Полюби меня, если сможешь

      Тёмные дали, заполонённые густым плотным туманом, монотонно перекликаясь с тусклым светом старых фонарей, уносили прочь редкие ряды маленьких домиков и тонкие стволы безлиственных деревьев. Асфальтированная дорога несла изредка появляющиеся в такое время автомобили в единственный клуб пригорода и небольшой посёлок на окраине мегаполиса, куда обыкновенно съезжались достаточно обеспеченные местные — подальше от шумной суеты толпящихся и повсеместных серых небоскрёбов, скучных и угнетающих.       В ночное время здесь редко бывало красиво — мертвенно тихо и педантично, это место наводило тоску не меньше, чем сомнительные прикрасы мегаполисов. Но Алану, казалось, никогда не были чужды спокойствие и рационализм. Он всегда смотрел на коротко постриженную траву, довольствуясь аккуратностью, и обязательно поглубже вдыхал древесную утреннюю свежесть, не смешавшуюся с запахами прохожих.       За эту чистоту аромата он и любил загородный посёлок, в котором поселился совсем недавно, полгода назад. Здесь Флорес чувствовал себя по-настоящему счастливым, предаваясь спокойствию и умиротворению. Смотря в оконные проёмы небольшой квартиры в двухэтажном элитном доме, выкупленную за приличную сумму, омега нередко увлечённо писал. Журнал «ARTIST&FASHION», который он издавал, становился популярнее и значимее в кругах художественного искусства. Говорить о славе и весомости было ещё рано, но Алан очень гордился собой.       Омега работал до позднего вечера, занимаясь написанием статьи про нового креативного деятеля искусства — Фрэнка Картера, который рисовал в самых неожиданных местах — в Лувре, в путешествии на подводной лодке и воздушном шаре, на Джомолунгме, куда он забирался в поисках вдохновения.       У Флореса было снято небольшое помещение в офисном здании, где он расположил редакцию своего журнала, приглашая на работу молодых и провокационных журналистов, способных на любые авантюры ради результата.       Сам Алан не был особенно разговорчив и энергичен, поэтому не выдвигал безумные идеи по получению информации или приглашения на выставку и не шантажировал ни художников, ни их представителей в галереях.       Омега предпочитал оставаться в тени. Он действовал так, как подобает настоящему интеллигенту — мягко и уступчиво договаривался о встречах, часто идя на поводу у тех, кто был ему необходим. И, как ни странно, он всегда добивался того, чего хотел.       Многих удивляло то, как бывший владелец журнала продал его Алану за приемлемую цену и под небольшой процент. Но то ли Флорес действительно обладал особенным обаянием, то ли имел приятнейший запах, хоть и специфический для омеги — хвойного леса и едва уловимой свежести, а итог оставался прежним — омега был владельцем журнала, а не какой-либо другой альфа-редактор, импульсивный и амбициозный.       Алана занимала только работа. Природная кротость не позволяла ему быть «душой компании» и заводить дерзкие, перспективные знакомства, но он не чувствовал себя несчастным. Наоборот, Флоресу казалось, что несмотря на перенапряжение, он принадлежал к тому редкому типу людей, которые не умеют унывать ни в одиночестве, ни в стагнации.       В последнее время Флоресу было особенно тяжело — предстоящая встреча с тем самым Фрэнком Картером должна была состояться вот-вот, а он не знал, кого именно отправить поговорить к неординарному художнику, согласившемуся уделить время журналисту только в горной местности после наступления темноты — Картер собирался изобразить рассвет.       Не каждый сотрудник захочет пешком подниматься в гору, к тому же оставаться переночевать вместе с деятелем искусства в горах. Пара омег, работавших на него, были замужем, а альфы слишком брезгливы, чтобы проводить ночь "со странным мужиком" в одной палатке в горах. Алан устало потёр виски: не самому ли придётся брать интервью у этого эксцентрика? Из своих мыслей парень вынес одно: пора валить домой.       