Тысяча и один раз

Chet Baker - Like someone in love*

— Что-то читать будете? — безынтересный и до ужаса тихий голос библиотекаря отрезвлял своим абсолютным спокойствием. В его светлых глазах не виднелось какой-либо заинтересованности в новом посетителе, длинные ресницы слегка поблескивали в желтоватом оттенке тусклого освещения читального зала, а волосы, неспешно собранные до этого в неприметный изящный пучок, невесомыми прядями спадали на лицо, едва прикрывая изящные брови. Пришедшего мгновение назад Куроо будто пронзает, и даже не одной простенькой стрелой, а десятью дробовиковыми пулями, так, что с ног сбивает. Первоначальный его план был, как поначалу казалось, невинен и абсолютно безупречен: заскочить в городскую библиотеку по дороге домой, захватить пособие для дополнительного предпрофессионального изучения школьного предмета и поскорее смыться, ибо гнетущая тишина одинокого времяпровождения за учебником и пыльноватые полки книг парня по натуре буйного не привлекали и особо интересными не казались уж точно. Но стоило лишь медленно отворить тяжелую поскрипывающую дверь, услышать глуховатый звон маленького неприметного колокольчика над головой и слегка оглядеться, выискивая среди тихих книжных шкафов хоть одну человеческую душу и признак жизни, и надежный как швейцарские часы план стал со скоростью света разрушаться с каждой минутой всё больше. Странное чувство разочарования в смеси с невероятным и невиданным доныне экстазом встретили его на пороге входа в помещение, когда перед глазами, за библиотечной стойкой, предстал во всём своём незатейливом обаянии и сухом равнодушии он. С макушки до ног — от осветлённых локонов до белых длинных носков с едва заметным рисунком кошачьих лапок на них, — ухоженный и невероятно приятный на вид, ничем особенным не отличающийся, но в это самое время такой очаровывающий! Тетсуро стоило только один раз мельком взглянуть на юношу, но этого вполне хватило для того, чтобы мировоззрение его буквально перевернуло бурной волной с ног на голову, а желание по-быстрому прилететь домой в секунду уступило возможности еще поглядеть на загадочного библиотекаря. Нет, немыслимо, такой парень, как Тетсуро — увлеченный одним лишь волейболом и до кошмарного темпераментный, — и это его то смогли так просто зацепить, даже ни капли не стараясь?! По крайней мере, у него еще была какая-то призрачная надежда на то, что это лишь минутное оцепенение, связанное с попаданием в ”жуткое место и обитель всех книжных червей”, однако... Куроо с момента прихода до сих пор ни разу не отвёл от меланхоличного библиотекаря взгляд, завороженно и без какого-либо зазрения совести с трепетом разглядывая явившегося вместе с ангельской чистотой пред удивлёнными его глазами парня, совсем забыв о том, что молча топчется тут без дела и вообще, зачем приходил в этот час туда, куда нога давненько не ступала, обходя это место стороной, как запретную территорию. Ах да, точно! Тетсуро с трудом собирается, даже улыбается как-то кривовато, непривычно, но выдаёт с виду достаточно уверенное: — Химия, пожалуйста. Первый курс, углублённый уровень. Парень никак внимания на замешкавшегося Куроо не обращает, он только привстаёт, мельком порывшись в каких-то бумагах, позже вместе с идущим за ним по пятам Тетсуро неспешно подходит к стеллажу и, чуть приподняв голову, смотрит наверх, на самую высокую полку, с трудом выглядывая среди однотонных обложек тот самый, нужный учебник. Теперь он уже с ощутимым раздражением выдыхает и указывает рукой туда, куда сам без помощи дотянуться ни физически, ни химически, ни ещё как либо просто не в состоянии. — Там, — обречённо уточняет он и направляется обратно к библиотечной стойке, беря в руки бланк для заполнения учета количества книг и ручку. — Имя? — Куроо Тетсуро. — не сразу поняв, что от него требуется, наблюдая до этого в зачарованном состоянии некой нирваны за изящными движениями невысокого библиотекаря, но тут же сориентировавшись, быстро выдавил юноша и, уже доставая с той самой верхней полки нужную ему книгу, без дела поверчивая ее в руках и проводя большим пальцем по потёртому корешку, все ещё продолжал с неким удивлением засматриваться на парня, который на данные странноватые выходки внимания не обращал — или старался не обращать, должным образом не воспринимая, — и будто их вовсе не замечал, дальше так и заполняя данные нового читателя, который уже и не помнил, что и как там говорил, отвечая на обыденные вопросы работника. Звук быстрого скольжения ручки по бумаге, после чего блондин опять садится за своё место, аккуратно пододвигая ближе к столу скрипучее кресло под себя и беря в руки телефон. — Вернёте в течении недели или продлите срок. — не забыл пояснить обыденные правила любой библиотеки он тихо, не переводя своего внимания с мобильного устройства и даже не пытаясь посмотреть на странноватого посетителя, фетишем которого явно было испепелять всех прохожих и по совместительству предположительных собеседников неотрывным сосредоточенным взглядом. По крайней мере, сейчас именно так казалось со стороны. Куроо рассеянно кивнул и, полностью противореча себе прошлому, направился к небольшому столику для чтения, присматривая самое удобное место для того, чтобы из этого положения можно было заметить юношу-библиотекаря, тонкий профиль которого теперь ясно виднелся и выглядывал из-за полок, полных книг. Казалось бы, что в помещении, в буквальном смысле созданном для чтения, настроиться на учебу гораздо проще, чем в том же самом уличном парке, полном шума и спешащих куда бы то ни было людей, но как после оказалось на деле, в пустынной библиотеке, захваченной только лишь звуком шелеста страниц на фоне звенящей тишины, находилось намного больше отвлекающих моментов, противостоять