Сердечные Враги/Cordial Enemies

      — Поцеловаться, — повторил Драко.       Поцелуй. Все это время она говорила о поцелуе, а не…       Он не был уверен, почувствовал ли облегчение, или что-то другое, словно ему снова было шесть лет, и он был на вечеринке по случаю дня рождения своего дальнего кузена Хьюберта, где Хьюберт в приступе Черной апатии лопнул его воздушный шар в виде дракона, оставляя Драко с проколотыми и сдутыми останками.       Два года спустя, в духе малфоевской мести, Драко запер Хьюберта в Исчезательном шкафу. В конце концов они, конечно, нашли Хьюберта, но уже на окраине Сибири. Драко по сей день не уверен, из-за чего была вся эта шумиха. Хьюберт едва замерз, максимум получил легкое обморожение, и даже палец на его ноге удалось спасти.       — Большая толпа людей была бы предпочтительнее всего, — Гермиона отодвинула от себя почти пустую миску из-под мороженого. Однако она продолжала держать ложку так, будто проводила урок. — Чем больше людей, тем больше социальное воздействие.       — Чем больше, тем лучше, — он поймал себя на том, что говорил лишь для того, чтобы сказать хоть что-то, тупо уставившись на нее, будто она всего одним словом не поколебала ось его вселенной. Снова.       Это длилось лишь несколько минут, но те минуты недопонимания оставили Драко с четким осознанием, которое он не мог больше игнорировать, — его на самом деле глубоко влекло к Гермионе Грейнджер.       Дело было не столько в объективном ощущении восприятия ее, как привлекательной личности, сколько в той степени, что, когда он решил, будто она хочет заняться с ним сексом, то согласился, даже не задумываясь об отказе. Кто мог это предвидеть?       Грейнджер была технически привлекательна, но она не была его «типажом».       У него не было «типажа» в общепринятом смысле предпочтения конкретного размера груди, определенного цвета волос или глаз. Это был скорее «типаж» личности, которую он искал. «Типаж» личности, которой бы ему захотелось добиваться, ведь в какой-то момент ожидалось, что он должен будет жениться. И Грейнджер не принадлежала к этому «типажу» во всех смыслах, ни по форме, ни по содержанию. Она была… одним словом, цельной.       За исключением фальшивых отношений и наводящих на размышления интрижек, самый богатый и самый завидный холостяк Британии не должен был быть привлечен цельной женщиной с настоящей работой, стандартами, или даже моралью. От него ожидали, что он останется в пределах своего круга. Найдет милую девушку, — и он упомянул слово «милую» вскользь, потому что достаточно было взглянуть на его покойную тетю, чтобы понять, насколько расплывчатым может быть это описание, — в идеале девушку, которая была бы не более близкой родственницей, чем троюродная сестра. Опять же, ссылаясь на его тетю во второй раз, это также было спорным стечением обстоятельств.       Было нормальным считать Грейнджер объективно привлекательной. Точно так же он мог бы оценивать привлекательность мраморной статуи — холодной, отрешенной, непостижимой и, конечно, не такой, в которую он мог бы проникнуть.       Было чертовски неподходяще испытывать влечение к ней.       После недоразумения, которое только что между ними произошло, он на самом деле чувствовал, что может продвинуться с мраморной статуей дальше, чем с ней. То есть до тех пор, пока охрана его не оттащит, и ему не предъявят обвинения в публичном непристойном поведении. Музеи могут быть очень чувствительными по отношению к таким вещам.       Тогда почему она так сильно ему нравилась?       Его никто никогда не привлекал так, как сейчас привлекала Грейнджер. Его на самом деле влекло к ней как к личности — какая отрезвляющая мысль — в дополнение к желанию снять с нее одежду.       Обычно, когда у него появлялся интерес к кому-то, его мгновенно охватывало глубоко укоренившееся желание, которое, вероятно, возникло из какой-то детской травмы, — их было так много, что можно выбрать любую — к самовредительству. Желание проверить пределы того, что сойдет ему с рук — флиртовать, обхаживать и дразнить намеченную цель, чтобы при этом точно оценить, чего он и его объект проверки «стоит».       Ему всегда было интересно узнать количество галлеонов, которое способно закрыть глаза на его непостоянное поведение. По-видимому, довольно внушительное. Однако с Грейнджер его, наоборот, охватывало неожиданное желание впечатлить ее и никогда не узнать, где находятся пределы ее терпимости.       Отчасти потому, что он испытал эти пределы, и в итоге остался с разбитой губой.       Это было почти на инстинктивном уровне, но он чувствовал, что самые интересные ее грани были тонкими и неожиданными. Их было больше, чем он успел разглядеть, и ему никогда не удастся этого сделать, если только она не позволит.       Она была крайне женственной — и, видит Мерлин, какой женственной — сложившейся головоломкой из лекций, трудоголизма и добродетели, сопряженных с бесстыдным лукавством, которые заставили ее поставить на кон собственного парня и фальсифицировать двухнедельные отношения, только для того чтобы изменить неудобную рассадку.       