Disenchantment

Казуичи сидел на крыльце старого здания отеля, подперев подбородок руками и прямо глядя на территорию отеля. Он раздражённо вздохнул и закрыл глаза, мысленно проклиная Гандама за то, что тот заставил его так долго ждать. Животновод сказал ему за завтраком, что встретится с ним в старом здании отеля ровно в восемь часов, чтобы начать его «обучение демонической крови», и механик даже прибыл на десять минут раньше. Он открыл глаза и взглянул на то место на горизонте, где начало садиться солнце, уверенный, что ждал по крайней мере полчаса. Почему он вообще захотел встретиться со мной так поздно вечером? Раздражённо фыркнув, Казуичи встал и принялся расхаживать по крыльцу, морщась от боли в затёкших ногах. Несмотря на беспокойство, которое он испытывал накануне, ему удалось заснуть почти сразу после того, как он вернулся тогда в свой коттедж после разговора с Соней. Теперь, однако, эти тревоги свободно проникали в его сознание, всегда оставаясь на краю его мыслей, как бы он ни старался игнорировать их. Конечно, он чувствовал себя виноватым с тех пор, когда понял, как плохо обошёлся с Соней, но был уверен, что со временем это чувство исчезнет, поскольку она приняла его извинения. Самым ярким воспоминанием в голове механика, к его собственному удивлению, было воспоминание о прогулке, которую он совершил с Гандамом прошлым утром. Он был не в состоянии разобраться с эмоциями, которые испытывал тогда, особенно с тем странным моментом, который произошёл между ними, когда Казуичи гладил пойманную ими двумя птицу. Почему он не мог оторвать глаз от лица животновода? Почему его сердце трепетало в груди таким же образом, как когда он думал, что ему нравится Соня? И почему, почему он не мог перестать так сильно краснеть рядом с другим парнем? Казуичи прислонился к фасаду старого здания, скрестив руки на груди и глядя в темнеющее небо. Если бы он плохо знал себя, то мог бы подумать, что у него появились чувства к Гандаму. К счастью, он знал себя лучше. Как будто я могу чувствовать что-то подобное к Гандаму Танаке, из всех людей на свете. Это просто смешно. Во всяком случае, мне нравятся девушки. А кто сказал, что тебе не могут нравиться и те, и другие? Казуичи напрягся, когда слова Хаджиме эхом отозвались в его голове, и он молча проклял своего друга за то, что тот так запутал его. Он решительно покачал головой и закрыл глаза, напоминая себе, с кем имеет дело; это был сумасшедший парень, который утверждал, что обладает магическими способностями, который считал себя лучше всех остальных из-за своих собственных выдуманных фантазий. Он никоим образом не относился к типажу механика, даже если ему и нравились парни, а они ему не нравились. Он повторял этот логический аргумент в своей голове снова и снова, надеясь, что если он будет повторять его достаточно, он может начать верить в это. — …Ты заснул? — Аааааах! — Казуичи вскрикнул от шока, когда открыл глаза и увидел самого Гандама, стоящего прямо перед ним, уставившись на него с приподнятой бровью. Другой парень вздрогнул, в тревоге отступив на шаг, прежде чем поспешно поднять руки в успокаивающем жесте. — Х-храни молчание! Ты хочешь разбудить всех, кто находится поблизости? — механик быстро прижал ладонь ко рту, вспомнив, как близко они были от коттеджей, прежде чем опустить её и впиться взглядом в собеседника. — Э-это не моя вина! Как тебе вообще удалось подкрасться ко мне вот так? — выражение лица Гандама смягчилось, и он отступил назад, сложив руки на груди с самодовольной ухмылкой. — Даже василиск не может заметить моих движений после захода солнца. Я обладаю способностью растворяться в глухой ночи без т— — Забудь, — раздражённо перебил Казуичи, хотя ему пришлось подавить желание улыбнуться выходкам животновода. — И что более важно, почему ты так поздно? Я жду уже полчаса! — Хмпх. Я просто готовился к твоему обучению, — объяснил Гандам, нахмурившись на раздражённый тон механика. — Мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывал, чтобы раздобыть необходимые вещи. — Необходимые… вещи? — Да, — глаза животновода заблестели, и он с