которым не было ни сил, ни возможности, ни желания. Тетсуро, всё-таки поборов себя, нехотя опустил взгляд на учебник, открывая толстую книгу и пролистывая немного пожелтевшие от времени листы в поиске нужного. Стоило сконцентрироваться. «Ковалентная химическая связь различается на два механизма образования: обменный и донорно-акцепторный.» — прочитал Куроо, с усердием стараясь вникнуть в казавшуюся сейчас нудной тему, проверчивая с трудом перевариваемую в голове информацию и в размышлении слегка накручивая выбившуюся из буйного вида прически прядь на кончик пальца. И хоть обычную программу базовой химии он знал почти в совершенстве, ориентируясь там не хуже любых учителей, сегодняшнее закрепление урока не шло ни в какую, упрямо отбиваясь от рук и не поддаваясь благополучному разучиванию, что Тетсуро не только удивляло, но и пугало. «При донорно-акцепторном механизме один атом представляет уже имеющуюся у него пару электронов, а другой атом предоставляет свободную орбитальной для этой пары электронов. После образования связи из-за разницы в электроотрицательности связываемых атомов происходит поляризация связи, возникают частичные заряды, снижающие эффективные заряды атомов.» Тетсуро скованно вздохнул, но чтение продолжил, несколько раз пересматривая одно и то же предложение, дабы уловить смысл каверзно составленного текста и ни на что не отвлекаться. Тема не шла, мысли улетучивались в противоположном направлении, а вид скромно заполняющего какие-то бумаги юноши перед глазами ничего хорошего своим присутствием не добавлял, к сожалению. «Связь, осуществляемая за счёт образования общих электронных пар, в одинаковой мере принадлежащих обоим атомам, называется ковалентной неполярной, которая образуется между...» А-а-а, черт возьми! Какие ещё пары?! Куроо, будто пытаясь отмахнуться от ненужных в данный момент размышлений, шумно захлопнул книгу и опять взглянул перед собой, на такого невзрачного, но чарующего и не нарочно сбивающего с мыслей библиотекаря. Выглядел он и правда достаточно просто и спокойно, всем видом ненамеренно демонстрируя ауру своего не менее сдержанного характера, но, несмотря на это, сам того не желая, внимание привлекал уж точно: молочный, едва подходящий по размеру, объемный свитер, клетчатые брюки, с аккуратностью чуть подвернутые на лодыжках, и пара резинок для волос на тонком запястье. Отвлечься от умиротворённой картины перед глазами не получалось, а если и удавалось переключиться на затосковавший по вниманию обделённый учебник химии, то ненадолго, и Куроо, всё ещё для вида и правдоподобного образа прикрываясь раскрытой книгой и время от времени переворачивая страницы в хаотичном порядке, аккуратно поглядывал на работника, при этом замечая, как на языке уже вертится какая-то неказистая фраза для самого в жизни удачного знакомства и дальнейшего флирта, и всё же останавливая себя из лучших побуждений. Верить в то, что обычный библиотекарь смог так внезапно и просто задержать на себе мысли Куроо, никогда об этом не думавшего, особо не хотелось, но и доказательств, отстаивающих неправоту этого факта, не наблюдалось, сколько не ищи. Тетсуро не совсем отчетливо понимал, что в его голове происходит, но если с человеком резко хочется поговорить на любую рандомную тему, это ведь что-то, да значит, верно? Вообще, в библиотеке была своя атмосфера. Куроо это знал не понаслышке и вспоминал только сейчас, едва оглядевшись и замечая, как одно за другим всплывали в памяти редкие, но достаточно отчетливые воспоминания былого прошлого, уже такого далекого и напрочь забытого до сего момента. Читальный зал с нечастыми посетителями, каждый из которых был занят чем-то своим, увлечён собственной книгой и личной историей, погружаясь в захватывающее повествование с головой и не замечая даже вибрации своего телефона совсем поблизости. Мир на время прекращал существовать, были только жуткие воины средневековья, гламурные барыни в дворцовых нарядах, молодые юноши из французских романов и таинственные антагонисты из детективных. Некий особенный запах старых книг, и звук перелистывания страниц у них тоже особенный, более приглушённый и шершавый, нежели у глянцевых новых изданий, блестевших идеальностью. Какие-то беспорядочные, но сливающиеся в свою приглушенную мелодию, шумы из часто приоткрытого окна, откуда ещё мог заноситься случайностью приятный свежий ветерок весны, ненавязчиво играющийся с челкой и прядями волос. И единственное, что ни в какую не вписывалось в привычную атмосферу — до безумия красивый и мирный парень-работник, уединившийся в уголке и будто сам не так давно вышедший из некого романа, точно романтического. Блондин за библиотечной стойкой был действительно очень уж меланхоличен и до того спокоен, что уже сам вид его несомненно доставлял некое чувство безмятежности или даже эстетическое удовольствие. Он бесшумно, в постоянном размеренном движении что-то печатал в телефоне, потом, по-кошачьи потягиваясь и зевая, брался за приставку, неспешно раскладывал книги, обслуживал приходящих изредка читателей, и всех, будто по выстроенному им самим неловкому шаблону: «читать что-то будете?» Один быстрый и едва уловимый взгляд на Куроо, который, по своему субъективному мнению, абсолютно беспалевно сидел в читальном зале целый час, ни разу не сменив положения, что было уже как минимум странновато. Но, посчитав, что парень сей уж очень увлечённый и, наверняка, оторваться от учебы не может ни на минуту — внешний вид такого человека с Куроо ничего общего не имел и подавно, но всё же, — блондин предпочёл вмешаться лишь слегка непонятливым взглядом и каким-то приглушённым, будто бы зажатым: — Библиотека закрывается через семь минут. Голос звучал по идиллически тихо и ненавязчиво, будто вообще