everywhere (i wanna be with you)

      Сначала Лондон, потом Милан, затем показ в Париже — и так по кругу, пока в итоге они не оказываются на пороге дома Лиама Пейна. После успешного завершения осенне-зимнего показа мужской одежды не было ни единой вещи, которую Стайлс хотел бы больше, чем погрузиться в горячую ванну как минимум на три часа в окружении ароматических свеч.       Но, очевидно, у мира другие планы, так что вместо того, чтобы отправиться домой и исполнить свое заветное желание, переодевшись в домашнюю пижаму, он вместе с Маликом прямо с самолета направляется покорять сердце Найла Хорана.       Зейн познакомился с этим очаровательным сердцеедом полгода назад на рекламной вечеринке по случаю выхода на рынок модной водки. Их связала любовь к творчеству друг друга и та самая премиальная русская водка. Тогда флирт между ними казался Малику слишком сладким, чтобы быть правдой, но каким-то образом публицист Найла достал номер менеджера Зейна, и вот они здесь, стоят на пороге незнакомого дома с особым приглашением на вечеринку от Хорана, который грезит надеждой снова увидеть Зейна.       Лиам Пейн — автор и певец популярных баллад, в которых он рассказывает о том, как сложна его гетеросексуальная любовь. У Гарри очень холодный, почти обмороженный нос, полуразобранные сумки в прихожей квартиры и пустая ванна. Он любит Зейна, ведь тот является его самым лучшим в мире другом, поэтому, несмотря на все эти факты, Стайлс широко улыбается, когда большая деревянная дверь неожиданно резко распахивается.       — Зейн, ты все-таки пришел! — громко приветствует их Найл с бокалом пива в руке и парой сердечек в глазах, которые выдают тот факт, что он, вероятно, стоял у двери и ждал их всю ночь. Парень широко улыбается, обходя Гарри, чтобы крепко обнять Зейна. И это восхитительно, правда, но Стайлс чертовски устал и по-прежнему стоит на ветру с бутылкой вина из супермаркета.       Они, блять, самые востребованные модели мира, но, несмотря на этот факт, это лучшее вино, которое они смогли достать в столь поздний час. И это полный провал, который к тому же создает ужасное представление о навыках этикета Гарри. Обычно он всегда приносит с собой либо выпечку собственного приготовления, либо хорошее вино, потому что прийти на вечеринку к незнакомому человеку с пустыми руками — дурной тон.       — Найл, это Гарри, — произносит Зейн, когда его, наконец, выпускают из объятий, указывая на Стайлса, — Гарри, это Найл Хоран.       Светло-розовый румянец на щеках Зейна и Найла очарователен, и Гарри не может быть еще счастливее, просто глядя на них.       — Привет, — он смущенно улыбается, когда Хоран тепло обнимает его в знак приветствия.       Ему нравится Найл. Нравится с тех пор, как он увидел его полуобнаженным в фильме «Поменяй билет». Тогда Гарри впервые почувствовал новые странные для себя чувства. У него красивые косые мышцы живота, а у Зейна безусловно хороший вкус.       — Чувствуй себя как дома, Гарри, — произносит Найл, в последний раз похлопывая Стайлса по спине. Гарри совершенно уверен, что это не дом Хорана.       Он кивает и заходит внутрь, вытирая ботинки о коврик. Дом полон людей, на самом деле он буквально трещит по швам. Гарри снимает пальто и вешает его в прихожей, после чего поворачивается, чтобы спросить Найла, где кухня, но тут же замирает. Найл и Зейн настолько поглощены друг другом, будто в комнате больше никого, кроме них, нет. Хоран широко улыбается, озорно хватает Малика за руку и тянет на улицу.       Идеальный второй пилот знает, когда нужно отступить.       Гарри блуждает по гостиной, заглядывая в пару комнат, пока не находит то, что так долго искал. Это не хозяин дома, которого он должен отыскать и поблагодарить, а кухня, которая, на удивление, почти пуста, поскольку все, казалось, находят задний двор более интересным для бесед и разговоров.       Со всех сторон доносится гул голосов, громко звучит музыка, и кто-то кричит: «С днем рождения!» и «Время фейерверков», но всё это приглушается, когда Гарри все дальше и дальше отдаляется от эпицентра шума.       Он переступает порог кухни и тут же останавливается, когда замечает парня, стоящего между пустыми бутылками, стаканчиками и остатками еды.       Сначала Стайлс не узнает его из-за смены часовых поясов, изможденный чувством усталости. Но стоит ему пройти внутрь, чтобы аккуратно приоткрыть один из кухонных шкафчиков в поисках штопора для бутылки вина, которую он все еще держит в руках, как Гарри вздрагивает, натыкаясь на ледяную скульптуру в натуральную величину. В этот момент парень немного поворачивается и становится понятно, кто перед ним. Это имеет смысл.       — Привет, — испуганно шепчет Гарри, открывая рот, чтобы глотнуть воздуха. Луи Томлинсон отрывает взгляд от стола, полного ножей и вилок, и оглядывается через плечо.       Он скользит взглядом по Гарри и слегка приподнимает бровь, как Стайлс всегда себе и представлял, ну, или как он видел подобное в исполнении Томлинсона бесчисленное количество раз в кино.       Да, Луи определенно так же привлекателен на экране, как и вне его. Это однозначно имеет смысл, но есть что-то особенное в том, чтобы увидеть этот шедевр лично. Он похож на свечи с запахом карамели и ванили и на моногамию длиною в жизнь.       Гарри широко улыбается и в знак приветствия поднимает бутылку вина из супермаркета.       — Великие умы мыслят одинаково, — медленно добавляет он. Это ужасное начало для разговора, и он только что выставил себя дураком перед, вероятно, одним из самых возмутительно красивых мужчин в мире. Но и это далось ему нелегко.       Томлинсон улыбается ему одной из своих самых обворожительных улыбок, хватает штопор и бросает его Гарри.       — Лови, — говорит он, оборачиваясь и прижимая к груди свою собственную бутылку вина.       Гарри, разумеется, не успевает его поймать, и тот падает на деревянный пол Лиама Пейна, пока Луи Томлинсон громко смеется, присоединяясь к этому шуму. Его глаза сверкают, и Гарри думает обо всех способах, которые могут заставить его выглядеть так снова и снова.       — Нам стоит поработать над этим, — широко улыбаясь, произносит парень и облокачивается на кухонную стойку, внимательно рассматривая Гарри.       Он одет во все черное, рукава его рубашки высоко закатаны, а волосы модно уложены вперед. Челка слегка закручена в спираль, походя тем самым на французское пирожное. Гарри очень хотел бы съесть парочку таких вместе с Луи в своей парижской квартире, наблюдая за тем, как просыпается город. Он сказочный. Стоит также отметить, и это важно, что закатанные рукава рубашки делают его руки весьма аппетитными.       Стайлс смущенно поднимает открывашку с пола, не зная, что делать с ней дальше. Поставив бутылку на кухонный стол, Гарри делает шаг вперед, чтобы попытаться откупорить ее. Он не виноват, что под пристальным взглядом Луи Томлинсона у него дрожат ладони и все такое.       Ему нужно взять себя в руки. Ну и что с того, что он в комнате с одним из самых сексуальных мужчин в мире. Он мило болтал с Анной Винтур, и однажды Карл Лагерфельд назвал его имя. Тогда он не был таким странным и растерянным, как сейчас, а ведь у обоих есть сила, которой они могли бы положить конец его надеждам и мечтам в мгновение ока.       — Ты ведь друг… Лиама Пейна, верно? — Гарри нервно смеется, его щеки пылают словно красные маки, а пробка отказывается сдвинуться с места, как бы он ни старался. А ведь он очень старается.       Луи вздыхает, и Гарри наблюдает, как его каменное лицо распадается, как будто оно раскололось пополам, и невольно улыбается ему, как крошечное беззащитное животное или младенец. У Луи Томлинсона образуются морщинки вокруг глаз, потому что Гарри Стайлс — беспорядок среди симпатичных парней. Он мысленно похлопывает себя по спине.       В конце концов, это не так уж и плохо. Это может сработать в его пользу, Луи, возможно, заинтересуется неуклюжим идиотом.       — Вот, — произносит Гарри, неуверенно делая шаг вперед и ставя на стол свое вино из супермаркета. — Я не знаю Лиама, я здесь, потому что друг заставил меня пойти с ним. Отсюда и вся эта история «Я правда мало кого тут знаю». Толпа — это не совсем мое, — Гарри вздыхает сквозь зубы и драматично указывает рукой на их маленькое убежище. — Мой лучший друг Зейн заставил меня прийти на эту вечеринку, его пригласил…       — Зейн Малик? — спрашивает Луи, прерывая его, с намеком на опасность в глазах, когда Гарри перестает жестикулировать руками.       Гарри смущенно кивает в ответ. Зейн довольно запоминающийся. Он не удивлен, что Томлинсон его знает.       — Ага.       — Так, так, так, — отвечает Луи, качая головой и цокая языком. — Посмотри, Гарри Стайлс, благодаря судьбе мы с тобой оказались сегодня здесь. Найл Хоран — человек, из-за которого я присутствую на этой суматошной вечеринке, когда утром мне нужно успеть на самолет в Лос-Анджелес.       Он знает, как его зовут.       Гарри от осознания этого факта, разумеется, не может держать свой рот закрытым.       — У меня вчера был показ Lanvin, а сегодня утром я был главной моделью Alexander Wang, — тяжело вздыхая, говорит он. — Я все еще накрашен, а эти ботинки скрывают мои волдыри, — добавляет Гарри, размахивая своими леопардовыми ботинками от Saint Laurent, как будто пытаясь заслужить сострадание Луи, чем вызывает у Томлинсона смех и сочувственно надутые губы.       — Чего мы только не сделаем для наших друзей, — хихикает он, наконец-то откупоривая бутылку Стайлса. Гарри испытывает искушение обойтись без бокала и просто сделать глоток из бутылки, но он хочет произвести хорошее впечатление и остаться классным, поэтому позволяет Луи любезно наполнить свой бокал. И именно в этот момент их руки случайно соприкасаются.       — Он про тебя забыл, как только вы вошли внутрь? — Гарри, задумавшись, произносит свои мысли вслух, тут же вспоминая любовь, поразившую Зейна, свидетелем которой он был всего несколько минут назад.       — Да, — нахально отвечает Томлинсон, ловко открывая свою бутылку. — Он сразу же отправился на поиски твоего друга, если честно, я не знаю, зачем ему понадобилась моя моральная поддержка. Похоже, у него все под контролем.       Гарри смущенно улыбается в бокал, делая осторожный глоток.       У Луи такие прекрасные голубые глаза, и он выше, чем Гарри себе представлял. Ему казалось, что все должно было быть наоборот. Получается на экране ты можешь выглядеть выше или ниже? Интересно. Он знает, что пялиться некрасиво, но, как бы то ни было, Луи делает то же самое.       — Ты прекрасно выглядишь, — наконец говорит Томлинсон, подмигивая и прерывая их состязание в гляделках. — Может, у тебя и болят ноги, а волосы немного блестят от лака, но тем не менее ты выглядишь великолепно.       — Не уставшим? — спрашивает Гарри, изображая зевок в ладонь. Он пытается не подавать виду, что его сердце колотится о грудную клетку, и все это кажется сном. Интересно, называет ли Луи красивыми всех подряд или только симпатичных парней на кухнях.       — Ни капельки, — широко улыбаясь, отвечает Томлинсон.       Стайлс и не подозревал, что они стоят так близко друг к другу. Он даже не пытается отодвинуться, когда их голоса становятся приглушенными, слушая, как все смеются на балконе и во внутреннем дворике. Они немного болтают, прежде чем до них, кажется, доходит, что они на самом деле на кухне одни, и к тому же игнорируют тех, кто случайно забредает к ним.       — Может, хочешь пойти посмотреть фейерверк? — улыбаясь, спрашивает Луи, слегка наклоняя голову и тем самым уточняя, нормально ли то, что они все еще на кухне, когда где-то вдалеке начинают звучать звуки салюта.       — Я не люблю фейерверки, — вздыхая, отвечает Гарри. Он может пойти, если это, конечно, нужно, но тогда все, что ему остается, это надеяться, что Луи не будет смеяться над ним, когда он каждый раз будет подпрыгивать и закрывать уши. Да и в его животе сейчас достаточно фейерверков, так что нет, спасибо.       — Тогда, может, сбежим отсюда? — спрашивает Луи, обводя рукой огромную кухню с блестящими золотыми и серебряными наградами, выстроившимися в шкафах, где вообще-то должны быть тарелки. В процессе он неопределенно показывает в сторону гигантской рамки с фотографией Лиама и его девушки Софии Смит, висящей на стене.       Гарри улыбается и кивает в ответ. Отличная идея.

***

      — Я уверен, что они даже не заметили, что мы ушли, — вздыхая, произносит Луи и вальяжно закидывает ноги на приборную панель своей машины. Это просторный «Range Rover», поэтому Гарри пытается отодвинуть и отбросить спинку сиденья назад, чтобы вытянуть ноги. Он чувствует себя таким расслабленным.       — Но что, если Найл попытается поцеловать… — взволнованно интересуется Гарри.       — Все будет хорошо, — посмеивается Томлинсон. — Зейн — большой мальчик, не так ли?       Гарри в сомнении прикусывает нижнюю губу и слегка кивает головой, словно подтверждая мысль. Луи в ответ громко смеется.       — Ты, наверное, самый ужасный «второй пилот», Гарри Стайлс.       Гарри быстро садится.       — Кто бы говорил! — смеется он, указывая на припаркованную машину и бумажные пакеты с едой. Сегодня он говорит «нет» диете.       — Я не возьму свои слова обратно, — отвечает Луи, скрещивая руки на груди и упрямо выпячивая подбородок. Однако на его губах озорная улыбка, поэтому Гарри приходится прикрыть лицо ладонью, чтобы сдержать собственное хихиканье.       Как они оказались здесь после случайной встречи на вечеринке, где ни один из них не хотел быть? Это как будто мгновенный щелчок. Гарри даже не помнит, что происходило после того, как они поздоровались и до того, как приехали в автокафе и пытались найти мелочь между сидений, чтобы взять наггетсы, задерживая очередь, пока Луи раздавал автографы в обмен на скидку.       Это продолжается уже почти два часа. Стайлс просто не может перестать улыбаться.       — Тогда я оставлю титул худшего «второго пилота» себе, — смеется Гарри. — Возможно, если он будет моим, Зейн перестанет таскать меня на дурацкие вечеринки.       Брови Луи тут же взлетают вверх.       — Дурацкие вечеринки, — обиженно повторяет он. — Да будет тебе известно, Лиам Пейн устраивает лучшие вечеринки, на которых я когда-либо был. Такой стиль и изящество.       Гарри бросает картошку фри в волосы Луи, и, прежде чем он осознает последствия, Томлинсон наклоняется вперед, хватает Стайлса и всеми силами пытается удержать его на месте.       — Лжец, — хихикает Гарри, его сердцебиение учащается, когда Луи поднимает его руки над головой. Он слегка извивается, чтобы попытаться освободиться, но достаточно быстро сдается, слегка задыхаясь от смеха. Его сердце бешено стучит о грудную клетку, вены на запястьях подпрыгивают, выбивая бешеный пульс, а мысли лихорадочно крутятся в голове.       — Ты первый бросил в меня картошку, — угрожающе улыбается Луи с оттенком восхищения во взгляде.       — Ты это заслужил, — улыбается в ответ Гарри, сверкая глазами. Теоретически он понимает, к чему это все идет, но, до того как он успевает опомниться, Луи осторожно подается вперед.       Губы Гарри немного соленые, а во рту вкус дешевого вина, которое он купил в супермаркете накануне, и в любой другой ситуации, прежде чем поцеловать кого-то, он бы запаниковал от осознания этих вещей. Но сейчас это его не волнует. Луи в мгновение ока наклоняется вниз, нежно соединяя их губы вместе. Поцелуй на вкус похож на… блики солнца, когда ты от удовольствия жмуришь глаза, или какую-то другую глупую метафору о солнечном свете. Но он заканчивается прежде, чем Гарри осознает это, поэтому Стайлс слепо тянется навстречу, вновь соединяя их губы и тела. Парни лежат друг на друге на пассажирском сиденье, пока стояночный тормоз впивается в их бока. Губы Луи мягкие, как Гарри и ожидал, и они такие сладкие… Это все, о чем он думал и мечтал последние два часа. Поцелуй пробуждает «тлеющие угли» в его сердце, о которых он даже не подозревал, наслаждаясь прикосновением губ, языка и постукиванием зубов.       Когда Луи отстраняется, Гарри растерянно моргает, глядя на Томлинсона со звездочками в глазах, как бы банально это ни звучало.       — Ты модель подиума, — улыбаясь, произносит Луи и протягивает руку, чтобы убрать прядь, выбившуюся из пучка, со лба Гарри.       Луи красив вблизи. Гарри хочет упиваться им весь день. Он хочет пропустить каждый дюйм этих линий, углов и черт через свое тело, плотно прижатое к Томлинсону, пока не останется ничего, что еще можно было бы исследовать.       — Не очень хорошая, — выдыхает Гарри в ответ.       Луи явно не нравится этот ответ, он хмурится и морщит нос. «Ох, он такой замечательный», — внезапно думает Гарри. Он всегда хорошо разбирается в людях. В его бизнесе легко определить, кто положительный персонаж, издалека, с близкого расстояния и исходя из слухов. Он всегда знал, что Луи с его улыбкой, добродушием и большим сердцем был душкой. Но не знал, что он захватит его с такой силой, так быстро.       И если Гарри может позволить себе надеяться, если то, как Луи обнимает его, действительно искренне, он, возможно, совершил такое же преступление в ответ.       — Я больше люблю сниматься для модных журналов, — шепчет Гарри, — слишком много раз спотыкался, чтобы можно было называть меня моделью подиума. А ты был номинирован на «Золотой глобус», и ты поцеловал меня.       — Ты бросил в меня картошку, — ответ Луи звучит тихо и мягко.       Гарри смущенно улыбается в ответ, поэтому его глаза — просто крошечные щелочки.       — Мне понравилось, — произносит Гарри, подразумевая не только швыряние картошкой.       Он надеется, что Луи поймет ход его мыслей.       — Мне тоже. Ты мне нравишься, Гарри Стайлс, — отвечает Томлинсон, наклоняясь и быстро целуя Гарри в нос, щеки и лоб.

