Сердце ведьмы.

      Хосок, как и обещал, всё про цыганские празднества рассказал. О том, как гостей встречают, как накрывают столы и веселятся, какие песни поют и как играют. В этот раз гуляния не захотели проводить в окружении повозок, поэтому подыскали недалеко в лесу большую поляну, посередине которой было решено подготовить всё для большого костра. Чуть поодаль, за холмом текла река, что очень обрадовало омег табора, у которых была традиция делать венки, а потом опускать их в воду и на суженных гадать.       И если Юнги на это всё с умным видом покивал и обрадовался, что бабушка заставила его купить новый наряд, ведь теперь появился повод не только приобщиться к цыганской культуре, но и перед Чоном принарядиться, поэтому Мин, несмотря на мандраж и лёгкий страх, празднеств очень ждал.       Только одного ведьма не учёл, но об этом самом обстоятельстве вовремя вспомнил и обратился за помощью к самому сведущему в этих делах человеку.       — Я совершенно не умею танцевать, — как-то вечером признаётся омега Хосоку, после того, как они снова заводят тему о предстоящих днях.       — Ты не обязан принимать участие в каждом танце, но есть один парный, который танцуют все. Вставай, я научу тебя, он не сложный, — цыган поднимается со стула и плотно задвигает его в стол, чтобы мебель не мешалась, и они не покалечились.       Юнги, понимая, что ему это так или иначе необходимо, только тихо вздохнул, сетуя про себя на возраст.       — Если альфа хочет пригласить омегу на танец, то он опускается на одно колено и протягивает партнёру руку, склоняя голову в знак уважения, — Чон тут же опускается перед ним на пол, наглядно демонстрируя обычаи.       — Если омега соглашается, то вкладывает свою руку в чужую, немного приседая в поклоне и также опуская взгляд, — Мин тут же повторяет, следуя указаниям.       — Наши танцы ритмичные и быстрые, но мелодичные и страстные, поэтому очень важен зрительный контакт между парой. Резкие шаги контрастируют с плавными движениями рук, — подсказывает Хосок, тут же показывая, что следует делать. — Обычно поступь идёт по кругу, при этом наши ладони поочередно соприкасаются. А здесь мы будто встречаемся после долгой разлуки, поэтому не отпускай мою руку и, вильнув бёдрами, обернись ко мне спиной, откинув голову на плечо, — ведьма немного путается в ногах, но брюнет умело направляет его, поддерживая. — Да, вот так хорошо.       Юнги кажется, что у него кружится голова. И виной этому не движения, которые показывает ему Чон, а сам альфа, чьё присутствие и близкие касания вызывают у него мурашки. Хосок и сам чувствует себя не лучше, когда омега в его руках так соблазнительно прижимается к нему и безукоризненно следует чужим словам.       — Ты умеешь танцевать вальс, лисёнок?       — Вполне, — честно говоря, это единственное, что блондин знает более или менее хорошо.       — Тогда плавно вывернись из моих объятий через левое плечо и прильни обратно, — Мин с лёгкостью проделывает эти движения и, не отрывая взгляда, соединяет их ладони, а вторую руку укладывает на чужое плечо, чувствуя такую же хватку на своей талии. — Умница, а теперь под счёт. Раз, два три. Раз, два, три. Раз, два, три…       Они кружатся по комнате, буквально чувствуя друг друга и входя в ритм, когда не слышишь и не видишь ничего, когда танец захватывает сердце, меняя частоту ударов и гармонично подстраивая их под мелодию. Хосок энергично ведёт, сглаживая повороты, а после и вовсе начинает напевать мотив песни, чтобы Юнги хотя бы немного имел о ней представление.       — А теперь те же движения, но в обратную сторону, попробуй без моих подсказок, — Чон ему улыбается, подмигивая, и омега чувствует себя намного увереннее.       Блондин чуть прикрывает глаза и с новой силой возвращает себя танцу. Прижимается спиной, не забывает о руках и шагах, ведёт головой, будто чувствуя такт, терпеливо оставляет всё непонятное позади, следуя советам цыгана. Они двигаются почти одновременно, то встречаясь, то опять расходясь резвой поступью. Мин облизывает пересохшие губы, в очередной раз падая в объятия парня, но уже не боится, сам себя от неверных шагов удерживает.       — Давай-ка по счёту. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три… — у Хосока в глазах лукавые огоньки пляшут, как и он сам в нужном ритме кружатся. Юнги засматривается непростительно долго, потому что не может отвести взгляд от лица напротив, каждой клеточкой своего тела чувствует пленяющую энергию, исходящую от альфы.       