шепотом, заставляя Куроо в конечном счете с точностью до сотых определить процент того, что в голове у него явно что-то переклинило, и уж точно не в самую лучшую сторону, как ему показалось поначалу. Конечно, новость из разряда «я, кажется, гей», почти и не являясь сама по себе новостью, как-то уже отнюдь не удивляла импульсивного и такого характерного человека, как Тетсуро, но обычная мысль о том, что ему может нравиться что-то или кто-то помимо волейбола и общения с любимыми «братанами», немного сводила с уже привычной, разъезженной за долгое время жизненного пути, колеи. Девочки, естественно, мелькали, и вниманием от них парень обделён не был, но это он чувствует определенно впервые. Подумав ещё немного, он вынес логичный и довольно выполнимый для него вердикт. В таких случаях требовалась консультация специалиста, за которой юноша и собирался направиться в скором времени. Тетсуро, кивнув и как-то скомкано попрощавшись с этим загадочным библиотекарем, вылетел из читального зала так же быстро и незаметно, как и пришёл туда, тут же забрасывая учебник в портфель и в волнении набирая сообщение по знакомому номеру скорой спасательной помощи, которая, по мнению Куроо, должна была решить все его жизненные проблемы. «Нужно встретиться»

***

— Я надеюсь, это срочно. Иначе не могу понять, зачем я нужен тебе в библиотеке. — сделав акцент на последнем слове, сказал Бокуто, и смешок с некой непонятливостью вырвался из его груди, ибо и малейших догадок не было на счёт того, что такого могло вдруг стрястись с его лучшим другом, который без какого-либо объявления войны и нападения сорвался ни свет ни заря и просит совета у "единственного, кто действительно сможет его понять". — Ещё как срочно! Так, просто загляни и аккуратно посмотри на невысокого парня за библиотечной стойкой. — останавливаясь только у двери в читальный зал, взволновано пояснил Куроо шепотом, будто им предстояло дело военной важности. Котаро, ранее не видевший друга в таком состоянии, или замечавший подобную взволнованность только на матчах, посчитал правильным ничего не спрашивать и просто сделать, что просят, хоть он и удивился не на шутку, теряясь в догадках. У Куроо там что, его извечный враг, который убьёт парня, если тот не вернёт ему сотку в течении секунды?! Звучало это предположение до ужаса нелепо, и на генерацию иных идей помешенные на волейболе мысли Котаро способны не были, но всё же. С осторожностью отворил дверь и высунул голову, после чего мигом вернулся обратно, поворачиваясь к товарищу, выражение лица которого застыло в немой эмоции: «ну и?!» — Ну, достаточно... миловидный. — неловко и в полном недопонимании высказал мысли Котаро, пожав плечами, через мгновение после чего озарившись и заголосив в абсолютно ином настроении, будто секунду назад максимально преисполнился в своем познании. — Так ты что, влюбился?! — Тише ты! Раскричался. — поморщился Тетсуро, слегка потирая виски и мельком оглядываясь. А потом добавил, только намного скромнее, чем ранее. — Влюбился, видимо. Окончательно и бесповоротно... Котаро помолчал секунду, вероятно, осознавая всю сложность ситуации, осмысливая данный случай и пытаясь как-то развеять давящую тишину, недолго пораскинул мозгами и выдал не самую свою умную мысль, но, в любом случае, это было лучше, чем просто стоять в бездействии. — Всегда знал, что ты из этих! — и хохотнул, слегка похлопав приятеля по плечу в приободрительном жесте. — Нет. То есть, кто бы говорил, вообще! Сам без своего Акааши-допинга, как без воздуха, — Куроо и сам не понял отчего, но на лице у него проступила лёгкая улыбка. Парень тут, понимаете ли, Бокуто душу свою открывает, сомнения и жизненные метания, а он! Но, хоть у Котаро методы поддержки были весьма спорными, на Тетсуро они действительно работали лучше некуда. — Ну-ну!.. А имя его ты хоть знаешь? — мгновенно меняя темы от нетерпения и любопытства, прищурится с хитринкой Бокуто, наблюдая за противоречивой реакцией друга. Когда же он увидел на его лице немой ступор и чуть нахмурившиеся в миг вострые брови, рассмеялся пуще прежнего, слегка ударяя себя по лбу. — Ну ты даёшь, бро! Слушай... — Так, подожди, — почуял подвох Куроо и попытался оборвать осуществление сумасшедшей идеи Бокуто, или хотя бы на минуту предотвратить ее неизбежное воплощение в реальность. Плавая с этим безумцем на одной умственной волне, Тетсуро нетрудно было догадаться, что тот удумал, и удумал парень точно не что-то совершенно безобидное и поддающееся логическому или хоть какому-то объяснению. Бокуто же не слушал и с уверенностью пропустил мимо ушей настороженность друга, в собственном энтузиазме продолжая пояснение "невероятно крутой и неимоверно действенной" идеи. — Всё элементарно, Ватсон. Заходишь, спрашиваешь имя и зовёшь куда-нибудь, на счёт три. Раз... три! — и, подмигнув, в мгновение выпихнул Куроо обратно за дверь в библиотеку, не дав даже толком опомниться. Вот тебе, пожалуйста, помощник тоже! — Считать ты не умеешь... — шепотом пробурчал под нос Тетсуро, смотря на закрытую дверь в полной готовности поспорить, что за ней всё ещё стоит виновник данного происшествия, пригладил рукой растрепавшуюся прическу и, достаточно помедлив, всё-таки с бесстрашием направился к парню, который до сих пор находился в неизменном положении, самозабвенно играя в приставку. Люди рабочим вечером сюда почти не приходили, так что план поговорить наедине трудностей составлять не должен. В любом случае, Куроо на это всем сердцем отчаянно надеялся. Блондин даже взгляда на пришедшего не поднял, видно, слишком увлекаясь своим занятием и не обращая никакого внимания на внешние раздражители, например, в лице внезапного посетителя, который уже с некоторой скованной улыбкой и во всей своей божественной красе фигурировал перед библиотечной стойкой, со своим внушительным ростом буквально возвышаясь над ней. Помолчал, сухо сглотнув, и решился выпалить первое, что пришло на ум. — Могу ли я... чем-то тебе помочь? — поинтересовался Куроо, обращаясь к теперь уже отвлекшемуся и заторможенно повернувшемуся на звук парню, который, если и не был ошарашен перед данным кандидатом в ассистенты библиотекаря, то удивился уж точно, замирая. Тетсуро же, в свою очередь готовый набить самому себе пару синяков за такое нелепое начало знакомства, вырвавшееся у него внезапно по случаю колотившегося бешено сердца, только продолжал стоять в ожидании смертоносного ответа. Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу! Резкое обращение на «ты», очевидно, уже и так сбивало с толку, а потому замявшийся работник не нашёл ничего лучше и надежнее, чем просто быстро помотать головой в знак отрицания, чтобы от него побыстрее отстали. Подобный жест всегда работал, заставляя людей отступить, но не в этом случае, ибо Тетсуро капитулироваться не планировал, с перепугу подключая в речь фразочки с явно ощутимыми нотками флирта, будто сам того не осознавая. — Нет, не подумай, я, конечно, не особо начитанный, но и поэму любую по курсу в деталях и подробностях пересказать, и химические формулы объяснить способен. Докозагексаеновая кислота, вот, например. Но вообще я в хозяйстве полезен! — здравый смысл кричал в душе Куроо и бился в агонии, колотя яростно по стенкам затуманенного разума и умоляюще взывая вернуться с Марса, но это парню ни капельки не помогало и еще больше вводило в сомнения. Библиотекарь, с неуверенностью глядя на тот бунтарский образ человека перед собой, который Тетсуро собственными руками вольно-невольно только что сформировал, в пущей растерянности привстал и с трудом взял небольшую стопку книг со стола, пока не желая выпускать из поля зрения этого странно улыбающегося парня, своими словами выставлявшего себя, казалось, ещё более придурковатым чудиком, чем выглядел. — Разложите, пожалуйста, — наконец подал голос блондин, вручая разносортные бумаги пока не особо вникнувшего в суть просьбы Куроо. Тот вопросительно взглянул на юношу, переводя взгляд на кипу пестрых по содержанию произведений, в ходе чего работник еле слышно вздохнул и без излишеств, намного приглушеннее пояснил. — Карабкаться по лестнице в одиночку, чтобы расставить всё по полкам, жутко утомляет. — Понял, — кивнув, протараторил Тетсуро, тут же собираясь с мыслями и охотно принимаясь за работу, раз уж он так ярко и неотступно о себе заявил. Рассортировать по отделам, да легче легкого! Но позже, уже перебирая в руках данные ему тяжеленные издания романов, томов энциклопедий, учебников и даже глянцевой манги, вспомнил о главной и не менее важной причине своего внепланового в библиотеку прихода. — А, как тебя зовут, узнать можно? Библиотекарь, до этого уже вернувшийся к своему месту, приподнял слегка оробевшие, но всё ещё с некоторой флегматичностью, ярко-золотые глаза, помолчал минуту-вторую, уже было лишая Куроо какой бы то ни было надежды и прежнего осмелевшего вида. — Козуме Кенма, — наконец вымолвил светловолосый как-то стеснённо, ненароком прячась за библиотечной стойкой и переносной игровой консолью в прибавку. — Столь красиво может называться лишь личность искусная и многогранная, и я в этом, почему-то, ни капли не сомневаюсь...** — произнёс Куроо тихо и с неким лукавством, будто сам себе нашептывая, немного улыбаясь книжному шкафу перед ним и, вероятно, со своими этими словами уже откровенно входя в раж и определённо не замечая непонятливой реакции Козуме, мимо которого данное смелое высказывание в тишине библиотеки не пролетело. Непонятно было от слова совсем, что нужно этому подозрительному студенту с первого курса, но ясно одно — плохого он ничего ещё в помине не делал и только степенно раскладывал по деревянным шкафчикам книги, размеренно ходя из одного конца читального зала в другой, в зависимости от жанра произведения, и даже изредка за неиспользованием стремянки привставал на носочки, когда дело доходило до самых верхних и недоступных полок, что выглядело, как минимум, забавно и чуточку комично. Кенма быстро взглянул на бланк для учета, заполненный посетителями, мельком скользнув глазами, пробежался по нему, после чего ловко зацепился за отпечатавшееся в памяти имя. Куроо Тетсуро, значит... Парень с виду странноватый, да и в действиях и общении не особо понятен, смущая нестандартными попытками начать разговор. Выглядел он, проще говоря, как любой уважающий себя юморной студент: белая блузка, за день слегка измявшаяся и уже выправленная из брюк, уже слегка расслабленный на горле галстук в тонкую полоску, и даже жутко колючая на первый взгляд шевелюра придавала определенный шарм и наталкивала на простую по содержанию своему улыбку. Но и всеобщего доверия у этого типа тоже вызывать не удавалось, желал он этого или нет, хотя его бессмысленные помыслы и нетипичные для территории библиотеки вопросы всё ещё оставались для малость растерянного библиотекаря неясно-мутной загадкой. Оставшееся время пришлось провести в молчании, что для истосковавшемуся по благополучному уединению Кенмы было не менее, чем милостивым спасением. Куроо, опять повторив все "ошибки" прошлого дня, от самого, собственно, прихода в библиотеку вплоть до очередного любования работником, в весьма воодушевленном и приподнятом духе вышел за полчаса до закрытия, попрощавшись с облегченно выдохнувшим Козуме и замечая, что на улице за это время успело порядком стемнеть. Бокуто уже и след простыл, что вполне ожидаемо, и всё, что от него оставалось — только лишь висевшая в недавних оповещениях телефона сверкающая доброжелательностью незатейливая смс-ка: «удачи! ;)» Вот негодник!

