Спасательный круг

Глубокие коньячные глаза, мягкие(наверное) каштановые волосы, плотно сжатые бледные губы. Парень, может и красивый, но сейчас обезумевшие выражение лица, с жадностью рассматривающее Фёдора, заставило брюнета вздрогнуть. Псих, не иначе. Какого черта он здесь один, когда весь первый корпус на тренировках в лесу? Что с его руками? Что это за дурацкие бинты? И когда он его отпустит наконец?! Будто внемля молитвам Достоевского, парень отпустил его, и теперь взгляд карих глаз выражал полное смятение. - Не сон... это был не сон, - глаза шатена потемнели и приобрели почти чёрный цвет, - ты знаешь, что это за место? - Ты что, не знаешь, куда попал? - юноша усмехнулся. Неудивительно. Его самого сюда привезли в отключке, но кошмар до сих пор продолжается, - Ты в лагере, созданном для обучения эсперов управлению собственными способностями. - "Или для пыток жалких детей и подростков, управления их недоразвитыми мозгами и ущемления более смышлённых, но слабых." - невесело усмехнулось подсознание. Действительно, Огай Мори иначе воспринимать это место не собирается. Внутри завозилась привычная зависть, кислотой разъедая грудь. Но Фёдор успешно её проигнорировал. - Кто ты? - уже менее напористо спросил парень. Информация эта ему ничего не дала. Лагерь? Эсперы? Способности? Что он несёт? - Я Фёдор, - отозвался брюнет, - Фёдор Достоевский. А тебя как звать? - Осаму Дазай, рад знакомству(наверное), - произнёс юноша, вглядываясь в глубину фиолетовых глаз, сравнимую лишь с глубиной бесконечного космоса. Они вышли из комнаты и стали медленно бродить по коридорам. Натянутое молчание вдруг разгладилось, превратившись в уютную тишину. Но в кудрявой голове "новичка" было слишком много вопросов. - Сколько здесь корпусов? - в голове накопилось тысяча вопросов, а Дазай ляпнул последнее, что его интересовало. Шатен мысленно хлопнул себя по лбу. - Два. Тебе повезло, ты попал в "хорошие руки". У Мори такие долго не живут. - недобро усмехнулся Достоевский. - Мори? Ваш... директор? - Нет, местный Люцифер. Его методы усмирения способностей настолько ужасны, что после них любая пытка кажется детской игрой... - снова напускал страх на собеседника брюнет. - Что это? - внезапно оборвал его Осаму, - ну, способность... Фёдор одарил его многозначительным взглядом. Дазай почувствовал себя идиотом. - Впервые вижу эспера, не знающего о своей способности, - произнёс наконец парень, - я не учитель, так что отвечать на вопросы ограниченных детей не обязан, - принебрежительно бросил он. - Шутишь? Ты не представляешь сколько у меня вопросов! Да я от тебя в жизни не отстану! Например... - Во первых: прекрати орать, тебя в том корпусе слышно. Во вторых: придёт ваш директор и разберётся с тобой. А я не за этим сюда явился. - перебил собеседника Фёдор. - А что ты здесь делаешь, кстати? - лукаво улыбнувшись, полюбопытствовал Осаму. Рядом со своим новым знакомым, Дазай удивительно легко справляется с тревогой. - Не твоего ума дело, - хмуро заметил парень. - Ладно, тогда я угадаю, - поддразнивал шатен, - судя по твоему вчерашнему виду, в вашем корпусе директору плевать на учеников. А аптечка, полагаю, отсутствует. Значит, ты приходишь сюда зализывать раны. "Интересно только, кто мог так поступить с таким красивым парнем... Стоп. Что?!" - смутившись собственных мыслей, Осаму всё же постарался скрыть эмоции. Мальчик, с глазами цвета сирени, с болью смотрел в пустоту. - Огаю и правда плевать на всех, кроме своих прихвостней, которых он меняет ежедневно... Гадкая, жадная крыса. Когда от него, наконец, избавятся... - Фёдор будто говорил сам с собой, а Дазай мог лишь сочувствовать. Их шаги гулко отдавались на каменной лестнице, разрывая неловкую тишину - Твои, кстати, должны вернуться уже завтра, - невзначай бросил Достоевский. - Ты часто сюда приходишь? - спросил шатен, когда они уселись в фойе на большом старом диване. - Когда удаётся сбежать от Тачихары и его блядских псин, я прихожу сюда. Эта реальность похожа на прекрасный сон... Однажды меня поймали и сдали директору. Я месяц прожил в подвале, питаясь собственной кожей и чужими пинками... Осаму стало не по себе от подобного описания. Сердце переполнилось тоской, а юноша удивлялся, когда успел стать таким чувствительным. Он пропустил момент, когда успел заключить в объятия хмурого брюнета. Фёдор впал в ступор. Его редко касались, и эти редкие случаи несли с собой только боль. Это прикосновение было иным... Оно было приятным. Достоевский впервые за столь долгое время ощутил себя в безопасности. Он неуверенно приобнял парня в ответ, но Дазай лишь сильнее прижал его к себе. Щёки обоих покрылись предательским румянцем. Приятно. Тепло. Безопасно. Они сидели так очень долго. Когда солнце уже клонилось к закату, Дазай услышал мирное посапывание и почувствовал тёплое дыхание в районе ключиц. Фёдор уснул. Осаму думал о том, что уже завтра Достоевский, скорее всего, вернётся в свой ад. Дазая душило собственное бессилие. Ему отчаянно хотелось удержать Чудо с лиловыми глазами в своих объятиях и не пускать в жестокий мир. Пусть они знакомы всего один день, парень уже не мог остаться равнодушным к страданиям спящего на его руках человека. Фёдор Достоевский стал для него спасательным кругом в мире одиночества и сумасшествия. Дазай отплатит ему тем же. Чего бы это не стоило.