Закрыв кабинет на пару оборотов ключа, Флорес попрощался с редактором газеты, который по стечению обстоятельств был вынужден спать в офисе, под что добродушный Алан выделил тому полупустую комнату с непокрашенными стенами, где планировал расположить одного из журналистов, который не способен работать рядом с коллегой рядом.       Только выйдя на воздух и полной грудью какофонией ароматов омег и альф, Алан устало потёр виски — перенапряжение с новой силой заставило его думать об отдыхе. В таких случаях, когда жуткие запахи смешивались, омега надевал специальные фильтры, позволяющие спокойно дышать, но не слышать ненавистных запахов.       Флорес собирался закончить дело с спортсменом-художником и, может быть, взять на пару недель отпуск и уехать к озеру, выключив телефон. Благо, что было кому следить за офисом, поэтому омега и не волновался.       Ночное небо было поразительно своей чернотой, на которой можно было увидеть редкую звезду, блёкло мигающую тусклым огнём. Алан поспешил к автомобилю. Темнота заставляла его думать о сне, в котором он нуждался уже долгое время.       Свет мегаполисных окон давил на глаза, и Флорес несколько раз поморгал, чтобы нечёткая пелена изображения восстановилась. Неудобство ещё заключалось в ношении линз — омега страдал от гетерохромии,, которую считал врождённым уродством, несмотря на то, что оба глаза и были голубыми, хоть и различались оттенками.       Проехав значительную часть пути, Алан немного расслабился, менее напряжённо держась за руль. Знакомые картинки мелькали по боковым стёклам, а отсутствие особенно яркого света помогало привыкнуть к темноте, которая не была опасной — прохожие редко появлялись на дороге, а посетители недешёвого клуба могли себе позволить доехать до места назначения на такси или на собственных машинах.       Флореса жутко клонило в сон. Чем больше он думал о приятной прохладе хлопковых простыней и нежном, ласкающем освещении в комнате, где он предавался чтению, тем более его привлекала перспектива закрыть глаза. На мгновение. На долю секунды, которая никак не повлияет на дорогу до дома — маршрут омега знал наизусть и мог, как он справедливо полагал, добраться до своей квартиры вдребезги пьяным.       И Алан решился. Слипающиеся глаза закрывались сами, и он не сопротивлялся. Прямая линия, простиравшаяся до его дома, не могла внезапно обрести крутые изгибы. И Флорес так и ехал в полудрёме, пока не понял, что съезжает на обочину.       Считанные секунды, и Алан врезается в кого-то, кто протяжно стонет в ответ на удар. Испуганный омега выпрыгивает из машины и бежит к пострадавшему. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вы в порядке?       Если бы наблюдал Флорес эту ситуацию со стороны, явно бы усмехнулся. Тупее, чем спросить "вы в порядке" придумать нельзя.       Алан судорожно пытается найти пульс, который можно прощупать, приставив пальцы чуть ниже и при абсолютном спокойствии, но взволнованный омега не может с собой совладать.       Он сбил человека! И, как ему кажется, тот не подаёт признаков жизни. Альфа с выбритыми висками лежит на спине, за которой располагается чехол с гитарой и не издаёт ни звука.       Флорес судорожно всхлипывает, сидя над пострадавшим в аварии. Что же ему делать? Он дрожащими пальцами достаёт телефон и, разблокировав его, набирает номер скорой помощи. — Не надо в скорую, — хрипит альфа, пытаясь подняться на локтях. — Вам же нужна помощь! Вы меня слышите? — вглядываясь в него, эмоционально произносит Алан, — Твоего папу, я вас сбил!— он с ужасом выкрикивает последнюю фразу, но альфа не отвечает ему, производя последующие попытки встать.       Сбитый, находясь будто в прострации, не слышал и слова, произнесённого омегой, который не ощущал ничего, кроме поглощающего чувства вины и беспокойства, не обращая внимание ни на что вокруг. — Может быть, вас отвезти домой? Где вы живёте? — омега не упускал попытки поговорить с ним, пытаясь помочь подняться и придерживая альфу за локоть.       