***

Один день, два, пять, тринадцать, двадцать семь... Куроо совершенно не отдавал — и не пытался отдавать, — себе отчета в том, сколько дней подряд он после учебной смены заглядывал в эту неприметную и будто вообще богом забытую библиотеку по пути домой, привыкая к умиротворяющей своим неизменным благополучием картине: часто почти безлюдный читальный зал, потёртый учебник химии в руках и постоянно апатичный на вид Кенма, который изредка поправлял отросшие волосы, заправляя аккуратно их за уши или с изяществом собирая в низкий расслабленный хвост. Три месяца прошло? Это не так важно. Тетсуро, хоть и в свободном пользовании имел всего полчаса на день, зря его не терял, как ему самому казалось, всё время выуживая подходящую секунду для как такового с работником контакта, будь то попытка мило побеседовать или помощь в сортировке книг. Начиналось не очень, честно готов признаться. Всё те же потаённые взгляды сквозь учебник, стеснённый присутствием этого посетителя работник и ни капли прогресса. На второй же месяц дела заметно пошли в гору, благодаря или Куроо, раскрепостившемуся в ходе воодушевляющих нотаций Бокуто, или Кенме, слегка, кажется, поуспокоившемуся. В любом случае, библиотекарь, привыкавший, хоть и не сразу, но постепенно, к закидонам этого посетителя, напрашивающегося в перечень постоянных и заядлых, тихо с проходящим юношей для приличия здоровался и, если замечал у того на лице явную заинтересованность, с тихим вздохом разрешал разложить книги. Компания этого юноши не вызывала привычного отвращения, каковое Кенма чувствовал чаще всего при встрече с людьми, что поражало. Диковинный вообще был парень, с причудами. Нередко Кенма боковым зрением ловил на себе его протяжный и какой-то безмятежный взгляд, пробуждавший у него сначала по большей части ярко выраженное желание стушеваться, нежели заговорить. Но на удивление, в редких исключениях общие темы находились, когда, например, Куроо замечал в руках Козуме знакомый и уже прочитанный им — обычно совсем второпях, — сборник поэм, начиная без промедлений его обсуждать, сверкая филигранно выстроенной и литературно окрашенной речью, или когда Тетсуро вспоминал с живостью в глазах какой-то случай из тонны нелепостей университетской жизни, то мог надолго затянуть увлекающий своим содержанием и обычно не менее забавный рассказ, останавливаясь в секундном ступоре ненароком только тогда, когда сталкивался с завораживающим взглядом Кенмы. И предпочтения Козуме мимо наблюдательного юноши не проскочили: стоило только косвенно напомнить, и он зашёлся в разглагольствовании о приставках, хоть в этом не мыслил от слова совсем ничего, не разбираясь в новых игровых словах и играх в целом, и познания Куроо в этой сфере слегка смешили, ограничиваясь лишь самыми популярными и всем известными фактами. Один раз даже принёс с собой парочку данго в сахарном соусе, нарушая и покой смутившегося в раз библиотекаря, и заодно правила заведения, ясно гласившие «С едой не заходить!», легко и непринужденно от этого отмахиваясь. Кенма же, не знакомый ранее с людьми настолько навязчиво-общительными, предпочитал молчать, и услышать от него хотя бы одно слово посреди беседы — ни что иное, как чудо. Куроо это не смущало абсолютно, раз уж Козуме, по счастливому стечению обстоятельств, не против его общества, и парень продолжал приходить в библиотеку ежедневно, не обращая внимания на неминуемо приближающиеся экзамены. Чувства с каждым разом разгорались только сильнее, выражаясь в мечущемся из стороны в сторону взгляде и потеющих ладонях, и это волновало намного сильнее, чем какие-то нелепые тесты. Развитие их с Кенмой взаимоотношений, хоть и такое крохотное, не могло не радовать. Библиотекарь не только внешне, но и характером оказался невероятно приятным, превосходя все скромные ожидания, что заставляло влюбляться в него ещё больше. И как только нога Тетсуро ступала через порог дома, небрежно находу прикрывая дверь комнаты, мысли начинали приходить в былую трезвость. Куроо не понимал. Нет, он ума не мог приложить, совсем теряясь в догадках и размышляя, что заставляет его настолько меняться при виде этого неприметного работника, его аккуратных, будто девичьих, черт лица, на вид до невозможности мягких волос, приглушенно переливающихся матовыми отсветами, изящных рук и утонченных длинных пальцев, которые подолгу могли что-то печатать в телефоне или неторопливо перебирать страницы залежавшихся в шкафу книг, протирать слегка запылившиеся полки. Всё это было чуждо и пробудилось так внезапно, как только могло, бурей сражая наповал не особо привыкшего к подобному наплыву светлых и даже в какой-то мере одухотворенных, возвышенных чувств юношу. Сказали бы ему шестью месяцами ранее, что он тоже может быть таким придурковатым влюблённым парнем, абсолютно обычным и на голову слегка поехавшим — ни за что бы не поверил! Куроо, не особо вникающий во всю подобную чепуху вроде любви с первого взгляда, и вдруг... влюбляется, вот же ирония. Или то было лишь дуновение подростковых метаний, и юноша ему не более, чем приглянулся? В любом случае, он ясно ощущал пока лишь то, что рядом с Кенмой способен только на неразборчивые бульканья нелепых попыток познакомиться, желая уже представиться наконец, как адекватный человек. Но от типичной правильности и обычности счастливый случай Куроо с сердечной щедростью уберёг, и теперь всё, что ему оставалось на данный момент — выписывать филигранным почерком, неосознанно, но заметно стараясь, инициалы библиотекаря на полях тетрадей, пока Тетсуро приходилось скучать. Козуме Кенма... Одно понятно — парень окончательно обезумел! Или элементарно по уши влюбился, что более вероятно, и что Куроо сам мог подтвердить, с честностью сознаваясь во всех своих "грехах и провинностях". Но, грань между этими двумя понятиями была сравнительно невелика. Бокуто даже говаривал ему поначалу, что не может быть такого — сразу и навсегда, правда, потом под напором друга всё-таки сдался. Но Котаро пусть идёт целует Акааши и думает, что хочет! Ради Бога. Куроо от своего не откажется ни под каким предлогом, в Кенму он влюблён больше жизни и всё ради него отдаст, будьте уверены, а поцеловать юношу Тетсуро ещё успеет тысячу и один раз, а может и больше. Так он для себя и решил, с твёрдостью и неотступностью намерений ловя собственные мысли на слове.

