И имя ему "Ветер"

Ломит под рёбрами, сильно отдаёт в сердце. Или у Кёнсу это совсем не от боли? Он находится в местной тюрьме, здесь же крамешный ад. Оранжевая форма, что выдали сильно режет глаза, но выхода нет. Выбора тоже. За весь недалёкий день, увидеть любимую было самым приятным, но до этого он уже успел получить в морду и по рёбрам за слишком смелые высказывания местной шишке, у которой авторитет выше даже охранника следящего за ними через камеру напротивив его так называемого номера. Сегодня ночью Кёнсу никак не может уснуть. Ворочится то в одну сторону, то в другую. Не выходит. Сосед по камере упёрся взглядом в его бок, и дырявит там дыру. — Тебе что на обед иголок подкинули? Дай поспать, твою ж мать! — хриплый голос татуированного мужика сакамерника напрочь выбивает всё желание которое осталось. Кёнсу встаёт, содится на кровати и осматривается. Ничего не изменилось. Он здесь уже две недели, а чувство, что прошло куда меньше. Время как назло тянет себя медленно. Ночь в тюрьме не бывает спокойной. Всегда надо быть начеку, чтобы кто ненароком не подобрался позади. Решётка на ночь закрывалась под замок, а у каждого этажа свой охранник, но это не даёт тебе безопасности. Лунный свет пробивается в камеру, отдавая очертания железных прутьев. Вся жизнь парня теперь решётка, и лишь милый образ и хорошие воспоминания из прошлого дают шанс двигать себя вперёд. Кёнсу так и не смог уснуть даже чуть под утро, потому-что вставать заставляли как в армию попасть. Подъем с семи утра, пробежка, умыться, пожрать, а потом занятия психологии для преступников. Это не единственная хрень, которую удивила парня. Он больше всех удивлён тому, как сильно подвержены чистоплотности местные придурки. Посуда не скапливалась, заставляли мыть каждый за себя, стирать каждого свое, и даже библиотека имелась. Вот только, чтобы попасть туда, нужно было пройти ряд регестрации. Кёнсу нечего не остаётся. Он просто проходит регистрацию и толстой женщины возле двери, отвечает на кучу вопросов, подписывает дохрена всяких бумаг, и потом только ему позволяют войти внутрь. Здесь довольно просторно. Библиотека, кажется везде библиотека. Полки в два метра, заполненные кучей разной литературы; как обучающей, так и простых романтиков. Пожалуй, Кёнсу заинтересовал отсек с психологией. Он набирает себе кучу книг, договаривается о том, что принесёт их в целости, как дочитает, и разворачивается чтобы покинуть место. Долго здесь оставаться можно было только тем, что пытается сделать своё будущее после тюрьмы. Для него же достаточно было бы знать способы выживания в этом далёком месте, где каждый по своему правит своей политикой. — Книжонки почитать захотелось? — кто-то мощно ударил его в спину, и Кёнсу отлител к стене. Кости болят после предыдущих побоев, а тут этот Хэсан — местный мудак с которым не хотелось ни кому связываться, весь вытотуированный и разукрашенный. Оранжевая тюремная форма сидела на нём по размеру, четыре пуговицы оголяли почти половину его торса. — Недельного отпуска в одиночной камере не хватило? Ещё хочешь? — огрызнулся Кёнсу, вспомнив, что за драку с этим ублюдком их посадили в одиночку. Тот немного поумерил пыл, но всё равно забылось, так как наглый китаец с корейскими корнями, лезет к нему по новой. — Ты я вижу не очень меня боишься, — сплюнув слюну, будто находился на улице, говорит Хэсан. Кёнсу вздохнул, демонстративно показывая всю свою храбрость, пусть в душе от страха сердце выпрыгивает. Мужик в две раза высотой больше него, сможет ли он преодолеть его если они начнут драться? — Если уж помирать, то не с репутацией трусливого зайца. Драться они не