Преимущества загробной жизни

Сначала в глаза бросился свет, снова какой-то свет. Кенма клянется, что блэкаут шторы неделю будут спущены в его комнате, ни одной душе он не позволит к ним притронуться. Донеслись какие-то звуки, чьи-то голоса, громкие, приказывающие, и чей-то чуть ближе к Кенме, немного встревоженный, но с уверенными интонациями. Пришло осознание, что он все еще Кенма, другими словами, все еще жив. Память догонять не спешила, как и веки – открываться. Все снова погрузилось во мрак. Потом опять был свет. Раздражающий, прямо в открытый глаз. Перебор, пора подавать признаки жизни, чтобы убирали свои прожектора куда подальше. Прожектор оказался маленьким фонариком в руках доктора с задумчиво-сосредоточенным лицом. - Я задаю вопрос, вы моргаете, один раз – нет, два раза – да, головой не шевелим, вставать не пытаемся. Вам все ясно? Кенма моргнул, и затем еще. - Фамилию, имя ваше помните? Кенма моргает дважды, открывает рот, чтобы назвать, но доктор кидает укорительный взгляд. - Ну, молодой человек, мы пока с вами только глазками общаемся. Дальше. Голова болит? Кенма не чувствовал. Ответ отрицательный. - Хорошо. Тошнота, слабость? Такого пристального внимания он еще не успел себе уделить, а внутренний сканер немного сломался: сложно было понять даже, все ли руки и ноги у него на месте. Как на докторском языке сказать, что он не знает? Коммуникативный блок случился явно из-за скудности словарного запаса. - Понятно, его в отделение. Доктор сказал это уже куда-то в сторону, вокруг все задвигалось, и краем глаза Кенма успел заметить знакомую фигуру в клетчатой рубашке. Память догнала. Конвертация реальностей прошла успешно, взорвав сердечный пульс до глухих быстрых ударов в ушах. Он реальный. Он в реальности. Они оба в реальности, и она настолько сегодня щедрая, что Кенме даже не пришлось заключать сделку с дьяволом, чтобы найти это лохматое чудо где-нибудь на острове Хоккайдо под сугробом с оравой лаек. А ведь Кенма бы согласился на эту сделку. Но теперь может выйти и так, что они вместе поедут на Хоккайдо. Кенма мельком окинул взглядом доступное его окружение, пока носилки ставили в машину. На траве было видно тело. С этого ракурса было понятно только, что тело не двигалось, а вот поедет оно на следующей скорой или сразу в морг – остается только гадать. Кенме было уже все равно. Его психиатр должен гордиться тем, как спокойно он сейчас держится, тем более вот Куроо уже сидит рядом в машине и отвечает на вопросы врача. Интересно, как он ему представился. Друг семьи? - Я ему сказал, что я твой парень. Куроо сидел у кровати и чистил яблоки. И сказал он это как бы между делом, как будто поделился своим детским хобби. Кенма тупо хлопал глазами, стараясь выровнять дыхание и успокоить мысли. Почему-то эта идея ему противоречиво нравилась, а в груди что-то приятно теплело от того, что Куроо поверили. И заметив свое настроение, Кенма болезненно нахмурил брови. За окном только занималась заря, в палате они были одни, мягко шуршал по яблочной кожуре ножик, и громко сопел Кенма. - Да мне нужно было как-то поубедительнее звучать, я так подумал, не мог же я сказать им, что мы с тобой познакомились в желудке у монстра, живущего на границе жизни и смерти, и знаем друг друга то ли вечность, то ли пару недель. А друг семьи уже валялся на траве, так что… Куроо, пока говорил, смотрел, как меняется выражение лица Кенмы со смущенно-возмущенного до спокойно-задумчивого. Ему нравился этот переход. Записал бы на камеру и на луп поставил. Сделал бы стикером и кидал ему на стримах, пока все его фанаты сходят с ума в чате. Вот оно – счастье. И только тут Куроо опомнился. - Но это вообще не значит, что ты что-то там мне обязан. Я так сказал, потому что это было удобнее всего. Почти шутка. Ложь во благо. Еще не хватало, чтобы Кенма подумал, что его к чему-то принуждают. - Послушай, а можно тебя кое о чем попросить? Кенма сделал едва заметный вдох: - Ты можешь… можешь сделать что-нибудь… или скажи лучше… Черт, ненавижу. Куроо очень внимательно наблюдал, как глаза Кенмы бегают по одеялу, а щеки медленно розовеют. И если вдруг сейчас они окажутся запертыми в очередное мистическое место, где время замрет и будет повторять один и тот же момент, Куроо готов остаться. Хотя, конечно, пусть оно лучше идет вперед. Там дальше наверняка много всего интересного. - Да хер с ним, Куроо, скажи, ты реальный? Ты можешь сделать что-нибудь… нормальное? И Куроо положил ему руку на грудь, ритмично постукивая пальцами. Как в ту их последнюю «ночь» в доме. - Это по-твоему «что-нибудь нормальное»? – Кенма хотел съехидничать, но голос немного дрогнул, и он смущенно опустил взгляд, прикрывая глаза. Сдаваясь. Рука на груди сейчас казалась самой нереальной вещью, которая случилась с ним за последнее время. Рука, от которой не хотелось убежать, сжаться в комок, от которой не было противно, которая обещала оставаться на месте столько, сколько потребуется Кенме просто потому, что он накрыл ее своей ладонью и, на всякий случай, зажмурил глаза, чтобы не вспугнуть эту странную магию. Чтобы, как в том доме, он проснулся и все стало так, как ему хотелось. И он открыл глаза, когда Куроо уперся лбом в его плечо, второй рукой покрепче обнимая спину, прижимая его ближе, утыкаясь носом в шею, и чужое дыхание стало таким же громким, как и свое. Солнце медленно выплывало из-за стеклянных зданий, его лучи разбивались частыми кучерявыми облаками, парочка попала на больничные стены. В коридоре кто-то прокатил мимо тележку с тихо звякающими баночками, закашлял рано вставший пациент в соседней палате, эхом раздались каблучки пробегающей мимо их палаты медсестры, а за окном вдалеке послышался гул самолета. Окружающее пространство менялось со временем, и это теперь, пожалуй, единственное, что поможет Кенме поверить в реальность. На Куроо, судя по всему, надежды в этом плане мало. Еще непонятно, кого развезло больше и не понадобится ли им вторая кровать. Впрочем, немного позже точно не понадобится.