И имя ему "Ветер"

Меня бесит, что он юлит. Ходит вокруг да около. Вчера, я вышла из себя, когда мужчина задержался, а вернулся далеко не скоро. Зачем ждала? Понятия не имею. Меня мучил вопрос, почему я не злюсь, а наоборот благодарю? Вся подготовка к фальшивой свадьбе раздаража, желание куда-нибудь спрятаться, настолько было видимо сильным, что решило сбыться за неделю до церемонии. Мой отец наверняка кипит от злости, что планы идут коту под хвост, а ведь скоро день проверки счетов. Если кредиторы вовремя не получат нужные бумаги, компанию придётся продать в более надёжные руки, где поднимут с нуля. Найти на маленькой кухне обставленной старой, но пригодной для пользования мебелью, чай было не трудно. Пачка стояла на полке в средней секции. Уснуть всё равно не получится, пока переживаю за этого парня, а горячий чай выпить приятно было бы. Кёнсу не появился и через час. Меня уже начало конкретно подмазывать. Ведь чувствовала, что сдаюсь, расклеиваюсь. А, когда он появился на пороге, почти допитый чай оставшийся на дне оказывается на мне, но мало обращаю внимание. Через секунды три возле него оказываюсь, и бью в грудную клетку, как получается. Кёнсу не сопротивлялся, не пытался остановить, не хватал за запястья, чтобы закрутить за спину и как-нибудь остановить. Жалкая попытка делать между этим замечание, словно воряливая жена, и мои слова принимались во внимание. Он слышал их. Он слушал и не пытался себя оправдать. А потом, когда немного погодя я успокоилась, он спрашивает о еде, чем злит меня намного больше. На следующий день новая волна гнева настигает, когда вижу его совершенно голым, в одном полотенце выходящего из душа. Он, что правда не считается со мной? До чёртиков пугает, смущает, соблазняет, флертует. Чувствую себя куклой в руках Кёнсу. Родственные души? Со дня похищения я перестала в это верить. Если бы между нами было что-то подобное, то он не стал бы мучить меня. Через еще мгновения глупого диалога, мы сталкиваемся взглядами, и наши губы едва не касаются, а голый, всё ещё влажный торс, моего тела на прямую не косался. Но даже через чертову одежду ощущаю его собственный жар. Так приятно, так желанно, но не сейчас. Нельзя. Когда слова "Хочу быть с тобой", звучат из его уст, голова кружится. Тянет ответить взаимностью, наплевать на всё и отдаться чувствам. Я боюсь, и подождать нужно ещё чуть-чуть. — Гаюль, я.... Он почти проболтался, почти сломался. Кёнсу вернулся за стол. — Хочу знать правду, Кёнсу. Что вдруг случилось, что лучший друг Сехуна решил похитить его невесту со свадьбы? Кёнсу молчал, отводил взгляд. Ему неприятно обсуждать данную тему, но так же он понимал, что если не сейчас, то вообще никогда не осмелится на это. С чего начать, парень не понимал. Когда Кёнсу все-же начал, каждое слово вьедалось в кору моего мозга прочной силой. Он рассказал о том, как ему пришлось не сладко за последние годы жизни после кончины отца. Даже и предположить не могла, что маленькому ребёнку под силу столько пережить. Я думала, что тогда на корабле, куда он меня привёз, считавшимся нашим первым свиданием, знаю теперь его хорошо. Я ошибалась. Кёнсу ещё было, что мне о себе поведать. Рассказал, как Сехун обратился к нему со странной просьбой на утро после пьяного вечера, как поймал на слабости финансовых проблем и через это успешно манипулировал. Когда он закончил, вывод был один: Кёнсу виноват, и всё это не было оправданием для моего похитителя. Однако, Сехун козёл. Вместо того, чтобы смело придти ко мне, зная при всей ситуации, что я сама против этого балагана, и обсудить адекватные действия, он предпочёл погубить жизнь своего друга. Он легко справился с проблемой в моём исполнении, но не задумался о дальнейших последствиях. Узнав правду, я не знала, что мне с ней делать. Я лишь встала, подошла к парню, стоящему на тот момент уже у холодильника, и обняла. Он нервничал, он переживал. Кёнсу страдал от собственных поступков.       