***

      Гарри просыпается полностью одетым (к своему изумлению), на полностью застеленной кровати в незнакомой квартире. Кто-то любезно набросил на него мягкое одеяло, а на противоположной стороне, судя по подушке и смятой простыне, похоже, кто-то спал.       Ему требуется около трех секунд, чтобы смутно вспомнить, как Луи уходил сегодня утром еще до восхода солнца, чтобы успеть на свой рейс. Он обещал скоро вернуться, если Гарри правильно помнит. От этого обещания в груди резко становится теплее. Еще он помнит, как Луи провел рукой по его волосам и сказал, что надеется увидеться снова, прежде чем схватил свои сумки и исчез.       После поцелуев на пустой парковке на пассажирском сиденье они каким-то образом оказались здесь. Вполне возможно, что это как-то связано с заманчивым предложением Луи сыграть в Скрэббл. Кроме того, Гарри не хотел так скоро расставаться, зная, что как только он это сделает, то точно не сможет увидеть Томлинсона в течение одной или двух недель. Он знал, что в тот момент, когда закроет глаза или закроет дверь, Луи снова исчезнет из его жизни так же стремительно, как и ворвался в нее.       Не то чтобы он жаловался. Гарри знает, как выглядит напряженный график, прекрасно понимает все плюсы и минусы работы, из-за которой утром тебе нужно быть в одной стране, а вечером на другом континенте. Он и сам должен быть в Манчестере к среде, поскольку у него контракт с парфюмерной компанией, чьим лицом он является.       Просто иногда так хочется, чтобы мир мог замереть на секунду, дав ему возможность отдышаться. Гарри прекрасно знает, что сейчас, когда он в расцвете сил, шансов на это практически нет, а еще он понимает, что Луи знает это лучше него. Ты просто должен сделать глубокий вдох и не останавливаться.       Гарри выглядит ужасно, когда наконец вылезает из постели. Он сонно бродит по квартире в поисках своих ботинок и пальто, прежде чем понимает, что это абсолютно бесполезно. Луи, кажется, не очень любит убираться, и в придачу к этому прошлой ночью они зачем-то повсюду раскидали кучу бесполезных вещей. Гарри понятия не имеет, зачем им понадобилось вытаскивать всю коллекцию DVD Томлинсона, раскладывая ее на полу. Кажется, они искали фильмы, где тот исполняет главную роль. Гарри качает головой, когда воспоминания постепенно возвращаются. Он помнит, как составлял рейтинг горячих сцен, в которых Луи щеголял без рубашки, а таких за его карьеру набралось немало, располагая их от лучшей к худшей.       Стайлс принимает душ, наводит порядок в комнате и заправляет постель. Парень как раз собирается убрать грязные тарелки, когда находит сюрприз, стоящий на кухонном островке, оставленный, по-видимому, для него.       Он загружает последнюю тарелку в посудомоечную машину, когда его телефон неожиданно начинает вибрировать. Фотография Малика мелькает на экране, поэтому Гарри поспешно вытирает руки и смахивает зеленую трубку вправо. Увы, у него не выпадает возможности поздороваться первым.       — Прости меня. Я действительно пытался найти тебя прошлой ночью…       Гарри прижимает телефон щекой к плечу и решает закончить то, что делал ранее.       — Мы пытались найти тебя, но парни сказали, что видели, как ты ушел. Извини, Эйч, надеюсь, тебе было не слишком одиноко. Я подумал, что ты с кем-то познакомился?       Гарри чувствует себя немного виноватым. Но с другой стороны он совсем не жалеет о том, что произошло.       — Все в порядке. Как прошла твоя ночь? Я хочу знать все о Найле.       Он ожидает, что Зейн начнет бесконечный монолог, рассказывая о прекрасных событиях прошлой ночи и его прекрасном ирландском рыцаре в сияющих доспехах.       — Да вроде неплохо. Найл хороший, — вместо этого бормочет Малик.       — В каком смысле? — спрашивает Гарри, заходя в гостиную. Он делает паузу, чтобы полюбоваться фотографией Луи и его сестер, стоящей на полке рядом с рамкой, на которой, как он предполагает, изображена его мама. Томлинсон много говорил о своей семье в те короткие мгновения, что они провели вместе.       — Все очень сложно.       Гарри закатывает глаза на такой ответ и мечтательно кружится по комнате. Вокруг все такое красивое.       — Хорошо, — вздыхает он в трубку. Он отказывается давить.       — В любом случае, — продолжает Малик, — приглашаю тебя на завтрак в качестве извинения. Я буду дома около девяти.       Гарри растерянно оглядывается вокруг. Черт, он ведь не у себя и точно не успеет добраться за десять минут.       — Я не дома, — отвечает Стайлс, прикусив язык.       — Ох. Где же ты тогда? — спрашивает с подозрением Малик. Стайлс умеет читать между строк, Зейна вряд ли интересует, где он, вопрос скорее «с кем ты, и почему я об этом еще не знаю».       У него есть доля секунды, чтобы принять решение. Из окна перед Гарри открывается замечательный вид на Лондон. Его взгляд рассеянно скользит по расставленным на кухне рамкам с семейными фотографиями Луи и нескольким фото с официальных мероприятий. Краем глаза он также отмечает лежащие в шкафу различные безделушки — сувениры, привезенные из разных концов мира.       — Я в доме Луи Томлинсона, — отвечает Гарри, не в силах ничего поделать с тем фактом, что имя это из его уст звучит так, словно извергает солнечный свет. Или с тем, каким довольным выглядит его лицо, когда он видит свое отражение в оконном стекле.       — Ох! Хорошо. Круто, — нарочито спокойно отвечает Зейн, делая вдох, после чего громко кричит в трубку, — какого, блять, хрена, Гарри?!       — И что ты там делаешь? — добавляет он, пытаясь вернуть себе хладнокровие, произнося слова едва шепотом, как будто Гарри прячется в ванной, а Луи ждет снаружи.       Стайлс не может сдержать довольной улыбки.       — Я бы сказал, что «все сложно», и избавил бы тебя от подробностей, но я не ты, — дразнит Стайлс. Он прекрасно знает, что Зейн догадывается — Гарри просто тянет время. — Мы познакомились вчера вечером. В каком-то смысле он спас меня от неловкости и скуки на той вечеринке, куда ты меня притащил, и позже угостил жареной картошкой, когда я проголодался. Возможно, мы влюблены. Он неряха и не очень хорошо готовит, но утром оставил для меня тост и прикрепил к нему записку со словами: «Разогреть в микроволновке? Спасибо за то, что ты — это ты, но не ставь дату рождения как пароль. Слишком легко угадать. Пожалуйста, позвони мне». Я еще не спрашивал, но чутье подсказывает мне, что он любит собак.       Гарри смотрит на этот несчастный кусок тоста, который, вероятно, был сделан где-то в районе полседьмого утра, и ему хочется съесть его просто потому, что он идеальный. Стайлс уверен, если хорошенько присмотреться, то ему удастся разглядеть в нем троих детей, кошку и дом с большим задним двором. Или это за него говорит смена часовых поясов.       — Ты переспал с Томлинсоном? Тот, который друг Найла? Актер.       Мгновенно защищаясь, Гарри быстро выпаливает:       — Ничего подобного! Я вырубился прямо на одеяле.       — Ох, так он действительно тебе нравится?       Гарри понятия не имеет, как Малик догадался, но в любом случае он не собирается с ним спорить.       — Ужасно бесцеремонно с твоей стороны, — обиженно отвечает Гарри. — В качестве извинения я хочу пирожных… Хотя нет, беру свои слова обратно, я прощу тебя, только если ты привезешь мне мои любимые птифуры.       Зейн громко смеется в ответ, и Гарри знает, что если бы они сейчас были вместе, то тот бы самодовольно показал ему средний палец.       — Я не собираюсь лететь в Париж за пирожными, даже ради твоего прощения. Так что выбирай: либо я покупаю их в пекарне возле дома, либо вообще ничего.       — Луи бы купил мне их.       — Вот как, в таком случае обойдешься коробкой French Fancies, негодник, — нежно отвечает Зейн, тем самым выводя Гарри из себя.       Стайлс имитирует рвотный звук, притворяясь, что его тошнит от одной только мысли об этом.       — Я никогда не прощу тебе это, — вздыхая, отвечает Гарри.       Он не хочет тратить время на дешевые куски сахара, имитирующие пирожные, в коробках массового производства точно так же, как не хочет ничего слышать об этом, поэтому Гарри вешает трубку, прекрасно зная, что именно такой реакции Малик и ждет от него.       Гарри с тоской смотрит на свой холодный тост, лежащий на белой тарелке с розовым орнаментом. Никто раньше не делал для него ничего столь очаровательного. Он знает, что они с Луи знакомы едва ли сутки, и тот уже находится довольно далеко, но, если бешено бьющееся сердце в груди не обманывает его, у Стайлса хорошее предчувствие. Просто есть в этом парне что-то правильное. И речь не об идеальных бедрах и подбородке Томлинсона.       У него не хватает духу выбросить своеобразный завтрак, поэтому он жует тост и попутно делает селфи. Гарри открывает свои контакты и, БЕЗУСЛОВНО, рядом с номером Томлинсона красуется эмоджи персика. Стайлс громко стонет, вспоминая, как вчера он случайно обмолвился, что задница Луи напоминает ему персик в обтягивающих узких штанах в том ужасном подростковом боевике, в котором актер снимался, когда ему едва исполнилось восемнадцать.       Гарри бесстыдно отправляет Томлинсону селфи, добавляя, что это лучший тост, который он когда-либо пробовал, и он совершенно шокирован тем, что у человека с такими невероятными кулинарными навыками, как Луи, до сих пор нет бойфренда. Он надеется, что Томлинсон поймет намек.

***

      После трех дней ничегонеделания — валяния на диване, принятия долгих горячих ванн со свечами, рисования картин в нижнем белье и отчаянных попыток заставить себя пойти в спортзал (ну ладно, еще он успел обменяться с Луи несколькими кокетливыми сообщениями) — Гарри снова возвращается к работе. Он уже три часа лежит на кровати в одних брюках и прозрачной кружевной рубашке, прижимая к груди флакон духов, в то время как камера высоко на потолке фотографирует его с высоты птичьего полета. Что, в общем-то, не так уж сильно отличается от дивана и спортивных штанов. Это забавно — притворяться, будто эта самая камера — его возлюбленная на эти несколько часов, и Гарри надеется, что получившиеся фотографии будут источать любовь.       Хотя это не так весело, когда стойкий аромат духов вызывает головную боль, потому что вокруг дико пахнет ванилью, сушеными лепестками роз и чайным экстрактом: видимо, арт-директор слегка переборщил с приданием комнате атмосферы и созданием ароматизированной эстетики. В любом случае Гарри получает множество комплиментов, и это заставляет его почувствовать себя сверкающим и сказочным, но немного легкомысленным.       Гарри только возвращается в Лондон, как сутками позже Кэролайн, его менеджер, тут же велит ему собирать чемоданы снова.       — Им понравились снимки, но ты же знаешь, как это бывает, — говорит она, ругаясь вполголоса и проклиная несговорчивый отдел маркетинга. — Они хотят групповые снимки. Прости, куколка, но ты нужен в Нью-Йорке.       Гарри тяжело вздыхает и заказывает такси в аэропорт.

***

      Луи не так уж и случайно сталкерит Инстаграм Гарри, будучи в пятизвездочном ресторане, где его будущая съемочная группа празднует подписанный контракт. Все идет нормально в течение двух секунд, прежде чем он читает подпись к последнему посту и чуть не давится своими ньокками.       Последние несколько дней, как только выпадала такая возможность, они перекидывались короткими сообщениями, которые Луи считал за обыкновенный флирт. Он не совсем уверен. Это могло быть флиртом, или Гарри мог вести себя так со всеми. Луи в любом случае прикладывает немало усилий. Его убивает то, что он должен был покинуть Гарри тем утром, а теперь еще вынужден быть так далеко от него.       Инстаграм Гарри красивый и удивительным образом похожий на него самого. Там есть фотографии причудливых пирожных и симпатичных щенков, несколько раз мелькают снимки неба, но большую часть составляют фотографии маленьких детей, обнимающих кошку, пекущих печенье на кухне и пытающихся позировать в его шляпах. Когда Луи в очередной раз обновляет ленту, он видит фотографию знакомых стройных ног, обутых в прекрасную пару темно-коричневых замшевых ботинок, стоящих на чем-то похожем на мокрый тротуар с подписью: «Нью-Йоркский бетон».       Гарри, вероятно, находится всего в десяти минутах езды от Луи, и он бы даже не узнал об этом, если бы ему не было скучно и он не пытался узнать как можно больше об этом мальчике, который словно ураган ворвался в его жизнь. Как только он приходит в себя и делает вдох, заверяя стоящего рядом с ним человека, что все в порядке, Луи дрожащими руками открывает их с Гарри беседу.       Буквально сегодня утром Стайлс признавался в любви к свечам, особенно ароматизированным. Луи нашел все это очень милым, особенно когда Гарри прислал длинное описание прекрасных свечей, которые его сестра подарила ему на прошлое Рождество. По какой-то причине Томлинсон, должно быть, совершенно забыл сообщить Гарри, что сегодня утром он приземлился в аэропорту Кеннеди, покинув Лос-Анджелес. Скорее всего, его отвлекли все эти прелестные разговоры и то, как он подсчитывал, сколько свечей ему удастся прихватить с собой в Лондон, чтобы при этом не вызывать подозрений.       Луи отправляет Гарри сообщение, вместо приветствия, сразу переходя к делу: «Ты в Нью-Йорке и не сказал мне об этом????». Он отчаянно надеется, что верно расшифровал посыл последней публикации парня в Инстаграме, в основном потому, что осознания того факта, что они снова в одном городе, достаточно, чтобы его сердце бешено забилось, а разум помутнел.       За последние несколько дней Луи узнал, что Гарри не очень силен в переписке. Он вполне может заснуть на середине мысли, прислав ответ только через три часа с небольшой припиской: «Извини, забыл нажать «Отправить». Таким образом, Томлинсон не ожидает мгновенного ответа и слегка вздрагивает, когда его телефон в кармане вибрирует, пока директор произносит последний праздничный тост.       «Да? Это решение было принято в последнюю минуту», и не более чем через пять секунд (вероятно, после быстрого поиска в Google) за ним следует ещё одно: «Ты тоже в Нью-Йорке. Почему тогда ТЫ не сказал мне об этом???»       Большая часть съемочной группы встает, направляясь к выходу, и Луи следует их примеру, на ходу набирая ответ: «Где ты? Я остановился в The Palace. Придешь в гости?»       Он должен быть смущен тем, как отчаянно хочет снова увидеть Гарри, почувствовать его руки и быть окутанным его запахом. У Томлинсона возникает странное покалывание в пальцах только лишь от одних воспоминаний о его смехе и улыбке, а мысль о том, что ему выпал шанс насладиться ими снова, приводит его в ажиотаж. Он не может поверить, что так легко влюбился в человека, который, возможно, он не до конца уверен, отвечает ему взаимностью. В любом случае кажется, что это даже не имеет особого значения, Луи хочет, чтобы Гарри просто был счастлив, и тогда он сможет греться в лучах его тепла, несмотря ни на что. Пока ему будет достаточно и этого, а если надо, он подождет.       Гарри сообщает ему, что в данный момент он в лофте своих друзей, и поэтому Луи надеется на лучшее. Коллега Томлинсона по съемочной площадке Эмма пытается уговорить его присоединиться к остальным ребятам в баре, но он вынужден отказаться. Дело не в том, что она ему не нравится, она милая и все такое, и, вероятно, ему стоит проводить с ней больше времени, чтобы опровергнуть слухи насчет своей ориентации, но он просто слишком хочет увидеть одного кудрявого парня. Девушка пожимает плечами и велит ему вести себя прилично, глупо подмигивая и намекая, что видела часть переписки через его плечо.       Луи улыбается и отправляет Гарри серию смайликов «сложенных вместе ладоней», возвращаясь в отель полным надежды.

