Disenchantment

Казалось, прошли годы с тех пор, как Казуичи чувствовал себя так безмятежно, как сейчас, сидя в тени пальмы и глядя на океан. Он закрыл глаза и позволил ветерку мягко пробежать по его щекам и волосам, удивляясь тому, насколько живописным был этот момент. Его колени были покрыты мягкой тканью шарфа Гандама, только что выстиранного и сложенного, хотя ему было трудно выровнять края ткани, в результате чего получился несколько неровный, комковатый квадрат. Но чтобы вернуть предмет одежды он искал животновода больше часа и не смог найти его ни в одном из обычных мест, включая его коттедж и ресторан отеля. К несчастью, он проспал весь завтрак; по словам Хаджиме, Гандам объяснил остальным, что, вероятно, плохо себя чувствует и ему нужно немного отдохнуть. Мысль о другом человеке наполнила сердце механика странным, немного знакомым чувством, которое он до сих пор не мог или не хотел определить. В то утро, лёжа в постели, он понял, что не может продолжать жить так, как жил раньше, отрицая собственные эмоции и пытаясь заставить себя быть тем, кем он не был. Он не мог позволить себе быть нечестным в своих чувствах; однажды у него уже отняли всё, и у него даже не было возможности сказать людям, которых он потерял, как много они значили для него. Его охватил внезапный иррациональный страх, что Гандам исчезнет прежде, чем он успеет сказать ему, как сильно он о нём заботится, и он в панике вскочил с постели и бросился из коттеджа искать его. К счастью, Хаджиме поймал его на улице, сумел успокоить и направить к стиральной машине и сушилке в супермаркете. Он всё ещё чувствовал скрытый страх из-за своей неспособности найти животновода, но он знал, что ничего не могло случиться с ним. В любом случае, он не знал расписания другого человека достаточно хорошо, чтобы разумно предсказать, где он может быть. Насколько механик знал, он бродил по лесу в поисках какой-то чрезвычайно редкой тропической игуаны, которая, как он полагал, была драконом или василиском. Эта мысль вызвала улыбку на лице Казуичи. Мне кажется.… как будто ты хочешь проводить с этим человеком время почти каждый день. И… Я думаю, что твои мысли продолжают возвращаться к нему, независимо от того, как бы ты пытался думать о чём-то другом. И ты чувствуешь, что хочешь защищать этого человека. Как будто ты готов пожертвовать чем угодно, чтобы он был в безопасности и счастлив. Слова Фуюхико снова завертелись в его голове, должно быть, уже в седьмой раз за этот день. Ужас, который он испытал, когда впервые услышал их, исчез, сменившись чем-то вроде тревожного принятия, как будто он наконец-то был готов рассмотреть свои собственные эмоции, какими бы противоречащими его представлению о себе они ни были. Слова гангстера прекрасно описывали его чувства к Гандаму, нравилось ему это или нет; он наслаждался каждым мгновением, проведённым с животноводом, и каждое мгновение, проведённое вдали от него, он думал о парне. Ничто не делало его счастливее, чем улыбка Гандама, маленькая, искренняя, которую он так редко дарил, и он отдал бы всё, чтобы убедиться, что никто никогда не затмит эту улыбку. Я… влюблён в Гандама, не так ли? Его желудок скрутило от противоречивых эмоций; облегчение от напряжения, вызванного игнорированием его чувств, наконец, исчезло, тревога при мысли о том, что он отличается от человека, которым он себя считал, нервное любопытство по поводу того, чувствует ли Гандам то же самое. Ему было трудно представить, что животноводу понравится такой человек, как он, несносный трус, который преследует людей и не может разобраться в своих собственных эмоциях. Однако воспоминание о том, как другой парень говорил ему, что он был более ценным, чем думает, что он заботится о нём, давало ему слабый проблеск надежды, какой