Страдания бедного Хэлкара

Саурон взглядом прожег спину своего слуги. Шаги его были неслышны, но Король-Чародей мог бы легко заметить присутствие хозяина, если бы не был так погружен в свои мысли. — Что ты здесь делаешь? Разве я не дал тебе задание? Или у тебя слишком много свободного времени? Не беда, я сейчас придумаю для тебя ещё что-нибудь, — довольно резко сказал Гортхаур. Назгул поднял голову и обернулся, поспешно вставая. Оправдываться он не считал нужным — знал, что господина это только разозлит. — Оно будет исполнено вовремя, как и приказывали, — склонился в поклоне он. — Ну так вперёд! Почему ты ещё здесь?! — рявкнул на него Саурон. Тёмный Властелин сегодня был явно не в настроении. Он окинул своего самого преданного слугу презрительным взглядом и отвернулся. — Никчёмные создания, — злобно прошипел он. Назгул не изменился в лице — у него и лица не было, один черный провал пугающей всех тьмы под его балахоном. Он счел за лучшее исчезнуть, но и перенесясь через сотни лиг от Амон Сул, предался прежнему занятию: застыв мрачной сгорбленной фигурой, сидеть, размышляя неведомо о чем. Но задумчивое настроение в этот раз быстро покинуло его. Есть ли смысл мечтать о милости того, для кого ты — лишь слуга и чуть лучше вещи? Куда лучше побыстрее приняться за дело, и тогда, быть может, заслужить одобрительную улыбку... Но и она в последнее время не радовала Хэлкара, а именно так звали Короля-Чародея. Ему хотелось большего, а как заполучить в свои объятия самого Саурона, он не знал. Да и о каких объятиях может идти речь, когда ты — бесплотный дух, призрак? "Решено! — подумал он. — Я выслужусь перед ним, чего бы это ни стоило, и попрошу новое живое тело. Скажу, что мне надоело быть бесплотной нежитью, я хочу пить, есть и предаваться плотской любви". Это было, конечно, не так, но как оправдание годилось. А пока Хэлкар немедля ринулся обратно, созывая несколько сотен лучших орочьих отрядов, чтобы отправить их в разведку на запад — именно там Саурон приказал ему отыскать умертвия и найти сокровища последних нуменорцев. Саурон после утраты Кольца всегда был в паршивом настроении. Чувства назгула его волновали бы в последнюю очередь, если б он о них знал. Да и вообще, мысли Темного Властелина были очень далеки от желаний назгулов. Он размышлял о том, как вернуться в Мордор, как обрести былое могущество и, конечно, как стереть с лица земли Гондор, повинный во многих его бедах. Мрачный взор майа был устремлен вдаль. Туда, где сейчас находился Король-Чародей и пытался выполнить его приказ. — Кхамул, — позвал майа второго кольценосца. — Скажи, хотел бы ты получить тело? Как бы жестоко разочаровался предводитель назгул, узнав, что пока он со всей ответственностью исполняет приказ, в надежде порадовать хозяина, тот дает тело второму, в обход его. Но Гортхаур о мечте Короля-Чародея не знал, а рядом сейчас был только Кхамул, который почему-то всегда вызывал меньше раздражения, чем другие, и был почти любимчиком. — Конечно, — отозвался Кхамул, приблизившись и кланяясь ему. Скоро он с удовольствием оглядывал себя и почтительно целовал руку Темному Властелину. Тем временем первый назгул темной тенью носился над просторами Арнора, древнего королевства людей, теперь обратившегося в заросшую диким вереском и ковылем степь. Сверху видны ему были редкие возвышенности старых, почти сравнявшихся с землей курганов, кое-где по верху украшенных серыми покрытыми лишайником валунами. Пока орки наводили страх на редкие окрестные селения людей и эльфов-телэри, он исследовал одну усыпальницу за другой, отыскивая и собирая все, что могло вызвать интерес у Саурона: древние