Сердце ведьмы.

      Юнги тихо выдыхает, улыбаясь своим мыслям и ласково перебирая чужие пряди руками. Хосок, спокойно лежащий на его коленях, только щурится, млея от нежных прикосновений. В последнее время такие тихие посиделки, когда они просто наслаждались обществом друг друга и лишь изредка разговаривали о делах, стали обыденностью.       Они оба были измотаны прошедшими днями и событиями, поэтому такой перезапуск был необходим. И что, как не тёплые объятия и любовь смогут залечить израненные сердца и души. Мин не мог просто смотреть на своего альфу, пребывающего в какой-то прострации после случившегося, поэтому старался вернуть прежнего Чона всеми силами.       Хосок лишь улыбался на все попытки старшего, отвечая, что ему просто нужно немного отдохнуть. И лучшим способом и лекарством цыган искренне считал проявление чувств в их отношениях, с чем ведьма молча согласился, ведь безмятежная улыбка брюнета, примостившегося рядом со своим омегой, говорила о многом, а их полуночные беседы, наполненные любовью и беспокойством друг о друге, делали своё дело.       Юнги казалось, что они резко повзрослели и больше не были теми упёртыми мальчишками, которым всё казалось или забавой, или мимолётной слабостью. Теперь их мысли были заняты куда более глубокими и важными соображениями, а дальнейшая судьба не была исходом небесного жребия. Они вместе обсуждали своё общее будущее, прислушиваясь к словам друг друга и смотря на каждую мелочь с позиции жизненного опыта.       — О чём думаешь? — неожиданно спрашивает Чон, расслабленно поворачивая голову и встречаясь с Мином взглядами.       — О том, как сильно люблю тебя, — по-простому и без утайки отвечает Юнги, беспокоясь о том, как бы не засмеяться, ведь его парню не хватает только хвоста и ушек, чтобы быть похожим на счастливого щеночка.       — Ты часто говоришь это в последнее время, меня это настораживает, — недоверчиво щурится Хосок.       — Я многое понял и переосмыслил, — делится соображениями ведьма, убирая с чужого лба непослушные прядки. — К тому же, это лишь малость того, что я могу сказать, чтобы ты не чувствовал себя полным идиотом, — Мин улыбается, припоминая альфе его же слова, сказанные, казалось, так давно.       Цыган коротко смеётся, привставая и запечатывая на губах напротив мягкий поцелуй. Для них такие тёплые, атмосферные моменты — настоящее сокровище, что-то интимное, что должно остаться только между ними и не касаться никого больше.       Со стороны двери слышится лёгкое покашливание, отвлекая влюблённых друг от друга и заставляя повернуть головы к проходу. Хосок предупреждающе щурится, видя Баро на пороге комнаты, и лишь ладонь Юнги, сжавшая его плечо, сейчас удерживает парня в руках, ведь брюнет всё ещё имеет свои счёты с альфой.       — Приветствую, — аккуратно начинает Мин, предполагая, что мужчину впустил Джин, прочно обосновавшийся внизу и приглядывающий за двумя тонсенами, пока ведьма не в состоянии исполнять свои обязанности.       — Бахталэс, Хосок, — словно игнорирует юношу Чхве, но лишь действует согласно собственным правилам, считая, что прежде всего надлежит здороваться с альфой. — Бахталэс и ту, Юнги, — уважительно склоняет голову мужчина, чем удивляет обоих парней. — Я хотел бы поговорить, — переступает через собственную гордость Хенсу. — Наедине, — дополняет он, видя, что Чон не двигается с места.       — Я остаюсь, — отрезает Хосок, больше не желая оставлять своего омегу один на один с таким жестоким и помешанным на личных принципах человеком.       — Присаживайтесь, — ведьма кивает на стоящий рядом с постелью стул, оставаясь солидарным с цыганом.       Баро, закатывая глаза и излишне сильно сжимая в руке трость, опускается на предложенное место, закидывая ногу на ногу. Брюнет скрещивает руки на груди и отходит к окну.       — Как твоё ранение? — интересуется Чхве, бегло осматривая омегу взглядом.       — Заживает по-немногу, совсем скоро встану на ноги.       — В тот день я был не прав и поступил с тобой грубо и неуважительно, — Чон тихо фыркает, удостаиваясь за это пронзительного взгляда. — Ты спас меня, несмотря на нанесённую мной обиду и угрозы, поэтому прошу прощения у вас, мои глупые дети. Ваша самоотверженная любовь сильнее моих слов, — прерывается ненадолго, стараясь подобрать верные выражения. — Я не стану более препятствовать, ибо по гроб обязан тебе своей жизнью. Добро пожаловать в семью, Юнги. Надеюсь, ты сможешь простить мне мою стариковскую дотошность.       — Я думаю, то, что было в прошлом, должно остаться в прошлом. У меня не осталось ничего, что могло бы удержать меня здесь, поэтому я буду счастлив посвятить всего себя своему альфе и всем, кому могут пригодиться мои знания и советы, — Юнги, желая зарыть топор этой едва начавшейся войны, протягивает руку и улыбается уголками губ.       — Никогда прежде я не пожимал руку омеге, — замечает Чхве. — Ты умный парень, и я надеюсь на то, что ни ты, ни я не пожалеем о принятом решении, — он пожимает чужую ладонь, предчувствуя, что это не последний раз, когда ему придётся нарушить традиции ради счастья двух юных сердец.

