должна была смущаться до красноты от небольших подкатов. Когда она скрылась из виду, он облокотился на спинку лавочки и прикрыл глаза, ощущая как яркий румянец припекал место, где остался небольшой влажный след от персикового блеска для губ.