манускрипты, золото, грубо ограненные камни и очень редко - вещицы, которых коснулись чары. Среди таких был один древний клинок, которого в незапамятные времена касалась рука самого темного майа, и статуэтка золотого бога, которому поклонялись давным-давно. Но Саурон желал колец, и Хэлкар великолепно знал это, а потому двигался дальше, неустанно отыскивая их. Чем дальше отряды орков двигались на северо-восток, тем ближе были горы Мории, и хотя Хэлкар почти разуверился в удаче их предприятия, направился туда. Тем временем Кхамул как мог развлекал скучающего майа. Было и так понятно, что просто так, от чистого сердца Саурон бы никогда никому ничего не дал. А потому тело ещё надо было отработать. Стараясь не слишком надоедать и не злить, кольценосец вился вокруг майа. Теперь надо быть вдвойне осторожнее, ведь смертное тело может испытывать боль, и если хозяин разозлится, то непременно этим воспользуется. Но пока Кхамулу везло. Повелитель без раздражения слушал его болтовню и терпел присутствие рядом. В человеческом теле кольценосцы могли нормально говорить, а не издавать противные скрипучие звуки, раздражающие чуткий слух майа. Кхамул сидел у ног своего Властелина в черном балахоне, надетом на голое тело. Другой одежды у него не было последние несколько столетий. Он собрался уже поцеловать руку повелителя в знак признательности за новое тело, а потом уйти к себе, когда в покои Саурона постучал и быстро вошёл Король-Чародей. Кхамул поднялся с пола, запахнул черные одежды и поклонился, приветствуя его. Гортхаур же не взглянул в сторону Хэлкара вовсе. Он протянул руку второму назгулу, тот оставил на тыльной стороне ладони короткий поцелуй и поспешил удалиться. Первый назгул не обернулся ему вслед. Он поклонился, приказывая оркам внести найденные ценности, что заслуживали внимания темного майа. Отдельно он велел поднести ему меч. — Я искал следы кольца, затерявшиеся со смертью Исилдура, но увы. Однако я чувствую, что близок к разгадке. Позвольте продолжить поиски. Саурон смерил его равнодушным взглядом. На драгоценности ему было плевать. Для него имело значение только одно сокровище. — Не позволю. Отправь кого-то другого, более толкового, кому можно доверить это дело, — распорядился Саурон. Майа закинул ногу на ногу и отпил вино из бокала. Он не смотрел на Короля-Чародея. — Безделушки, что ты притащил, можешь оставить себе... Все, исчезни с глаз моих. Хэлкар покинул его, как всегда, поклонившись и не показывая досады. Ему хотелось скрыться, и он отчаянно завидовал Кхамулу, но Саурон как назло оставил его муштровать войска у подножия Барад-Дур. Хэлкар однако послал туда пару сообразительных орочьих вожаков и с нетерпением читал их отчёты, разумными советами направляя их в ту или иную сторону; что-то все же подсказывало ему, что оркам придется сунуться в Морию, хотя те не хотели этого и увиливали. Саурон не слишком надеялся на Хэлкара. Тот обычно отчитывался перед хозяином за промахи и косяки всей девятки и потому, наверное, уже ассоциировался у него с плохими новостями. Да и Кольцо наверняка безвозвратно утеряно. Покоится где-то на дне моря или погребено под камнями в горах. А может его уже смогли уничтожить ещё тогда? Саурон не знал. Он искал свое сокровище, но на успех надеялся слабо. Вдобавок Хэлкар не мог быть там, на месте поисков, и не мог почувствовать призывающей силы Кольца, которая в ином случае привела бы его к утерянному сокровищу его господина. Нет, так поиски не закончатся ничем. И он решился на дерзкий и почти невозможный поступок: собрался бежать из Мордора, чтобы все-таки продолжить поиски самому. Но это накладывало свои ограничения: теперь он не мог