***

      Недели пролетают одна за другой, и Мин чувствует себя более чем хорошо, ведь рядом с ним преданно любящий его человек, а впереди — светлое настоящее, обретающее новые краски с каждым днём.       Ведьма никогда не забудет тот миг, когда Баро при всех назвал его сыном, прося относиться к омеге с уважением и почитанием, и вовек не забывать его великодушие и открытые для каждого сердце и душу. Для Юнги и Хосока это было невероятно радостным днём, ведь теперь их чувствам не угрожало ничего, а удача определённо была на их стороне.       Омега не был уверен, что каждый в таборе воспринял эту новость положительно, но точно видел одобрительный взгляд тётушки и радостный Сокджина, говорящие о том, что они всё сделали правильно. Теперь уже их общая большая семья готовилась снова пуститься в путь, и Мину оставалось лишь закончить последние дела, чтобы впервые в жизни, но уже навсегда покинуть родной город.

***

      — Бросаешь меня, значит, — вздыхает Ким, подпирая голову рукой. — И ради кого? Оставляешь своего верного меня на произвол судьбы после всего, что между нами было!       — Сам вспомни, сколько раз ты так же заходил попрощаться, отправляясь в очередное путешествие, — спокойно парирует Юнги, но и сам понимает, что будет безумно скучать по своему дорогому другу, в своё время заменившему ему всех.       — Тогда я хотя бы знал, что вернусь! — Намджун не выдерживает, вскакивает с места, принимаясь ходить из одного угла комнаты в другой. — А если мы больше никогда не увидимся?!       — Я уже всё решил, Джун, и ты это знаешь. Мне будет тоскливо без наших посиделок и прогулок, твоих рассказов о странствиях и привычки бить мои кружки, но если я останусь, то сгорю от терзающей меня любви и одиночества, — у него в голосе проскальзывают виноватые нотки, но оба понимают, что как прежде уже не будет, поэтому альфа сдаётся, вздыхая, и друзья крепко обнимаются.       — Пообещай, что никогда меня не забудешь, — Киму даже кажется, что ещё немного, и у него потечёт скупая мужская слеза, поэтому спешит исправить положение, чтобы не потерять авторитет. — И сына моим именем назовёшь!       — Обещаю, — хрипло смеётся ведьма, прикрывая глаза.