***

      Луи не знает, какой замечательный поступок он совершил в прошлой жизни, чтобы заслужить это, но мягкий сонный Гарри в причудливых коричневых ботинках и джемпере почти до колен, через несколько часов стучит в его дверь. Его волосы сегодня не убраны, поэтому вьются вокруг крошечных ушей, обрамляя лицо.       — Привет, — выдыхает Гарри, его дыхание все еще ледяное, — на улице холодно, — с улыбкой добавляет он. Его глаза мерцают в тусклом свете гостиничного номера, и Луи не может перестать чувствовать облегчение от того, что он все же реален, все же здесь, что он не оказался воображаемой мечтой той ночью.       Луи полагает, что Стайлс, вероятно, размышляет о том же. Он чувствует это.       — Привет, — отвечает Томлинсон, его голос слегка дрожит. — Ты здесь, — шепчет он, озвучивая свои мысли вслух.       — И я настоящий, — хихикает Гарри, хватая пальцы Луи и касаясь ими своих щек, чтобы тот мог проверить.       — Какое-то время я думал, что ты просто сон, — смущенно отвечает Луи с мягкой искренностью.       Он впускает Гарри в теплый номер и закрывает за ним дверь, пока тот снимает шерстяные перчатки. Это должно быть странно, что он приглашает незнакомца к себе в комнату. Но это не так.       Ему хочется залезть на кровать и разложить вокруг себя горы подушек, чтобы Стайлс обязательно последовал за ним. Хочется согреть их с Гарри одеялами и коснуться аккуратно пальцами тонкой линии подбородка парня, пока тот будет рассказывать ему о том, как он оказался здесь, в Нью-Йорке, и как прошли последние несколько дней без него. Ему хочется слушать этот медленный протяжный голос и хочется сопровождать каждое предложение поощрениями, вроде «Ох, интересно» или «Да, продолжай», чтобы Гарри никогда не переставал делиться и открыл все потайные ходы своего сердца.       Луи пристально смотрит на него и в итоге делает именно это — берет парня за руку и исполняет то, чего так жаждет его сердце. Он рассказывает ему о награждении, на котором присутствовал, описывает забавные истории о том, кого он повстречал в уборной, в то время как Гарри сбрасывает ботинки и хватается за живот от смеха. Гарри поведывает ему о том, как брал собаку своих друзей на пробежку, как Зейн отказался делиться подробностями своих отношений с Найлом и все о парфюмерной съемке, которая привела его сюда.       — Так вот почему ты так хорошо пахнешь? — спрашивает Луи, выгибая бровь и наклоняясь, глубоко вдыхая аромат, невольно потираясь щекой о грудь Гарри. От него пахнет весенними цветами и булочками с корицей. Грудная клетка Гарри грохочет, когда Луи в шутку начинает издавать глупые звуки, пытаясь укусить Гарри за живот. — Я мог бы съесть тебя, — поддразнивает он.       Эти действия не несут в себе никакого сексуального характера, но когда Гарри начинает немного заикаться, Луи решает притвориться.       — Ох, — шепчет он, останавливаясь, кладет подбородок на руки и внимательно смотрит на Гарри. Его волосы рассыпались по подушкам, и он прикусывает нижнюю губу, отчего она становится блестящей и красной. Стайлс опускает голову в еле уловимом стеснении.       Луи не такой. Гарри так ему нравится, и в то же время он его почти не знает. Но, честно говоря, Томлинсон чувствует, словно знаком с ним всю жизнь, будто парень все это время был частью его самого. Словно Гарри сидел где-то в глубине души и встреча с ним просто пробудила его чувства.       Луи не из тех, кто легко влюбляется, он даже не уверен, влюблялся ли он раньше вообще.       Конечно, в свое время он думал, что это так и есть, но, оглядываясь назад, он ясно видит, что это были всего лишь увлечения. Ему не нужно время или доказательства, чтобы осознать, что Гарри ему нравится, или убедиться в правдивости этих чувств. На их лицах и так все написано.       — Гарольд, — произносит он тихо и нежно. Глаза парня распахиваются, и Луи вспоминает, почему тот стал моделью в двадцатый раз за сегодняшний вечер. — Я должен тебе кое-что сказать.       Стайлс широко улыбается и наклоняет голову, приподнимая одну бровь и прижимая указательный палец к губам, как бы намекая, что он никому не расскажет секрет Луи.       — Это не секрет, — улыбаясь, отвечает Томлинсон. Он слегка пододвигается, чтобы они оказались ближе и прижимается боком к парню.       — Хорошо, — отвечает Гарри.       — Я только недавно познакомился с тобой, но ты мне очень нравишься, — заявляет Луи, честно выкладывая карты на стол.       Розовый уголок рта Гарри мгновенно поднимается как будто сам по себе, хотя он изо всех сил пытается остановить его. Его брови слегка хмурятся.       — Ты мне тоже, — робко отвечает Гарри. — Но, Лу, разве ты не встречаешься с той девушкой, с которой собираешься сниматься в фильме? Разве это не немного…       Луи старается не смеяться над жалкими попытками Гарри выглядеть обиженным.       — Ты что, пропустил свою PR-подготовку суперзвезды?       Гарри пожимает плечами в ответ. Модели не нуждаются в какой-то особой PR-подготовке. Все его тренировки сводились к отработке правильной походки, дабы не волочить ноги в нарядных ботинках.       — Ох, дорогой, эти слухи про меня и Эмму ради продвижения фильма, не более, — осторожно отвечает он, тут же твердо добавляя, — на самом деле я стопроцентный гей, если быть честным.       Гарри издает громкий смешок, который эхом отражается от стен и прерывает их тихий сонный разговор, быстро прикрывая рот тыльной стороной ладони.       — Прости, я и не думал смеяться, — говорит Стайлс, качая головой. Луи точно знает, что происходит в голове у Гарри прямо в эту секунду: парень беспокоится, что обидел его или что-то в этом роде, потому что Луи и его сексуальность не пестрят в центральных заголовках новостей. Но это совсем не так.       Он берет Гарри за руку и переплетает их пальцы вместе, как будто это самая простая вещь на свете.       — Все, кто мне дорог, знают правду. Меня не особо волнует, если об этом узнает пресса. Я просто ждал подходящего человека, — медленно добавляет Луи, не отрывая взгляда от зеленых глаз Гарри и пытаясь тем самым успокоить его.       Гарри делает глоток воздуха и тихо отвечает:       — Я чувствую то же самое, знаю, что ты имеешь в виду.       — Значит, я тебе тоже нравлюсь? — уточняет Луи, поддразнивая парня и пытаясь тем самым снова поднять ему настроение, пока его пальцы бережно играют с пальцами парня, отчего щеки Гарри тут же краснеют, соответствуя бледно-розовому лаку на его ногтях. Этот милый цвет так идеально подходит Гарри.       — С того момента, как я впервые встретил тебя, — признается Гарри со звездочками в глазах. — Ох, я знаю, что это звучит довольно глупо и банально, — тихо добавляет он. Луи внимательно наблюдает за тем, как Гарри хихикает, отчего его глаза исчезают, превращаясь в щелочки, а на щеках появляются ямочки. Когда Стайлс перестает смеяться, он замечает, что Луи с восхищением наблюдает за ним, поэтому парень наклоняет голову и спрашивает:       — Почему ты так смотришь на меня?       — Из-за тебя, — просто отвечает Луи. Он по-настоящему крепко попал.       Гарри придвигается чуть ближе на кровати, а холодный зимний нью-йоркский воздух кружится за окнами в своей январской прохладе.       — Я тебя сейчас поцелую, — говорит он Луи, не спрашивая. Томлинсон очень хочет снова почувствовать эти сладкие губы, поэтому терпеливо ждет, когда Гарри сделает первый шаг.       Это мягкий и нежный поцелуй, разделенный между ними, и только четыре стены, которые окружают их, знают об этом. Луи проводит рукой по шоколадному водопаду волос Гарри, убирая их за ухо, откуда они сбежали, и целует парня в ответ, рассказывая его телу то, что его разум и рот мечтали сделать на протяжении многих дней, когда они не видели друг друга. Они целуются, пока не кончается воздух, а потом просто ждут, чтобы начать снова. Луи целует Гарри в губы до тех пор, пока те не становятся бордовыми, а язык не устает и не начинает заплетаться. Потом он начинает покрывать крошечными поцелуями его щеки и кончик носа.       — Когда ты уезжаешь?       — Завтра днем. Следующая съемка в Париже, — отвечает Гарри.       — Останешься на ночь?       Гарри кивает, но добавляет с видом настоящего нахала: — Я не сплю с незнакомцами на первом свидании, Томлинсон.       Луи усмехается и прикусывает нижнюю губу. Гарри, вероятно, нравится это больше, чем он думал.       — Это не первое свидание. Посмотрим, как ты заговоришь утром.       Сексуальное напряжение гудит между ними, словно оголенный провод под напряжением. Обычно он быстро вспыхивает и тут же сгорает. Луи попробовал бы и вскоре сдался, чтобы двигаться дальше. Гарри же совсем другой, и он знает, что ни один из них не готов пойти на такую жертву. Луи знает, что когда они пересекут черту, пути назад уже не будет.       Они лениво целуются в перерывах между смехом, пока не становится далеко за полночь. После они чистят зубы, в шутку пихают друг друга локтями и бедрами у раковины. Луи смеется, пока Гарри протирает лицо каким-то причудливым модным средством, которое волшебным образом появляется со дна его сумки. Стайлс же в ответ ругает Луи, напоминая ему о том, что он модель, а значит не может позволить себе покраснений или пятен на лице. Томлинсон хватает подушку и игриво бьет Гарри по голове, что заканчивается тем, что Гарри пришпиливают к простыням поцелуями и щекоткой, которые Луи использует как силу, вынуждая Гарри извиняться.       Все кончается тем, что они прижимаются друг к другу под одеялом, голова Гарри лежит на груди Луи, а сердце Луи ритмично стучит, представляя всевозможные фантастические идеи о любви, будущем и Гарри. Он просто так чертовски влюблен.

***

      Когда Луи просыпается на следующее утро, Гарри уже бодрствует. Его волосы слегка влажные (видимо, он успел принять душ), палец меланхолично скользит по экрану телефона. Томлинсон наблюдает за ним пару секунд, когда тот садится на кровать, опираясь на подушки и начиная проверять свои сообщения. Он надел джинсы, но, кажется, решил пока отказаться от рубашки, чтобы не помять ее, демонстрируя тем самым свои прекрасные татуировки. Луи восхищается ими, потому что впервые видит их воочию. Однажды он видел Гарри полуголым на рекламном щите, но это намного лучше. Томлинсон на мгновение задается вопросом, сколько великолепных фотографий Гарри он еще не видел, но решает сохранить эту идею на потом.       Луи наблюдает за тем, как трепещут ресницы Гарри и как он играет с нижней губой, перекатывая ее между большим и указательным пальцами. Парень потирает нос и улыбается посту в Инстаграм, после чего откладывает телефон в сторону, начиная рассматривать свои ногти в поисках облупившегося лака. Луи так отчаянно влюблен в этого глупого мальчишку. Гарри переводит взгляд на Луи, который едва высовывает голову из-под простыней, и ловит его на подглядывании, мгновенно краснея.       — И давно ты за мной наблюдаешь? — смущенно интересуется он.       Луи выглядывает из-под одеяла и смеется в ответ.       — Ты очень милый по утрам, — отвечает он, его голос еще звучит хрипло ото сна. Затем он скидывает с себя одеяло и лениво потягивается.       — Ну, — начинает Гарри, — ты тоже очень милый, когда спишь. Ты знаешь, что издаешь во сне сладкие причмокивающие звуки? — он наклоняется, чтобы ущипнуть Томлинсона за щеку, и, поскольку Луи — болван, он позволяет ему эту маленькую шалость, мило улыбаясь в ответ. Гарри слегка шлепает парня по щеке и говорит: — Поднимай свою задницу с кровати, у нас не так много свободного времени.       Это, к сожалению, правда. Однако Томлинсон не может так быстро заставить себя функционировать. У него грандиозные планы, но когда он украдкой выглядывает из окна, погода, кажется, совсем не собирается поспособствовать его задумкам. Он думает о том, сколько времени потребуется, чтобы объехать город по дорогам, заполненным неподвижными машинами, и о том, что у них совсем не останется времени друг на друга, прежде чем Гарри придется вернуться к своему другу, чтобы извиниться, схватить свои сумки и улететь. Помощник Луи продолжает атаковать его телефон, но парень игнорирует его. Сегодня он «вне зоны доступа».       Он одевается так быстро, насколько это возможно, в то время как Гарри по-прежнему лежит вниз головой на кровати, напевая себе под нос какую-то попсовую песню. Он выглядит очень умиротворенным, и к тому времени, когда Луи застегивает пальто, Стайлс все еще без рубашки. Технически, Томлинсон успевает так быстро собраться, потому что благодаря профессии актера он стал организованным во всем.       Что касается погоды и того факта, что у Гарри нет пальто, Томлинсон знает только одно место, куда они могут пойти. Луи часто останавливается в одних и тех же отелях, и «The Palace» не исключение. Он ведет Гарри, нежно положив руку ему на спину, через вестибюль в сторону классической нью-йоркской пекарни, находящейся на первом этаже гостиницы.       Как только Гарри замечает, куда они направляются, то с улыбкой спрашивает:       — Ты сталкерил меня в Инстаграм, не так ли?       — Может быть, я действительно видел сотни твоих фотографий французских рынков и твою одержимость сладостями, но скорее я просто догадался.       — Это не навязчивая идея, я модель. Я не ем плохую еду, — фыркает Гарри в ответ, решая промолчать о своей любви к пирожным.       Луи нежно сжимает руку Гарри, галантно открывая дверь и пропуская того вперед.       — Не волнуйся, у тебя идеальная фигура, — отвечает Томлинсон, нежно касаясь кончиками пальцев острых лопаток парня.       Гарри наигранно фыркает в ответ, но его «глаза-сердечки» выдают его. Они проводят слишком много времени разглядывая прилавки со сладостями, Гарри рассказывает Луи все о пирожных, тортах и тарталетках. Он хороший студент, но отказывается от любой помощи Гарри с французским. В пекарне непривычно тихо, скорее всего, это из-за времени года и дождя, из-за которого большинство людей сидят по домам. А возможно, дело в том, что сегодня будний день, но они не могут не заметить восхищенные взгляды девушек за прилавком.       Гарри осторожно объясняет разницу между макарунами и миндальным печеньем, и девушки, улыбаясь, внимательно слушают его.       — Вот эти розовые завитушки сделаны из миндаля, они похожи на конфеты...       — Мне нравятся твои волосы, — неожиданно говорит Луи, отчего Гарри замирает на полуслове.       Он замолкает, его палец по-прежнему направлен на витрину, но он тут же поворачивается, широко улыбаясь, морщит нос и приподнимает уголки губ.       — Что? — смущенно спрашивает он.       — Мне нравится, как ты сегодня уложил свои волосы. Одна часть приподнята вверх, а вторая спадает вниз, — пожимая плечами, отвечает Луи. — Очень красиво.       — Спасибо, — с нежностью произносит Гарри. — Мне тоже нравятся твои волосы. Со стороны они кажутся такими мягкими, как карамель.       В итоге они заказывают почти все, что имеется в наличии. А после потягивают кофе и кормят друг друга тарталетками с черникой и инжиром, наполеоном и эклерами. Гарри соблазняет Луи попробовать очень замысловатую на вид fleur d’automne, размахивая вилкой перед его лицом, словно самолетом.       Они дразнят друг друга около пятидесяти раз, напоминая о том, что они и так «очень сладкие», каждый раз хихикая громче и громче.       Только когда они уже собираются уходить, девушки из-за прилавка робко просят Луи сфотографироваться. Обычно Томлинсон замечает, когда кто-то наблюдает за ним или выжидает. Луи кивает, чувствуя себя немного виноватым за то, что им пришлось так много ждать. Гарри берет телефон и делает пару фотографий Томлинсона с девушками, стоящими перед витринами с выпечкой, делая все возможное, чтобы заставить их всех смеяться, корча смешные рожи в ответ. Когда он отдает телефон обратно, девушка в униформе пекарни вежливо спрашивает:       — Ты модель?       Гарри кивком подтверждает ее подозрения.       — Я так и знала. Каждый раз, когда я иду домой, то встречаю билборд с твоей фотографией, — улыбается она в ответ, кивая и указывая на подругу.       Луи драматично вскидывает руку в воздух.       — Ох, посмотрите на меня, — говорит он. — Такой знаменитый, ты видишь меня целыми днями в модных блогах, дорогуша.       Гарри хватает его за руку и трясет головой от смеха, другой рукой аккуратно сжимая их коробки с макарунами.       — Спасибо, — говорит он девочкам, которые, уже не замечая их, быстро публикуют совместные фотографии в Твиттер. Гарри понимающе улыбается и вытягивает Луи за собой из магазина, продолжая хихикать вместе с ним.       Парни замирают, не зная, что делать дальше. На самом деле они никогда не делали ничего раньше. Гарри уже стоит уходить, если он хочет добраться до центра города, чтобы успеть забрать свои вещи до того, как придется отправиться в аэропорт, но Луи не готов так просто его отпустить.       Он стоит в вестибюле, и Гарри смущенно вручает ему коробку макарун, отобранных лично Луи. Томлинсон осторожно берет их.       — Тебе обязательно улетать сегодня? — тихо спрашивает Луи.       — Я бы с удовольствием остался, но у меня завтра съемка для Vogue, — грустно отвечает Гарри, в его словах нет ни капли гордости. Луи тоже это чувствует. Ему безумно хочется ущипнуть этого сладкого мальчика за его хорошенькую розовую щечку, нежно поцеловать эти мягкие губки (много-много раз).       — Я знаю, — вздыхает он. — И у меня есть сценарии, которые нужно начать учить. Клянусь, я скоро уйду отсюда.       — Я подожду.       Луи привстает на носочки всего на дюйм, наклоняется вперед и нежно целует Гарри в его сладкие губы. «Всего один раз», обещает он себе, после чего он обязательно уйдет, исчезнет. Гарри обнимает Томлинсона за талию, чтобы успокоить. Поцелуй мягкий и обещающий, что, даже если они не знают точно когда, они скоро увидятся и продолжат.       Луи стоит один в вестибюле, провожая Гарри взглядом, смотря на то, как он присоединяется к толпе на мокрых улицах и, в конце концов, исчезает.