***

— Можно? — уже как-то по-свойски с привычностью заглянул Куроо в библиотеку, пересекаясь в тот же момент с уставшим и даже немного отстранённым от внешнего мира взглядом Кенмы, казалось, сейчас уж точно не желавшего никакого контакта. Но это не мешало ему, слегка замявшись, угукнуть и пропустить студента. Тот немедля зашёл, сразу направляясь по обыденному своему маршруту — к столу библиотекаря, взглядом уже интересуясь нескрываемо, над чем тот может так пыхтеть, подпирая голову рукой и напряжённо вчитываясь. Причина же страданий Козуме была до глупого проста, объяснима и понятна: учебник геометрии за третий год старшей школы. — Третьегодка, и подрабатываешь? — всё, что сказал Куроо, плавно обходя стол и с нагловатостью заглядывая в раскрытую книгу через плечо работника. — Да, — не обращая внимания на действия регулярного посетителя, ответил Кенма и продолжил изучение материала, который, по всей видимости, ему уж точно по щелчку пальцев не давался. Волосы Козуме при том были пока не собраны и предстали перед Куроо во всей своей блестящей очаровательности. Хотелось, на самом деле, дотронуться до безумно мягких и покладистых на вид прядей, перебрать между пальцев, шутливо разлохматить, опять приглаживая, но пока Тетсуро ограничивал себя лишь безмолвным наблюдением. Терпение же Кенмы неизбежно подходило к концу, а не делающий ситуацию лучше лишь своим непосредственным присутствием Куроо радости пока не добавлял. Чего он там стоит и в шею дышит? Геометрия... Козуме кротко вздыхает и выдаёт: — Поможешь? Тетсуро удивлённо смотрит в секундном молчании — лицо Кенмы почему-то находилось непозволительно близко, — переводит внимание на тему, изучаемую библиотекарем, и в этот же момент, уже присаживаясь, ставит рядом ещё один стул. Деревянный, ничем не отличающийся, прямо как в школе, ха-ха! Парни немного соприкасаются плечами, и Куроо старательно отгоняет от себя ощущение этой ни с чем несравнимой близости. — Эх, молодость. — протяжно произносит он, читая параграф и параллельно от нечего делать ероша свою челку, напрашиваясь на предельно непонятливый взгляд Кенмы. — Так-с, с чего начнём... Молодость? Ты год назад школу закончил, дурень. Забавен же иногда бывал Куроо, хотя нет, практически всегда. И был он по-своему привлекателен: громкий смех, выходящий за все рамки адекватности, лукавый и часто с некой хитринкой взгляд, глубокий голос, ярко выраженная мимика лица, неизменно беспорядочная прическа, закрывающая половину лица и, по словам самого Тетсуро, неподдающаяся каким-либо в благую сторону изменениям. Широкие плечи, развитая мускулатура рук, которую неплохо было видно из под частенько закатанных рукавов его рубашки, уверенные движения, ненароком выдающие в нём капитана или хотя бы просто трудолюбивого спортсмена. Всё это было до невероятного просто, человечно и красиво, по-естественному как-то, не замороченно и натурально. И то, как он весело приходил, с собой бесцеремонно внося и свой бурный настрой, и как в некотором смущении предлагал помочь с теми несчастными верхними полками, даже и не думая при этом подшучивать над их с Кенмой очевидной разницей в росте, и как вдруг говорил о новой компьютерной игре, которую "случайно" увидел в интернете не так давно, и как расторопно удалялся из библиотеки, обещая обязательно заглянуть на следующий день или просто отпуская быстрое «До скорого», неопределенно махнув рукой в воздухе на прощание.

