Сохранить себя

      С момента их встречи с Анной прошло уже несколько дней, за которые они почти не виделись, ведь плотное расписание Оливера не позволяло им такой роскоши. Он был одним из организаторов осеннего бала, затем лидером и капитаном своей футбольной команды, которая забирала у него всё свободное время. Да и никто из них особо не добивался встреч — они были знакомы и на данном этапе этого было вполне достаточно. Иногда их взгляды пересекались в столовой, но лишь на секунду он одаривал её ослепительной улыбкой, на которую она только закатывала глаза, усмехаясь его излишней самоуверенности, унаследованной от отца.       Быть чуть ли не главным человеком среди студентов школы требовало невероятных лидерских качеств: стрессоустойчивость, уверенность, ораторство и так далее. Но Нильсен-Харрис справлялся с этой задачей прекрасно и всегда вёл всех за собой, показывая верный путь. Так он засветился, возглавляя школьный парад прошлым летом, расхаживая в сногсшибательном фраке яркого красного цвета, расшитым яркими позолоченными нитями. Он помнил, как вертелась вокруг него мама, не переставая обнимать и нацеловывать его щёки, когда увидела его в таком обличье, но вот отец оставался таким же холодным и неприступным, что достаточно раздражало. Конечно, он не требовал пылкой реакции, но простого «Я горжусь тобой» или «Я люблю тебя» было бы достаточно.       Оливер был достаточно эмоциональным подростком, что не было редкостью в силу юношеского максимализма, однако не стоит забывать, кто его родители. Импульсивность и убийственная холодность сочетались в нём, словно пламя и лёд, доставшиеся ему от обоих родителей. Он был воинственен и любопытен, как Агата, и вместе с этим строго логичен и серьёзен, как Александр. В общем и целом, как из его внешности нельзя было выделить, на кого он похож больше, так и в характере — ровная половинка от каждого, что спасало и мешало одновременно. Холерик внутри него провоцировал стычки с отцом, когда тот обращался с ним несправедливо, а флегматик быстро остывал и ловко (или не всегда ловко) парировал выпады отца, защищаясь.       Тем утром они чуть было не подрались, если бы не та, кто держала их обоих в узде. Миссис Нильсен-Харрис не боялась вставать между мужем и сыном, усмиряя их пыл, была уверена, что они не смогут ей навредить. И Оливер был уверен в этом. Он бы просто не смог даже поднять на неё руку. Они тоже иногда ссорились, такое бывает, но всегда мирились крепкими объятиями и поцелуями в щёку, чего нельзя было сказать об отце, которому признать свою вину было катастрофически тяжело, собственно, как и Нильсену-младшему. Поэтому конфликты чаще всего заминали, оставляя высказанное и невысказанное витать в воздухе и продолжать давить на жильцов дома.       — Джули, коробки с листьями поставь в тот угол, — раздавал указания брюнет своим подчинённым, важно постукивая пальцами по планшету с прикреплёнными к нему листами, где был написан составленный им план проведения осеннего бала. — Мэт, сходи на склад и принеси ещё гирлянд.       Видеть людей, которые беспрекословно тебя слушают, было для Оливера источником тонуса. Он обожал свою роль, пусть и делил её с девчонками из класса по домоводству, но главным из этого трио однозначно являлся. Парень важно прошёл по залу, рассматривая качество выполненной работы и заверил себя, что до начала торжества они точно успеют украсить большой актовый зал, если, конечно, всё пойдёт по плану и никто не начнёт резкую импровизацию.       Стоило об этом подумать, как следом за этим сработала поговорка «Если всё идёт по плану, значит, всё пойдёт не по плану». С другом конце зала послышался девчачий визг, а затем удар, на который сразу же все сбежались. На полу сидела девушка с белокурыми волосами, завязанными в хвост и держалась за локоть, пока рядом с ней лежала лестница-стремянка.       — Что случилось, Чарли? — подлетел к ней Оливер и хотел было помочь встать, однако, она вскрикнула и вновь схватилась за руку.       — Лестница начала качаться и я упала, когда хотела вывесить там гирлянды, — всхлипнула она. — Кажется, я сломала руку.       — Чёрт. Вызовите скорую, но сначала ответьте, кто оставил Шарлотту без подстраховки? — рыкнул он. — Кто с ней в паре был?       Внезапно он увидел в толпе старательно прячущийся взгляд и тяжело вздохнул. Ничего нового: Ванесса убегает по делам, а её подруга за всё отдувается. Он посмотрел на время.       — Итак, сейчас я помогаю Чарли дойти до выхода из школы, там её заберут медики. Потом я ухожу на тренировку, а тем временем Рик и Лесли продолжают заниматься гирляндами заместо сами знаете, кого. В общем, работаем в обычном темпе и занимаемся своими обязанностями, — сказал он громко, чтобы все слышали. — Всем ясно?       — Да, — ответили все хором.       Оливер помог пострадавшей встать и по-хозяйски положил руку на её талию, будто направляя её движения, пока остальные не обратили на это никакого внимания. Ненавязчивый флирт, забота и нежность были в его характере, об этом уже давно знали, не принимая всерьёз его заигрывания.       Он быстро проводил «коллегу» до входа, куда через пару минут подъехала небольшая машина скорой помощи. Вкратце описав случившееся, он передал девушку в руки медикам, но перед этим легко чмокнул в макушку и прошептал, чтобы она быстрее поправлялась. Развернувшись, он уже было хотел пойти на тренировку, однако столкнулся нос к носу с Анной, которая, кажется, наблюдала за развернувшейся сценой.       — Твоя девушка? — с улыбкой спросила она, а в голубых глазах блеснул искренне радостный огонёк. — Вы очень красиво смотритесь вместе.       — Э-э… Нет! В смысле, нет, она не моя, мы не встречаемся, она вообще не в моём вкусе, — давился Оливер, нервно поправляя свисающую на глаза чёлку. — Это вообще не то, что ты подумала. Я и Шарлотта? Пф-ф!       Он почувствовал, как алеют кончики ушей и где-то внутри удивился своей реакции. Никогда бы он не стал ни перед кем оправдываться, опустив глаза в пол и краснея, словно школьница перед первым поцелуем, но в этот раз, видимо, что-то пошло не так. Что он несёт? Нужно было съязвить или подловить на слове, но только не краснеть перед девчонкой, оправдываясь.       Но что-то в этом ангельском личике с милой улыбкой на пухлых губах заставило его забыть обо всём на свете, обо всех своих принципах. Она всем своим видом напоминала ему маму: нежную и ласковую, всегда готовую поддержать в любой ситуации и встать на его сторону. Когда отец сильно перегибал палку и мальчик уходил в комнату расстроенным, она всегда ложилась рядом, шептала что-то и долго обнимала, пока он не засыпал, сжав в руке локон её волос. И ему понравилось это чувство уюта и заботы рядом с ней.       — Э-эм… Я, наверное, лучше пойду, мне нужно спешить… Извини, — пробубнил он и, обогнув её, быстро пошёл по коридору, но до сих пор чувствовал на себе этот испытывающий взгляд.       Раздевалки располагались рядом со спортзалом и выходом на стадион, где уже собралась вся его компания и о чём-то громко шумела, впрочем, как и всегда. Дабы не потерять свой статус лидера, подросток быстро убрал с лица остатки смущённости и, выпрямив спину, подошёл к ребятам, приветствуя их. Хоть они все были его лучшими друзьями, однако он не смел давать слабину, иначе бы сомнений в его авторитете было бы не избежать, и так было всегда.       Тренер дал сигнал и дружная компания ввалилась в раздевалку, чтобы переодеться в свою форму. Как и всегда Оливер переоделся довольно быстро, пока Зак, Дерек, Тарон и Джимми переодевались, словно девчонки, хоть и пытались друг друга обогнать. Парень вышел на поле и вздохнул, ощущая как лёгкие наполнились запахом земли, травы и деревянных трибун. Он прикрыл глаза, а в голове возникла картинка: он стоял посреди поля, пока лучи прожекторов были направлены на него одного, а англичане, хватаясь друг за друга, радовались очередной его победе, скандируя его имя: «Оливер! Оливер!»       — Нильсен-Харрис! — раздался громогласный голос тренера Бёрдса, который уже поставил ребят и ещё нескольких игроков на беговую дорожку.       Оливер моментально выпал из мира фантазий и постарался вернуться в реальный мир. Они поделились на две команды и теперь мужчина объяснял футболистам последующий план действий, который они должны будут воспроизвести на матче против игроков из другой школы. Схема была проста и понятна: дать противникам вымотаться демонстративно расслабленной игрой, а затем забить гол.       Первые несколько часов прошли вполне себе ничего. Схема была разработана до идеала, ребята работали слаженно, как и много лет до этого, понимая друг друга буквально с полувзгляда. Любое действие продолжалось другим парнем, мяч беспрестанно переходил из ног в ноги, постепенно добираясь до конечной цели. Зак был отменным вратарём, который смог отразить даже действительно сильные удары Джимми в тандеме с Оливером. И игра должна была обрести окончательную форму, однако внезапно капитан, слишком увлечённый монотонностью процесса, ухватился за промелькнувшую мысль, которая возникла, казалось бы, всего на секунду, но перевернула устоявшуюся игру с ног на голову.       