преувеличенным размахом вытащил из-под пальто небольшой контейнер. — В самих стенах этого ветхого здания обитает кишащий рой существ, настолько страшных, что они заставляют трепещать от страха даже самых храбрых смертных. Я слышал, как их адские когти скребут по дереву ночью, но у меня ещё не было возможности проникнуть в их логово. Сегодня ночью мы поймаем одного из этих зверей и действительно испытаем твою демоническую кровь! — Ну вот, теперь ты здесь громкий, — сухо сказал ему Казуичи, почёсывая подбородок и пытаясь разгадать загадку речи Гандама. Он взглянул на контейнер, прозрачную коробку с крышкой, в которой лежали какие-то маленькие кусочки фруктов и овощей. Посмотрим… Ночное животное с когтями, которое живёт с группой и питается фруктами и овощами… — Мы… попробуем поймать мышь? — спросил механик. — Я полагаю, что такое название используют невежественные смертные, такие как ты, — ответил животновод. — Ух… но разве мыши не пугливые? — возразил Казуичи, пытаясь вспомнить смутные воспоминания об уроках биологии в средней школе. — Я думал, что их приручают неделями. Разве она не исцарапает нас к чёртовой матери, если мы попытаемся её удержать? — Ха! — Гандам поставил контейнер на место, сложил руки на груди и разразился лающим смехом, а механик приготовился к предстоящему монологу. — Ты недооцениваешь мою силу. Моя воля достаточно сильна, чтобы преодолеть агрессию любого зверя, и только демоны высшего ранга способны пронзить мою железную кожу. — Ну, а моя кожа? — запротестовал Казуичи, и, к его удивлению, животновод отвёл взгляд с непонятным выражением лица и на короткое время замолчал. — Я б-буду… защищать тебя. Услышав слова собеседника, глаза механика расширились от потрясения, и он слишком поздно понял, что жар бросился ему в лицо, прежде чем неистово покраснел. У Гандама также были пятна румянца на его щеках, и он интенсивно смотрел в какую-то далёкую точку справа. Однако прежде чем Казуичи смог прийти в себя и придумать, что сказать, животновод глубоко вздохнул и закрыл глаза, а затем, снова открыв их, направил взгляд к нему с вынужденной ухмылкой, которая была гораздо менее злой из-за его красного лица. — И-итак! Давай войдём в гнездо зверей! — объявил он, проходя мимо механика, чтобы распахнуть дверь. Казуичи на мгновение замер, прежде чем выйти из оцепенения и последовать за ним в старое здание отеля. — Х-хей! Подожди! Вестибюль был чёрным как смоль и довольно пыльным, мелкие крупицы летали в лунном свете, который струился через открытую дверь. Гандам нетерпеливо вошёл внутрь, и Казуичи с некоторым трепетом последовал за ним, стараясь оставаться внутри прямоугольника света. Они оба замерли на мгновение, тщетно пытаясь разглядеть окружение, прежде чем животновод внезапно двинулся вперёд, исчезая в темноте. Механик почувствовал, как дрожь страха и удивления пробежала по его спине, и он быстро подошёл к краю прямоугольника лунного света, нервничая от жуткой атмосферы. — Чт— Гандам? Н-не исчезай вот так! — запротестовал он, заметив смутные очертания другого человека в нескольких футах перед собой. — Тут слишком темно, чтобы что-то разглядеть! — Ты боишься? — спросил животновод со злым смешком. — Страх ни к чему. Как только мы доберёмся до столовой, наш путь будет освещён луной в окнах. А теперь закрой дверь и ступай в темноту. — Ни за что я не закрою дверь, особенно когда ты так говоришь! Чтобы попасть в столовую, нам придётся пройти по тёмному коридору. Нет ли здесь выключателя или чего-нибудь ещё? — Такая трусость со стороны того, в ком течёт кровь демона, — задумчиво заметил Гандам. — В этих тенях невозможно найти выключатель. Мы должны просто использовать стену в качестве ориентира и следовать по ней руками, пока не достигнем цели, — Казуичи содрогнулся при мысли о том, что придётся вслепую брести по чёрному как смоль коридору, где нет ничего, кроме ветхой деревянной стены для навигации. — М-мы на что-нибудь наткнёмся или потеряем друг друга. — Почему у тебя такое сильное отвращение к тьме? — раздражённо спросил его животновод, потом разочарованно вздохнул и на мгновение