Алан не желал оставлять потерпевшего от его рук на улице, без всякой помощи, и поэтому загрузил его на заднее сидение своей машины, изрядно повозившись с гитарой, которая не влезала вместе с крупным пассажиром в салон, но всё же смог затолкать её. — У вас есть рядом родственники? Может, вас кто-то может забрать? — не унимался Алан, глядя в отрешённые глаза альфы с огромными зрачками, — Вы скажите, я отвезу, куда нужно.       В ответ мужчина прижался к стеклу, дарящему приятную прохладу, и сипло прохрипел что-то похожее на «домой».       Испуганный, убитый произошедшем Флорес сел за руль и громко выходнул: сидевший на заднем кресле отказался от помощи скорой, не произнёс ни одного внятного слова, а всё вина его — Алана, который не сумел справиться с управлением.       Омега прижался лбом к рулю. Его охватывало дикое желание разрыдаться, напиться и забыть о том, что произошло, но громкий храп, раздававшийся сзади, не давал ему возможности сосредоточиться на самоуничижении.       Флорес, услышав естественные признаки жизни, завёл автомобиль и поехал к единственному адекватному, как ему казалось, месту — к собственному дому, не желая игнорировать просьбу сбитого человека.       Алан ехал аккуратно, но адреналин, зашкаливающий в крови, заставил его взбодриться. Мысли в хаотичном порядке двигались в голове, мешая привычной активности.       Омега напряжённо сжимал в руках руль, часто поглядывая в зеркало на альфу, который мирно сопел. На лице не было ни единой ссадины, руки выглядели целыми, а также пострадавший мог спокойно передвигаться. Похоже, что он отделался шоком.       Подъехав к дому, Алан еле разбудил альфу и, потащив на себе гитару, помогал ему подниматься по ступенькам. Прислонив его к стене, омега быстро провернул ключ в замке и, поддерживая шатающегося мужчину, прошёл в квартиру, не снимая ботинок.       Аккуратно приземлив на диван альфу, который вновь уже засыпал, облокачиваясь на Алана, Флорес шумно выдохнул и снял кроссовки сначала с мужчины, а потом и с себя.       Омега, хоть и не умел обращаться с аптечкой, понёсся на кухню, где она хранилась, и притащив в комнату арсенал медикаментов, начал осмотр пациента.       Только сейчас Алан успел его рассмотреть: достаточно крупный, с густыми тёмными бровями и волосами, почти наголо выбритыми висками и длинными волосами на макушке, в модной одежде, которую не без неловкости пришлось снимать, чтобы осмотреть наличие травм.       Казалось, что ни синяков, ни кровотечений на теле альфы не было. То ли Алан был везучим человеком, то ли альфа — он не мог понять. И радостный вздох от того, что пострадавший невредим, означал то, что завтра с утра Алан обязательно извинится за произошедшее и, если всё же понадобится, заплатит за любой медицинский осмотр.       С такими мыслями Алан, валившийся с ног от стресса и усталости, побрёл в свою комнату, желая принести единственное одеяло альфе. Бережно укрыв нежданного гостя, омега, поискав в шкафу плед, укрылся им и, кажется, не дошёл до кровати, уснув на кресле рядом с диваном.       День был трудным и тяжёлым, но это, пожалуй, не означало, что следующий будет легче.

***

— Что за хуйня? — грубые крики разбудили Алана, который, свернувшись, так и проспал всю ночь в кресле, — моя гитара!       Сознание возвращалось быстро: сон, авария, сбитый альфа, дом… Алан встрепенулся и, откинув плед, подошёл к мужчине, который, сидя на корточках, рассматривал разбитый инструмент. — Успокойтесь, пожалуйста, сэр, — мягко начал Алан, стоя на приличном расстоянии от разъярённого альфы, — я всё оплачу. — Так это был ты? — альфа взял гитару и кинул ею во Флореса, — Сейчас ты мне за это ответишь, сука!       И альфа, будто и не был пострадавшим в аварии, грозно надвигался на Алана, смотрящего на него с жгучей смесью страха и непонимания.