показаться обратно без успешного исхода. Итак, под покровом ночи, оставив вместо себя другого кольценосца, самого младшего и беззаветно преданного ему, он направился на запад. Он направлялся туда, куда подсказывало ему чутье, слабый пробуждающийся зов, который привел его к мелкой речушке на границе Эриадора. Кольцо, может, и было здесь когда-то давно, но теперь... Теперь нужно только выведать, кто тут жил когда-то. Теперь ему нужны были варги и орки. Так он и вышел на след существа, именуемого Голлумом. Несмотря на то, что Голлум представлял собой мелкую и жалкую тварь, сильно ослабшую, искать его оказалось сложнее, чем иголку в стоге сена. Они натыкались на его следы то среди людей, то среди голых равнин, то у горных отрогов и у рек, где тот ловил рыбу, пока однажды жалкую тварь не поймали эльфы. И теперь Хэлкару оставалось лишь издали наблюдать за ним и ждать, пока тот не сбежит. Сам кольценосец не хотел показываться остроухим дряням на глаза — разумеется, вовсе не потому, что боялся их. Он отлично знал, что само появление назгула натолкнет их на ненужные размышления, и может привести к тому, что те заподозрят о планах Саурона. Поэтому в разведку стоило пока посылать одних орков. Те сообщали, что с пленником обходятся крайне мягко, кормят хорошо и даже отпускают на небольшую прогулку под их присмотром. Хэлкар, узнав о таком, сам было пал духом. Однако он недооценивал Горлума и его любовь к свободе. А также то, что и тот за годы успел так привязаться к Кольцу, что оно теперь звало его не меньше, чем кольценосцев. Это и привело к тому, что в один далеко не прекрасный день эта мерзкая тварь оказалась у них в руках. Каково же было разочарование Хэлкара, когда он понял, что никакого кольца у него нет! Всю злость он выместил на самом Голлуме, едва не лишив его жизни. Гнев назгула был ужасен — еще и потому, что тот сам теперь не мог вернуться в Мордор без искомого на руках. Разумеется, Саурон узнал почти сразу, что Король-Чародей без приказа, самовольно покинул Мордор. Но он никак на это не отреагировал, решив, что на то наверняка были какие-то причины, о которых он ещё не знает. Но Кхамул задерживался. Вместо того, чтобы заниматься своими обязанностями, кольценосец лишь напрасно тратил время на какие-то глупости. — Приготовьте мне лошадь, — распорядился Темный Властелин. Было предостаточно более удобных и быстрых способов передвижения, но Саурон сейчас скрывался и не хотел лишний раз обращать на себя внимание Светлого совета. Закутанная в черный плащ фигура майа была едва различима во тьме ночи. Король-Чародей на свою беду сейчас находился не так далеко от Дол Гулдур. Всадник беспрепятственно проскакал через лагерь, разбитый орками, в центре которого стоял шатер назгула. — Кем ты себя возомнил, раз посмел нарушить мой приказ?! Объяснись сейчас же. Хэлкар замечательно понимал, что никакой благодарности от Темного Властелина не будет, хуже того — Саурон скорее всего так разозлится, что может лишить его кольца. И при одной мысли о том, что властелин может быть с ним так жесток, становилось на редкость печально. Хэлкар редко испытывал чувства — он привык быть бесстрастной машиной для убийств, выполняющей беспрекословно повеления господина, но чем дальше он пребывал рядом с Сауроном, тем сильнее тот привязывал его к себе; и однажды первый кольценосец понял, что причина притяжения — вовсе не Единое Кольцо, которого Саурон, к тому же, давно лишился, а нечто совсем иное, чувство куда более сильное и глубокое. Он страстно желал его, надеялся на если не на ответное чувство, то хотя бы на одобрение, но тщетно. А тут еще и Голлум, эта мелкая тварь, отказывается