***

      Когда Гарри приземляется в Париже, первое, что говорит ему Зейн, это то, что он хочет записаться на йогу, отчего Стайлс проводит три минуты, просто подозрительно глядя на друга. Это ненормальное поведение. Он сводит это к странному флирту с Хораном, потому что, когда он позже начинает выпытывать детали, Малик снова молчит.       — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спрашивает Гарри, скрестив руки на груди с сердитым выражением на лице. — Лучшие друзья так не поступают, это все равно что сказать, что у меня есть секрет, а потом просто перевести тему. Ты так просто не делишься со мной грязными интимными подробностями!       — Я сказал, что между нами все сложно. Не хочу об этом говорить, — со вздохом отвечает Зейн. Он непоколебим, и Гарри от этого еще больше начинает злиться.       — Держу пари, Хоран давно уже все рассказал Луи, — ухмыляясь, произносит Гарри. — Значит, я просто спрошу Лу.       Зейн улыбается в ответ.       — Лу? — игриво спрашивает он.       Гарри счастливо улыбается, довольный собой. Это мило. Они милые. Они вроде как лучшие друзья и все такое.       — Не могу поверить, что вы двое такие мерзкие, а ведь вы еще даже не потрахались, — смеется Зейн и, потирая глаза, выходит из комнаты, матерясь себе под нос. Это очень похоже на «что мне с тобой делать?». Гарри не думает, что Малику нужно волноваться, в этот раз это точно не прогорит и не заставит его пожалеть об этом позже.       По крайней мере, он на это очень надеется.       Между быстрыми кастингами и другими мелочами, которые Гарри должен сделать, типа утомительных примерок, его основной фокус — это Vogue. Изнурительный и долгий процесс с огромным количеством моделей, на протяжении всей съемки его мозг буквально плавится изнутри, мучает его худшими сценариями. Он думает, что его снимки либо будут выглядеть ужасно, либо еще хуже. Его мрачное мышление должно сработать хоть как-то ему на пользу.       Гарри не избегает серьезных отношений, но за последние несколько лет он ни разу не вступал в них, потому что знает, чем рискует. Проблема любящего сердца заключается в том, что оно попросту не дает возможности вовремя включить голову. У него замирает сердце, когда он смотрит на объектив камеры и на свет. Он так напуган, что столкнется с кем-то не на той же волне, что и он. Он делал это раньше, думал о будущем, браке, детях, только чтобы его снова подвели.       Он не знает, уехал бы он когда-нибудь из Нью-Йорка, если бы это не было заранее запланировано.       Встречаться с кем-то в индустрии моды тяжело, но Гарри думает, что отношения с актерами — самые тяжелые. Он фактически никогда не встречался с такими, но представляет себе долгие часы, экзотические локации месяцами напролет и не видит себя, вписывающимся в эту картинку. Гарри не сможет построить отношения с кем-то, кто не готов идти на компромисс. Он любит серьезность. А уж тем более ему не нужен случайный секс.       Возвращаясь домой, Гарри не знает, когда снова увидит Луи. Он смотрит на парижские улицы, мелькающие в тумане, и думает о том, как сильно он хочет быть с ним, как сильно он хочет, чтобы ему доказали, что он ошибается. Как сильно он хочет больше доверять своему сердцу. Гарри просто отчаянно ждет, что это будет не одностороннее усилие, когда он будет ставить все, что есть, для кого-то другого и быть в итоге тем, кто пытается удержать тонущий корабль на плаву.

***

      Луи вскоре доказывает, что Гарри ошибается. Он стучит в дверь его квартиры, и Гарри, если честно, совсем не ожидает этого. Все, что он видит, — это голубые глаза и букет шикарных роз, и это неожиданно, и… черт, у него замирает сердце.       — Как ты… — шепчет Гарри, прыгая в объятия Луи, прежде чем тот успевает переступить порог, едва не сбивая парня с ног.       — Зейн — ужасный друг. Он не должен давать твой адрес незнакомцам, — смеется Томлинсон, после чего страстно целует Гарри в губы. Это была долгая неделя грустных мыслей, смс-сообщений и тоски. Губы Луи никогда еще не были настолько вкусными. Сердце Гарри бьется в ровном ритме, шепча «он пришел, он пришел».       — Я практически сыграл роль купидона! — кричит Малик из коридора. — Прояви уважение!       Возможно, думает Гарри, прислоняясь лбом ко лбу Луи, пока они упиваются друг другом и наслаждаются объятиями, он был не прав насчет всего этого. Он не знает, сможет ли этот человек когда-нибудь разочаровать его после таких неожиданных сюрпризов.

***

      Томлинсон спит после долгого перелета в постели Стайлса, и Малик не перестает смотреть на лучшего друга подозрительным взглядом. Все написано на лице Гарри, и действия Томлинсона ясно дают это понять. Они безумно влюблены и очень счастливы. Гарри тайно мечтает о том, что они уже женаты. Он, безусловно, ни за что не скажет это вслух, потому что у Зейна может случиться сердечный приступ.       Стайлс позже готовит Луи яичницу и оставляет перед телевизором, попутно рассказывая краткую инструкцию: большинство передач на французском, но если он нажмёт несколько клавиш, то можно будет включить субтитры, или Луи может просто придумать свои диалоги в голове. Стайлс передвигается по городу так быстро, насколько позволяет ему его мотоцикл. Кэролайн и команда занимаются его планированием, и где-то в районе обеда она треплет Гарри по затылку и отправляет домой, потому что догадывается о причине, по которой он весь на взводе.       Луи играет с соседским котом на полу, когда Гарри возвращается домой.       — Он влез в окно? — Стайлс кладет пакеты со свежими овощами на кухонный стол и вешает в шкаф свое длинное черное пальто.       Томлинсон хмыкает в знак согласия, когда полосатый трется об его руку и перекатывается на спину.       — Его зовут Абу, — сияя улыбкой, говорит Гарри, подходя к Луи и опускаясь на пол рядом с ним. — Он живет в квартире наверху. Мне сказали, что его назвали в честь обезьянки из «Аладдина».       — Это мило, — Луи широко улыбается, его глаза светятся, как голубые кристаллы.       — Я иногда присматриваю за ним, — объясняет Гарри. — И именно поэтому Абу любит прибегать ко мне, когда дети уходят в школу.       Абу лапами ударяет их по рукам, его хвост взлетает вверх, когда он перекатывается на пол, внимательно уставившись на Гарри и Луи. Он, видимо, о чем-то вспоминает, потому что, прежде чем они успевают это осознать, он встает и безразлично уходит.       — Как мило, что ты дружишь с соседскими детьми и их котом, — с ухмылкой делает комплимент Томлинсон. Гарри хмурит брови, задумываясь над его словами.       — Я хороший бебиситтер, — пожимая плечами, отвечает Стайлс, похлопывая Луи по голому бедру. — Скорее надевай штаны, у меня грандиозные планы.       Когда Томлинсон все еще продолжает сидеть на полу, Гарри приходится прибегнуть к запрещенному приему, угрожая хлестнуть парня по ногам кухонным полотенцем, которое он тут же хватает с дверцы духовки. Однако Луи сильнее и быстрее, поэтому в конечном итоге именно Томлинсон гоняется за Гарри, чьи шерстяные носки заставляют его ноги-газели скользить по деревянному полу. Все заканчивается переплетенными конечностями, когда Луи пытается поймать Гарри за лодыжку.       Час спустя, когда они перестают смеяться, Луи наконец надевает штаны, и они выходят из дома целыми и невредимыми. Томлинсон одалживает джемпер Гарри, который в лучшем случае немного великоват ему. Гарри снова надевает пальто, и Луи (как хороший бойфренд) тут же начинает осыпать парня комплиментами, говоря о том, как шикарно Стайлс выглядит в своих «Челси», пальто и с волосами, убранными в пучок, по сравнению с его потрепанными вансами и грязной шевелюрой.       — Мы идеально подходим друг другу, — просто отвечает Гарри.

***

      Дело в том, что счастье, которое они испытывают, невозможно удержать внутри себя. Это похоже на бутылку содовой или шампанского. С каждой минутой, которую они проводят вместе, они встряхивают ее все больше и больше, и в конце концов она просто взрывается, обрызгивая всех каплями радости и счастья. Это простая наука или что-то в этом роде. Любовь, химия. Именно это Гарри проговаривает про себя каждый раз, когда замечает, что Луи наблюдает за ним и восхищается именно им, а не произведениями искусства, на которые они пришли посмотреть. Каждый раз, когда Гарри отводит взгляд от шедевров, чтобы полюбоваться изгибом нижней губы, цветом глаз или складкой ресниц, он ловит влюбленный взгляд Томлинсона. Он просто смотрит на него в бледном свете, довольный тем, что они снова вместе.       И вот оно. Маленькие, искрящиеся пузырьки под его пальцами, которые заставляют его светиться.       Гид продолжает негромко говорить, а группа продолжает восхищаться работами великих художников, но у Гарри в груди просто замирает сердце. Интересно, понимает ли Луи хоть что-нибудь из сказанного? Их пальцы переплетены с тех пор, как они вместе вышли из парадной двери, без страха, что их может кто-то увидеть, целостно опьяненные любовью. Ему нравится крепкая хватка ладони Луи и длина его пальцев. Ему нравится, как его ладонь идеально, словно половинка пазла, совмещается с рукой Луи и как он направляет его, потому что «вокруг так много людей». Он чувствует себя защищенным, как будто они непобедимы вместе.       Возможно, он прав, и время покажет это еще более явно. Но в этот момент, окруженный картинами, написанными много веков назад, сохранившимися до сих пор в своей первозданной красоте, он думает о том, что их любовь, возможно, будет такой же вечной.

***

      Луи выбирает пластинку «Fleetwood Mac» из стопки стоящих над диваном и ставит на нее иглу. Если судить по танцам Гарри, он одобряет его выбор. Он наклоняет голову и начинает покачивать бедрами, пока нарезает овощи на кухне. Квартира чистая, со стильными белыми обоями и красиво отреставрированной лепниной, но она маленькая и в ней как-то по-домашнему уютно и тепло, словно после долгого дня ты наконец забираешься с ногами в любимое кресло. Если присмотреться, можно заметить потертости на старых окнах и дверной фурнитуре. Мебель совершенно разномастная, единственные вещи, которые идут в комплекте, — три стула за обеденным столиком. Все предметы в комнате выглядят так, как будто у них есть своя история, как будто гравюры на стене были подарены самим Эди Слиманом, а коврик в прихожей был привезен с крохотных улочек Индии. Открытые баночки с красками и кисти для рисования картин — все так идеально подходит Гарри.       Томлинсон залезает на кухонный стол рядом с Гарри, наблюдая за тем, как тот, пританцовывая, быстро, словно шеф-повар, шинкует капусту. Он бы помог, но его очень вежливо проинструктировали не вмешиваться.       — «Thunder only happens when it’s raining,» / Гром бывает только тогда, когда идет дождь, — поет Гарри, начиная размахивать ножом и постукивать ладошками об стол, и Луи может только предположить, что это, судя по всему, какой-то своеобразный танец. Гарри начинает покачивать бедрами в такт и постукивать ногой.       — Не поранься, — улыбается Луи. Гарри очень романтичен, но заколоть кого-нибудь было бы слишком романтично. Смерть, даже не дав шанса на настоящую любовь, трагически разрушила бы всю историю с ужином.       Гарри осторожно кладет нож рядом с нарезанными кубиками овощей, когда курица начинает шипеть на сковороде. Он протягивает пустые руки Луи, и он тут же хватает их. Стайлс стаскивает Томлинсона со стола и резко прижимает к себе. У Гарри отвратительное чувство ритма, но он компенсирует это старанием; Луи полностью восхищается им, но позже начинает мягко направлять парня, так что они плавно покачиваются по кругу, время от времени вращаясь и прижимаясь друг к другу. Томлинсону нравится улыбка на лице Гарри. Ему нравится, как тот заливисто смеется, когда Луи опускает его так низко, что его голова почти касается пола, преисполненный доверия, что руки Томлинсона удержат его, пока песня не исчезнет и в комнате не наступит тишина.       Все, что у них остается, — это статика и неустойчивое сердцебиение.       Луи внимательно наблюдает за Гарри, и, когда он поднимает и прижимает его к груди, пальцы Гарри впиваются в его предплечье. Луи наклоняется очень близко к его губам, их сердца бешено бьются в груди, взгляд мечется, и щеки горят, губы краснеют и поблескивают, мечтая о поцелуе.       — Дорогой, курица горит, — говорит Луи, разрушая тем самым всю романтику.       Аккорды «Everywhere» заливают комнату через проигрыватель пластинок. Гарри сдавленно смеется и закидывает голову назад, закрывая глаза до щелок и широко открывая рот, это — самая красивая песня, которую Луи когда-либо слышал.       Улицы все еще кипят остатками энергии, но зажигаются фонари, и солнце уходит в закат к вечеру. Париж медленно засыпает, а Гарри медленно влюбляется. Луи видит это так же, как видит огоньки от Эйфелевой башни, если внимательно присмотреться в окно. Он видит отражение этого глубоко в его взгляде.       Курица обуглена, но это не проблема, потому что Гарри спасает ее своими волшебными руками. Салат более чем идеален, несмотря на множество перерывов и поцелуев.       — Он вегетарианский, — хвастаясь, говорит Гарри по-французски, которого Луи никогда, кажется, не поймет должным образом. Томлинсон раскладывает еду по тарелкам, а Гарри хватает как можно больше одеял и бросает их на пол, создавая тем самым крохотное убежище, которое они с гордостью могут назвать своим.       Луи окольными путями намекает на пиво, но Гарри уже купил им вина, так что парню просто приходится смириться. Стайлс осторожно разливает вино по бокалам и приглушает свет таким образом, что только свечи освещают комнату, а они встречаются посередине.