Ночью пошёл снег. Кёнсу с тех пор и не вспоминал о нашем разговоре. О Сехун — если я когда нибудь и было о нём нормального мнения, сейчас это хорошее тоже исчерпало всю силу. Будь он рядом, скорее всего я врезала бы ему по яйцам. Как он ночами спит то вообще? Больше всего меня не удивило признание в том, что мой названный женешок гей. Все эти взгляды в сторону Лухана, и то, как неуютно чувствовала себя между этими двумя... Могла бы и не годать долго. Вот только Сехун и вовсе мог не устраивать спектакль с похищением, а поговорить, рассказав правду. Конечно, мало бы что-то поменялось со стороны родителей, но план мы хотябы обсудили бы нормальный. А теперь, надо придумывать способ, как спасать Кёнсу от тюрьмы, если нас поймают. Думать об этом было не приятно. — Разожгу огонь,— бросает короткое мой похититель, на ходу одевая боты, которые недавно купил. Прежде чем скрыться за дверью. — Надо бы ещё с колодца воду натаскать, и сам его накрыть. Объяснялась спешка тем, что утром снега навалит и можно будет воду только из снега добывать. Возможно в этих диких условиях правила иные, нежели те, к которым мы привыкли в двадцать первом веке. Быстро сообразив, поняла, что Кёнсу один заматается, и помочь бы не помешало. — Могу помочь? — предлагаю свою руку помощи, и во взгляде мужчины заметны сомнения. Прекрываю глаза, а потом шаг за шагом сокрощаю между нами расстояние. — Считаешь, я могу сбежать посреди ночи, когда не знаю дорогу? Да, и на улицу глянь. Так скоро такого снега навалит, — указываю на закрытую дверь, будь там окно пределанное. Горе похититель с секунду стоит, смотрит прямо в глаза, а на лице все эмоции читать можно. Сделав шаг в правую сторону, подходит к дивану, берёт какой-то большой кулёк, который заметила кстати не сразу. Потому-что, когда он с ним заходил в дом, считала, что он полон провизии. — Вначале одень это, — вручает, и проподает за дверью с намёком, что ждать будет там. В покете оказались вещи. Для меня. Сейчас, у меня дурацкое выражение лица. Я улыбаюсь как идиотка, которой впервые за взрослую жизнь дарят подарки. Само с собой это было не правда, но смотрюсь со стороны именно так. Мне понравилась каждая вещь, которая там лежала. Особенно желтый цвет толстовки. Мой любимый. Он такой яркий, солнечный, живой. Куртка была такого же цвета. Кёнсу угадал, или знал, было совершенно не важно. Размеры подошли отлично. А потом на мой взор попалось три пакета с нижним бельём, и я ощутила весь прилив красок, на которые вообще был способен человек, когда ему неловко. Я вышла к нему уже одетая в подаренное белое. Специально под его свитер. Его взгляд просто не передоваем. Эти эмоции, эта не способность выговорить слова. Забавно. Снег оседает довольно быстрым темпом. Вокруг всё ложиться белым одеялом, и так красиво, свободно, уютно, даже не смотря на кусачий мороз забравшийся под толстый слой одежды. — Пойдём, — протягивает мне ладонь, а я не мешкаясь кладу в неё свою. Мы с Кёнсу разговаривала мало, но это молчание не отдоляло, а наоборот укрепляло между нами то понимание, которое порой не хватает в повседневной жизни, с людьми, которых видишь ежедневно. Будь мы в другой ситуации, при других обстоятельствах, скорее всего, я бы захотела остаться с ним здесь. Он вёл по тропинке к маленькому отделённому от дома сараю. Видимо там внутри и находился колодец с водой. Я поёжилась от сквозняка создавшемся, когда дверь открылось. Кёнсу вошёл первый, следом за ним я. Глядя на то, как я гуляю с Кёнсу, общество бы покрутило у виска, и сказали бы, что я сошла с ума. Иногда тоже считаю себя слишком доброй. Однако, это тот случай, где отказать не то, что не могла, не хотела. Мне нравилось находится рядом с этим мужчиной, нравилось разговаривать с ним, даже молчание было способом разговора. — Как видно, что здесь никого не было, — предполагаю в слух, и Кёнсу улыбается. — Это заброшенная хижина принадлежащая семье О. Когда-то давно в этом доме жила его прабабушка. Женщина она была интраверт. Людей не любила, и единственной радостью был её муж. — Звучит, как