Спасательный круг

Фёдор проснулся, как будильник, заведённый на пять часов утра. Когда удавалось заснуть ночью нужно было рано вставать, иначе таким "крысам" как он, на завтрак ничего не останется. Вот только вместо привычного холода и простыни, постеленной прямо на скрипучем полу в коридоре, Достоевский почувствовал тепло и заботу чужого тела. Было приятно, но непривычно. А ещё дико смущающие, потому что во сне шатен выглядел очень мило. Приоткрытые, покусанным губы, слегка дрожащие ресницы, забавно сморщенный нос и спадающие на лицо пряди. Боже, когда он начал заглядываться на парней?! Ах, да, когда в его жизни появился этот странный несчастный японец. Какая же глупая шутка - их знакомство. Только вот Фёдору почему-то совсем не весело. Дазай, видно, попал сюда не от хорошей жизни. "Возможно его, как и меня, просто продали родители. Или же он из детдома? Всякое может быть." - мелькнуло в голове брюнета. Парень аккуратно выбрался из объятий и уложил кудрявую голову на спинку дивана. Чёрт, снова залюбовался. До ушей Фёдора донёсся какой-то шум. Кажется, первый корпус возвращается. Пора бежать. Достоевский спрыгнул с дерева и отправился к забору. А точнее, к подземному ходу, который соединял территорию двух корпусов. Он, пока что, единственный, кто его заметил. И это очень хорошо. Те черти быстро бы разрушили его мнимый рай грязными оскорблениями и кучей отправленных в него камней. По холодному каменному полу пробежала стайка крыс - его верных спутниц. Фёдора самого так постоянно называли. Тачихара и его выблядки не отставали ни на шаг, если бы не способность, его давно бы избили. Но пока довольствуются камнями и палками. Уроды. Как же брюнет их ненавидел. Он мечтал сжечь это проклятое место и его обитателей к чёртовой матери. И исчезнуть отсюда. Желательно в объятия того разбитого парня... Чёрт. Щёки непроизвольно залились румянцем, и Фёдор помотал головой, чтобы отбросить наваждение. Он слишком много думает о нём. Темнота и желанная тишина располагают к приятным мыслям. Он помнил путь наизусть, хотя раньше пользовался спичками, сворованными у Акутагавы - одного из "сторожевых псин" их "конц-лагеря". Достоевский уже подошёл к стене с лестницей, ведущей к люку. А может, вовсе не подниматься? Общество крыс парня вполне устраивало. Но, стиснув зубы, он поднялся и вылез из люка, прикрытого листьями. Тишина. Скоро это спокойствие будет нарушено. Стоит поторопиться. Парень встал, прикрыл люк, и быстрым шагом направился на задний двор дома. Трава с утренней росой влажно щекотала босые ноги, только что вставшее солнце слепило прекрасные фиалковые глаза, заставляя Фёдора зажмуриться. Наверное, именно поэтому он не заметил появления высокого парня, с пшеничного цвета косой, гетерохромией и шрамом, пересекающим правый глаз. - Доброе утро, Дост-кун!!! Куда ты ходил в столь раннее утро? - нараспев произнёс "клоун", моментально расплывшись в улыбке и напугав Достоевского до чёртиков, - О, не говори! - замахал он вдруг руками, - Я сейчас угадааааю!! - блондин сделал наигранно - задумчивое лицо, - ходил на пробежку? Поджёг кабинет Огая? Подстроил смерть Тачихары? - продолжая натянуто улыбаться, тараторил блондин. - Во-первых, здравствуй. Во-вторых, хватит доводить меня до инфаркта. В-третьих, ты знаешь, что я тебе ничего не расскажу. Смирись, Гоголь. Парень расхохотался и хлопнул его по плечу, от чего "скелетик" чуть не упал на землю. Раздражает, но лучше, чем допрос. В этом был весь Гоголь. Он прекрасно понимал людей, их мысли и чувства, но самого парня никто понять не мог. Никто, кроме Достоевского. Златовласый парнишка в детстве был сильно обделён пониманием и лаской. Родители его не любили, а когда подросток начал строить из себя клоуна и применять способность, и вовсе сослали мальчика в церковь. Оттуда его забрал сам дьявол, Мори Огай, заинтригованный новой игрушкой. Испытания способности и её "дрессировка" были хуже экзорцистких обрядов. Это окончательно разрушило психику Гоголя. Хотя, здесь всем крыши срывает. Иначе бы Фёдор не понял Гоголя (и наверное не стал бы разговаривать с крысами, жалуясь им на свою жизнь). Коля всегда любил свободу. Коля чувствовал себя птицей, запертой в ловушке собственного разума. Коля хотел найти выход. Найти хотя бы понимание. И он нашёл. Нашёл Достоевского. Гоголь общался только с ним. Только Фёдор в этом аду казался ему человеком. Не крысой, как его любили называть, не демоном, а человеком. Парень, наверно, был благодарен ему за это, ведь, как известно, толпа умеет убеждать. Но они были далеко от всей этой толпы. Они всегда были странными, нарывались(по словам других), и не боялись. К физической боли и душевной пустоте парни давно уже привыкли. А общество друг друга сгладило осколки рассыпавшейся жизни и поломанных мыслей. Друг с другом было спокойнее, чем с чертями этого ада. Они вместе представляли их смерть и смеялись с этого, как с убойного анекдота. Но общество не смешное. Они все жалкие. Жалкие крысы, подстраиваются под жизнь и не нуждающиеся в разнообразии. Они не жили даже, выживали. Как же глупо, наверно, понимать себя только перед смертью. Гоголю и Достоевскому всё стало понятно ещё с рождения. Их "парочка" не нуждалась в советах. Пусть над ними смеются, пусть их унижают. Друг с другом они подавят собственное, бурлящее в крови безумие.