***

      — Я думаю, Зейн поехал навестить Найла, — произносит Гарри, скрещивая ноги и лениво начиная ковырять вилкой еду.       — Он тебе об этом сказал?       Стайлс отрицательно качает головой в ответ.       — Он мне ничего не говорит. Я просто предположил. Он сказал только то, что уезжает сегодня утром и вернется через пару дней, — непринужденно отвечает Гарри.       Томлинсон задумчиво смотрит в окно, делая паузу между глотками вина.       — Найл в Лондоне, он мне почти ничего не рассказал. Так, пару незначительных деталей.       Гарри хмурится в ответ и быстро доедает салат.       — В тот вечер на вечеринке они казались такими влюбленными друг в друга, — краснея, добавляет Стайлс.       Это правда. Они действительно казались счастливыми.       — Всё сложно, — вздыхая, отвечает Томлинсон. — Любовь — сложная штука.       Гарри прячет улыбку в бокале вина, размышляя над этим. Он в этом не уверен. Парень знает или надеется, что Луи думает о том же, и когда он смотрит на Томлинсона через разделяющую их пропасть, ему кажется, что он чувствует это.       Он провел целую неделю над размышлениями, пытаясь сделать из этого что-то, чем оно не являлось. Но все оказалось так просто и чисто, чтобы быть чем-то угрожающим, что теперь он уверен. Когда он так смотрит на Луи, то в глубине души понимает, что мог бы всю жизнь любить его. Страшно осознавать, как легко приходит это чувство.       Луи мягко улыбается в ответ.       — Я имею в виду, что это никогда не бывает легко. Любить — да. Но пытаться удержать все в руках — нет.       Гарри не может не согласиться с этим, но он не уверен, говорят ли они сейчас о «Луи и Гарри» или всё ещё обсуждают Зейна и Найла. — Louie, — мягко говорит Стайлс на французском. Ему безумно нравится, как звучит имя парня.       — Я имею в виду, что, если они хотят, чтобы у них что-то получилось, нужно работать над этим. Я не знаю, готов ли Найл рискнуть... Кажется, что жизнь прекрасна, это своего рода приключение, но также ты понимаешь, что можешь быть один и постепенно начинаешь привыкать к этому, — говорит Луи. Гарри соглашается, поскольку ему знакомо это чувство.       — Гарри, — продолжает Луи мягко и серьезно. — Я рядом. Я хочу быть с тобой. Я не привык ко всему этому, — смущенно добавляет он. — И я говорю, что тебе не нужно беспокоиться, потому что я хочу, чтобы это сработало. Хочу, чтобы у нас все получилось.       — Я тоже, — быстро отвечает Гарри, протягивая руку и переплетая их пальцы вместе. Оба застенчиво улыбаются друг другу. — Я согласен, — шепчет Стайлс и быстро добавляет, — если и ты, конечно. Я хочу дать нашим «отношениям» шанс.       Это начало и конец чего-то. И это, определенно, новое начало для них.       Луи наклоняется над их теперь уже пустыми тарелками и кладет Гарри руку на затылок, притягивая парня ближе. Гарри охотно подставляет губы, его глаза медленно закрываются. Поцелуй, который они разделяют, отличается от тех, которые они делили раньше. В нем больше языка и движений, он более страстный, посылающий тем самым жар по всему телу. Так легко раствориться в нем. Гарри падает на грудь, чувствуя легкость, и чужая рука прижимает его ближе, пока они не соприкасаются лбами.       Он свет, любовь, и все, что есть между ними, и от этого сердце Луи начинает биться быстрее, а кровь в венах буквально начинает кипеть. Так продолжается до тех пор, пока Гарри не начинает хихикать между поцелуями, которые они разделяют, лежа среди одеял.       Томлинсон отстраняется, разделяет их губы, но все еще крепко продолжает прижимать Гарри к себе, пока его руки начинают блуждать.       — Что? — Луи улыбается, когда Стайлс соблазнительно проводит большим пальцем по нижней губе. Гарри обвивает руками шею Томлинсона и крепко прижимается телом. До такой степени, что их дыхание становится одним на двоих.       — Гораздо сексуальнее целоваться с тобой по-настоящему, чем смотреть, как ты целуешь какую-то девушку на экране телевизора, — шепчет Гарри в губы. — Более того, к тебе гораздо приятнее прикасаться.       — Ох, — отвечает Луи с дьявольской ухмылкой на губах. — Тебе нравятся подобные сцены? — спрашивает он, медленно скользя ладонью по бедру Гарри, достигая полоски кожи между джинсами и прозрачной рубашкой.       Гарри слегка поскуливает на прикосновения, закрывая глаза от наслаждения.       — Определенно — они мои самые любимые, — делая вдох, кивает он в ответ.       В эту игру могут играть двое. Луи сверкает глазами и наклоняется к уху Гарри. Он нежно касается губами подбородка, после чего тихо говорит так, чтобы его горячее дыхание коснулось кожи:       — Ты думаешь, я не видел этих билбордов с твоим обнаженным телом?       Он видел прекрасные снимки Гарри, на которых на нем не было ничего, кроме цветов в волосах, черно-белых линий и кристально чистого искусства с изгибами, линиями и оттенками. Он наткнулся на них после того, как они впервые встретились, и ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы достать каждый снимок, который Гарри любезно предложил миру.       Стайлс громко стонет в ответ, снова соединяя их губы в лихорадочной спешке. Это грязно — то, как их языки встречаются и вскоре губы становятся практически онемевшими от такого ускоренного темпа. Луи специально впивается зубами в нижнюю губу Гарри, потому что ему нравится то, как он напрягается, а затем расслабляется. Томлинсон от таких действий быстро становится твердым, и он почти уверен, что Гарри тоже. Когда Стайлс отстраняется снова, его влажные губы блестят, а в глазах дикий восторг.       — Тебе понравилось?       Как это вообще может быть вопросом? Но Луи прекрасно понимает, что Гарри просто его дразнит.       — Я никогда не перестаю думать о них, — отвечает Томлинсон, толкая Гарри в плечо и укладывая его на спину. Он осторожно нависает над парнем, делая именно то, чего тот хочет. Стайлс чувствует себя марионеткой в крепких руках Луи, наслаждаясь его словами и поражаясь тому факту, что у Томлинсона возникло желание сказать это.       Гарри смотрит в ответ так открыто и вопросительно, с этой яркой искрой невинности. Луи видит по его глазам, какой он отчаянный, нуждающийся и чертовски возбужденный. Он тоже это чувствует. Это делает их обоих твердыми, пьянящими и отчаянно желающими друг друга. Это то, чего они ждали, и оба были более чем готовы уступить своим желаниям, которые мучили их с момента первой встречи.       Луи хочет слышать его стоны, он хочет сломать его до глубины души, получить наслаждение и изучить каждую сторону Гарри. Ему безумно хочется погрузить свой член в парня и трахать его всю ночь. У него есть отчаянное желание заставить парня вспотеть. И Гарри, кажется, легко этому поддается.       С каждым прикосновением губ Луи все ниже и ниже стягивает рубашку. Ему остается только проворными пальцами расстегнуть три пуговицы, прежде чем она наконец откроется и обнажит грудь. Луи довольно ухмыляется, когда грудь Гарри начинает подниматься и опускаться в сбивчивом ритме.       — Сними, — дерзко говорит Гарри, дергая Томлинсона за подол его футболки.       Луи сдается, поднимает руки над головой и быстро избавляется от мешающей детали, осторожно бросая ее в сторону. Он не хочет опрокинуть свечу и разжечь огонь. Гарри удовлетворенно вздыхает, поднимая руки, чтобы прикоснуться к карамельной коже, которую Луи впервые обнажает перед ним. Его тело — словно шедевр. Ощущение кожи к коже, когда их тела соприкасаются, — долгожданное освобождение, поэтому они начинают тереться друг о друга, возбуждаясь тем самым еще больше. Целуя Гарри в ключицы, Луи чувствует тепло его груди, чувствует каждый вздох и каждый удар сердца.       Это самое близкое, что он когда-либо чувствовал в своей жизни.       Гарри так увлечен, что, пока Луи оставляет следы на его молочно-белой шее и груди, он дико хватает его за джинсы. Томлинсон впивается зубами в кожу и с нежным чмоканьем оставляет после себя внушительный засос на боковой части челюсти, в то время как Гарри удается расстегнуть пуговицу и молнию. Эти действия не остаются незамеченными Луи.       Он прижимается бедрами к бедрам Гарри, чувствуя, как сильно тот возбудился от всего этого поддразнивания. Луи не стыдно признать, что он находится в такой же ситуации. Гарри, вероятно, тоже это знает, поэтому он совсем не удивляется, когда просовывает руку в штаны Луи, чтобы попытаться безжалостно потереть головку члена.       — Ты бесстыдник, ты знаешь об этом? — спрашивает Томлинсон, слегка щипая того за бока, отчего Гарри начинает хихикать и скулить одновременно, когда он с виноватым выражением начинает поглаживать член Луи. Грязный мальчишка. Томлинсон начинает толкаться в его руку, медленно вращая бедрами, в то время как Гарри просто продолжает гладить поверх боксеров. Луи внимательно наблюдает за выражением лица Стайлса, замечая, как тот взволнованно прикусывает нижнюю губу, когда он приподнимает бедра навстречу, отчего Гарри начинает гладить член по всей длине, делая его ещё тверже.       — Чего ты хочешь? — тихо спрашивает Луи, тут же краснея.       Гарри быстро отводит взгляд с того места, где его рука орудует в джинсах, и растерянно смотрит в голубые глаза Луи. Парень с трудом сглатывает вязкую слюну и по-совиному моргает.       — Хочу, чтобы ты полностью разделся.       Томлинсон с радостью исполняет это желание. Он снимает с себя джинсы и помогает Гарри сделать то же самое. Он осторожно обнажает длинные ноги парня и молочно-тонкие бедра. И его член, который, неудивительно, очень красивый. Ничего другого он и не ожидал. Он такой же красивый, как и его губы.       Все это выглядит так тихо и мягко, когда они вместе запутываются в одеялах, но невыносимое возбуждение делает Луи слишком страстным. Он так сильно хочет насладиться каждым моментом, но у него такое чувство, что секс с Гарри всегда будет таким потрясающе всепоглощающим. Вот почему, когда Луи опускает парня на одеяло и кладет под его голову подушку, это превращается в смесь обожания и пульсирующего желания. Они обмениваются маленькими взглядами, полными страсти и любви, потому что Луи так сильно хочет вечно поклоняться каждому дюйму кожи и костей, к которым может прикоснуться, но в то же время он хочет поглотить его целиком за одно мгновение, не теряя времени.       Когда они оба полностью свободны от одежды, темп постепенно начинает набирать обороты. Гарри обвивает ногу вокруг Луи, притягивая тем самым его обнаженное тело к себе. Своеобразный рычаг позволяет им легко тереться друг о друга в быстром ритме. Гарри чувствует, как толстый член Томлинсона потирается о его при каждом движении их бедер. Это настолько прекрасно, что они быстро находят нужный ритм, настолько хорошо, что они чувствуют — у них может просто не хватить сил остановиться.       Так что, хотя Гарри мог бы остаться навсегда в таком положении, прижатым к Луи и его теплу, он действительно хочет большего.       — Я спрятал смазку и презерватив под углом одеяла, — запинаясь, бормочет он, его голос ломается, а пальцы вцепляются в предплечье Луи, оставляя после себя следы и красные царапины.       Томлинсон не может поверить, что ему так повезло с этим мальчиком. «Он действительно что-то другое», — думает он, отстраняясь, чтобы достать под одеялом то, в чем они так нуждаются. Конечно же, он находит то, что ищет, и вскоре возвращается к Гарри с понимающей ухмылкой на губах. Стайлс же изо всех сил старается выглядеть совершенно невинным. Не то чтобы Луи отчаянно надеялся, что это произойдет. Они оба виновны друг перед другом и безусловно прекрасно это знают.       Он берет раздвинутые ноги Стайлса и с легкостью поджимает к груди, медленно начиная поглаживать кончиками пальцев красивый розовый ободок. Он прохладный и такой влажный, его пальцы скользят внутрь без особого сопротивления. Гарри еле слышно вздыхает и насаживается до конца, удовлетворенно начиная подмахивать попкой в такт. У него нет времени на нежности, он действительно очень хочет, чтобы его уже наконец трахнул этот великолепный парень. Хотя у Луи, безусловно, красивые пальцы, ему нужно больше.       Томлинсон постепенно добавляет еще один палец, и Гарри снова насаживается до упора, на этот раз края дырочки раскрываются больше, отчего парень томно закатывает глаза и откидывает голову назад. Луи пользуется случаем, начиная маленькими поцелуями-бабочками покрывать шею Гарри, шепча параллельно нежности в розовое ушко, скользя пальцами внутри дырочки, скручивая их при каждом движении. Гарри насаживается так, как ему нравится, и Луи потихоньку начинает стимулировать простату. Стайлс громко стонет, пальцы его прекрасных ног поджимаются в ответ.       — Боже, ты настолько великолепный, — шепчет Томлинсон, царапая зубами челюсть парня, в то время как Гарри раскачивается взад и вперед на скользких пальцах Луи, тихо постанывая в ответ. Господи, он звучит так красиво!       — Поцелуй меня, — сладко просит Гарри, подставляя губы, мягко касаясь руки Луи. Он обхватывает Томлинсона рукой за шею и крепко прижимает к себе. Луи отстраняется от шеи Гарри и целует его так, что его губы вскоре снова становятся ярко-красными. — Добавь еще один, — хнычет Гарри в промежутке между их губами и встречающимися языками.       Томлинсон добавляет еще один палец к двум остальным, растягивая тем самым дырочку еще больше, отчего Гарри громко «охает» и впивается ногтями в кожу на руке Луи. Каждый раз, когда Томлинсон скручивает или засовывает резко пальцы внутрь, Гарри чувствует себя все более и более готовым, вплоть до того момента, пока просто не начинает требовать:       — Я готов, я готов. Пожалуйста, — умоляя, начинает шептать он.       Луи медленно вынимает пальцы, дразня красный ободок дырочки, довольно улыбаясь, смотря на растраханного, бесстыдно готового Гарри. Парень хнычет и вздыхает одновременно, и Луи старается не смеяться, он просто такой милый, даже когда его ноги высоко в воздухе, а бордовая дырочка умоляет безжалостно оттрахать ее. Он в последний момент перехватывает руки Гарри, когда тот бесстыдно пытается нащупать член Луи и засадить в свою дырочку. Томлинсон осторожно прижимает руки Гарри к своей груди и приказывает строгим голосом замереть, быстро хватая презерватив и раскатывая его на члене.       — Ты готов? — спрашивает он Гарри, наклоняясь и упираясь руками над головой парня. Стайлс хлопает его по руке, Луи издает легкий смешок, после чего снова наклоняется и целует парня. Томлинсон пытается небрежно убедиться, что у Гарри достаточно одеял под спиной и головой, что его прекрасное тело не пострадает от секса на деревянном полу. Ему кажется, что Гарри замечает, что он начинает суетиться, когда подкладывает ему под голову еще одну подушку, опасаясь, что может причинить тем самым ему боль. Стайлс вздыхает и слегка краснеет от того, что с ним обращаются как с настоящей принцессой.       — Эй, — говорит Гарри, — ты можешь просто трахнуть меня? — увы, теперь он совсем не похож на принцессу.       Луи улыбается, после чего хватает Гарри за ноги, а именно за его прекрасные бедра.       — Где твои манеры? — спрашивает он с довольной ухмылкой на губах, нежно ругая парня.       — Пожалуйста, трахни меня, дорогой, — вздыхая просит Гарри, скользя руками по напряжённой груди Луи, зажимая большим и указательным пальцем сосок парня, отчего его веки тут же начинают трепетать.       — Ну, раз уж ты себя так хорошо вел, — говорит Луи, наклоняясь к раковине уха Гарри, чувствуя, как все его тело напрягается от ожидания.       Луи предельно осторожен, сначала погружаясь лишь на головку, и в течение нескольких мгновений Гарри просто наслаждается тем, как член парня давит на края его дырочки, заполняя ее без остатка. Томлинсон буквально сгорает от ощущения напряженных рук под пальцами, его голубые глаза наблюдают за Гарри в поисках каких-либо признаков дискомфорта, но в основном он лишь видит, как его толстый член растягивает дырочку парня, словно мир сейчас сузился лишь до этого момента.       Это невозможно передать словами, то, когда ты медленно погружаешься внутрь любимого человека. Это очень напряженно и в тоже время невероятно. Гарри удовлетворенно вздыхает, когда Луи наконец оказывается полностью внутри, растягивая края ободка, заставляя тем самым каждую частичку его тела пылать от похоти. Внутри туго, скользко и пульсирующе жарко. Именно этого он и ждал.       Это, возможно, единственный шанс для Луи, поэтому он медленно выходит и толкается обратно. Пятки Гарри впиваются ему в спину, и они оба громко стонут от трения.       Это просто настолько хорошо. Луи, честно говоря, не может поверить, что он действительно внутри Гарри после нескольких недель тоски и желания. От этих мыслей Луи буквально воспламеняется. Он сильнее толкается внутрь, когда видит, что Гарри справляется с этим, одобрительно похныкивая в ответ, поэтому Луи резко вытаскивает член и затем ритмично толкается обратно. Он набирает идеальный темп, в то время как Гарри со всей своей энергией начинает подмахивать попкой. Сжав бедра, Стайлс точно закатывает глаза от ощущения пульсирующего жара Луи внутри, подталкивающего его к краю.       Они оба такие громкие, и, наверное, стоит все-таки пожалеть кого-нибудь из соседей. Луи крепко сжимает бедра Гарри, нарочно впиваясь ногтями в молочную кожу, чтобы завтра у того остались отметки. Он начинает двигать бедрами сильнее и глубже, заставляя удивленные крики срываться с нежных губ Гарри.       — Здесь! — кричит Гарри. — Здесь. Прямо здесь.       Луи не прекращает пытаться попасть в это особенное место снова и снова с каждым толчком своего члена.       — Да, — парень тяжело дышит. — Тебе нравится, малыш?       Гарри хнычет и одобрительно кивает в ответ, прикусывая нижнюю губу и впиваясь ногтями в одеяло.       — Мне тоже нравится, ты такой блядски горячий. Такой чертовски узкий, — шепчет Луи парню на ухо, безжалостно продолжая трахать того на полу; одеяла, на которых они лежат, скользят с ними в такт.       — Лу, — произносит Гарри, это едва ли больше, чем хныканье, просящее большего между стоном. Он произносит это как мольбу.       — Тебе нравится, как мой член трахает твою дырочку, не так ли?       Гарри стонет в ответ, отчаянно и громко. Луи замечает, как член парня между ними покраснел, совсем нетронутый, за исключением трения о животы друг друга. Томлинсон резко выходит, а затем вбивается глубже, продолжая быстрые толчки. Он поднимает свободную руку и прижимает пальцы к набухшему розовому ободку Гарри, в которое сейчас жестко вбивается его член. Парень дразнит его прикосновениями, не переставая двигаться. Он прижимает большой палец к дырочке Гарри, легким толчком погружая его внутрь, отчего Стайлс громко стонет и выгибает спину. Парень близок к тому, чтобы кончить от всего того внимания, которое сейчас ему уделяется. Луи той же рукой сжимает пульсирующий член Гарри и гладит его всего несколько раз, прежде чем Стайлс задыхаясь, шепчет:       — Мне нужно… Я сейчас кончу.       — Давай, малыш, — говорит Луи, давая свое одобрение.       Гарри закрывает свои остекленевшие глаза и толстыми белыми полосками спермы изливается себе на живот, Луи же не останавливает своих движений. Стайлс сейчас безумно чувствителен, но это лишь сильнее подогревает желание. Луи запрокидывает голову, пытаясь вытрахать из парня все, что только можно, но он — жертва своих телесных желаний, потому что, когда Гарри сжимается вокруг него, невозможно не сорваться с обрыва. Он кончает до тех пор, пока не чувствует, как теплое тело Гарри вздрагивает под ним. Стайлс падает на деревянный пол, и Луи падает на него сверху, пытаясь прийти в себя. Когда у них появляется достаточно энергии, чтобы снова сдвинуться с места, они задувают свечи, и Луи относит Гарри в постель. Просыпаясь утром, они оказываются в объятиях друг друга, запутавшиеся между простынями, счастливые настолько, насколько позволяют их ноющие мышцы.