страшилка на ночь. — Хм, на самом деле она была не страшной женщиной, просто не любила общаться с людьми. — Это было что-то типа утешения с его стороны. — А, как же сын? — О Ши Хо? По словам Сехуна, его отец жил в городе с тётей, когда тот стал ходить в начальные классы. Своих детей у тётки не было, поэтому она полностью взяла ответственность за Ши Хо на себя. Я призадумалась. Неужели есть люди, которые откажутся от собственных родителей, ради собственных благ? Довольно жестоко. — Непросто наверное пришлось женщине здесь жить, после смерти мужа, — открыв старый пыльный бочонок, я принюхиваюсь, и дёргаюсь от резкого запаха. Жижа имела кислый резкий запах. Мой глазной канал отреагировал, и солёная капелька потекла по щеке. — Всему этому уже довольно много времени, — забирая крышку, Кёнсу закрывает бочонок обратно, намекаю, что лучше не трогать то, чего мы не знаем. — Скорее всего это когда-то должно было быть вино. Но судя по всему, — очистил ладони от залежавшейся на крышке грязи, —это теперь уксус. И довольно старый. Логично. К теме мы вернулись так же быстро, как и переключились. — Дом до сих пор принадлежит семье О. Только за ним никто не ухаживает. Мы сюда с Сехуном в детстве бегали. Транспорт здесь не бывает, но наличие велосипеда облегчало положение, — я слушала его с интересам. Мне нравится, то как он говорит об этом. — Сехун подарил мне свой старый велосипед, когда ему подарили новый, — добавляет так же быстро. — Подростками, мы почти всё время проводили вместе после школы. Я тоже ходил в школу, но совмещал её с работой. — Нравится быть независимым? — спрашиваю, останавливаясь, когда мы сталкиваемся сделав круг по небольшой комнате, в поисках полезного и пригодного. — Скорее просто не было выбора. Когда отец погиб, я остался один. Мне нужно было выживать. Первое время, я жил у Сехуна, но потом понял, что чем дольше остаюсь, тем сильнее ощущается чувства нежеланного гостя. Стал снимать квартиру неподалёку от школы. В груди стало неприятно колоть. Чувства, что я лезу к ними в душу, и пытаюсь выяснить то, что не желают рассказать. Пора сменить тему и ставшую между нами обстановку: — Тебе покажется это безумием, — поворачиваюсь к пыльным настенным полкам сарая, где по всей видимости еще была и кладовая с заготовками на зиму, прохожусь по банкам. Толстый слой пыли и грязи покрывало всё вокруг. Кёнсу прищурился, надеясь вероятно, что я предложу более менее безопасное, и я не разочаровала. — Но давай завтра, когда будет более менее светло, приведём это место в порядок? — Ну, давай, — приставучим банным листом хнычу я, хватаясь за рукав толстой куртки парня. Входим в дом, Кёнсу молчит, пока раздевается, стряхивая с себя снег. Где падал, там оставались лужи через секунды. В итоге камин мы разожгли быстро. Нам помог тлеющий уголь. Остатки роскоши. — Ты видела то место? Оно совершенно убитое, — упрямился Кёнсу, хотя по глазам видела, что самому хотелось. — Да, нам недели понадобятся, чтобы это всё в порядок привести! — Видёшь себя как малое детя, Кёнсу, — ставлю руки в боки, и строго смотрю, чтобы он понял всю мою серьёзность. Всё равно сделаю, с ним или без него, а он потом пусть грызётся чувством стыда, что не помог. Кёнсу закатывает глаза, и проходит в гостиную. Скидываю с себя обувь, купленную им же. Когда он всё успел, одевая тапочки, а куртку бросаю не повесив, но так же мгновенно возвращаюсь, ведь Кёнсу поднял бровь, и смотрит на меня так, будто грех совершила. — Не отварачивайся от меня. Ты вообще-то мне должен! Черт, кто бы знал, что не желаю я этого говорить, но Кёнсу упрямо не идёт на уступки. Придётся сыграть роль плохой. — Ты запер меня в этом доме на месяц. У меня должно быть какое-нибудь занятие, разве не понимаешь? Я так с катушек слечу. Он закрывает глаза, а потом: — Что тебе для этого нужно? Йес! Подло такими способностями добиться того, чего желаешь. Но, он всё таки согласился. Утром он собрался в город за нужными вещами, которые я написала ему на листе бумаги. Новая