***

Экзамены. Ударили они абсолютно внезапно, будто громом с неба, выражаясь в суетливо зазубривающих материал студентах и злополучных календарных датах, обведённых в красные нагнетающие кружочки, и пересекали они своим непосредственным присутствием все возможные пути к библиотеке, даже обходные. Время, прошедшее так скоротечно, подводило и играло злую шутку, а потому со встречами и «светскими беседами» в читальном зале на этот период приходилось вольно-невольно завязать. Хотя, для Куроо, который учебу забрасывать не привык, ничего не составляло труда повторить давно зафиксированные конспекты материала, за химию так он вообще не переживал, оставалось только подтянуть гуманитарные знания... по всему пройденному за эти месяцы курсу. Черт возьми! Неделя мучений и напрасно потраченных нервов, казалось, что Тетсуро уже напросто живет в университете, обитая там, как заблудший призрак, не единой вести от Кенмы, что ещё больше усугубляло ситуацию и подогревало неистовое желание опять услышать этот тихий голос, столкнуться с ясным взглядом, и вообще, Куроо уже готов был в любой момент сорваться к нему. По пути домой хотелось нестись с бешеной скоростью, но результатов это не давало от слова совсем, только темень в окнах читального зала и какая-то тоскливая надпись, дословно гласившая: библиотека закрыта с шести и до завтрашнего утра, но мы всё ещё ждём вас в следующий раз! Весьма обнадеживающе. Завтра последний экзаменационный день. И в этот же самый роковой день, Куроо, столкнувшись с горой неприятностей в лице его собственного внепланового опоздания, заключительного теста, каверзных вопросов принимающего, рассеянности и, кажется, некоторого недосыпа, теперь уже выходил из университета, глядя в телефон и всё равно пропуская его экран мимо расфокусированных глаз. На секунду только остановился у дверей колледжа, будто переводя дух, и медленно выдохнул. Всё. Никаких больше экзаменов, пока что. Куроо, быстро переключаясь и мельком взглянув на стрелки наручных часов, поразмыслил и молниеносно вывел весьма объяснимое для него заключение. Пол шестого.

***

— Я не опоздал? — запыхавшаяся тень Тетсуро мелькнула в двери, и вот он уже собственной персоной стоял в библиотеке, пытаясь незаметно отдышаться. Ожидаемого же ответа не последовало, что заставляло, понятное дело, слегка поднапрячься. Бесшумно проходя мимо заполненных стеллажей и старательно выискивая там знакомую тоненькую фигуру, Куроо наконец заметил того, кого так усердно искал. Библиотекарь, слегка нервничая, расскладывал книги — что по обычаю своему уже привык делать Куроо, — не упуская и тех, каковые должны были лежать наверху, и попытки его дотянуться до этих полок за неимением стремянки выглядели весьма жалко. Пришедшего минутой назад посетителя он по причине занятости своей не заметил, преспокойно проигнорировав стоявшего уже совсем поблизости студента. Козуме увидел парня только тогда, когда тот, собравшись с мыслями и проскользнув поближе к нему, ловко перехватывает книгу из рук Кенмы и ставит на верхнюю полку, почти без усилий, заставляя того от неожиданности вздрогнуть, оборачиваясь. — Куроо, — слегка осуждающий тон голоса и всё ещё растерянный взгляд, но Тетсуро с абсолютной уверенностью готов был поспорить, что у библиотекаря на мгновение промелькнула лёгкая и с неким удивлением полуулыбка, разом исчезнувшая. — Не подкрадывайся так. — Прости, не смог удержаться, — тот широко улыбается, опуская голову в манере извинений, но взгляд тут же вновь поднимает. Он слишком долго не видел Кенму, чтобы как-то оттягивать момент. Козуме же был как будто ещё прекраснее прежнего, или так только казалось истосковавшемуся по нему Куроо... чуть отросшие с момента их первой встречи послушные волосы, приглушённый, словно вообще небесный голос, медовые с привычной меланхолией глаза, сейчас почему-то ещё больше отличающиеся отблеском сонной усталости, что от Тетсуро не утаилось. — Кенма! Я же просил не засиживаться с играми, особенно в рабочую неделю, — произнёс он без какого-либо укора, просто с некоторым волнением. Второй, неловко смотря в сторону, в немой молчаливости согласился. Куроо, дурак, если б в играх всё дело. Кто же так, объясните, поступает: сначала приходить ежедневно, как по расписанию, своей пунктуальностью и постоянностью поражая, стать чем-то вроде единственного друга, а потом, только косвенно что-то промямлив про экзамены напоследок перед уходом, смыться и не появляться ещё неделю. Да Кенма, хоть этого и не осознавая поначалу совсем, места себе найти не мог, только теперь и понимая: этот странноватый великорослый посетитель ему, по всей видимости, небезразличен. Куроо, кажется, ощутив всю атмосферу ощущений библиотекаря — он вообще был очень чуток к изменениям настроения других, — запнулся в заметной нерешительности. — Я действительно, ну, в общем, мне жаль, что я никак не мог с тобой связаться и... короче, я не хотел и пойму, если ты вдруг... — Наверное, я и правда слегка обижен, — со всей своей прямолинейностью и невозмутимостью, на какую он был тогда способен, закончил за Куроо работник, подходя немного ближе и заставляя второго ощутить, как с рук и по спине пронёсся ворох мурашек. — Однако... Завершить начатое Кенме не позволили, хоть он и хотел сказать что-то, по всей видимости, не такое уж и нагнетающее — как никак, а эмпатии он лишён не был. Куроо, не в силах более сдерживаться и совсем пуская всё на самотёк, в трепетном порыве прильнул губами к таким манящим долгое время устам на секунду растерявшегося Козуме, с неимоверной и необычной для него робостью дотрагиваясь до щеки. По телу разливается чувство приятной, нежащей истомы, что в тот же момент заставляет отрезветь и в некотором испуге отстраниться. — Прости, — в спешке отпускает Кенму парень, уже взаправду