И имя ему "Ветер"

Меня нашли, как раз, когда убиралась на крыльце дома вечером к восьми. Я увидела мать кинувшуюся ко мне, и две потрульные машины с включёнными фарами, что так больно раздражали глаза, и поняла, что всё кончилось. Сказке пришёл конец. Отец всё ещё стоял у авто, и смотрел из далека. Он не спешил обнять свою дочь. — Что...что ты делаешь, родная? — поническим голосом спрашивает мама, забирая веник из моих рук, и отбрасывает в снег. Я и слово не могла сказать, потому-что смотрела на суровое лицо отца, которое вырожало полное отсутствие доверия. — Этот поршивец заставил тебя работать на него, да? Ты была его заложницей всё это время. Бедный мой ребёнок, — продолжает причитать мама, а у меня сердце в пятки уходит. Мне даже говорить не нужно было, я поняла, что больше не увижу человека, которого люблю. Двое полицейских подходит, и по привычке в плед укрывают, как жертву преступления. Допрашивать, допытывать не собирались, потому-что позже это происходит в полицейском участке. Но до этого мы с моим похитителем сталкиваемся в коридоре, когда я вижу на нём наручники. Его допрасили, а теперь куда-то ведут. Я почувствовала. Он взглядом просил простить его, просил обнять. В тот момент ничего не видела, лишь его одного. Моё сердце на кусочки взрывается когда вижу Кёнсу таким незащищённым. В объятиях его чувствую себя живой, когда не выдержав бросаюсь к парню. Не могу без него. Не смыслю больше себя. Если раньше хотелось сбежать, теперь хочу остаться. Мой отец дёргает к матери, и рука сильно жгётся от сильной хватки. Отец всегда силой был богатырём, занимался спортом и вёл здоровый образ жизни. Кабинет детектива не маленький. Личный. Родители всё ещё следуют за мной по пятам. Теперь смотреть на отца без призрения была не в силах. То, что он наговорил Кёнсу в коридоре, смогу ли я простить ему? С Чанёлем я познакомилась в тот момент, когда он представился. Так я и поняла, кто всё это время был самой важной шишкой в участке. — Вы готовы дать показания? — спрашивает парень. Готова ли я? Не знаю. Вероятно сейчас я готова сказать всё что угодно, лишь бы мне вернули Кёнсу. Без него у меня не было жизни, цели и каких-либо планов. Слёзы продолжали течь из глаз, когда я думала о нём. Говорить я не собиралась, как бы Чанёль не душил вопросами. Пусть считает, что всё ещё в шоковом состоянии. Когда детективу надоедает пытать меня расспросами, он сдаётся и отпускает домой. — Извините детектив Пак, моей дочери нужно немного времени придти в себя, — по особенному нежно и вежливо обращается моя мать к мужчине. Он улыбается. — Всё в порядке мэм. Отведите дочь домой, пусть выспится придёт в себя. Показание я отложу на завтра. Взгляд Пак Чанёля я чувствовала на себе до самой машины. Он такие взгляды на меня бросал, что становилась не комфортно. Вернувшись домой, я никому ничего не сказав, заперлась в своей комнате, и скатившись по двери вниз, закрыв ладонями лицо, зарыдала навзрыд. Было горько больно, грудную клетку пекло невыносимо. Рыдала, пока слёзы не кончились, и я роботом иду в душ прям в одежде, пинаю кафель как боксёрскую грушу, но ничего не помогало. Перед глазами лицо, которое я никогда не смогу выкинуть из головы. Два дня я не с кем не говорила, есть отказывалась вообще, или делала это так, что отцу становилось пративно смотреть на то, как я вожу вилкой по тарелке, и он гнал меня из-за стола. Я вновь оказывалась одна затаченныя с собственной болью и разочарованием в родителях. Суд приговаривает Кёнсу к пяти годам тюрьмы, и тогда я теряю