***

      — Ну-ну, дитя моё, — ласково похлопывает его по спине Матушка Кусумдочи. — Такова судьба, главное, чтобы ты был счастлив. Конечно, теперь мне самой придётся выбираться в город и видеться с этими мерзкими людьми, но ничего не поделаешь.       — Мне будет не хватать ваших нагоняев, — делится омега, незаметно утирая застывшие в глазах слёзы. Отпускать тех, с кем был рука об руку почти всю жизнь — нелегко, и теперь юноша это понимает, как никто другой.       — Не кручинься, у меня есть кое-что для тебя, — женщина на несколько минут отходит к сундуку, стоящему под лестницей, и практически полностью скрывается за массивной крышкой, чихая от скопившейся пыли и ругаясь, когда спотыкается об оставленную в попыхах вещь.       Когда Хальмони ставит перед ним на стол маленькую коробочку, Юнги вопросительно вскидывает брови, открывая свой подарок и ахая.       — Когда ты родился, мы с твоей бабушкой сделали это и зачаровали, чтобы успокоить тебя, когда ты плакал по ночам. Она старенькая и уже поблёкшая, но если завести, будет играть, как прежде. Пусть вместе с мелодией этой колыбельной из твоей чудной головушки испаряются грусть и печаль.       Мин аккуратно заводит маленьким ключом механизм и ставит коробочку на стол, смотря как медленно вращается барабанчик и, задевая нужные пластинки, издаёт замечательные звуки, навевающие воспоминания о далёком безоблачном детстве.

***

      — Тише-тише, Чонгуки, — успокаивающе шепчет ведьма, прижимая к себе плачущего ребёнка и смотря, как Тэхён и Чимин, пытающиеся сдерживаться, разом налетают на него, крепко обнимая и бесстыдно размазывая сопли по рубашке омеги.       — Ты совсем не любишь нас, хён, — почти воет маленький Ким, не веря, что Юнги может просто взять и уехать далеко-далеко и насовсем-насовсем.       — Люблю, мои хорошие, очень люблю, но Хо-хёну я нужен больше, — старается успокоить малышей Мин, но получает лишь новую порцию рыданий. — Вы же помните, чему я вас учил?       — Отличать лаванду от шафрана, — шмыгает носом Чон.       — Никогда не унывать и пробовать снова и снова, — вставляет Чимин, не желая отлипать от старшего.       — Печеньки печь, — срывается Тэхён, глотая солёные слёзы.       — Вот видите, как много вы можете вместе, — ласково улыбается Юнги, аккуратно утирая солёные дорожки с детских лиц. — Будьте трудолюбивыми и заботьтесь друг о друге. Хён всегда будет вами гордиться.       — Честно-пречестно? — мгновенно переспрашивают все трое.       — Честно-пречестно, — кивает Мин, поочередно целуя малышей в носики и мягкие щёчки.

***

      Ведьма, улыбается, собирая последние вещи в сумку. В верхнем ящичке стола — самое сокровенное. Шарф, подаренный Хосоком во время их первого похода на ярмарку. Рисунок, нарисованный Чонгуком, Тэхёном и Чимином, чтобы хён скорее поправился. Парная фотография с Намджуном, когда они оба ещё детьми заболели ветрянкой и сидели, обмазанные мазями буквально везде. Ракушка, которую Ким привёз ему из своего долгого путешествия к океану. Музыкальная шкатулка, подаренная Матушкой Кусумдочи, и другая мелочь, представляющая для омеги самое ценное.       — Пойдём, Тучка, у нас теперь новый дом, — подгоняет он кошку, последний раз смотря в окно. Туда, где покоятся его любимые бабушка и дедушка, дорогие мама и папа. Юноша склоняет голову, отдавая дань уважения духам Чосансин и прикрывая дверь в комнату, шустро сбегает по лестнице, зная, что внизу его уже ждёт Хосок.       Может быть, у них на пути ещё не одно испытание, и это — своеобразная плата за счастливые часы, проведённые вместе. Может быть, небеса уже подготовили им засаду, надеясь, что они наконец попадут в ловушку, из которой не смогут выбраться. Может быть, им всё-таки не суждено быть вместе, и разлука не заставит себя ждать. Так бывает, и ни для кого не секрет, что всё хорошее когда-нибудь заканчивается, но сейчас Юнги точно знает, что в его сердце живёт любовь. Сильная, неугасаемая любовь, связывающая его с одним единственным на свете человеком, внутри которого такой же пожар из чувств и эмоций.       Сейчас, когда они одновременно оглядываются на одиноко стоящую ведьминскую лавку, которая видела и боль, и слёзы, и счастье, и радость, и восторг, и разочарование, и зависают, смотря на солнце, клонящееся к закату, оба знают, что их любовь никогда не померкнет и не спрячется за горизонтом.