стали. Собирались, но охрана помешала разогнав по разным сторонам. Репутацию зарабатывать себе трудно, и приходилось держаться стойко на каждый побой, каждую ссадину, ноживой порез. Это был один из тех самый дней, о которых заключённый До, старался не думать. Кто-то из шайки придурков решил отыграться за Хэсана, и пырнул парня ножом. Отделался он не глубоким ранением в живот. Благо все жизненно важные органы не были задеты. Лёжа в палате, тот смеётся сам над собой. Отец бы сейчас был бы очень им недоволен, и единственным его посетителем был бывший коллега Чонин. Тот не оставлял парня и помогал всё это время, пусть физически не мог, зато морально почувствовал. — Эй, тише пей. За тобой никто не гонится, — подбегает смуглый парнишка к нему, помогая поднести трубочку к губам. Кёнсу губы смачивает тоже. Морщится от неприятных ощущений в животе, будто в желудок камней покидали. Кёнсу всегда благодарил коллегу за поддержку, ведь тот с первых дней заботился о нём намного больше, нежели Сехун. Он бы хотел сделать для него что-нибудь хорошее. В тюрьме конечно не отблагодоршь, но и это Кёнсу возьмёт на заметку. — Как очухаешься, скинь мне данные Сехуна, — говорит он шёпотом, чтобы никто не услышал. За дверью охрану поставили, наверняка, чтобы тот не попытался сбежать. — Зачем тебе? — удивился Кёнсу, не переставая смотреть мулату в глаза. Чёрные, уставшие и сонные. Опять три смены подряд похал без выходных. Кёнсу заметил, тот совсем исхудал. Кёнсу рассказал ему уже после суда, когда тот пришёл к нему через два дня, и попросил об этом. Сомнивался, но доверился и не пожалел. Тот поверил, не задавая вопросов. — Попытаюсь их тоже к этому привязать. Не слишком справедливо, что ты один отсижываешь за то, что кстати...— осмотрелся по сторонам, и тихо шепнул, — было их идеей. Им хотябы по годику должны впарить. Кёнсу слабо улыбнулся, а потом поделился координатами, записав ему в мобильный. Никогда в жизни не позволил бы себе предать друга, но тут получалось скорее все да наоборот. Предали его. Конатретно. Сехун даже навестить его не пришёл. Горечь обид сжигали лёгкие изнутри, а отомстить за себя хочется всё больше. Когда Ким уходит, Кёнсу в полате остаётся один. Комната ничем не отличается от типичных остальных. Белые стены, дурацкие шторы, настенные телевизор который даже не включён, диван для посетителя и его кровать. Грудная клетка разрывается от тоски по Гаюль, но стоит ли ей вообще находиться с ним рядом сейчас? Возможно, отец девушки прав, запрещая приходить. В тот день, он чуть не сорвался, придерживаясь нормам и правилам. Но одно его всё ещё беспокоило: Гаюль, что-то недоговаривала. Что именно? У парня не было выбора кроме того, как ждать. Ждать Чонина, надеется на то, что совесть его друзей проснётся, и они сделают что-нибудь, что сократит его срок. Но не Сехуна, не Лухана и не помощи из вне небыло. Лишь он и его проблемы. Кёнсу выписывают быстро, как только врачь говорит, что ранения безопасны, и можно возвращать заключенного обратно. В тюрьме на него смотрят на как душевнобольного. Хотя некоторые встречают овациями, и свистом. Этакий парнишка бросивший вызов Хэсану, остался не только в живых, но и стал его первым врагом. Кёнсу ощущал себя по дурацкий. С Хэсаном встретились они вновь через два дня, когда того выпустили из одиночки. Взгляд ненависти и полного отвращения — вот, что ощущалось, когда тот смотрит на соперника в лице Кёнсу. — То, что ты выжил, это большая удача, — чуть наклонившись, шепчет Хэсан, а До Кёнсу мурашки по коже. Это не последняя попытка его убить. Будет ещё одна. Как он оказывается прав, когда они сидят в столовой спустя неделю, и