себя полностью. Как бы я не пыталась доказать его невиновность, мне никто не хотел поверить. Желание придушить нахрен двое баранов, которые смотались на Мальдивы, как я узнала после двух дней суда никуда не делось. Я ждала момента, и даже ходила к семье О домой, но меня не пускали. — Простите мисс, никого нет дома. Младший О, отдыхает на Мальдивах, а старшие отправились по своим делам. Деловая поездка, — как по полочкам объяснила домработница. Ей я конечно не врезала, но на психах сломала камнем окно. Приходила к порогу бывшего жениха каждый день, пока старший О не заявил на меня в полицию. Моё состояние привлекало внимание, и дошло даже до случая, когда отец заявил, что нанял мне психолога. Я ломала себя по крупитцам так, чтобы от меня ничего не оставалась. Психолог не помогает. Я рассказывала лишь то, что от меня хотели слышать. На самом деле ощущая себя всё хуже и хуже. Отец не пускал даже на свидание в тюрьму увидеться с любимым, и это бесило ещё сильнее. Мне прописали успокоительное, но пить его не стала. Лишь делала видимость, смывая каждую таблетку в туалет. Отец верил, они все верили. Что насчёт Чанёля, он стал навещать нашу семью чаще. Уже не просто по вопросу о похищении, а больше стал интересоваться мной и моими делами, моей жизнью. Пытался подкатить, даже нежно обращался "милая недотрога". Я ненавидела его. Детектив который посадил Кёнсу за решётку вызывал отвращение даже своими прикосновениями. Невинными, едва заметными, но я дёргалась от каждого из них, словно током прошибало. — Если ты не придёшь в себя, я отправлю тебя обратно в штаты! — кричит отец, когда я отказываюсь есть с ним за одним столом. — Уже неделя прошла, а ты всё никак не очнешься! Это нищее отродье не стоит даже крупинки твоих переживаний! Я закрыла уши руками, и убежала к себе в комнату. Неделя прошла. Даже не верю, что прошла целая неделя с момента, как его нет рядом со мной. Я словно сходила с ума, не хотела никого и ничего. Каждое утро я просыпалась, и частичка меня ломалась вновь и вновь. Особенно, когда я вспоминала наше с Кёнсу общее пробуждение. Как мы любили друг друга, как касались, дышали в один такт, готовили друг другу завтрак. — Почему ты таскаешься сюда, детектив Пак? — как-то спросила его, когда Чанель вновь появился на пороге моего дома. Он удивился. Я заговорила с ним второй раз за всё время. Остальные дни моя жизнь скатывалась в ад. Я ненавидела себя, винила в том, что не смогла защитить того, кого люблю. Я гробила собственное психическое самочувствие, и не обращала внимание на слёзы матери. Мне было плевать на всё. Да, нетакий слабак в виде Юн Га Юль. — Потому-что я волнуюсь за тебя, и хочу, чтобы тебе стало легче, — отвечает он, и я к нему поворачиваюсь. Медленно. Не один нерв не дрогнул на моём лице. — Если ты хочешь, чтобы мне стало легче, отпусти его на свободу, — хриплый голос сел от большого количества наадрывних криков. Дошло до того, что мне стали сниться даже кошмары по ночам. Пак потёр руки друг о друга, согревая их своим дыханием, а взглядом смотрел теперь в сторону. Мороз на улице лютый, но я одета так, будто по весне. Колючий холод на мгновение отнимает чувствовать разколённую боль в груди. — А, ты эгоистка, Гаюль, — выдаёт вдруг детектив. — Твои родители волновались о тебе, я искал тебя как проклятый. Всё это не имеет никакого значения? Неужели он настолько хорош, что закрывает всё на свете? Вся моя жизнь - это страшный сон. Я понятия не имею, что чувствую, и чего хочу. Из дома выхожу редко, с друзьями прекращаю все