***

      Они проводят еще несколько дней в Париже, наслаждаясь присутствием друг друга, прежде чем им придется вернуться в Лондон. Луи уезжает через несколько дней, чтобы начать международный промо-тур для своего последнего фильма «Night Changes», а у Гарри есть жизнь, к которой ему стоит вернуться, а ведь в этом городе так легко потеряться. Не было еще ни одного утра, когда бы он не был рядом с Луи в Париже или Лондоне, момента, когда казалось, что им стоит отдохнуть друг от друга. Обнадеживающе странно смотреть на то, как Луи сначала сжигает яйца в своей квартире, а затем в одно мгновение готовит полный английский завтрак на кухне Гарри. Это глупо и немного странно, и их крошечный пузырь мира внутри этих отношений кажется невероятно идеальным. Включая минеты.       Когда Гарри пытается купить молоко по дороге домой, он замечает обложку журнала с заголовком «Познакомьтесь с новым лучшим другом Луи Томлинсона!» рядом с фотографией, которую они накануне опубликовали в Твиттере. Гарри хочется схватить журнал и тщательно просканировать статью, но также он осознает, что это будет выглядеть странно, потому что старая леди позади него теперь смотрит на фотографию и снова на него с подозрением. Поэтому парень просто покупает молоко. Позже он заходит в Интернет и делает то, чего пытался избегать все время. Он ищет информацию о себе.       У него появилось много новых подписчиков, благодаря Луи, когда тот зафолловил Гарри и несколько раз написал ему в Твиттере. Он также получает несколько вопросов о том, встречаются ли они или это просто взаимный пиар. Гарри нажимает на статью о Луи и пытается прочитать, не поеживаясь.       «Луи Томлинсон был замечен в Париже в прошлом месяце, ходят слухи, что он там отдыхает со своим приятелем Гарри Стайлсом. Друзья поделились несколькими глупыми снимками друг друга, которые вы можете посмотреть в галерее ниже. Луи Томлинсон, чья премьера долгожданного фильма «Night Changes» состоится в конце этого месяца, кажется, полностью увлечен своей новой дружбой с Гарри, который является лицом последней рекламной кампании Burberry, а также одним из наших любимчиков, чьи кудряшки часто мелькают на подиуме и вне его. Источники сообщают нам, что пару познакомили общие друзья — Зейн Малик и Найл Хоран на вечеринке по случаю дня рождения Лиама Пейна. Если ты любишь Луи так же сильно, как и мы, не волнуйся! Он будет продвигать «Night Changes» в течение следующего месяца со своей (так мило!) девушкой. Но не переживайте, леди! Гарри все еще свободен, может быть, Луи нам поможет подобрать ключик к его одинокому сердцу!»       Гарри действительно не хотел этого читать. Сколько раз еще он должен сообщить миру, что он гей, чтобы репортеры перестали писать подобные статьи, сколько гомоэротических шуток ему нужно ещё опубликовать в Инстаграм, чтобы до них наконец дошло. Вероятно, бесконечное множество. Гарри делает скриншот страницы и отправляет Луи, добавляя «Эй, приятель!», потому что знает, что тот найдет это забавным.

***

      Медиа продолжают судачить об этом, особенно когда Гарри проводит неделю в Лос-Анджелесе, постоянно фотографируясь на пассажирском сидении машины Луи, но, с другой стороны, они тут же концентрируются на любом женском внимании, которое получает Луи. Это с легкостью держит их подальше от общих сплетен, но Гарри все равно это напрягает.       Это необычно, но точно не является какой-то гигантской трагической ситуацией. Как повторяет Луи миллион раз, как только релиз и промо закончатся, они расскажут всем об их отношениях. А до тех пор это всего лишь пустые разговоры.       Они всегда ужасно романтичны, поэтому им приходится держаться подальше от других людей ради здравомыслия. Они останавливаются в доме Луи на пляже, где Гарри валяется на песке, смотря на то, как Томлинсон пытается заниматься серфингом. Он наслаждается жаркими днями с Луи в Калифорнии и крепко обнимает его, когда в Лондоне становится холодно. Но затем начинается череда приключений в отелях Нью-Йорка и странное время в Париже, где Гарри притворяется, что квартира принадлежит им, и они играют в семью в течение всего уикенда. Он влюблены, и это поражает его одним ранним утром.       Прежде чем они осознали эти новые странные чувства, Гарри уже заклеймил их в коробку любви. Он опасался отношений без прочной основы. Наблюдая за тем, как ресницы Луи движутся по его щекам, освещенным утренним светом через занавески, он понимает, что ошибается. Они и есть прочная основа. Их дом находится внутри них, и это всегда лучше, чем время, пространство или место.       Луи, лежащий рядом такой же, как и всегда, и он никогда не поменяется в сердце Гарри. Стайлс понимает, что он до смешного влюблен.       Когда Томлинсон просыпается, Гарри смотрит на него нежным взглядом, в то время как бледное солнце освещает их лица и заливает комнату.       — Привет, — хрипло произносит Луи, его голубые глаза раскрываются, и парень сонно смотрит на Гарри. Стайлс улыбается, наклоняется и нежно целует того в плечо. Томлинсон говорит, что ему нравится быть нежным и романтичным по утрам. Должно быть, это правда, потому что он запускает руку в волосы Гарри и начинает медленно перебирать спутанные кудряшки. — Ты следил за мной, не так ли?       Гарри прижимается лицом к плечу парня и смущенно улыбается, он знает, что Луи это чувствует. Он просто так счастлив. Все эти утренние размышления заставили его задуматься о невозможных вещах. Ох, как бы ему хотелось провести вечность рядом с Луи, чтобы они стали частью одного целого.       — Да, — тихо отвечает Гарри. Томлинсону нравится ответ парня, поэтому он начинает почесывать голову, как будто Гарри — кошка, нежно поглаживая ее. — Лу, ты больше любишь кошек или собак? — спрашивает Гарри, вытаскивая свое лицо из укрытия и прижимаясь к парню ближе. Луи натягивает на них простыни, так как окна по-прежнему открыты, а солнышко еще не такое тёплое.       — Мне нравятся и те, и другие, — отвечает Томлинсон, — хотя я бы хотел завести большую собаку, — Гарри хмыкает в знак согласия, после чего Луи добавляет: — Типа немецкой овчарки.       — Мне нравятся оба варианта, — произносит Стайлс. — Может быть, кошки немного больше, — добавляет он через мгновение.       Гарри думает, что это глупо, что это лишь фантазии, однако Луи обнимает парня, мягко улыбается и произносит:       — Мы можем завести обоих.       Сердце парня замирает.       — Да, возможно, — тихо отвечает Гарри. — Может, и не немецкую овчарку, насколько я помню, они довольно большие.       У них может быть собака среднего размера, которая хорошо ладит с детьми и не будет перепрыгивать через забор. Но тогда они смогли бы бегать где угодно, у них была бы отдельная комната для такого количества домашних животных, детей и кошек. Сколько они захотят.       Луи согласно кивает в ответ.       — Им нужно много места.       — У нас может быть большой задний двор, — улыбается Гарри. Луи улыбается в ответ так же широко, после чего наклоняется и целует парня в щеку, нежно шепча:       — Много пространства для маленьких ножек.       Что-то трепещет глубоко внутри Гарри, когда он думает обо всем этом. Он всегда был таким, с самого детства. Он мечтал о том дне, когда остепенится и купит кошку, найдет подходящий дом с большим двором, а потом родит несколько детишек, чтобы наполнить свою жизнь их смехом. Он знает, что молод и все такое, но это именно то, чего он хочет. Он не может дождаться этого дня, даже если сейчас неподходящий момент, ему кажется, что он нашел подходящего человека, чтобы заполнить пустое место в своих мечтах о будущем.       Гарри не хочет разрушать иллюзию, но ему нужно знать, поэтому он спрашивает.       — Сколько детей ты хочешь?       Он спрашивает об этом открыто, без каких-либо иллюзий.       Проведя пальцем по щеке Гарри, Луи нежно улыбается в ответ:       — Ох, много. Посмотри, какая большая у меня семья.       — По меньшей мере, не меньше дюжины, — улыбается Гарри в ответ, слегка подмигивая. Он и его сердце не могут не согласиться, что все не имеет значения, даже в таком молодом возрасте он может представить, как пазл складывается вместе.

***

      Луи удивляет Гарри поездкой в Монте-Карло, чтобы отпраздновать четыре месяца с той ночи, когда они впервые встретились. Он знает, как Стайлс любит исследовать (и как обожает использовать причудливые старые камеры) новые места, поэтому Монако — самый легкий выбор в мире. Они прилетают по отдельности, и Гарри, приземляясь, знает, что Луи уже ждет его в их номере. Он быстро пересекает вестибюль, но как назло лифт движется слишком медленно. Карточка не успевает проскользнуть в замок, как Луи резко распахивает дверь, и Гарри тут же бросает свои сумки на пол.       — Привет, — шепчет Стайлс. Томлинсон хватает парня и набрасывается с жадными поцелуями, отчего ноги Гарри отрываются от земли, а легкие сжимаются. Они соединяют губы, и Гарри не может сдержать глупое хихиканье. Прошло не так уж много времени с тех пор, как они виделись в последний раз, но каждый час кажется годом, каждый момент, когда они видят друг друга снова, всегда ощущается как своего рода перерождение. — Я скучал по тебе, — смеется Гарри, когда Луи пытается поднять его и покрутить, тут же спотыкаясь.       Гарри слегка вскрикивает между смехом, боясь, что его уронят, когда Луи в шутку впивается зубами в его шею, пока они кружатся по комнате.       — Луи, — хихикает парень. — Отпусти меня.       — Никогда. Слишком скучал по тебе, — отвечает Томлинсон, крепко сжимая Гарри в объятиях. Обутые в сапоги ноги Гарри ударяются об стул, прежде чем Луи вежливо опускает его на кровать. Падение Гарри смягчает гора подушек и одеял.       — Это должно было быть романтично, да? — спрашивает Гарри, скрещивая руки на груди и притворяясь раздраженным. Луи широко улыбается, наклоняется и хватает парня за ноги, осторожно снимая ботинки и бросая их на пол.       — Ты впечатлен? — вежливо спрашивает Томлинсон.       — Чем? Твоей сверхчеловеческой силой? — Гарри на секунду делает вид, что задумывается. — Как ТЫ мог забыть, я же твой главный фанат, — Гарри делает вид, что падает в обморок. Луи громко смеется в ответ, после чего снова набрасывается на Гарри с поцелуями, толкая парня обратно на кровать и обнимая его за шею.       Ох, как приятно, что он вернулся. Он не хочет покидать эту комнату никогда. Гарри думает, что, пока обслуживание номеров работает, они могут выживать тут вдвоем вечно. Луи даже не придется привязывать его к кровати, он охотно останется сам. Но он может связать его, если захочет. Гарри прикусывает нижнюю губу Луи и размышляет о том, какими невероятно извращенными стали его мысли. Он начинает дергаться и извиваться при мысли, каким отцом будет Луи, задумываясь о вечной моногамии и немного о том, как его свяжут и будут держать в заложниках в отельных номерах. У Гарри полярно противоположные вкусы, но в этом нет ничего постыдного, думает он, целуя парня в ответ и испытывая головокружение от бурной фантазии.       От мыслей о том, что Луи будет отцом его детей, проведя с ним всю жизнь, перед глазами начинает искриться. А может такую реакцию вызывает то, что его свяжут и будут держать в заложниках в гостиничных номерах.       Луи отстраняется на момент, держась на достаточном расстоянии, чтобы любоваться лицом, по которому скучал уже несколько дней. Голова Гарри тут же наполняется счастливыми мыслями, после чего он выпаливает:       — Могу я сделать тебе минет?       Глаза Луи удивленно распахиваются, а рука, поглаживающая бедро Гарри, сжимается, после чего парень быстро кивает.       — Да, — широко улыбаясь, отвечает он, — я имею в виду, если хочешь.       Гарри в ответ закатывает глаза. Он действительно хочет сделать Луи приятно, и тому не обязательно быть таким вежливым. Он так скучал по Томлинсону. Стайлс меняет их местами и ловко вылезает из-под хватки Лу. Он не хвастается, но он довольно хорош в этом, поэтому ему требуется меньше десяти секунд, чтобы раздеть Луи до пояса. Господи, какой же он красивый.       Стайлс пошло облизывает губы, когда хватает член Луи, начиная нежно поглаживать его, выражая тем самым свое приветствие и то, что он очень сильно соскучился по нему.       — Боже, Гарри, — хнычет Луи, закрывая лицо руками и закатывая глаза.       Стайлс многое хотел бы сказать на этот счет.       Другая рука Томлинсона мягко касается губ Гарри, тонкие пальцы аккуратно скользят по ним. Гарри коварно улыбается и ловко заглатывает их в рот. Он также скучал по этим пальцам.       — Ты убьешь меня, — шепчет Луи, убирая мешающие пряди Гарри с глаз. Стайлс смущенно улыбается и машинально заправляет локоны за ухо. Он давно бы убрал их в хвостик, но потерял резинку, которая обычно висит на его запястье. Луи довольно ухмыляется, наблюдает пару секунд за Гарри, после чего снова закрывает глаза и опускается обратно на кровать.       Когда Гарри считает, что Томлинсон готов, и думает, что пора прекратить дразнить его, он наконец приступает к делу. Стайлс обхватывает губами головку, нежно посасывает ее, после чего медленно опускается вниз до конца, обхватив губами толстый член Луи. Это первый раз, когда он до конца заглатывает, и он определенно гордится собой. Гарри проводит языком по головке и довольно причмокивает, вбирая член Луи так глубоко, насколько позволяет его рот.       Томлинсон изо всех сил старается не двигаться, но его бедра все же слегка толкаются в такой влажный и горячий ротик. Гарри не винит его за это, но тем не менее немного давится. Он скользит руками вверх по бедрам и обратно, и затем снова берет член в рот.       — Блять, — хрипит Луи.       Стайлс не дает Луи передышки, когда берет в руку член и пошло скользит языком сверху вниз. Перемена в тактике удивляет Томлинсона, поэтому Гарри, пользуясь случаем, заглатывает член снова. Он начинает покачивать головой вверх-вниз, сжимает щеки и хлопает ресницами. Он знает, что Луи наблюдает за ним, поскольку тот снова тихо матерится и проводит рукой по волосам парня. Те падают ему на лицо, и часть Гарри сожалеет о том, что ему так и не удалось найти что-нибудь, чтобы убрать их в пучок. Томлинсон неожиданно страстно хватает Гарри за волосы, наматывая длинные пряди на кулак.       — Ох, малыш, — хнычет он, когда Гарри начинает заглатывать член особо глубоко, отчего его рот теперь буквально касается руки. — У тебя чертовски хорошо это получается.       Стайлс не знает, как Луи удается подобрать правильные слова, но ему это нравится. Гарри зажмуривает слезящиеся глаза. Нет ничего лучше похвалы, когда у тебя во рту член любимого парня. Луи предупреждает, что вот-вот кончит, поэтому Гарри вынимает член с характерным хлопком. Он, должно быть, выглядит зрелищно, вероятно, у него красные щеки, растрепанные волосы и смазка размазана на подбородке, но он хнычет, неуверенно спрашивая:       — Не хочешь кончить мне на лицо?       Гарри чувствует, что с любым другим это было бы слишком прямолинейно. Но Луи просто кивает в ответ, как будто Гарри умеет читать мысли. Парень откидывает лицо назад, и Луи стремительно кончает на него. Как и хотел Гарри. Это подтверждает, что они либо созданы друг для друга, либо имеют какую-то странную телепатию. Это то, о чем думает Гарри, когда моргает, открывает глаза и слизывает сперму вокруг рта, наблюдая за Луи.       Тот снова матерится и ложится обратно на подушки, хватая Гарри за руку так, что тот вскоре приземляется на него сверху.       — Ты действительно нечто уникальное.

***

      Луи выпускает сигаретный дым и наблюдает за тем, как Гарри пытается надеть кожаные штаны и причудливую белую блузку с оборками. Морской воздух мягко касается его волос, сумеречное небо сегодня невероятно красивое. Он старается не смеяться слишком громко, когда парень, высунув язык, начинает постепенно натягивать узкие штаны. Он вертит бедрами и извивается как уж, как будто не знает, что за ним наблюдают. Луи смотрит на него сквозь полуоткрытые двойные двери, лениво облокотившись на перила. Он знает, что он дурак, просто по тому, каким сладким находит все то, что делает Гарри. Это суровая реальность — оказаться в таком прекрасном, уединенном раю, полном сокровищ и приключений, хотеть только одного. Томлинсон гасит сигарету, прежде чем морской ветер успевает сделать это за него.       — Ты готов?       Стайлс перестает придирчиво смотреть в зеркало и застенчиво улыбается.       — Да, — чуть запыхавшись, отвечает он.       Томлинсон не думает, что пятизвездочный ресторан, в который они собираются пойти поужинать, допускает кожаные штаны в дресс-коде. Однако ему все равно, и он сделает все возможное, чтобы им это сошло с рук. Он никогда не сможет заставить Гарри быть кем-то другим, кроме как самим собой. Миру просто придется с этим смириться.       Луи застегивает пуговицу на пиджаке и берет Гарри за руку. Он знает, что это довольно рискованно, и что его команда советует ему не делать этого, но ему все равно. В глазах самого Томлинсона риск не выглядит таким, каким его преподносят. Особенно по сравнению с той ослепительной радостью, которую он получает от общения с Гарри. Вот почему он страстно целует его в лифте и не отпускает руку.       Они пробуют всевозможные морепродукты, некоторые им нравятся (Гарри крадет парочку из тарелки Луи), а другие — нет (Томлинсон едва успевает схватить салфетку), после чего идут в казино.       Гарри неуклюж и ужасен почти во всех играх. Его единственная надежда состоит в том, что у него есть Луи, который будет направлять его. Все, что Гарри проигрывает, Томлинсон в конце концов отыгрывает, отчего Стайлс вознаграждает его поцелуем. Гарри винит в этом то, что он немного пьян, и частично то, каким всемогущим Луи выглядит с фишками в одной руке и бокалом виски в другой, но по итогу он начинает шептать Луи на ухо суммы денег и обещание сексуальных услуг, которые он может оказать.       В конечном итоге они сходятся на приватном танце на коленях, который медленно перейдет в стриптиз-шоу.