На финальных шагах Мин снова оказывается в горячих объятиях и, сделав ещё несколько выпадов, вывёртывается из них, не расцепляя пальцев, и изящно склоняется точно так же, как показал Хосок.       Они молчат несколько секунд, восстанавливая дыхание, и только после этого поднимают головы, улыбаясь друг другу.       — Ну вот, а говорил, танцевать не умеешь, — Чон парня на себя тянет, ведомый распалившимся желанием быть ближе, омегу к себе прижимает, одну руку на щёку укладывает, поглаживает излишне нежно и смотрит так внимательно, что Юнги, раскрасневшийся и запыхавшийся, совсем теряется. — Ты такой красивый…       — Я хочу тебя, — ведьма чужим манипуляциям поддаётся, шепчет откровенно, высказывая, что на уме, просит, выбора не оставляет. — Позаботься обо мне, как настоящий альфа заботится об омеге, — добивает.       — Лисёнок, — Хосок тянет почти жалобно, потому что не может совладать с внутренним я, наклоняется, соприкасаясь с блондином лбами. — Ты уверен?       — Абсолютно, — Мин подаётся вперёд, потирается носом о щёку брюнета и целует. Медленно, но настойчиво сминает чужие губы, встречаясь с не менее жарким ответом. В собственных ощущениях растворяется, льнёт ближе, в Чоновские волосы пальцами зарывается, чувствуя, как альфа на каждый его порыв собственным отвечает.       — Прежде чем я сделаю что-то, — цыган их обоих от последнего шага удерживает, нехотя от сладких губ отрывается. — Мне нужно знать. Это ведь не первый раз? — двусмысленно намекает и в глубине души хочет, чтобы омега ответил отрицательно, но тот опускает голову и молчит, обдумывая свой ответ. — Расскажи мне всё.       — Он очень грубо обошёлся со мной, было противно и страшно. Сначала я думал, что так и должно быть, поэтому не понимал, кто соглашается терпеть такое ради каких-то там чувств, но с тобой всё по-другому. Тогда, во время течки, твои касания успокаивали меня, вызывали совсем другие эмоции. Я хочу доверить тебе не только своё сердце, но и тело, поэтому прошу, не делай мне больно, — почти умоляет.       — Я никогда не позволю себе грубость по отношению к тебе, лисёнок. Ты пробовал изучать себя самостоятельно? Думал о том, что тебе нравится, а что нет? — Хосок, может быть, и докапывается излишне, но не может иначе, ради них обоих старается. — Шея и плечи — мои слабые места, — поясняет он, встречаясь с вопросительным взглядом. — Я обожаю, когда ты цепляешься за меня, прикасаешься именно там или водишь носом, пытаясь уловить мой запах. Меня это возбуждает.       — Я хочу ласки, нежности и… — отвечает Юнги на заданный ранее вопрос, понимая суть. Это единственное, в чём он полностью уверен, разве что…       — И?       — Твоего внимания. Мне нравится, когда ты смотришь на меня. Я хочу быть желанным омегой, желанным тобой, — Мин в очередной раз облизывает пересохшие губы, что не укрывается от Чона, который всё вмиг понимает.       — Ты безумно очаровательный, Юнги. Может ты и не знал, лисёнок, но ты плачешь, когда получаешь удовольствие, — Хосок не стесняется на обращения, все свои карты раскрывает. — Я заметил это во время твоей течки.       — Что? — ведьма вскидывает брови, удивлённый таким заявлением.       — Я нахожу это потрясающим. Я люблю твой голос, твоё тело, тебя всего с ног до головы, — теперь альфа уверен. Мин ему доверяет и открыться не боится, льнёт к теплу, отвечая на похвалу довольной улыбкой.       Они снова целуются, обнажаясь и высвобождая все потаённые желания. Больше нет никаких преград между ними. Всё, что было раньше, теперь уже не важно. Сейчас их мысли заняты лишь друг другом, и Юнги в этом круговороте тонет, погружаясь с головой. Ему кажется, что кожа под одеждой горит, но это ни на миг нельзя сравнить с пламенем, что бушует у него в груди.       — Сними это всё для меня, — Чон просит, отстраняясь и присаживаясь на край кровати. — Я буду смотреть лишь на тебя, лисёнок.       Ведьма не теряется и не сомневается, негласные правила покорно принимает. Раздевается также неспешно. Медленно скидывает накидку, оставляя её валяться у своих ног, стягивает блузу через верх, не сдерживаясь и очёрчивая руками изгибы собственного тела. Ведёт ладонью от груди до талии, возвращается к рёбрам, чуть наклоняясь. Закусывает губу, ловя прищуренный, заинтересованный, голодный взгляд, обращённый только к нему.       Хосоку до одури нравится то, что он видит. Юнги великолепен во всех отношениях. Округлый в нужных местах, лишённый подростковой угловатости. Чон не может оторвать глаз от стройного тела, которого так хочется коснуться самостоятельно, ощутить мягкость кожи, испробовать на вкус. Он даже присматривает место для метки, которое обязательно будет подчёркивать обаятельность Мина и его принадлежность своему альфе.       