Перед глазами возник образ Анны. Её глаза цвета полярных ледников, распустившийся тюльпан губ, ровный ряд белоснежных зубов, которые проглядывались, когда она так мило улыбалась, разговаривая с кем-то. Великолепная копна каштановых волос мягко струились на плечах, всем своим видом призывая провести по ним рукой, зарыться, пока они будут сливаться в чувственном, нежном поцелуе. Тонкая шея, слегка угловатые узкие плечи, тело, облачённое в свитера, которые подчёркивали его утончённость. Она выглядела такой невинной, что хотелось защитить её от этого грязного мира, сдувать пылинки и просто любоваться мягкой поступью небольших ножек. Её образ прочно ассоциировался с лёгкостью, воздушностью, сказочностью…       — Оливер! — внезапно вскрик выдернул его из мечтаний и он изо всех сил дёрнул ногой, пиная мяч и себя впридачу. Мягкий стриженный газон встретил его падение не очень приветливо.       Перехват, пас, удар, не успевший отреагировать Зак и… Гол!       Оливер приподнялся и вслух выругался, ударяя кулаком по земле. Никогда он не падал так низко, что втупую позволил забить гол своей команде. Окружённый розовыми соплями и сердечками образ Линдберг выпал из головы, когда к нему подошёл мистер Бёрдс и склонился над ним.       — Чего разлёгся? — почти рявкнул он, на что у Оливера появилось непреодолимое желание закатить глаза. — Что это вообще было на поле? Что за фантазии? На игре должна быть важна только победа, а свои повседневные проблемы оставь вне арены.       — Да, тренер, — ответил он и поднялся, оказавшись почти на голову ниже него. — Обещаю, такого больше не повторится.       — Я надеюсь. Ты наш лучший игрок и на матче вся надежда только на тебя, поэтому соберись, — заговорил мужчина чуть мягче, но всё так же строго, не терпя никаких возражений.       Оливер кивнул.       Раздался громогласный рёв тренера, который отпустил всех по домам и ребята побежали в раздевалку, пытаясь снести, кажется, всё на своём пути. Парень прошёлся вслед за ними, но всё равно с каким-то грузом внутри себя. Он провалился на тренировке, позволил себя подставить, а всё из-за глупых фантазий. Он чуть остановился, прислушался, но скандирований сходящей с ума толпы не услышал, даже пытаясь их представить. Кажется, это был очень сильный удар по его самолюбию, который смог выбить его из колеи.       Оливер всегда читал, когда ему становилось грустно. Романы, детективы, эпопеи, драмы, комедии — всё это и даже больше, ведь он не привык останавливаться на чём-то одном. Настроение не сильно влияло на жанр произведения, он просто брал что-то из кабинета отца или школьной библиотеке.       Родители всегда поощряли его любовь к чтению захватывающих сюжетов, анализу героев и перениманию их модели поведения, будь это герой или антигерой. Особенно Агата настояла на английской литературе: пресловутый Уильям Шекспир, мастера детективного жанра Артур Конан Дойль и Агата Кристи, философ Оскар Уайльд и многие другие, кто тоже сыграл особую роль в представлении его детства. И это было прекрасно. Его любимцем был драматург Шекспир, написавший множество трагедий, в том числе «Гамлета», «Отелло», «Антония и Клеопатру», которые Оливер мог перечитывать множество раз снова и снова.       Небольшая библиотека в который раз встретила его своим устоявшимся запахом дерева и книг. Мёртвая тишина царила в этом месте, прерываемая разве что шелестом клавиатурных клавиш и страниц, скрипом половиц и негромким похрипыванием библиотекарши миссис Логан. Она-то как раз была ему нужна.       Стоя между стеллажами, маленькая старушка расставляла оставленные на столах книжки, катая за собой чуть скрипучую тележку. Парень немного прокашлялся, чтобы привлечь её внимание.       — Ох, Оливер, детка, здравствуй, — улыбнулась она, глядя на него через очки с толстыми линзами. — Давненько не забегал. Нет времени на старое чтиво?       — Вы правы. Нет ли сегодня, скажем, Шекспира «Ромео и Джульетты»? — она почесала затылок, поглядела на тележку, затем на полки.       — Девочка взяла, здесь читает. Посмотри в третьем зале, — и снова окунулась в своё занятие.       