***

      Гарри нужна музыка, поскольку они не у него дома, а здесь нет его проигрывателя, который является его своеобразным страховочным билетом. Его сексуальной страховкой. В этом есть что-то чрезвычайно крутое. Он решает обойтись айфоном. Это не так эстетично, но с золотистой фурнитурой и люстрами в их пентхаусе, Гарри думает, что вполне сможет что-нибудь придумать. Он ещё раз придирчиво смотрит на себя в зеркало в ванной, после чего медленно открывает дверь. Гарри аккуратно поправляет лямки и складывает кожаные штаны. Он выходит в наполовину расстегнутой белой рубашке, в шелковых черных трусиках с кружевными краями и с капелькой помады на нижней губе. Парень чувствует себя парящим, возбужденным и таким невероятно нетерпеливым.       Он старается не смотреть на Луи, зная, что тот сидит в кресле у стены. Гарри, покачивая бедрами, подходит к столу, мягко ступая по твердой древесине, кладет телефон и нажимает пальцем на кнопку воспроизведения. Лана Дель Рей начинает петь, и Гарри медленно поворачивается лицом к своему единственному зрителю, начиная свое представление.       Луи все еще в костюме. Допивая одним глотком виски и не сводя глаз с Гарри, он ставит пустой бокал на пол с шумом, который резким эхом отдается о стены в комнате. Затем лукаво улыбается. Гарри с трудом сглатывает и скользит рукой к пуговицам на рубашке, начиная медленно покачивать бедрами в такт. Его сердце быстро бьется в груди, потому что, боже, это так возбуждающе. Луи специально провоцирует его, а ведь он должен быть тем, кто правит балом, он должен все контролировать.       Гарри кружится, после чего закрывает глаза, наклоняя голову набок. Его пальцы медленно начинают расстегивать пуговицу за пуговицей, и, когда Лана допевает куплет, Гарри беззвучно повторяет за ней: «У тебя есть лекарство, которое мне так нужно».       Когда его грудь наконец обнажается, он проводит по ней руками, после чего отворачивается от Луи и поднимает руки над головой, скользя кончиками пальцев вниз по левой руке. Он медленно проводит ими до локтя и затем скользит обратно. Покачиваясь в такт песни, Гарри запускает длинные пальцы в волосы, убирая их на бок, после чего начинает играть с краями рубашки. Он разыгрывает сцену, только в этот раз старается не для камеры или объектива, как обычно, а для человека, который ему дорог. Человека, которого он любит. Когда он думает, что пришло время избавиться от рубашки, он поворачивает голову в сторону, снова открывая глаза и смотря на Лу. Их взгляды на секунду встречаются.       Он выглядит возбужденным. Гораздо сильнее, чем раньше. Гарри начинает терять контроль.       Он сбрасывает рубашку с плеч, чуть-чуть обнажая кожу, и затем осторожно тянет ее вниз, пока она не падает на пол с тихим звуком. Лана продолжает петь: «И я пою, черт возьми, да, дай мне этот рай, чего я действительно хочу».       Теперь Гарри просто стоит, на нем нет ничего, кроме его любимых трусиков. Он медленно поворачивается, его пальцы скользят по ключицам вниз мимо сосков. Он дотрагивается кончиками пальцев кожи, минуя татуировку бабочки и лавров на бедрах, пока не достигает края своего черного нижнего белья. Рука Луи неожиданно впивается в черное кожаное кресло, крепко сжимая материал. Это не остается незамеченным Гарри.       Стайлс осторожно переступает с ноги на ногу и крадется к Луи, соблазнительно покачивая бедрами. Его руки не перестают играть с кромкой нижнего белья. Он должен Луи танец на коленях, и вот-вот тот его получит. Сегодня Гарри сделает своему мужчине приятно.       Глаза Луи дикие, его руки тянутся к Гарри навстречу, но тот в ответ лишь улыбается и, покачав пальцем, поворачивается обратно с грацией и легкостью. Он наклоняется прямо на уровне глаз Луи, искушая, дразня и демонстрируя попку так, чтобы нельзя было дотронуться. Он сгибается практически пополам, демонстрируя свою гибкость и выставляя напоказ тем самым одно из своих лучших достоинств прямо перед лицом Луи, соблазняя прикоснуться. Он слегка покачивает половинками, после чего выпрямляется.       После подается назад, чтобы оказаться ближе, медленно начиная покачивать бедрами в такт песни. Он знает, что выглядит отлично, когда чувствует прерывистое дыхание Луи на своей коже, поэтому медленно откидывается назад до тех пор, пока не садится на колени, прижимаясь грудью к спине. Руки Луи снова скользят вверх.       — Ох, — недовольно хмурится Гарри. — Никаких рук.       Томлинсону явно не хватает контроля, который есть у Гарри, поэтому, кажется, Луи не нравится, когда ему отказывают. Крепко держа руки Томлинсона на подлокотниках, Гарри откидывает голову назад так, что та упирается ему в плечо. Его длинные, растрепанные волосы тут же падают на лицо. Он протягивает руку и скользит пальцами по волосам Луи и его подбородку, в то время как его горячее дыхание обжигает шею. Стайлс шаловливо прижимается бедрами к промежности, его шелковые трусики легко скользят по члену. Он чувствует внушительную эрекцию под собой, поэтому отпускает лицо Луи и переворачивается, раздвигая его ноги шире.       Стайлс резко дергает Томлинсона за рубашку и расстегивает несколько пуговиц. Он продолжает напевать себе под нос: «Если я стану немного красивее, смогу ли я быть твоей малышкой?» — чувствуя тихий скрежет зубов. Трение о бедра сводит его с ума, Луи — твердая константа под его бедрами, и он продолжает издавать эти глубокие звуки. Когда Гарри наконец расстегивает рубашку, он наклоняется и нежно целует парня в губы, в какой-то степени удивляя его и прижимая их ближе друг к другу. Это безумное чувство, стены Гарри начинают ломаться. Он проводит ногтями по коже Томлинсона, оставляя после себя яркие маленькие линии удовольствия.       — Ладно, — шепчет Стайлс. — Можешь трогать.       — Блять, — отвечает Луи, разжимая пальцы и осторожно касаясь ими тела. Он сжимает попку, затем поправляет ширинку и в считанные секунды касается бедер. Он в бешенстве от того, что его загнали в рамки. Гарри снова прижимается к губам и тихо стонет в рот, как будто это лучшее чувство в мире, как оказаться дома, когда Луи снова обнимает его. Там его рукам самое место.       Пальцы Томлинсона осторожно скользят по ягодицам, касаясь кромки трусиков, задевая член, и Гарри снова проводит острыми ногтями по груди парня, оставляя еще больше следов.       — Я хочу… — Стайлс тяжело дышит, прижимаясь к шее. — Я хочу объездить тебя, — добавляет он, кусая и облизывая пухлые губы.       Луи, не теряя времени, обхватывает Гарри за талию и поднимает вверх. Он минует открытые двойные двери в спальню с двухместной кроватью и балконом. Давно забытая Лана Дель Рей продолжает потрескивать вдалеке.       Томлинсон бросает тело на кровать, как и днем ранее, но теперь с гораздо более темными намерениями. Первое движение Гарри — избавиться от нижнего белья, пока Луи раздевается. Стайлс шарит рукой по боковому столику, где, как он знает, они хранят смазку. Он успевает схватить ее до того, как Луи забирается на него голым и начинает атаковать грудь и шею, бормоча слова похвалы.       Гарри вскоре теряет ход своих мыслей, падая обратно на простыни. Луи быстро переворачивает парня на живот и покрывает смазкой пальцы. Гарри использует свои собственные руки, широко раздвигая складки и тихо добавляя:       — Пожалуйста. Поторопись.       Стайлсу не требуется много времени, чтобы получить то, чего он так жаждет, так как пальцы Луи касаются его без предисловий или суеты. Это не тот тип романтической или чувственной манипуляции, который он обычно использует, в этот раз все быстро и Луи преследует одну цель — чтобы Гарри был открыт и готов. От этой мысли член парня становится еще тверже: тот факт, что Луи все равно, и он просто делает то, что хочет Гарри, то, о чем он его попросил. Луи резко вводит два пальца внутрь, в то время как Гарри хватает его за руку, проталкивая их еще дальше, требуя добавить еще один как можно быстрее. Пальцы туго растягивают дырочку и в какой-то степени это причиняет ему боль, но он хочет большего.       Когда Гарри понимает, что пальцы растянули его достаточно, он тихо выдыхает: «Готов», — и Луи тут же переворачивает его на спину. Они оба краснощекие, ослепленные похотью, наполненные наслаждением.       Гарри толкает Луи в плечо, отчего тот с покорностью ложится на спину, Гарри берет полный контроль. Если он хочет оседлать Луи, то он сделает это. Его любимое занятие — залезть на кого-нибудь и доводить до разрядки. Ему нравится, когда на него смотрят, и, безусловно, он хочет, чтобы Луи тоже смотрел только на него. Он хочет этого больше всего на свете. Он хочет этого сейчас.       Он садится на бедра и красиво выгибает спину, используя свою гибкость, полученную от бесконечных часов йоги, в своих интересах. Не теряя времени даром, Гарри протягивает руку и обхватывает пальцами член Луи у основания, чувствуя, какой он твердый, как он жаждет его. Он нетерпеливо усаживается на него одним плавным движением, делая это далеко не мягко, вытесняя тем самым воздух из легких. Гарри почти задыхается, его рот безмолвно открывается, но он не издает ни звука, кроме задыхающегося скулежа.       Толстый член начинает таранить его, поэтому Гарри резко опускается до конца, отчего становится горько-сладко больно. Это чувство повсюду — вокруг Гарри, в воздухе, под его руками и внутри него. Ладони Луи скользят по бедрам парня, начиная приподнимать его вверх-вниз так, что Стайлс в какой-то момент падает на грудь Луи. В его разуме вспыхивают яркими красками видения, когда их грудь соприкасается, а губы соединяются.       Гарри, как всегда, нетерпелив, у него нет времени на эти романтические тонкости. Он просто очень хочет, чтобы его хорошенько трахнули. Это все, что ему сейчас нужно. Он быстро и внезапно начинает покачивать бедрами, почти выходя до конца, тяжело дыша, прижимаясь к щеке Луи с неглубоким стоном. Когда он наконец находит нужный ритм, то не может перестать царапать грудь Луи, Томлинсон же оставляет свои собственные следы на мягких бедрах Гарри в виде напоминаний в форме пальцев. Стайлс начинает опускаться вверх-вниз, покачивая бедрами, потираясь головкой о края дырочки, пытаясь тем самым удовлетворить свой жар внутри. Головка члена толстая и идеальная, и, когда он находит идеальный угол, мир, кажется, замирает.       — Блять! — громко кричит Гарри. — Блять, Луи. Пожалуйста, — снова стонет он, вздрагивая, и снова опускается на член под данным углом. — Вот здесь.       Каждый раз, когда Гарри стонет громче, он чувствует, как Луи становится более чувствительным и насаживает парня именно так, как Стайлс нуждается. Блять, ему так насрать, что весь чертов отель может его услышать. Пусть слушают, это возбуждает еще сильнее.       Гарри стонет, без устали продолжая работать бедрами, в то время как Томлинсон почти ничего не делает, кроме как придерживает руками парня за талию, позволяя Стайлсу уничтожить себя во всех отношениях.       — Так хорошо, — стонет Гарри в двадцатый раз.       — Правда? — Луи самодовольно ухмыляется.       — Люблю кататься на тебе, — отвечает Гарри, зажмуривая глаза и сжимая кулаки. Он не хочет кончить раньше Луи. Все инстинкты, умоляющие его поддаться своему собственному желанию, отключаются, он хочет, чтобы Луи чувствовал себя хорошо, ему нужно, чтобы он был вознагражден за все, что он сделал сегодня вечером. — Ты такой хороший, такой толстый внутри меня, — хнычет Гарри, поднимая бедра вверх и опускаясь вниз, вонзая в себя огромный член Луи. Он не хочет, чтобы это закончилось. Он всегда жаждет ощущать его внутри себя.       Лицо Гарри наполовину скрыто взлохмаченными волосами, поэтому Луи поднимает руку, лежащую на бедре, чтобы убрать их.       — Дай мне посмотреть на твое лицо, — говорит он, убирая мешающие пряди с глаз Гарри, слегка дергая его за волосы.       Стайлс едва не теряет самообладание от этого, запрокинув голову, он начинает быстро работать бедрами. Повторяющиеся движения резко обрываются, и он издает звук, похожий на боль или всхлип.       — Не останавливайся, — предупреждает Луи. Он напрягает мышцы, и Гарри снова начинает покачивать бедрами. — Давай, малыш, — говорит он, снова резко хватая парня за талию. — Я почти.       Это тот толчок, который так жаждал Гарри, он напоминает ему о том, что он делает, несмотря на все цвета и фейерверки, танцующие под его веками и под кончиками пальцев. Это не имеет значения, ничего из этого не имеет значения, пока не кончит Луи. Не прекращая скулить и стонать, Гарри продолжает скакать на члене.       Он скользит ногтями, окрашенными в его любимый пастельно-розовый цвет, вниз по груди, резко сжимая волоски, подталкивая тем самым Луи к краю. Томлинсон откидывается на подушки, и его хватка на бедрах Гарри становится до такой степени жесткой, что становится невыносимо больно (Стайлс сходит с ума).       Это прекрасное зрелище в сочетании с руками и ощущением того, как Луи вот-вот кончит внутрь него, подталкивает Гарри к краю.       — Пожалуйста, — произносит он, падая на грудь Луи и прижимая их друг к другу. — Можно я кончу?       Гарри знает, что ему на самом деле не нужно ничье разрешение, но это ЛУИ, и… он его самый любимый человек на свете, поэтому такого рода маленькая награда нужна ему. Томлинсон быстро протягивает ему руку и прижимает его к своей груди, пока Гарри громко не кончает, задыхаясь и падая на грудь.       Это поражает Гарри так сильно и быстро, что ему кажется, будто он потерял рассудок и его уносит куда-то течение. Единственное, что удерживает его здесь, на якоре, — это Луи.       Томлинсон на его коже, под его руками, он всегда рядом, когда Гарри в нем так нуждается. Луи — тепло и нежные мягкие прикосновения, поэтому, не раздумывая, тот прижимает Стайлса к своей груди.       — Гарри? —ласково произносит он, поглаживая руки Стайлса и рисуя маленькие круговые узоры. — Ты такой замечательный, ты был таким хорошим мальчиком.       Гарри мягко хихикает в ответ.       — Эй, — произносит Луи, когда Гарри снова открывает глаза.       — Это было так весело, — смеется Стайлс. Сердце Луи перестает колотиться в груди, поглощенное страхом и беспокойством. Гарри снова смеется, протягивает руку и соединяет их губы, лишь слегка прикасаясь к ним. — Это было потрясающе.       Тут не о чем спорить, это было действительно чертовски потрясающе.       — Ага, — улыбается Луи. — Ты очень талантливый.       Гарри кокетливо приподнимает брови и хмыкает в знак согласия.       — Давай еще раз, — почти рычит он, пытаясь перевернуть их и впиваясь ногтями обратно в кожу.       — Душ, — хнычет Томлинсон в ответ, потому что он весь липкий, а Гарри выглядит как ходячий оттраханный кошмар.       Гарри впивается зубами парню плечо, ласково отвечая:       — Меня вполне устроит секс в душе.       Оказывается, они оба более чем хорошо относятся к сексу в душе и в гигантской ванне. А потом продолжают на кровати. Уикенд проходит именно так, как представлял себе Гарри, без какой-либо одежды. Его чемодан, полный предсезонных релизов и костюмов, остается нетронутым. Его желание никогда не покидать гостиничный номер и быть пленником своих собственных сексуальных желаний и желаний своего спутника является верным и лучшим решением в жизни. Меню обслуживания номеров оказывается невероятно вкусным.