Блондин, довольный произведённым успехом, не останавливается, ловко развязывает пояс, тут же падающий на пол вместе с хлопковыми бриджами. Выпутывается из штанин, аккуратно переступая через ткань и оказываясь на шаг ближе к цыгану, немного поворачивается, ослеплённый чужим вниманием, и Хосок, кажется, теряет голову.       Худые ножки, так прелестно подходящие омеге, сочные бёдра, до этого обтянутые одеждой, возбуждают в альфе отдельный огонёк желания. Ему не терпится оставить отпечатки своих ладоней на молочной коже, приласкать парня, залечить его раны своей любовью, насладиться умопомрачительной близостью, вдоволь надышаться их смешанными ароматами.       — Покрутись, лисёнок, — хриплым голосом просит он, чувствуя, как собственная одежда неприятно стягивает вставший член, но старается не придавать этому значения, пока не закончится их маленькое дефиле.       Юнги щурится, но послушно поворачивается спиной, не спешит снимать бельё, жеманно куражится, водя руками, а после прогибается, ведомый скорее инстинктами и шестыми чувством и надеющийся, что Хосоку это понравится.       — Господи, как ты красив… — с придыханием шепчет Чон, нервно сглатывая и уже представляя, как великолепно омега будет смотреться обнажённым в его руках, с его меткой на шее и кольцом на пальце.       Мин успевает расстегнуть цепочку и сбросить её в ворох одежды на полу, прежде чем слышит трепетное «иди ко мне» и, оборачиваясь, видит протянутые руки. Юнги улыбается, делает несколько шагов к кровати, словно обдумывает приглашение, но даже не думает увиливать или язвить.       Цыган его без лишнего промедления к себе притягивает, на свои колени усаживает, помогая принять удобную для обоих позу, и целует, кажется, так, как никогда раньше. Настойчиво проникает в чужой рот языком, обводит дёсна и зубы, изучает, лишь сильнее прижимая омегу к себе. Любовно оглаживает бока, подтягивая податливое тельце ещё ближе.       Юнги с ума сходит от горячих ладоней на пояснице, распаляющих желание прикосновений, глубоких поцелуев, за которые они успевают растворить друг в друге, вновь и вновь сталкиваясь губами и моля не останавливаться. Омега чувствует, как становится влажным, и это приносит ему настоящее удовольствие, хоть и бельё начинает неприятно холодить кожу. Ведьма цепляется за плечи цыгана, сжимая обрезанную по рукавам рубаху и зажмуриваясь, когда Чон губами касается его шеи, увлекается тем, что оставляет на чужом теле россыпь поцелуев и покусываний, заводящих ещё больше.       Мин обвивает талию Хосока ногами, позволяя уложить себя на простыни, и зарывается руками в тёмные шелковистые пряди, оттягивая и пропуская их между пальцев, на что альфа сдавленно рычит и несдержанно стонет, чувствуя крепкую хватку на плечах, контрастирующую с последующими мягкими поглаживаниями. Юнги интуитивно надавил именно на те точки, вызывающие в альфе дрожь и желание того, чтобы блондин сделал так ещё раз. Как-нибудь он обязательно уговорит ведьму на массаж, уже предчувствуя, что тот хорошенько пройдётся по его спине и разогреет мышцы.       Чону стоит больших усилий оторваться от желанного омеги даже на несколько секунд, чтобы раздеться и помочь старшему освободиться от белья. Юнги уже видел цыгана без верхней одежды и знал, что тот сложен весьма неплохо, но о том, что вблизи его ожидает загорелое тело, крепкие ноги и сильные руки, ласкающие его всего, мог только догадываться.       Хосок, как и обещал, на нежность не скупится. Медленно покрывает ведьму поцелуями, посвящая тому всего себя, любовно сминает бёдра, разводя их в стороны, и относится нарочито бережно, по-настоящему показывая Юнги, как должна выглядеть любовь между альфой и омегой. И Мина это подкупает. Он чувствует себя настолько хорошо и окрылённо в умелых руках, что практически забывает обо всём, прося быть ближе, коснуться сильнее и больше не оставлять его, как во время течки.       Цыган неторопливо растягивает блондина, желая, чтобы ему было как можно комфортнее и безболезненнее. Чон терпеливо вводит пальцы, один за другим, как до него доносится задушенный всхлип, заставляющий его сердце встрепенуться. Плачущий Юнги — что-то запредельное, отдельный вид искусства, пленяющий воображение и сводящий с ума. Абсолютно разбитый взгляд только дополняет несколько очков в общую картинку.       