к нему подкрадывается тот же ублюдок, что и в прошлый раз. Он достаёт из-за спины нож, мчится на Кёнсу, но рука застывает в миллиметрах от его рёбер. На его сторону встали. Это был мужчина лет сорока. Он его знал. Видел много раз, чувствовал на себе взгляд каждый раз в столовой. — Не уверен, что ты можешь это сделать, — бросает взрослый мужик. — Кто ты такой? Уберись с дороги, пока... — Пока что? — ответа тот не дожидается и с первого удара ломает нос нападавшему. — Этот молец под моей защитой! Кто посмеет его тронуть, дела будут вести со мной, — бросает резко. Аудитория покидает их, когда им становится больше не интересно смотреть шоу. Остаются лишь трое, а потом и двое. Кёнсу не удаётся рассмотреть лицо защитника, но со спины его узнал. Или мужик головой поехал, и приметил его как добычу, или же защитить захотелось, потому-что совесть в тюрьме не растерял. — Слыш, мужик - это моя ципа, — бросает Хэсан, вылезая из толпы своих шестёрок, своим мерзким до мурашек голосом. — Ты сейчас свою "ципу", чуть не порешил. Это называется любовь и забота? — не отступал защитник, но Кёнсу легче не становится. Кто-то дерётся за него как за бабу, от осознание этого тянет блевать. Он стоит молча, не пытаясь встрять, тоже как потерянная баба, впервые столкнувшаяся с такой ситуацией. Хэсан оскорбился? — Ты парнишка не всем бы доверял, — кладёт свою мощную руку на плечо подопечного, и кивает в сторону к последнему столику. Тот следует за мужчиной как хвостик, почувствовав хоть какую-то поддержку со стороны присутствующих. За всё прибывания в этом месте, его будто прокоженного не делали знать, и он почти потерял мужество и веру в себя. Была лишь прямая цель выжить. — Ладно, забей. Ты поесть не успел, — бросает взгляд на своего подручного, и тот без слов бросает свой ланч, кидаясь исполнять приказ. Вот это сплочённость команды, думает Кёнсу. А ещё парню совершенно не ясно с чего вдруг мужик помогать ему стал. — Вы лучше выкладывайте на чистоту. Зачем вы меня спасли? — больше не мог ждать, чтобы спросить. Мужик в оранжевой тюремной форме улыбнулся. — Я могу сократить тебе срок до года, — звучит из его уст, и Кёнсу глаза меняются в цвете. Скорее даже утопают в надежде. — А в замен? — не позволяя себя на миг расслабиться, пусть в него и вдохнули глаток воздуха, на прямую интересуется Кёнсу. Он не привык получать всё просто так. Тот, что ушёл за ужином, высокий стройный парнишка. Самый молоденький из их шайки, вернулся поставив тарелку на стол, и встал вновь на своё законное место. Поговорить им так и не удалось, так как этот разговор как Кёнсу понял, требовал уединения. Вечером того же дня его подловил мужик, сильный такой, мускулистый, как кота за шиворот и к своему начальнику. Кёнсу и не сомневался, что встреча в столовой не последняя. Комната лучше, чем его собственная. Даже телевизор есть и нарды, в которые играло двое охранников. — Я не представился, — затягивая удушающе ядовитого запаха табак, говорит он. — И Сань. Моё имя тебе будет мало знакомо, так как я не любитель быть в центре внимания. Кёнсу смеётся в сердцах. Не любитель то отличный, раз каждая шавка в клетке сидящая уважает. Даже забавно, что мужик такого плохого мнения о своей популярности. — До Кёнсу. Очень приятно, — не остался в стороне До, не побоявшись сесть на пустой стул напротив собеседника, предположив, что как раз для него он и был. Кёнсу не знал, за какие смелые заслуги Сань решил стать его опекуном, но подружиться они успели быстро. Старик постоянно находил его, когда тому была нужна помощь. Даже стал обучать боевым навакам, тюремным хитростям. Наставник — так теперь звал его парнишка.