швабра и веник, так как старое, сейчас, что имелось в доме собираюсь использовать там. Тряпки, средства, и всякая прочая химия. — Эй, — выбигаю в след за ним. Он доверился своему сердцу и стал выпускать меня из дома. Единственное условие было, не ходить в глубь леса одной, потому-что здесь дикая живность водится. Хм, я сомневалась, что только это. Но, я согласилась. Почти сталкиваемся лбами, когда резко Кёнсу тормозит, поворачивается и я в него врезаюсь. Лицо всё ещё такое же хмурое, печальное. — Во-первых, улыбнись, — тянусь к уголкам его рта пальцами, и что-то похожее на улыбку выдавить получается. — Во-вторых, превези мне книгу? А? Вечером я привыкла почитать перед сном. Телефон ты забрал, планшета тоже нет. Ноутбук мой дома. Безделье так утомляет. — Какие? — Что, какие? Закатывает глаза, вздыхает и повторяет: — Книги, какие? Жанр? Какой тебе нравится? Призадумалась. Я никогда не определялась с конкретными жанрами. Заходить в магазин, проводить по новеньким обложкам пальцами, чувствовать запах страниц, читать аннотацию, и выбирать понравившийся. Вот, что я любила. — Жанр не важен. Доверюсь твоему вкусу. Если понравится тебе, уверенна, понравится и мне, — подмигнув и тепло улыбнувшись ему, убегаю в дом. Куртку не одела, поэтому если останусь ещё на какое-то время, точно подхвачу простуду. Кёнсу отпускать страшно. После того, когда он признался, что теперь в открытом розыске, нервные окончания моего мозга взрывались, когда предложил отправится за бытовой химией, с отговоркой, что всё равно ему нужно уйти по делу. Отговаривать не стала. Бесполезная трата времени, да и похитител теперь весьма осторожен. Сейчас, чтобы не сказала, услышанным это не будет. Пока его не было, я стала собирать всё имеющееся необходимое, отнести в сарай, и знаете, это было самым лучшим, что я делала за последние дни, козавшимися днём сурка. Теперь я буду просыпаться с мыслью, что у меня есть цель пойти и привести этот дурацкий, холодный, страшный сарай в приличный вид. Кёнсу возвращается ближе к шести вечера, и первым делом, я кормлю его обедом, обогреваю горячим чаем. В покетах он принёс всё, что надо, и главное добрался без видимых приключений. По крайней мере, я на это надеяться хотела. То есть, он не стал бы такое скрывать, верно? — Там кое-что есть лично для тебя, — отпивая глоток горячей тёмной жидкости, признается Кёнсу. Я улыбаюсь, заглядываю в третий по счету покет, и там были книги. Любимый запах новых книг. Обожаю. — Не в этом, — быстро бросает, и я удивляюсь. Бросаюсь в поиски четвёртого пакета, а когда попадается на глаза. Мои зрачки расширяются. — Не верю, — смеюсь так искренне, так глубоко, что слышно было даже соседям, если бы они у нас были. — Ты купил мне форму. Он улыбается, и должно быть моя улыбка заразила. Ему идёт, должна подметить. — Там холодно, если ты не заметила. Подумал, что вероятно ты захочешь надеть, что-то более подходящее. Те вещи, что я купил, вряд ли пойдут для уборки старых заброшенных сараев, где наверняка куча всякой кусачей живности.Подобная форма самое то. И маска тоже есть, чтобы пылью не дышать, — говорит, указывая на покет, чтобы я вновь туда заглянула. — Боишься букашек, Кёнсу? — Что? Нет, конечно. Но на всякий случай подобная безопасность не мешает. Это было мило. Очень мило с его стороны позаботится о таких вещах. Я благодарю, а потом сажусь на край кресла. — Прицепа не было, верно? На этот вопрос он взгляд отводит, немного молчит, а потом кивает. — Не было. Но мне стоит на время завязать с вылезкой в город. Полиция теперь на каждом шагу. — А, — тормазнула, подумав, что говорить вероятно не захочет. Он посмотрел мне в глаза, говоря тем самым, что готов слушать. — Какой дело у тебя было? — Я встречался с Луханом, — не капли не думая скрывать, признается. Я ждала затаив дыхание. — Он просил подождать его где-нибудь неподалёку в лесу. За домом Сехуна следят, так же как и за твоим. Сам О не может связаться со мной. — Что сказал Лухан? — Тоже самое, что говорю тебе сейчас я. Придётся на пару дней забыть о городе, средствах связи и всего, что касается каких либо действий, чтобы не дать сигнал детективу Паку нас найти. Как я знаю, сыщик этот парень неплохой. — Детектив Пак? Фамилия ничего мне не говорила, и я решила переспросить. Мало ли...