сообщить, где его прелесть. Хэлкар приказал растянуть его на дыбе, пока не признается, кто лишил его Кольца и где искать следы сокровища, а сам мрачной тенью окутывал все вокруг, отпугивая от их лагеря любого всадника или пешего. Когда слабая тварь призналась, выкрикнув: "Бэггинс, Шир!", — это означало, что придется вновь преодолеть по меньшей мере половину Средиземья, что вогнало первого кольценосца в очередной приступ ярости. Хэлкар не собирался отпускать туда орков. Он чувствовал себя обессилевшим и потерявшим надежду даже несмотря на то, что после признания Голлума у него появилась путеводная нить. Что ж, он отправится туда. Но потом. А пока он укрылся в своем шатре и бессильной тенью распростерся по земле. Бестелесному и бесчувственному, ему не требовалось ложе, и он молча замер воображая себе, как мог бы быть счастлив. Если бы только господин обратил однажды свой взор на него, а не на Кхамула! Случившееся со вторым кольценосцем казалось Хэлкару злой насмешкой. Разве тот мог быть так счастлив, как он? Злость назгула была так велика, что ее даже на расстоянии начали ощущать привычные к ней орки, отойдя на почтительное расстояние от шатра, но не осмеливаясь бежать. Хэлкар ощутил словно волну жара, прошедшую по нему, но не придал ей значения, приняв за следствие ярости. О, как же он хотел простое живое и чувствительное человеческое тело! Хэлкар постарался вспомнить, каким был когда-то, и это ему почти удалось; он не мог сказать, насколько представленный им образ был точен, а насколько стал плодом воображения, но он был хорош: статный, высокий, черноволосый — такой наверняка понравится господину. Он так ясно вообразил его себе, что, кажется, даже ощутил кончиками пальцев его кожу. Его желание вспыхивало, как пламя, пока Хэлкар не ощутил, как впал в забытье от слишком большого выброса энергии. А когда очнулся, то ощутил непривычный холод и боль. Он хотел взвиться вверх черной тенью и метнуться вон из шатра, но не смог. Тело его не слушалось. Потому что оно стало настоящим, и мышцы успели изрядно затечь, пока он лежал на голой земле. Не веря себе, он осматривался, гладил свою бледную кожу, под которой бились вены, пробовал дотронуться лица, глаз, волос — жаль, в шатре было пусто и не во что было посмотреться. Наконец Хэлкар поднялся, разминая ноги и руки, закутался в плащ и, откинув полог, вышел наружу. От яркого света из глаз потекли слезы. Орки тут же недоуменно окружили его, и он молча смотрел в ответ, пока не понял, что они просто-напросто не узнают его в новом облике. — Чего уставились?! Пошли вон! — прорычал он, взмахнув рукой. Слабый выплеск магии сбил пару орков с ног, удостоверив тем самым, что их господин никуда не исчез, просто обрел новое обличье. — Притащите мне рубаху и кольчугу, и пусть мне сколотят походное ложе, — приказал он спустя минуту, когда спустился к небольшому ручейку и посмотрел на свое отражение в стоячей заводи. Одна его мечта сбылась, и теперь он был в мирном, если не сказать, в мечтательном настроении. Пусть теперь путь до Шира обещал быть куда более долгим и изнурительным, Хэлкар был рад. Он ощущал жар желания и, едва ему принесли все требуемое, уединился в шатре, снова прогнав орков. Перед его внутренним взором представал Саурон, но теперь помимо мучительной неудовлетворенной влюбленности Хэлкар чувствовал еще и физическое напряжение, которое мог удовлетворить, покрепче сжав естество в руке и приласкав себя; если закрыть глаза при этом, можно было почти поверить, что он уединился не наедине с самим собой, а с ним, своим обожаемым и прекрасным властелином. Он провел ладонью по своей груди и соскам, обхватил член, нетерпеливо