замолчал, словно задумавшись. — Очень хорошо. Вот, — другой парень протянул руку в лунный свет, и механик с удивлением заметил, что он держит конец своего шарфа. — Возьми это, и тебе не придётся бояться разлуки со мной, — Казуичи потянулся за тканью, но заколебался, его беспокойство не рассеялось полностью. — Но… а что, если ты заблудишься? — Не заблужусь, — твёрдо сказал ему тот. — Я родился во тьме. Для меня это то же самое, что воздух для ястреба, — ну… очевидно, что ты родился во тьме. Младенцы не сразу открывают глаза. — …Ты обещаешь, что не заблудишься? — спросил механик ещё раз, просто чтобы убедиться. — Или наткнёшься на что-нибудь? — Обещаю, — ответил Гандам с явным раздражением в голосе. — А теперь возьми это и закрой дверь, — он потряс шарфом в руке для большей убедительности, и Казуичи нервно вздохнул, взяв ткань и повернувшись, чтобы следовать указаниям другого парня. Ткань оказалась на удивление мягкой и слегка эластичной, что позволило ему дотянуться до дверной ручки, не задушив при этом животновода. Он подавил волну страха, когда дверь захлопнулась, погрузив холл в полную темноту, и крепко сжал шарф. — Ты вполне готов идти? — сухо спросил Гандам, стоя в паре футов и нетерпеливо постукивая ногой. — Да, наверное, — ответил механик, слишком обеспокоенный, чтобы ответить на его сарказм. — Тогда пойдём. …Не бойся теней. Казуичи услышал слабый звук шагов, когда животновод отвернулся, и придвинулся ближе к другому парню, ощутив дёрганье шарфа в своей руке. Он чувствовал себя немного глупо из-за того, что его вели по коридору, как испуганного ребёнка, но его смущение было подавлено страхом перед наступающей тьмой вокруг них. Совсем как… тогда. Он стиснул зубы и придвинулся ближе к Гандаму, когда животновод начал спускаться по стене, двигаясь достаточно медленно, чтобы механик не отставал. Когда они бесшумно пробирались по коридору, густую тишину внезапно нарушил тихий звук царапанья изнутри стен, и Казуичи резко вдохнул. — Это…? — спросил он испуганным тоном, этот звук испугал его гораздо больше, чем если бы он прозвучал в середине дня. — …Мыши? Да, — тихо ответил Гандам. Механик удивлённо посмотрел на то, что, по его предположению, было спиной животновода, на мгновение позабыв о своём страхе. — Мыши? — повторил он. — Мне показалось, ты сказал, что так их называют «невежественные смертные», — он почувствовал, как мягко потянулся шарф в его руках, когда плечи другого парня напряглись, и он сделал ещё один неуверенный шаг вперёд, чтобы ослабить напряжение в ткани. — Хмпх. Я просто говорил на твоём языке, чтобы тебе было легче понять, — Казуичи моргнул, не убеждённый, но он не мог придумать причину, по которой другой парень отказался от своей типично-нелепой манеры говорить о животных. Почему он вдруг так странно себя ведёт? Внезапно шарф совершенно ослаб в его руках, и он остановился, едва не врезавшись в животновода. — Кажется, мы дошли до первого поворота, — он услышал, как рука Гандама задела стену прямо перед ними. — Я собираюсь повернуться. Оставшаяся часть их мучительно медленного путешествия по коридору прошла без происшествий, хотя Казуичи провёл все эти минуты, крепко сжимая шарф Гандама. Этот предмет одежды показалась ему странно уютным; он был мягким и тёплым, как простыни, пижама или другие удобные вещи, которые заставляли механика чувствовать себя в безопасности. Ему было немного стыдно за то, что он держится за него, как малыш за любимое одеяло, и он надеялся, что другой парень не заметит, как сильно он сжимает ткань. К тому времени, когда они наконец достигли конца коридора, он бы не удивился, если бы оставил отпечаток в форме своей руки на пурпурной ткани. Механик повернул голову, услышав, как рука животновода коснулась стены, и с облегчением увидел прямоугольники лунного света, освещающие пол комнаты перед ними. — Слава богу! — воскликнул он. — Свет! — ему захотелось побежать навстречу лунному свечению, но он заколебался, не желая выпускать из рук тёплый мягкий шарф. Он практически чувствовал на себе взгляд Гандама и отвёл глаза, несмотря на то, что в любом случае не было