бы нелепой эта надежда ни была. — Хей, Казуичи! Это ты? Механик подскочил на голос Хаджиме, быстро поднялся и вышел из-за пальмы со сложенным на руке шарфом. Его друг бежал к нему по пляжу, дыша ровно, без единой капли пота. Он остановился перед ним и сразу же заговорил, его голос был таким спокойным и ясным, как будто он только что прогуливался по парку. — Я видел Гандама. Он шёл вдоль склона чуть севернее этого места. Если поторопишься, то, наверное, сможешь встретиться с ним до того, как он уйдёт. — Ох… Хорошо. Спасибо, Хаджиме, — Казуичи почувствовал внезапный укол дурного предчувствия при мысли о встрече с другим парнем. Он, как и все остальные на острове Джаббервок, знал лучше кого-либо другого, что всё может быть отнято в мгновение ока, и он хотел сразу же сказать Гандаму, что он чувствует, на случай, если ему не представится другой возможности. Однако теперь, когда такая возможность была прямо перед ним, он вдруг подумал, не лучше ли немного подождать, по крайней мере, пока они не узнают друг друга получше. — Э-э… В-вообще, если подумать, я могу просто принести шарф к его двери. Глаза Хаджиме резко сузились от его слов, и механик удивлённо моргнул, когда его друг внезапно выпрямился и уставился на него острым, пронзительным взглядом. Он мог бы поклясться, что всего на мгновение красный глаз Хаджиме вспыхнул неестественным светом, и он почувствовал неприятное ощущение, что его сердце читают, как открытую книгу. Однако через мгновение лицо его друга вернулось в нормальное состояние, страшная хмурость исчезла, и он легко, ободряюще улыбнулся. — Думаю, ты должен сказать ему, — мягко посоветовал он. — Кто знает, может, ты просто удивишься его ответу, — Казуичи отшатнулся в шоке, чуть не выронив шарф. — Чт— Как ты… — механик захлопнул рот, как только к нему вернулось самообладание, но его друг уже весело посмеивался над его реакцией. — Знаешь, мы оба неплохо разбираемся в людях, — заметил он в ответ. — Н-не смей так заглядывать мне в душу! — возмущённо запротестовал Казуичи, немного смущённый формулировкой Хаджиме. — Это вторжение в моё право на личную жизнь! — …Ты прав. Мне очень жаль, — признал друг, и его улыбка немного померкла. — Тебе решать, последуешь ты моему совету или нет. Если ты чувствуешь, что не готов сказать ему, то тебе следует подождать. Но не забудь немного отдохнуть, ладно? — Д-да, хорошо, — согласился механик, сбитый с толку внезапной переменой тона Хаджиме. — Хорошо. Тогда ты больше не будешь спать во время завтрака, да? — его друг игриво улыбнулся, прежде чем отступить и поднять руку на прощание. — Увидимся позже, Казуичи, — с этими словами он повернулся и пошёл обратно по пляжу, оставив Казуичи наедине со своей неуверенностью. Он знал, что должен принять решение как можно скорее, пока Гандам не отошёл слишком далеко от того места, где Хаджиме заметил его, но давление только усилило его беспокойство. Он не мог себе представить, что животновод когда-нибудь почувствует романтическое влечение к кому-то вроде него, но он не мог заглушить искорку надежды в своём сердце. Если Хаджиме думает, что у меня есть шанс… Он какой-то супер-анализатор, да? Тогда разве это не значит…? Казуичи почувствовал внезапное раздражение, он устал от того, что не может ни на что решиться. Ему нужно было сказать Гандаму, что он чувствует, прежде чем он больше не сможет сказать ему. Не имело значения, ответят ли на его чувства взаимностью; он предпочёл бы быть отвергнутым, чем упустить свой шанс и никогда не узнать, что чувствует другой парень. Он слишком заботился о животноводе, чтобы просто отпустить его, даже не попытавшись. Повторяя про себя эти мысли снова и снова, механик глубоко вздохнул, расправил плечи и двинулся вдоль берега, окончательно приняв решение.