Сердце ведьмы.

      Погода меняется. С каждым днём солнце пригревает всё сильнее, буйные ветра, приносящие громовые тучи зимой, стихают, нередко к окраинам городка из леса выбираются животные и становятся настолько смелыми, что бесстрашно залезают в людские домики и хозяйничают там. У Юнги так однажды белка из чарки с мукой вылезла, наведя немало шуму, пока омега пытался поймать бедное, напуганное, существо и выпустить его на волю. Словом, всё приходило в движение.       Жизнь в городке текла своим чередом. Площади оставались такими же оживлёнными, количество лавок с товаром только росло, а Чонгук, Чимин и Тэхён всё так же мешали хёну наводить порядок в лавке, почти ежедневно заглядывая то на чай, то просто поиграть. Мин отнюдь не сердился, а понемногу учил малышню обращаться с колдовскими книгами и разбираться в травах. Пареньки толковые, да и такие знания всегда пригодятся.       На приезжих цыган перестали обращать внимания, поэтому Хосок уже не ловил на себя десятки недоумённых взглядов и больше не был предметом обсуждений Юнгиевых соседок, разве что бабуля иногда при всех напоминала внуку о том, что пора бы уже поддаться амурным стрелам, да юноша только отмахивался. Чон особо не расстраивался, ведь видел, что ведьме он очень даже симпатичен.       Единственное, что смущало альфу, — интерес к Мину его названных братьев. Хосок — человек молодой и гордый, а ещё с пылким нравом, поэтому то, что заприметил, другим не отдаст.       Flashback.       Цыган щурится от светящего в глаза солнца и блаженно прикрывает глаза, расслабленно опираясь на ступеньку повыше. С самого утра у него прекрасное настроение, поэтому и детали игрушки, которую сейчас вырезает Чон, получаются точнее, лучше, красивее. В этот раз альфа решил сделать лИса. Этот образ почему-то напоминал ему Юнги. Хосок старался придать изделию такой же хитрый взгляд, перенести некоторые черты ведьмы на игрушку, показать нрав понравившегося ему омеги, а потом обязательно преподнести это как подарок, или талисман на удачу.       — Бахталэс, Хосок, — слышит он над ухом и резко вскидывает голову, отвлекаясь от своих мыслей. Перед ним — два брата близнеца, сыновья одного знатного советника, приближенного к барону.       Альфа откладывает нож и, не доделывая работу, встаёт, чтобы выказать принятое у них в таборе уважение.       — Бахталэс и ту, Минхо. Бахталэс и ту, Сунхо, — улыбается он уголками губ, внутренне испытывая некую раздражённость, что его оторвали от работы. — Прошу, присаживайтесь, — он выдвигает гостям удобные раскладные стулья и стряхивает мелкие опилки с колен.       — Как не увижу тебя, так всё ты делом занят. То в лес уходишь, то поделки мастеришь. Никого из малышни подарком не обделишь. Прими моё уважение, — склоняет голову Минхо, одобрительно кивая.       — Совсем ты скучен стал, — в противовес старшему шепеляво вставляет Сунхо, получая недовольный взгляд от брата. — Мы, цыгане, народ весёлый. От роду нам едва двадцать пять, а вы всё о делах да о делах. Раньше ж помню, о вине, о празднике, об омегах на худой конец.       — Сунхо, — предупреждающе тянет старший, недовольно хмурит брови.       — Видал я одного омежку, кстати. Округлый в нужных местах, кожа мраморная, как будто с хрустальных пещер на Западе, прищур лисий, а взгляд колкий. Местные поговаривают, с характером, ведьмой кличут. Больно красив собой. Я бы его…       Хосоку кажется, что у него начинает дёргаться глаз, а внутри что-то переворачивается, ударяя в голову. Альфа цыганский жестокий нрав не по наслышке знает, а про то, что Сунхо — тот ещё ублюдок и подавно. Чон стискивает зубы, потирая переносицу и резко вставая. Он бы не хотел знать, что там бы Чхве сделал, но Хосок клянётся, что если тот только посмеет тронуть его омегу, альфа ему руки переломает, не побрезгует.       — При всём уважении, — цедит он. — Ещё раз посмотришь на него, — пеняй на себя.       Сунхо не сразу понимает, поэтому недоумённо вскидывает брови, а когда до него доходит, то встаёт, выравниваясь с Хосоком и нахально ухмыляется.       — Вижу, и тебе он приглянулся. Забьёмся, кто первый его в постель уложит, или втроём согласен? Сам понимаешь, что на большее расчёта не будет. Пришёл и взял. Чай нам двоим он точно отказать не сможет, силёнок сопротивляться не хватит, — разводит руками младший, скалясь.       