***

      — Перестань дуться на диване, — говорит Зейн.       — Ага, — Найл эхом отзывается позади него, скрестив руки на груди и стоя в гостиной Гарри.       Стайлс недоверчиво прищуривается, смотря на пару, повторяющую движения друг друга.       — Ты не хочешь рассказать мне, что здесь происходит? — спрашивает Гарри, продолжая лежать на диване, переводя взгляд с одного парня на другого.       — Нет, — беззаботно отвечает Малик.       — Тогда, — зевая, отвечает Стайлс, — я никогда не встану с этого чертового дивана, — он хватает разноцветное одеяло и демонстративно накрывается с головой. — Пока, — приглушенно добавляет он.       — Почему он спит не на своей кровати? — бормочет Хоран. — Ему не обязательно все время спать на диване.       — Это он драматизирует, — отвечает Зейн, разговаривая так, как будто Гарри нет в комнате и он не слышит всего, что они говорят, со своего места под одеялом.       — Я тебя слышу, — громко произносит Стайлс в подушку.       — Тогда, может быть, ты прислушаешься к моим словам. Диван вреден для твоей спины. Она может заклинить. Вспомни прошлый раз, — лекции Зейна как всегда звучат слишком поучительными, словно он вторая мама Гарри. Дело дошло до того странного момента в их дружбе, когда они стали своего рода родителями друг для друга. Гарри хотел бы сейчас увидеть лицо Найла, чтобы понять, восхищается ли он материнскими способностями Зейна или еще не осведомлен о них.       У Гарри просто была плохая неделя. Ему это позволено. Он чувствовал себя немного не в своей тарелке последние пару дней, и он знает, что это звучит навязчиво и глупо, но думает, что чувствует себя так только потому, что слишком сильно скучает по Луи. Это типичная тревога разлуки, которая делает его таким неприятным. Он переворачивается на живот и поглубже зарывается в кокон из одеял на диване. Он ненавидит то, как сильно скучает по Томлинсону каждый божий день.       Когда они покинули Монако, Луи последовал за Гарри в Испанию, где они по-прежнему были раздражающе навязчивыми и все такое. Им казалось, что они преодолели препятствие или, по крайней мере, сделали большой важный шаг. Четыре — хорошее число. Плюс Луи постоянно напоминал ему, что он уедет в Ванкувер на целый месяц, как только неделя закончится и наступит понедельник. Их солнечный отдых растянулся до дня и двух съемок в Испании (Гарри часами стоял на солнце, Луи же сидел в режиссерском кресле, потягивая чай со льдом), а затем — ленивых дней в лондонской квартире Гарри. Они снова играли в быт, и Гарри узнал, что Луи ужасно успешен в разбрасывании обуви в коридоре, а также любит терять носки по ночам. А потом он жалуется, когда не может их найти. Это было самое лучшее приключение.       Но потом он снова уехал, и единственное, чем Гарри мог себя занять, — это обычно захватывающие июньские коллекции весна/лето на Неделе моды. Он слегка улыбается, теперь он будто знает Луи всю жизнь. Все, что было раньше, теперь превратилось в ничто, но они все еще здесь, как и в классическом произведении, у них нет отметки времени. Но даже это и мысль о Burberry не вытащат его из этой хандры.       В конце концов, Зейн и Найл уходят после того, как Гарри убеждает их, что с ним все в порядке, и обещает, что оденется. Во всяком случае, ему придется пойти на работу, а не быть таким печальным оправданием для человеческого существования.       Когда он звонит Луи, то часами слушает, как тот говорит о зомби, как ему это нравится. Томлинсон, вероятно, портит весь сюжет фильма, и технически он не должен делиться такой личной информацией ни с кем, кроме актерского состава, но Гарри особенный, и поэтому ему нравится, как он говорит о спасении дня и необходимости притворяться, что летит на вертолете. Он милый.       — Это очень мило, детка, — Гарри зевает, уже поздно, а завтра важный день. Он должен спать, но ему нравится звук голоса Томлинсона. К тому же он весь на нервах.       — Да, фальшивая кровь и мозги — это мило, — отвечает Луи, нежно поддразнивая в ответ. — Жаль, что я не могу быть на твоем показе завтра, — вздыхает он неожиданно серьезно.       Уж Гарри бы хотел, чтобы он тоже был там. Завтра он открывает Burberry Prorsum, а послезавтра у него Александр Маккуин. И даже сейчас, разговаривая с Луи и слыша его голос, он все еще чувствует себя некомфортно. Гарри плотнее кутается в одеяло.       — Какое расписание для Парижа? — спрашивает Томлинсон. — Может, у меня получится вырваться, прилетаю и вылетаю в воскресенье. Я разберусь.       — Lanvin утром, — отвечает Гарри, поскольку знает свое расписание наизусть. — А Saint Laurent вечером. Будет суматоха. Не беспокойся. Может, ты приедешь в пятницу, у меня показ для Givenchy, — Гарри приглушает голос, желая увидеть Луи прямо сейчас и взглянуть на него. Здесь подразумевается взгляд, говорящий о чем-то сексуальном.       — На мне почти ничего не будет, — заканчивает он после короткой паузы, когда Луи не понимает намек. Томлинсону больше всего понравился бы показ Givenchy.       Он знает, что Луи ухмыляется, когда говорит:       — Я посмотрю, что могу сделать.       Эти слова согревает сердце Гарри лучше, чем его любимые пушистые одеяла.       — Я скучаю по тебе, — говорит он, чувствуя себя одновременно невероятно одиноко и тоскливо, но счастливо.       — Я тоже скучаю по тебе, — так же нежно отвечает Луи. — Ты чувствуешь себя лучше?       Он чувствует себя усталым и отчужденным, ничего сумасшедшего или драматичного (точные его слова, когда он вскользь упомянул Луи, что он так себя чувствовал, а Томлинсон испугался), но ничего, что не могли бы исправить объятия. Он думает, что это просто меланхолия и отсутствие Томлинсона.       — Уже лучше, — мягко говорит он. — Просто скучаю по тебе, вот и все.       Гарри доставляют в его примерочную массивный букет роз разных цветов радуги с написанной от руки запиской. Они пахнут божественно и удивляют его самым лучшим образом. Его брови выгибаются, пока кто-то тычет его в бок английской булавкой, а он читает сообщение: «Заставь меня гордиться тобой хх».       Он надеется, что так и будет.

***

      Две с половиной недели спустя в последний день пребывания в Милане Гарри обнаруживает, что смотрит в унитаз. Он просыпается, чувствуя себя нормально, только немного обеспокоенный неприятным ощущением под языком, которое усиливается по мере того, как он двигается. В одну секунду он смотрит на пару лоферов, а в следующую уже мчится к единственной ванной, которую может найти. Пока он медленно погружается на кафельный пол и желает исчезнуть, чтобы ему не приходилось снова вставать, кто-то слегка стучит в дверь.       — Малыш, — мягко говорит Зейн, постукивая пальцами. Он, должно быть, видел, как Гарри примерял туфли. — Ты не хочешь открыть дверь, Гарри? — спрашивает он мягко и робко, словно боится его напугать. В комнате полно моделей, кричащих по-итальянски и по-французски, и он знает, что единственный способ поговорить с Маликом — это если тот тоже проникнет сюда.       Стайлс дважды моргает, стараясь не размазать подводку, наклоняется и щелкает замок на двери. Зейн толкает ее, и его встревоженные глаза встречаются со взглядом Гарри, — озабоченный взгляд мамы, которая выглядит нелепо без рубашки.       — Обычно я не нервничаю, — отвечает Гарри, отчаянно пытаясь найти оправдание или причину. У него действительно есть легкая тревожность, но никогда нервы не проявлялись таким образом. Он думает, что это может быть эффект встречи с Луи, которая длилась всего несколько часов, когда он был в Париже в прошлую пятницу, и ограничилась быстрыми поцелуями на заднем сиденье такси, и все… все было не так.       Он мог съесть что-нибудь плохое.       Зейн обеспокоенно смотрит на него и пытается прижать руку ко лбу, проверяя температуру, но не забывая при этом о его тщательно накрашенных бровях и макияже. Малик слегка хмурится.       — Я просто не хочу, чтобы кто-то думал, что ты не в порядке, — бормочет он, — если ты понимаешь, о чем я.       Гарри хмурится, надувая губы, и встает на дрожащие ноги. Он чувствует себя немного лучше.       — Я не вызываю у себя рвоту, если ты это имеешь в виду.       — Я знаю, — смущенно отвечает Зейн, передавая Гарри салфетку, чтобы тот вытер губы, и обещая одолжить жидкость для полоскания рта, которую он носит в сумке. Он обнимает его за плечи, пока Стайлс не перестает выглядеть таким бледным и не выпивает немного воды. Гарри не слишком сильно ругают за то, что он опоздал, но это не убавляет странное чувство, шевелящееся в его животе и голове.

***

      На следующее утро, когда его тошнит в гостиничном номере, он добрых двадцать минут смотрит на себя в зеркало и наконец-то признается себе. Он не дурак. Если кому и известны признаки, так это Гарри. Он не собирается лгать самому себе.       У него почти не было аппетита, и даже запах еды уже полдня вызывает у него тошноту. Зейн также сказал, что он был более раздражителен, чем обычно, и что это может быть связано с недостатком сна, но Гарри уверен: все дело в его личной реакции. Кажется, что и время подходит идеально, они были в Монте-Карло около шести недель назад. Единственное, он не знает, как это произошло. Впрочем, он был пьян большую часть тех выходных.       Он долго смотрит на свое бледное лицо в зеркале.       Прежде чем внезапное чувство беспомощности или страха накрывает его с головой, рефлекторная реакция Гарри — резко положить две ладони себе на живот. Он широко разводит пальцы и делает неглубокий вдох, просто останавливаясь на секунду и ожидая. Это глупо, но даже когда он издает тихий всхлип шока и позволяет своему разуму начать паниковать и волноваться, он не двигает руками. Он продолжает держаться за животик над рубашкой, как за спасательный круг, как будто если он сожмет достаточно сильно, все будет хорошо, ничего не исчезнет, они оба будут в безопасности здесь, в этой ванной.       Скорее всего, у него будет малыш.       Это самая страшная мысль в мире, но самая прекрасная. В эту секунду он может держать под ладонями новую жизнь, растущую часть себя и Луи. Глаза Гарри снова наполняются влагой, а нижняя губа дрожит от этого странного прилива чувств. Ему нужно сесть и позвонить Луи. Ему нужно сделать тест на беременность и поговорить с мамой или сестрой. Ему интересно, сколько времени в Ванкувере и не спит ли Луи. Он вытирает глаза, задаваясь вопросом, где находится Зейн, потому что ему нужно, чтобы кто-то держал его за руку и говорил, что все будет хорошо.       Как раз вовремя раздается стук в дверь.       — Гарри, — дверная ручка поворачивается.       Стайлс смотрит на свои руки и решает не убирать их. Он обеспокоен и расстроен, он хочет увидеть Луи, и, возможно, это самое близкое к нему прикосновение из возможных прямо сейчас.       — Что не так? — мягко спрашивает Зейн, входя в комнату. — Ты был здесь какое-то время...       — У меня будет малыш, — бормочет Гарри. Он знает, что весь в слезах, но в конце глупо улыбается, прежде чем добавить. — Я имею в виду — я могу быть беременным. Думаю, что так оно и есть.       Стайлс действительно не думал о реакции Зейна, о том, как тот будет выглядеть в этот момент, стоя в ванной отеля в Милане, когда Гарри объявляет, что может быть беременным. Но в ту секунду в голове Стайлса крутится миллион вещей, и тысячи эмоций переполняют его вены так, что у него нет времени беспокоиться или думать о чем-то, кроме своего положения. Кроме своего возможного ребенка.       В этот момент наваливается так много теплых и ярких воспоминаний, так много всего, что пугает и затуманивает его разум. Малик говорит быстро, касаясь плеча Гарри, заставляя тем самым его сесть.       — Ты хочешь, чтобы я купил тебе тест? — спрашивает он спокойно.       Стайлс кивает головой в ответ.       — Может быть, несколько. Просто на всякий случай.       — Ты будешь в порядке, если я уйду?       Гарри снова кивает, шмыгая носом и все еще держась руками за животик. Когда Зейн не двигается, а просто продолжает стоять и смотреть на него, Гарри приходится мягко сказать:       — Я буду в порядке. Пожалуйста.       Малик кивает и проводит рукой по волосам Гарри, после чего мягко добавляет:       — Найл остался снаружи, я попрошу его посидеть с тобой.       Гарри мгновенно перестает чувствовать жалость и панику, несмотря на дрожащую нижнюю губу, он строго косится на Зейна, хмуря брови. Во-первых, потому что он не особо был проинформирован о визите Хорана, а во-вторых, потому что теперь друг Луи знает.       — Ты просто выпалил это, — говорит Зейн с сожалением на лице, — я не мог тебя остановить.       Малик выходит из комнаты, за дверью раздается тихий шепот, который Гарри старается не слушать. Он отвлекается, думая о различных способах, из-за которых это могло произойти. Он может ошибаться. Может быть прав. Он, возможно, носит малыша, и Луи это, вероятно, понравится. Или он может...       Стайлс начинает кусать кончик ногтя, скалывая черный лак для ногтей. Его разум может бегать сколько угодно вокруг, но не его сердце. Он знает, что все будет хорошо. Он знает себя, он знает Луи. Этого должно быть достаточно.       Найл входит в комнату и выглядит чертовски неловко. Вероятно, потому что Гарри сидит на полу в ванной с красными щеками и глазами, и ему придется присматривать за ним следующие десять минут. Стайлс не винит его.       — Я не скажу Луи, — говорит он, делая шаг вперед и присаживаясь на корточки, опустившись рядом с Гарри у ванны.       — Спасибо, — отвечает с улыбкой Гарри, искренне и признательно.       Некоторое время они сидят в тишине, Стайлс просто прислушивается к стуку своего сердца в ушах, пока мягко не спрашивает:       — Как ты думаешь, все будет хорошо?       Это все изменит. В обоих случаях это пугает и волнует. У Гарри может быть все, что он когда-либо хотел, или это может ускользнуть из его пальцев.       — Да, — уверенно отвечает Хоран.       Гарри решает напасть на него, пока он слаб.       — Вы встречаетесь с Зейном? — спрашивает он, изо всех сил стараясь выглядеть отчаянным, уязвимым и милым. Смертельная комбинация для выяснения правды.       — Да, — через мгновение отвечает Найл.       — Хорошо, — Гарри улыбается в ответ, ухмыляясь от уха до уха, не скрывая, что он уже догадался. — Заботься о нем, — добавляет он, пытаясь сделать то, что, по его мнению, сделал бы Малик в данной ситуации.       — Так же, как ты позаботишься о Томмо для меня, — отвечает Найл, подмигивая и толкая Гарри в плечо.       — Ага, — мягко отвечает Стайлс. Он будет стараться изо всех сил.       Найл изо всех сил пытается отвлечь его, задавая ему всевозможные глупые вопросы и бессмысленно болтая. Гарри отвечает в меру своих возможностей, но его мысли не здесь, они блуждают, напрягаются и планируют различные серии событий, которые теперь не в его руках. Его ладонь лежит на животике, просто мягко покоится там, а пальцы время от времени барабанят.       Он мог бы какое-то время скрывать это, продолжать работать, но в конце концов истина всегда откроется. Но он не думает, что выпуклый животик станет новым трендом в будущем году. Он вернется в Лондон или, может быть, просто вернется домой. Его мама все устроит. Он может просто скрываться вечно.       В конечном итоге Зейн возвращается с покупками, и все они терпеливо ждут; Гарри обнимают с обеих сторон после того, как он мочится на палочки, и они едят шоколад, который Малик купил для них. Стайлс то и дело отламывает кусок, а потом передумывает. Сейчас он чувствует себя хуже, чем раньше. Ожидание, кажется, занимает вечность, двигаясь в ледяном темпе, потому что, пока Гарри смотрит, ожидая, что пять минут поторопятся, его телефон вибрирует на кафельном полу с сообщением от самого Луи.       Стайлс сжимает глаза до тех пор, пока таймер Зейна на телефоне не сообщает, что можно проверять результат. Трясущимися руками Гарри переворачивает полоски, снова и снова читая одно и то же сообщение, ясное, как день. У него будет малыш.

***

      Мама Гарри рассказывает эту ужасную историю о Гарри и его куклах, когда ему было пять лет. Как он плакал в супермаркете, пока она не положила детское питание в тележку. Он отнесся к этому очень серьезно. Она всегда улыбается, утверждая, что он так привязался, потому что у всех его друзей были младшие братья и сестры, но он был самым младшим, и ему не с кем было возиться. Он постоянно обнимал их и катал в детской коляске по торговому центру. Когда Гарри был подростком, он кормил соседскую кошку и всегда водил детей домой из школы, держа их за руки, чтобы малыши благополучно переходили дорогу на обозначенных переходах. Гарри был хорош в заботе и любви, он присматривал за каждым малышом на их улице и зарабатывал неплохие деньги, когда достиг зрелого возраста. Он никому не рассказывал, но, когда ему было семнадцать и его лучший друг назвал свою новую собаку Кори, Гарри побежал домой, чтобы нацарапать имя в своем дневнике, злой, что он никогда не сможет назвать своего ребенка именем, которое теперь ассоциировалось у него с собакой. И даже сейчас Гарри больше всего на свете любит печь с соседскими детьми, укачивать своего двоюродного брата на семейной вечеринке или заставлять малыша хихикать в очереди в супермаркете.       Дело в том, что писать списки имен, прижимать младенцев к груди и мечтать о настоящем — это не то же самое, что находиться в настоящем моменте. Это все, о чем Гарри мог мечтать, например, взрыв любви и радость новой жизни. Но реальность, заключающаяся в том, что будущее происходит сейчас, — это не то, о чем он мечтал.       В дневнике было несколько пустых мест, но одной важной вещью была настоящая любовь, белый штакетник и вечность. Он барабанит пальцами по оконному стеклу, когда телефон гудит ему в ухо, половина его хочет поторопиться, чтобы Луи взял трубку. Другая половина молча надеется, что звонок останется без ответа, и он переключится на автоответчик. Кажется, он не может выбрать, чего именно он желает в данный момент.       Томлинсон отвечает после третьего гудка, и желудок Гарри радостно вздымается, все его темные мысли мгновенно затуманиваются голосом, который в его сердце ассоциируется со всем хорошим и символизирующим дом.       — Алло, — говорит Луи, наполовину рассеянный, но по-прежнему нежный, как всегда.       — Привет, — быстро пищит Гарри в ответ.       — Гарри, — начинает Луи, — не сердись на Зейна…       Стайлс мгновенно впадает в панику. Прошло всего несколько часов. Малик не мог…       — Он разговаривал со мной вчера. Он сказал мне, что ты все еще болен, — добавляет Томлинсон, возможно, немного расстроенный и обеспокоенный. — Ты мог бы сказать мне, что все еще болен.       — Я не хотел, чтобы ты волновался, — откровенно и честно отвечает Гарри. — Я знал, что ты стал бы.       Томлинсон смеется в ответ.       — Конечно, стал бы. Малыш, не злись. Я возвращаюсь домой...       — Луи, — перебивает его Гарри, явно злясь. Это глупо. Он звонит ему, чтобы как-то заманить его домой пораньше, но здесь он в ярости, Луи улетел и сделал это сам. Он борется с чувством в глубине горла, которое угрожает подавить всевозможные переполняющие его эмоции. Луи просто знает. Он знает, когда он ему просто нужен.       — Я сказал, не сердись, — отвечает он. — Я знаю, что ты все равно не злишься.       Гарри моргает несколько раз.       — Я действительно… — он понятия не имеет, как это сказать. Он не знает, как формировать правильные слова. Ему нужно с ним поговорить. Он должен что-то сказать в ответ.       — Увидимся в Лондоне? — вместо этого произносит Гарри, крепко прижимая телефон к уху и закусывая губы, потому что боится, что это просто выскочит. Это вертится на кончике его языка.       — Ты мне действительно нужен, — тихо добавляет он. Он не ругает Луи за то, что тот снова испортил график съемок и свел с ума режиссера. Он просто дает ему понять, что ждет его.