двинув рукой туда-сюда, и даже не обратил внимания на то, как обычный гомон орков снаружи стих, а полог шатра откинулся, и на пороге его возникла грозная тень... — Господин, знали бы вы, как я хочу вас, — прошептал пересохшими губами Хэлкар не открывая глаз, жалуясь скорее сам себе, и снова продолжил ласкать себя. — Знали бы вы, как я по вам скучаю бесконечно долгими вечерами, мой прекрасный и жестокий господин... Как я желал бы, чтобы вы были рядом, хотел бы слышать ваш голос... Но его господин или был бесконечно далеко, или оставался глух и холоден к своему главному назгулу, и никогда не говорил ему ничего свыше простых приказов. Что касается черной тени, то Саурон даже застыл на пороге, приоткрыв рот, увидев своего вассала в таком виде. Хэлкар, поглощённый своим занятием, не услышал тихие шаги своего господина. Саурон приблизился и остановился у ложа. Майа скрестил руки на груди, молча наблюдая за ласкающим себя мужчиной, окинул его оценивающим взглядом и хмыкнул. Это заставило назгула вздрогнуть и резко распахнуть глаза. Увидеть над собой Повелителя он никак не ожидал. И именно в этот момент он кончил. Саурон спокойно смотрел на все это, а Хэлкар, кажется, впервые в жизни покраснел. — Повелитель?.. Король-Чародей чувствовал себя жалким под этим насмешливым, пронизывающим насквозь взглядом. — Так вот чем ты занимаешься вместо того, чтобы исполнять мои приказы. Хэлкару захотелось в этот миг провалиться под землю. Но не стоило терять хладнокровие. Кольценосец по опыту знал, что если хоть на мгновение показать слабость, Саурон не постесняется тут же надавить на нее. Стоило вести себя уверенно. Собрав волю в кулак, Король-Чародей поднялся со своей походной постели, не стесняясь белых капель семени на своем животе. Он поклонился и заглянул прямо в глаза майа. Саурон наверняка все слышал. Скрывать было больше нечего. — Прошу меня простить, мой Властелин. Я слишком увлекся, обдумывая, как лучше выполнить ваш приказ. — И что, снизошло озарение? — Лучше! Снизошли Вы, приехав из Дол Гулдур. Мне явно стоит делать это чаще. Майа не выдержал и захохотал. А Хэлкар, видя, что наказывать его пока не спешат, отважился на совсем отчаянный шаг. Он собрал пальцами свое семя и медленно облизнул их, смотря в глаза Саурону. — Чаще? Нет уж! Сотрёшь себе руки до костей и не сможешь держать меч. Зачем мне тогда такой воин? — проигнорировав его выходку, сказал Саурон. — Собирайся, мы сейчас же отправляемся в Мордор. У тебя три минуты. Тёмный Властелин быстрым шагом вышел из шатра. Хэлкар быстро натянул рубаху, доспехи и накинул плащ, после чего почти бегом последовал за господином. Его опасения насчёт гнева Саурона были устранены, но одержимость прекрасным господином вовсе не прошла, и при каждом взгляде Саурона он радостно и счастливо замирал. — Да что с тобой такое? Краснеешь, как самый последний пустоголовый эльф! — усмехнулся Саурон. Хэлкар вспыхнул ещё сильнее и отвернулся, уставившись на землю. Оба запрыгнули на лошадей. Лагерь орков быстро снимался с места. — А это что ещё за мерзкая тварь? Прикончить его и вышвырнуть прочь! — приказал Саурон, смотря, как выволакивают сопротивляющегося Голлума. — Совсем забыл сказать вам, господин, — догнал его Хэлкар. — Кольцо! Оно был у этой твари, и мы пытались разузнать, где оно сейчас... — Что? — раздался грозный рык Саурона. Он круто развернул коня и рывком поднял Голлума к себе. Тот завизжал. Огненный взор прожигал его насквозь. Перед Майа проносились картины его жалкой жизни, но главное — Кольцо! Оно было у него. Эти сведения все меняли, и девять кольценосцев немедля должны были отправиться в Шир, на другой край земли.