извиняясь, и отходит на приемлемое расстояние, чтобы не доставлять тому неудобств, с трудом и очень уж старательно приглушая собственные чувства. Светловолосый же всё стоит у книжных полок, слегка прижавшись к ним спиной или даже облокотившись, и не сводит золотых глаз с обречённо выдохнувшего и потёршего затылок Тетсуро. Страшно. Стыдно смотреть на Козуме. — Я и сам не знаю, что на меня нашло, и... — Куроо, — Кенма, сосредоточенностью своего голоса заставляя парня резко прерваться и наконец в смятении взглянуть на библиотекаря, на секунду притупился, собираясь с мыслями и неловко теребя резинку для волос на своём запястье. Наигранной обиде не осталось и места на задворках сознания, и отныне там царила полная неразбериха. — Я не умею ладить с людьми и не особо понимаю, что чувствую, но это было... приятно, что ли. И я никогда такого не говорю и... — продолжать очевидное окончание продолжения он не стал, сам сгорая в смущении и только надеясь на сообразительность студента. Слова, сказанные так тихо и успокаивающе, вселяли всевозможную надежду и заставляли даже на мгновение подумать, что Куроо, не желающий сейчас что-либо произносить, вероятно, просто ослышался. Но еле заметный и для Тетсуро до ужаса особенный кивок последовал от юноши, отвечая на все, абсолютно все вопросы, которые ещё даже не были произнесены или достаточно обдуманы, таясь на подкорках сознания. Козуме кивнул едва ощутимо, но для Тетсуро этого было вполне достаточно, чтобы опять в осторожной неспешности приблизиться, слегка склониться над невысоким юношей и уже по-настоящему, с полного согласия, поцеловать. Без одинокого страха, угнетений совести, лишь ненавязчиво приобнимая такого любимого и желанного им Кенму. Дыхание сбивалось и часто не по доброй воле учащалось на пару с пульсом, но Козуме будто сам был источником нескончаемого кислорода, заполняющего все лёгкие целиком, медленно и осторожно отвечая на поцелуй, он был тем, кто ещё позволяет Куроо жить, верить в любовь и, безусловно, он был слишком хорош для него. Слишком аккуратен, слишком красив, слишком прекрасен, слишком... но теперь Кенма, вероятнее всего, был его и только его, что дарило невероятно блаженную усладу. Тетсуро в хаотичном порядке ласково перебирал осветлённые локоны парня, не зная, куда себя деть, подрагивающими руками оглаживал его лицо и шею, не разрывая поцелуя, от которого ещё явно отдавало неумелой неловкостью и юношеской непосредственностью. Вся напористость его в этот раз бесследно улетучилась, уступая место фантастической осторожности, и проявлялась только в том, как неосознанно прижал он Козуме к книжным стеллажам, будто боясь, что тот может в миг испариться или исчезнуть, и то делал он с колоссальной сдержанностью. Кенма же, еле удерживая равновесие на резко ставших ватными ногах, только невесомо обхватил руками торс Тетсуро, заметно смущаясь. Куроо был манящим, жутко харизматичным и явно цепляющим, причём настолько метко и точно, что казалось, ему и труда не составило найти к неприступному библиотекарю подход. — Знаешь, я как-то обещал себе поцеловать тебя тысячу и один раз, — прервавшись, замурлыкал вдруг Куроо случайно всплывшее в памяти обязательство, жарко выдыхая в губы и поражаясь звучанию собственного слегка охрипшего голоса. — Правда? Это мало, — шепотом и так же опаляя, ответил тот, рукой осторожно убирая буйную челку с глаз Тетсуро и чуть улыбаясь, когда ему открылся вид на полный мягкой нежности взгляд. Он не выглядел для Кенмы враждебно, осуждающе, и почему то казался ему теперь каким-то родным, будто знакомы они были уже долгое время. — А я и не говорил, что большего не будет, — в ответ тоже улыбнулся уголками губ Тетсуро, в объятиях начиная беспорядочно покрывать невесомыми и едва ощутимыми поцелуями лицо приглушенно засмеявшегося Козуме. Никто более ничего не произносил, но оба отлично понимали, что всё это значит. Эти приходы Куроо в библиотеку, зачарованные взгляды, беседы, его поддержка, экзамен, разношёрстные догадки, бессмысленная и буквально за минуту разрешившаяся ссора, эта неожиданная внезапность, нелепое, но приятное обещание...

***

Куроо был бунтарём. Смерчем, не поддающемся объяснению, вихрем, передвигающемся в бешеном ритме и не теряющем собственное хладнокровие мыслей при этом. Он любил вести за собой, громогласно смеяться и ни о чём не думать, любил чувство уверенности и сладкой победы. И как оказалось, Куроо был романтиком. Любил наблюдать, засматриваться, прикасаться, делать неожиданные сюрпризы и заставать врасплох. Горазд был на необдуманные глупости, нелепые поступки, тайные взгляды... Кенма же абсолютно обычен. Любил он фантазировать, подолгу задерживая в своём воображении приятные ему образы и картинки, любил играть часами, что увлекало не на шутку. Неприметен, привыкнувши скованно скрываться за тенью библиотечного стола, молчалив, словно и вовсе не способен на контакт с людьми, и вычурной внешностью не отличался, лишь светло поблёскивающее локоны волос, тонкие руки и филигранно на свету очерченный контур лица, который казался Куроо самым запоминающимся из всех, какие он вообще мог видеть в этой жизни. Для Тетсуро Кенма был необычным и, пожалуй, в своём роде таким единственным. Чарующим, любым своим движением или словом заставляя думать только о нём, таинственным и фантастическим, наводя сомнения и мысли почти без возможности их разрешения, тихим и чистым, как день ласковой весны после шумного ливня, прекрасным... Скромная городская библиотека погружена была в безмятежную тишину позднего вечера, окутанного свободной свежестью воздуха. Незаметно исчез куда-то мерный шелест игривого ветра, едва заметное мигание старых уличных фонарей, и только редкий шум проезжающих мимо машин смешивался с неназойливым стрекотом беспристрастно говорливых цикад.