контакты. Не это ли ад? — А ты козёл. Мы на равных, — ответной бросаю, что его не капли не удивило. — И, да! Для меня он лучше всех вас! — Я привык к таким милым прозвищам. Спасибо. Отворачиваюсь. Нет сил смотреть ему в глаза, которые так заметно со мной вели флирт. Во мне умерли все чувства сразу, и осталась лишь колючая Юн Гаюль, которая никого не хотела. Никого, кроме До Кёнсу. Стоит напомнить себе его имя, становится горько. — Я лишь выполнил свой долг, ты должна это понимать. — Ты выполнял не свой долг детектив Пак Чанёль, а приказ моего отца и своего начальства. Эти сказки о долге говори кому угодно, но не мне, — бросаю ему, и возвращаюсь в дом. Он не пытался остановить. Лишь послушно следовал за мной хвостом. Только размянулись мы в гостиной. Он присоединился к моему отцу за вечерней ужин. Мне есть не хотелось. Не смотря на родителей, я ухожу в свою комнату, а спустя ещё две недели безумных поступков и нервных срывов узнаю, что беременна. Как я об этом узнала? Сижу за столом не произнося не слово. Как обычно. Кажется мои родные начали привыкать к молчанию и уже ничего не спрашивали. Последнюю неделю было особенно нехорошо. Меня постоянно раздражали запахи, звуки, перестала спать нормально. Я всё валила на нервное состояние, но потом когда заметила, что цикл нарушился и месячные не пошли вовремя, заподозрила неладное. Аптека была далеко, но я соврала матери, что меня ждет Пак Чанёль, обещавший отвести к психологу. Мама вначале не верила, так как детектив ничего не говорил, и точно бы заехал за мной. Но мне получилось убедит её в том, что мне бы хотелось сделать ему неожиданный сюрприз, и приехать на место встречи самой. Наивно. Мать не менялась. В аптеке покупая тест, никто не смотрел на меня, как будто я делаю что-то неправильное. Мужчина тридцати лет протянул два маленькие длинные коробочки, я расплатилась и вышла прочь. Теперь стоит прочитать инструкцию, а потом узнать подтвердится моё подозрение, или же это просто моё дурацкое внушение. Чанёль встретил меня дома, и мать с укором. Руки в боки, а потом допрос почему я её обманула и куда ходила. — Мне надо было подышать. Я задыхаюсь в четырёх стенах, понимаешь? — Но ты соврала мне. Что скажет отец. — Мне совершенно наплевать, что скажет твой муж, — следующий вопрос задаю детективу. — А, ты что здесь забыл? Пак растерялся, прятал глаза, а мама и забыла обвенять меня дальше при посторонних. — Одивайся, — говорит он, — хочу отвезти тебя кое-куда. Я не хотела выходить с ним даже прогуляться рядом с домом, не то, чтобы поехать. Но мать настояла, что это пойдёт на пользу моему состоянию, и я хоть немного очухаюсь. Уже чувствую что эти двое отлично сговорились. — Мне нужно переодеться, — кидаю я, и бросаюсь наверх. Там забегаю быстро в уборную, достаю две коробочки и оттуда небольшой тест аппарат. Делать, что нужно я знаю. Это происходит. На сенсора появляется вторая бледная полоска, толкая меня в пучину страха. На глаза наворачиваются слёзы, и я закрываю рот рукой, чтобы не закрчитать. Я ношу под сердцем жизнь. Чудо подаренные Богом. Убеждаю себя никому пока не говорить, пока не сделаю второй раз вечером. Удостовериться нужно. Хотя, скорее всего вообще ничего не стану говорить родителям, потому-что отец меня убьёт. Заставит сделать аборт. Если второй тест подтвердит, оставлю всё как есть. Пусть живот растёт, и тогда никто не заставит меня убить частичку нашей с Кёнсу любви. Но, вопрос ... Хочет ли он этого ребёнка? Нужен ли он ему сейчас? Умываюсь, даю себе время придти в себя, пудрю