никакой возможности встретиться с ним взглядом. — Что ж? Ты не собираешься бежать к свету, как испуганный ребёнок? — Казуичи застыл от смущения и негодования. Чёрт, он заметил. — Я-я не испуганный ребёнок! Я совсем не боюсь! — запротестовал он, не обращая внимания на забавляющееся ворчание животновода, вызванное его неубедительными словами. Внезапно он понял, что этот человек дал ему прекрасную возможность, и крепче прижал шарф к себе, твёрдо упираясь ногами в половицы. — Н-на самом деле, чтобы доказать, что я не боюсь, я останусь здесь! — на мгновение воцарилась тишина, и Казуичи застыл как вкопанный, больше всего на свете желая увидеть выражение лица собеседника. — …У тебя развилась привязанность к моему шарфу? — спросил Гандам, и механик пошатнулся от шока. Чт- откуда он узнал? — К-конечно, нет! Это просто нелепо! — слишком быстро ответил Казуичи. — Зачем мне привязываться к твоему дурацкому шарфу? — Ты всё ещё не выпустил его, — заметил животновод, и механик стиснул зубы от безнадёжности, чувствуя, как его щёки снова нагреваются. — Тч… хорошо, — признался он, почти физически страдая от этого признания. — О-он просто очень мягкий, вот и всё, — наступила ещё одна короткая пауза, прежде чем Гандам внезапно издал злобный смех, заставивший Казуичи подпрыгнуть от страха. — Фухахаха! Вполне естественно, что ты попал под влияние чар, вплетённых в эту ткань! Это не просто шарф, а скорее мощное одеяние, усиленное чёрной магией. Любой смертный, что прикоснётся, впадает в детскую ранимость— — П-просто заткнись и пошли! — перебил его механик, с некоторой неохотой отпустив вызывающий предмет одежды. — Я не был очарован твоим тупым шарфом! Ты распугаешь всех мышей, если будешь так кричать, так что пошли! — с этими словами Казуичи рванулся к пятнам лунного света, желая оставить позади и тьму, и неловкий разговор. — Ты тоже кричишь, — сказал Гандам раздражающе спокойным тоном, и звук шагов указывал на то, что он шёл за ним. — Я кричал только потому, что ты кричал. Механик наконец-то добрался до источника света в центре комнаты и облегчённо вздохнул, слегка моргая, когда его глаза привыкали. Он обернулся и увидел, как животновод выходит к свету позади него и поправляет шарф на шее, чтобы исправить «ущерб», нанесённый Казуичи. Он быстро отвёл взгляд, надеясь, что никогда больше не увидит этот дурацкий клочок ткани, и оглядел комнату; вдоль стен было несколько дверей, едва различимых в тусклом освещении, и он заколебался, пытаясь вспомнить планировку здания. — Так, ух… которая из них обеденный зал? — спросил он, поворачиваясь к другому парню. — Неужели ты действительно забыл? — недоверчиво спросил Гандам. — Махиру даже нарисовала схему. — Ох, да… — механик вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах Махиру нарисовала схему здания, и почувствовал внезапное нежелание входить в комнату, где была убита первая жертва. Тем не менее, он не хотел снова показывать страх перед животноводом, особенно после того, что произошло по пути сюда, и он порылся в остатках своей памяти, пытаясь вспомнить карту. — Это… средняя дверь, так? Вот эта, — он указал на дверь в центре стены перед ними и краем глаза увидел, как Гандам кивнул. — Думаю, что да, — другой парень шагнул вперёд, почти исчезнув в темноте, когда вышел из прямоугольника света. Казуичи услышал звук шагов Гандама, когда тот пересекал комнату, затем щелчок дверной ручки и скрип открывающейся двери. — Действительно, это столовая. Услышав его слова, механик сделал шаг вперёд, но заколебался, в его сознании всплыл образ тела Бьякуи. Последовала короткая пауза, а затем он едва различил силуэт другого парня, повернувшегося к нему лицом в дверном проёме. — Тогда пойдём. Или тебе снова понадобится мой шарф? — Н-ни за что! Я иду! — механик отбросил прочь всякое чувство нежелания, которое могло у него возникнуть, и последовал за животноводом в темноту, упрямство и негодование пересилили его страх. Сжимая разбитые осколки своей сломленной гордости, он протиснулся мимо Гандама и вошёл в столовую, больше всего на свете желая, чтобы у него был собственный мягкий шарф.