Да, и ещё напрягло, что теперь придётся по настоящему вести игру в прятки. Я боялась...теперь, я боялась за своего похитителя, потому что не хотела потерять. — Детектив Пак Чанёль. Лучший в Сеуле. В итоге уборка с затянувшимся разговором перекладывается ещё на один день. Вечер мы с Кёнсу решили просидеть в уютной обстановке за кружкой какао. — Что ты знаешь об этом парне? Парк Чанёле? Его стоит бояться? Кёнсу отпил из чашки какао, и улыбнулся. Мужчина смотрел на огонь в камине задумчиво. — О нём мало, что могу рассказать. Единственное, он неплох в своей работе, и люди в дипортаминте молятся на этого парня. Когда он только появился в городе, слухи поползли, что он буквально сразу поймал преступника, которого искали три года, за изнасилование тринадцатилетней девочки. У меня мурашки по коже побежали. Такое тяжкое приступление, и такое мягкое наказание. Будь у власти я, скорее всего захотела бы, чтобы его обрекли на смертную казнь. Извращенцы вроде этого урода не должны жить. — Значит, нам стоит бояться? — Кёнсу отвлёкся от танцев огня, и улыбаясь, ответил: — Нам? — повернулся уже в полный оборот, и приблизился ко мне. Я могла разглядеть каждый миллиметр его идеальной кожи. — Гаюль, это я тебя похител. Тебе вообще не нужно волноваться. Если нас найдут, то... — Нам пора отдохнуть, — прерываю негативный разговор, который не доставлял радости. А, еще это был побег признать моё волнение. Я и думать не хочу, что его когда-нибудь посадят. Да, он совершил ошибку, но Кёнсу её признаёт. Сердце болит от мысли, что я могу больше не увидеть его. — Спокойной ночи, Кёнсу. Он понял сразу. Понял, что не хочу говорить о проблемах, которых ещё нет, но могут быть. Кёнсу настаивать не стал, и пожелав спокойной ночи в ответ, закрыл этим тему. — Эй, а ты? Не идёшь спать? — Я посижу немного, а потом тоже пойду, — подмигнув, мужчина опустил взгляд, и теперь смотрел куда-то в другое место. — Долго не сиди, — кинула в ответ ему, скрываясь за дверью комнаты. Зала дома была как каридор к нашим комнатам. Поэтому далеко идти было не надо. Это был одноэтажный дом с двумя комнатами, залой и уборной комнатой чуть дальше от комнат разумеется. Но ванная была одна на двоих, что было не очень удобно, если вы не парочка. Я застала Кёнсу спящим на диване следующим утренним днём. Кажется, он засиделся до поздна, а потом на столе заметила прозрачный стакан, а рядом бутылку виски. Не задумывалась о наличии алкоголя в его запасах. Стою возле двери, не решаясь войти в комнату, но парень просыпается, и видит меня. — Давно стоишь там? — хриплым сонным голосом спрашивает он. Пожимаю плечами, сильнее кутаясь в тёплый плед, что взяла с кровати. В доме зябко. Камин за ночь затух, оставляя после себя угли медленно догорающие под грудой пепла. — Давно стал пить? — отвечаю вопросом на вопрос, указывая на полупустой бутылёк. Кёнсу поднимается с дивана, а тело наверняка онемело. Спал то бедолага в неудобной позе, на неудобной подушке, под тонким пледом. Он ерошит итак не ровно лежащие волосы, и морщится. — Сделал лишь пару глотков, — эта была не пара глотков, а больше них. Но, я молчу. Решила не кусать мужчину, которому и так не сладко. Он вероятно из-за вчерашнего разговора, да и событий не знал, как расслабиться. Вот и нашёл способ. — Разожгу камин. Замёрзла вон, — подмечает, то, как я скукожилась. — А, я пока завтрак сделаю, и оденусь, — беру забытый на столе покет с формой, исчезая в комнате. Мне совсем не понравилось то, что я видела. Кёнсу вместо решения проблем, стал выпивать. Если продолжится и дальше, парень станет типичным пьяницей. Надо эти проблемы на время вытащить из его головы, и уборка — это самое подходящее решение проблем. Депрессию убивает на раз-два.