Чону кажется, что если бы не Минхо, быстро оценивший ситуацию и вставший между ними двумя, оттеснивший Хосока собой, он бы этого Чхве прибил. И плевать, чей он там сын. Этот придурок на его сокровище позарился. Пусть только пальцем тронет, Хосок ему глотку перегрызёт и не подавится.       — Хоть один волосок с его головы упадёт, и ты труп, — медленно, выговаривая каждое слово, произносит альфа, отталкивая Минхо от себя.       — Сунхо, иди к отцу, — командует старший, закатывая рукава. Тот пытается что-то возразить, но быстро сникает под двумя яростными взглядами и, ничего не отвечая, презрительно поджимает губы и уходит, быстро переставляя ноги. — Не горячись, — обращается Минхо уже к Чону. — Наша семья многим обязана тебе, Хосок. И я, и брат, и отец в долгу перед тобой. Поэтому клянусь здоровьем моей дорогой матушки, что тот омега будет в безопасности.       — Ты меня знаешь, Минхо, — сухо отвечает цыган. — Я шутить не буду.       — Не нужно мне угрожать. Твоё личное ни меня, ни кого-либо ещё не касается. Я пообещал, я выполню. Однако и ты помни, что барон против браков с людьми не из табора. Намучаешься ещё из-за своего упрямства. А если же так судьбой предначертано, желаю тебе счастья, ибо небо всё видит и всё знает.       Хосок отворачивается, снова садясь на ступеньки и вертя в руках недоделанную фигурку лиса. Чон понимает, что Ли-старший прав, но ничего не может с собой поделать. У него к Юнги не детские чувства и даже не влюблённость, о которой легко забудется, как только увидишь кого-то более яркого. Это что-то сильное, серьёзное, изо дня в день оплетающее всё его сердце неразрывными путами из нежности и заботы. Хосок бы для Мина весь мир завоевал и к ногам омеги положил, если бы тот захотел.       — От судьбы… От судьбы… От судьбы ты не уйдёшь…       В лапы к ней… В лапы к ней… В лапы к ней ты попадёшь…       И не важно, от чего ж, грех ты на душу возьмёшь…       Если ж к сердцу… Если ж к сердцу… Песней путь ты свой найдёшь…       Довольно громко напевает Минхо, удаляясь и отвлекая Чона от его рассуждений, старинную цыганскую мелодию, оседающую в душе лёгкой печалью. End of Flashback.       Даже спустя несколько дней Хосок не может перестать прокручивать слова Сунхо и Минхо в своей голове. Одного из братьев он всё ещё хотел приложить чем-нибудь тяжёлым, другого поблагодарить за то, что не дал ему натворить дел сгоряча.       Однако сейчас, когда Мин задерживается уже на добрых пятнадцать минут, Чон начинает волноваться, ибо омега очень пунктуален, и никогда раньше не опаздывал, если они планировали встречу. Сомнения начинают ещё больше одолевать альфу, когда он, кажется, замечает знакомую макушку в толпе. Юнги машет ему рукой и начинает идти к парню навстречу, но кто-то перехватывает его и утаскивает куда-то за собой.       Хосок сначала не понимает, но когда до него доходит, что ведьма пропал из виду, поджимает губы и, молясь всем известным ему божествам, чтобы это было не то, о чём он думает, срывается с места.       Юнги нет рядом с той лавкой, возле которой Чон его увидел. Ведомый шестым чувством, он оглядывается по сторонам и, замечая довольно широкий переулок между двумя домами, решает заглянуть именно туда. У альфы сердце в груди колотится, словно заведённое, да и сам он сходит от волнения.       «Не дай всевышний, это ты, Сунхо,» — думает про себя парень.       У Хосока не было инструкций «Что делать в ситуации, когда к твоему омеге пристают с не самыми чистыми помыслами?» Ему кажется, будто каждая частичка его тела наливается расплавленным железом, мешая дышать. Сущность альфы берёт своё, беснуется, ведь этот ублюдок переступил черту, тронул то, что ему не принадлежит.       Чон не видит ничего, кроме красноречивого взгляда Юнги и его слетевшее с губ сорванное: «Помоги!»       Он не просто поможет, он этого выродка в порошок сотрёт собственными руками. Цыган больше не медлит, в несколько шагов преодолевает расстояние между ними и, видя, как незнакомый альфа поворачивает голову в его сторону, с размаху бьёт ему прямо по лицу, в один момент оказываясь между ним и Юнги, закрывая омегу собой.       — Твою мать, — ругается незнакомец, отшатываясь на несколько шагов назад и держась за нос.       — Прости, Намджун, — почти пищит ведьма, цепляясь за широкие плечи цыгана и привставая на цыпочки. — Клянусь, я не знал, что он так отреагирует.       — Чтобы ещё раз я согласился помочь тебе, — парирует альфа и утирает кровь с подбородка, вздрагивая от пронзающего его Чоновского взгляда. — Хороший удар. Я теперь носа не чувствую…       — Какого… — брови Хосока ползут вверх, когда он оборачивается на смущённого Юнги, почёсывающего затылок. Парень бьёт себя рукой по лбу, когда до него доходит весь смысл случившегося и громко вздыхает.       — Прости, — ещё тише добавляет ведьма, сникая под разозлённым взглядом цыгана и опуская голову, принимаясь рассматривать землю под ногами, ведь она в один миг становится такой интересной, такой земляной, прямо самой необычной.       — Не ругайся на него, всё-таки я сам согласился на эту авантюру, — фыркает парень и пытается дотронуться до носа рукой, тут ж морщась от боли. — Меня Намджун зовут. Я друг Юнги. Извини, руку не пожму, сам понимаешь.       — Мне очень жаль, — Хосок тяжело вздыхает и низко кланяется, прикрывая глаза. — Я не должен был делать выводы так резко.       — Ты всё сделал правильно, — отмахивается Намджун, прося парня выпрямиться, и продолжает. — Когда Юнги попросил меня помочь, я сомневался, но теперь понимаю в чём соль. Даже мой сломанный нос стоит того, чтобы этот паршивец наконец успокоился.       — Я всё исправлю, — довольно робко подаёт голос ведьма.       — Ну уж нет. Даже не вздумай приближаться ко мне ближе, чем на метр. Я лучше к миссис Мин схожу, пока вы будете выяснять отношения.       — Нет, Намдж… Джун, не уходи, — просит его Юнги, но Ким только качает головой, мол, сам виноват и, причитая о ценностях дружбы, медленно скрывается за углом, оставляя их наедине.       Омега украдкой смотрит на Чона и ёжится, желая спрятаться от раздражённого взгляда. Разозлённый Хосок его пугает, и Мин сглатывает, выглядя по-прежнему виновато. Теперь он понимает, что перешёл границу дозволенного и сейчас сполна за это получит.       — Чем. Ты. Думал?! — Хосок старается не сорваться и не накричать на ведьму, но и его терпение тоже не безгранично. — Ты хоть представляешь, как я испугался? Миро Дэвэл*, я так рассержен на тебя.       — Больше такого не повторится, — тянет Юнги и, поднимая взгляд, пытается улыбнуться.       — Ну ещё бы, — Чон снова потирает переносицу, хмуря брови. С одной стороны он рад, что это был просто розыгрыш, и Минхо действительно выполняет свою часть уговора, а с другой… — Мои чувства — шутка для тебя?       — Нет, Хосок, — блондин закусывает губу и подступает ближе, цепляясь за предплечья альфы, чуть повыше запястий. — Я не хотел, я…       — Не оправдывайся. Просто скажи мне хоть что-нибудь, чтобы я перестал чувствовать себя полным идиотом, — цыган его лицо в свои ладони берёт и прикасается уж слишком аккуратно.       Юнги вздрагивает, поджимая дрожащие губы, смотрит глаза в глаза, ведя внутреннюю борьбу. Ведьма понимает, что Хосок снова даёт ему право выбрать самому, терпеливо ждёт его решения, и омега всё больше чувствует себя виноватым. Он просто не заслуживает к себе такого благовейного отношения.       — Извини, — Мин отворачивается, в очередной раз проигрывая своему страху.       Чон тихо хмыкает, вполне предугадывая реакцию омеги, блондина по волосам треплет, выдыхая и стараясь отпустить раздражение.       — Пойдём, я провожу тебя.       — Хосок…       — Не нужно ничего объяснять, просто дай свою руку.       Когда альфа крепко сжимает его ладонь в своей, уверенно шагая рядом с ним, Юнги тихо шмыгает, понимая, что дошёл до точки невозврата. Прокручивает каждую их встречу в своей голове и не может сдержать застилающих глаза слёз.       — Ох, Юн… Ну ты ч… — Хосок просто не успевает договорить, потому что Мин в один момент поддаётся эмоциям и, не обращая внимания на толпу вокруг них, буквально падает в чужие объятия, утыкаясь лбом в Чоновское плечо и прикрывая глаза.       — Я не могу сказать всего, что хотел бы. Не могу вот так просто ответить на твои признания. Не могу отпустить то, что давно лежит на сердце. Но не держи меня за дурака, я действительно…       — Тише, лисёнок, я всё понимаю, — прерывает его Хосок, ласково гладя парня по волосам и не давая омеге разрыдаться, потому что знает силу рвущихся нервов и последствия первых слёз. Аккуратно целует того в макушку, прижимая к себе. — Всё у нас будет хорошо. Обещаю.