Неконтролируемые слёзы, вызванные удовлетворением и близостью по-настоящему преданного и влюблённого в него альфы, Мин сдержать не может, признавая, что Хосок был прав, когда говорил ему об этой особенности. Брюнет, чувствуя чужую дрожь, только улыбнулся.       — Не бойся, мой хороший, — цыган своё слово всегда держит, но обеспечить старшему безболезненное проникновение не в силах, поэтому воздействует, как может, применяя и сводящую с ума нежность, и феромоны альфы, сильно раскрывающиеся в период тесных отношений. — Я буду аккуратным, — он переплетает их руки, заводит за голову Юнги и, получая уверенный кивок, входит, надеясь, что достаточно растянул омегу.       — Хосока… — Мин протяжно стонет срывающимся голосом, выгибается навстречу, шумно хватая воздух, и учащённо дышит, пытаясь побороть неприятные ощущения.       — Я рядом, лисёнок, потерпи немного, — Чон почти рычит и щурится, чтобы самого себя в руках удержать. Юнги узкий и безумно горячий сейчас, что Хосоку стоит больших усилий плавно качнуть бёдрами, чтобы поменять точку опоры и быть ближе к омеге. — Скажи мне, когда я смогу продолжить, — блондин закусывает губу, чувствуя пламенные поцелуи в ухо и висок и теряясь от такого контраста.       Мин старается расслабиться, ведомый голосом возлюбленного и его способами помочь. Выдыхает, чуть елозя по взмокшей из-за пота и выделений простыни, и наконец решается, когда жжение немного отходит на второй план:       — Аккуратнее, пожалуйста, — произносится сдавленно, едва слышно, но достаточно, чтобы Чон услышал и толкнулся ещё раз, в этот раз заглушая стон глубоким поцелуем, перекрывающим всё остальное.       Юнги чувствует себя заполненным, что совсем не привычно, но это доставляет ему некое удовольствие, особенно, когда цыган начинает аккуратно двигаться, следя за каждой эмоцией на лице хёна. С Хосоком всё совершенно по-другому, ощущается не так, как раньше, чувствуется иначе. Чуткий и внимательный к его просьбам альфа, заботящийся прежде о комфорте партнёра — тот, кто был действительно необходим, теперь Мин это понимает, когда позволяет парню шире развести свои ноги в стороны и толкнуться глубже.       Между ними фейерверки взрываются, и самые настоящие черти пляшут. Цыгану кажется, что он чужими вздохам питается, частым дыханием упивается и с ума сходит от каждого несдержанного хрипа, стона или всхлипа. Юнги податливый, раскрасневшийся, у него между ног хлюпает от количества выделившийся смазки, и это заводит.       Ведьма чужим именем захлёбывается, повторять не перестаёт, мечется, тая во власти сильных рук. Хосок рычит, скидывая со своего внутреннего альфы цепи, карт-бланш выдаёт, омегой под собой наслаждается, ни его, ни себя не жалеет. Блондин от такого напора задыхается, куда себя деть не знает, за альфу, как за спасательный круг хватается, ноготками в кожу впивается, чувствует, как на ногах пальчики от крышесносного удовольствия поджимаются. Юнги, ощущая скопившуюся в уголках глаз влагу, зажмуривается, хрустальные дорожки вниз по щекам отпуская.       С Мином запредельно хорошо. Чон самому себе признаётся. Этот омега идеален для него, будто ему в подарок от судьбы был рождён. Видеть, как его лисёнок цепляется за него, слышать, как тот молит, то и дело его имя в свои стоны вплетает, чувствовать, как старший сжимается вокруг его члена и сам вперёд подаётся, двигая бёдрами, — непростительно восхитительно.       Ведьму потряхивает, а мозг совершенно отключается, отказываясь функционировать по назначению. Юнги комкает одеяло в руках, откидывая голову на подушки и оголяя шею. Перед глазами всё сквозь пелену красным горит, а парень от собственного желания, навеянного приближающимся оргазмом, спастись не может, едва не скулит, не находя сил попросить в открытую.       — Ещё немного, лисёнок, — Хосок своего омегу чувствует, по бегающему взгляду чужие эмоции и хотелки угадывает, сам же им потакает. Наклоняется, проникая глубже, место для будущей метки высматривает, хищно облизываясь. На вкус пробует, ведя языком по доступному участку солёной кожи.       Мин и сам подставляется, смелеет, с мольбой в голосе к альфе обращается, наконец получая его одобрение, и зажмуривается, когда Чон клыки обнажает и кусает подставленную шею, помечая омегу собственным запахом и навсегда на его теле природным почерком расписываясь, и своё сердце с чужим воедино связывает, навечно закрепляя немое обещание, чтобы с такой же большой и страстной любовью. До конца жизни. В объятиях друг друга.