Бодрой походкой подросток зашагал в третий зал, однако рядом с окном на маленьком диванчике увидел… Анну. Заправляя за ушко прядку волос, она склонилась над книжкой и скользила по строкам голубыми глазами, внимала каждому слову и изящно перелистывала странички. И он мог поклясться, что в эту же секунду в его голове церковный хор пропел «А-а-аллилуйя». Он даже не заметил, как она подняла на него свои ледники и кротко улыбнулась. Чертыхнувшись, он хотел было развернуться и уйти, но…       — Оливер, подожди, — догнал его её нежный голос, которому он не мог не повиноваться.       Он неловко улыбнулся, заправив чёлку, и подошёл к ней. Она похлопала ладошкой по месту рядом с ней, как бы приглашая присесть и он вновь подчинился.       — «Ромео и Джульетта»? — просил он.       — Верно, — её глаза просияли. — Читал?       — В своё время несколько раз, в том числе «Гамлета» и многое другое, — самоуверенно ответил он, на что Анна усмехнулась. — Вместе с отцом, бывало, читали…       Маленький мальчик сидел на коленях у Александра, заинтересованно смотря на напечатанное в книге, пока мужчина негромко читал произведение вслух. Жена неторопливо протирала пыль с полок, перебирая пальчиками корешки книг, которые бы можно было дать на прочтение Оливеру, иногда подглядывая за сыном и мужем.       — Бедный Йорик! — внезапно воскликнул Алекс и мальчишка звонко засмеялся. — Я знал его, Горацио!..       — Ого, ты, наверное, и процитировать сможешь? — удивилась она, распахнув глаза с пышным веером ресниц.       — «Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль       Смиряться под ударами судьбы,       Иль надо оказать сопротивленье       И в смертной схватке с целым морем бед       Покончить с ними? Умереть. Забыться…»       Она слушала его с неподдельным интересом, слегка склонив вбок голову в игривом жесте, когда он театрально изобразил, будто держал в руке череп того самого Йорика. Где-то внутри теплилось странное чувство, от чего её щеки залились лёгким румянцем. Он был симпатичен. Невооружённым глазом видно — аристократ, причём гордился этим. Соответствующее воспитание давало о себе знать. Местечко, куда он легко чмокнул её ладошку слегка запекло, от чего начали краснеть и кончики ушей.       — Почитаешь со мной? — словно гром среди ясного неба свалилось на него это предложение. — Разыграли бы сценку, если ты так любишь театр.       Если это сон, то, пожалуйста, никогда не будите его.       — Конечно, — машинально согласился он и она, улыбнувшись, вновь открыла книгу на месте, где остановилась. — Начнём.       — «Не знаю, сударь», — продолжила она слова слуги, который находился рядом с Ромео.       Внезапно Оливер слегка усмехнулся и внимательно посмотрел на неё. Глаза в глаза, так близко, что он мог уловить лёгкий шлейф карамельного аромата, исходящий от неё. Даже ни на секунду не смотря в книгу, он понял, о чём шла речь.       — «Её сиянье факелы затмило.       Она, подобно яркому бериллу       В ушах арапки, чресчур светла       Для мира безобразия и зла.       Как голубя среди вороньей стаи,       Её в толпе я сразу отличаю.       Я к ней пробьюсь и посмотрю в упор.       Любил ли я хоть раз до этих пор?       О, нет, то были ложные богини.       Я истинной красы не знал доныне…»       Померкло всё, перевернулся мир с ног на голову, стоило ему таким нежным жестом заправить прядку её волос за ушко. Щёки, до этого только слегка порозовевшие, теперь горели, казалось, по-настоящему. Воздуха не хватало. Будто бы он говорил нечто, накопившееся в душе, а не зачитывал лишь монолог. Повисло молчание, но оно было таким приятным, тягучим, словно вязкая патока времени. Анна слегка улыбнулась, когда поняла, что он придвинулся на миллиметр ближе, опустив взгляд зелёных глаз на её губы. Она так же подалась чуть вперёд, не отстраняться. Затаив дыхание, приближались к этому сладостному для обоих моменту. Нетерпеливый вздох прежде, чем слиться воедино.       Тишину разрезал звонок мобильного телефона из её сумочки, а за ним и звук уведомления из кармана его пиджака.       — Чёрт, — выругалась она и густо покраснела, поняв, что только что произошло. — Да, мама?       — Тебе пора, и я, пожалуй, тоже побегу, — тихо сказал он и, подхватив портфель, встал и вышел, пытаясь успокоить колотящееся внутри сердце.       Он сбежал по лестнице вниз и выбежал из здания школы, моментально влетая внутрь машины. Не обратив внимание на приветствие водителя, оглянулся назад.       — «Что есть любовь? Безумье от угара.       Игра огнём, ведущая к пожару.       Воспламенившееся море слёз,       Раздумье — необдуманности ради,       Смешенье яда и противоядья…» — прошептал он и откинул голову назад, устало прикрывая глаза.