носик, слегка наношу бледно- розового блеска, прячу тест в тайное место, где никто не найдёт, и спускаюсь вниз. Чанёль как всегда вежлив, даже не смотря на моё хамское к нему отношение. Интересно, что ему действительно нужно? Почему он крутится вокруг меня? — Готова? — наклоняется чуть вперёд, и шепчет будто секрет говорит. — При всём пораде, — тон моего ответа был ледяным. — Можно узнать, куда детектив Пак меня везёт? — Тогда из этого не получится никакого сюрприза, — открывает дверь машины, давая возможность мне сесть. Что я и делаю. Чанёль делает всё с особой осторожностью, будто боялся повернуть рычаг не в ту сторону, и завести бомбу, которая разрушит всё на свете. Следующие пару минут и мне стало дурно. Тяжело дышать, я прошу остановиться, что Чанёл и делает. Всё, что в итоге ела, возвращается через глотку обратно. Пак смотрит на меня, гладит по спине, чтобы прошло. Но было от этого не легче. — Укачивает в машине? — истинную правду моего состояния теперь я знала. Кладу руки на живот, но так, чтобы он не понял. Мысленно утишаю свою малышку. "Всё хорошо. Всё хорошо". Даже улыбнулась, подумав, что вероятно мой ребёнок ещё в утробе ненавидит детектива. — Съела что-то не то, — говорю, вытирая губы рукавом. Ветер холодный, трепит волос, а он путается на моём лице и щикочет. Напровляюсь к машине больше не произнося не слово, пока не подъехали к тюрьме. Пак Чанёлю даже не нужно было говорить. Его машину впустили без вопросов и задержек. Я всё ещё не верю, что этот парень способен на какое-то сострадание. Он привёз меня в тюрьму, приказал привести заключенного охранника, который прифигел походу, увидив мужчину, но послушно согласился выполнить приказ. Мы не были наедине. Чанёль не сводит с меня глаз, когда мы наконец встречаемся с Кёнсу. На парне почти нет живого места,а мне хочется зарыдать. Его кто-то жестоко избил, и удары приходилось по рёбрам и животу. Он за бок держится рукой, словно если отпустит развалится на части. Контакт на прикосновения был запрещён. Разрешалось только разговаривать. — Всё в порядке, милая? — вымучено хрипит его голос. Слёзы на глаза наворачиваются так больно на него смотреть. Так сильно тянет сказать, рассказать, сделать счастливым хоть на минуту. Но сделаю ли? — Со мной всё в порядке. Кто это сделал? — А, это? — косается лица, и морщится. — С сакамерником не поладил. — Кёнсу, мне так жаль, — и он вытирает скатившуюся слезу с моих глаз. Улыбается. Должен ненавидеть меня и мою семью, должен призирать. Но всё ещё любит. Он всё ещё меня любит. Ничего не изменилось. — Попрошу без физических контактов, — грубо чиканет охрана, и Кёнсу приходится повеноваться. Нам дают ещё пятнадцать минут рядом, и они кажутся ничтожно малыми. Не хочу покидать его. Готова собрать свои вещи и переехать жить к нему даже сюда, в этот ад. — Ты как себя чувствуешь? — беспокойно спрашивает Чанёль, когда мы покедаем стены тюрьмы. Детектив косается меня совсем чуть-чуть, совсем немного, а я дёргаюсь назад как ошпаренная. — Надо найти способ связаться с этим уродом Сехуна и Луханом. Пак мотает головой, закуривает одну сигарету. Раньше я даже не замечала в нём этой привычки. — Я привёл тебя не для этого, Гаюль. Я думал, что это поможет на психологическом фоне, а не ... — Ты не веришь да? — перебиваю его. Заметно похолодало, и из моего рта идёт пар при разговоре. Неужели пойдёт снег? — Я докажу, что не только Кёнсу в этом участвовал. Если уж идти в тюрьму, то не только ему одному. И... — оборачиваюсь на пол дороги к машине, — спасибо, кстати.