Это была странная какофония элементов, которая делала ее неоспоримо притягательной, и в то же время… неподходящей. Было бы значительно проще, если бы он вообще никогда не пришел к этому выводу, а просто жил в подвешенном состоянии сексуального замешательства, вызванного мыслями о клубнике.       Это соответствовало бы ее плану: они продолжали бы фальсифицировать отношения, зная, что взаимная неприязнь связывает их сугубо как сообщников, посетили бы вместе свадьбу, а затем расстались с четким и ясным пониманием, что могут вернуться к своим прежним рутинам, как будто ничего не произошло.       Но что-то произошло.       — Именно, — Гермиона рьяно кивала, соглашаясь с чем-то. — Итак, с учетом общей концепции, возможно, нам следует сделать этот поцелуй «значимым», — она нахмурилась, похоже, ей не понравилось выражение «значимый поцелуй» по отношению к нему. — По крайней мере, сделать так, чтобы это выглядело как важный шаг.       Драко заставил себя вернуться в образ — почему-то уверенный, что посвящение ее в свой нынешний внутренний кризис не принесет ничего хорошего — и выразительно поднял бровь.       — Аналогичный с нашим последним большим публичным проявлением чувств?       Он почувствовал облегчение, когда ее щеки стали розового оттенка, а она захлебнулась своим ответом.       — Да, но в последний раз ты застал меня врасплох.       — В этом и был смысл. До этого ты была абсолютно деревянной. Считай это актерским приемом.       Ее губы поджались.       — В любом случае я хочу быть подготовленной к нашему следующему «проявлению чувств». Так мы договорились? Лифт в понедельник? Там довольно приличная толпа в это время… так что я уверена, что надо только пробраться внутрь для быстрого поцелуя, и дело будет сделано.       Она сказала это с таким воодушевлением, с каким можно было бы планировать прием к стоматологу, а не поцелуй с привлекательным мужчиной с безупречными волосами и перспективами наследства.       — Подожди, — рука Драко взметнулась, как будто он вернулся в Хогвартс, пытаясь спорить с профессором. Он спохватился и опустил ее обратно под стол. — Учитывая… — его мозг полностью наверстал упущенное, и он сделал паузу, пытаясь придумать, что именно хотел, чтобы Грейнджер учла. Он сцепил пальцы. — Учитывая то, что мы до этого делали, я с трудом верю, что быстрый поцелуй будет достаточно провокационным.       Глаза Грейнджер сузились на словах «достаточно провокационным».       — Ты был тем, — сказала она достаточно скептически, — кто беспокоился о том, что Магические ресурсы будут против того, чтобы мы «делали это» в коридоре.       Делали это.       Мерлин.       Если бы он ослабил свой смокинг еще немного, то, по сути, снял бы одежду.       — Да, ну, чем больше я об этом размышляю, тем больше убеждаюсь, что ты права. Нам нужно сделать заявление, если мы хотим превзойти ту шумиху, которую уже произвели, и для этого потребуется что-то значительно большее, чем целомудренный поцелуй в щеку.       — Что ты предлагаешь в таком случае?       Она выглядела заинтригованной более сложным вызовом, и ее голова склонилась набок. Она, казалось, изучала его. Он видел, как она изучала книги — буквально поглощала их. А сейчас целиком и полностью сфокусировалась на нем, и он почувствовал давление, которого не ощущал уже много лет, и потому хотел увлечь ее еще глубже.       Он сглотнул.       — Если принимать во внимание реакцию, которую мы хотим вызвать у нашей аудитории, то нужно подарить им поцелуй, который запечатлеется в их памяти, — он напряг свой мозг, принимая во внимание каждое романтическое клише, используемое в книгах. — Что-то пылкое, что-то захватывающее дух, что-то…       Гермиона вмешалась, несомненно не желая быть на вторых ролях.       — Скручивающее пальцы ног.       Скручивающее пальцы ног. Ей хотелось поцелуя, скручивающего пальцы ног. Его разум внезапно понесся вниз по пути всех способов, которыми он мог бы заставить ее пальцы ног скручиваться. Весьма немногие из них заканчивались на поцелуе.       — Я не думаю, что лифт обеспечит «скручивающую пальцы ног» атмосферу.       Она шмыгнула носом, выглядя слегка раздраженной тем, что ее идею отвергли.       — Но мы можем адаптироваться к любой обстановке. К примеру, если бы я целовал тебя здесь, гипотетически, конечно, — он отодвинул миски на край стола, как бы подтверждая свою точку зрения, — я бы наклонился, и приблизился к тебе, удерживая твой взгляд своим.       Он так и сделал, это было скорее инстинктивно, чем запланировано. Он пристально смотрел ей в глаза, замечая, как они расширились, когда он выдержал ее взгляд. Ее ресницы трепетали, но она не отвела взор.       — Затем, — сказал он с намеренной медлительностью, — я позволил бы своим глазам проскользить вниз, пока не достиг бы твоих губ.       Ее губы были едва приоткрыты, но этого было достаточно, чтобы представить, как она открывает рот еще шире, и он впивается зубами в пухлый центр ее нижней губы. Он практически мог ощущать ее дыхание на своем лице, от прохладного веяния которого его губы покалывало.       — Для того, чтобы не застать меня врасплох? — ее голос казался дрожащим, как будто она слишком быстро поднималась по лестнице и ей нужно было восстановить дыхание.       — Нет, — сказал он, все еще говоря медленно и изучая ее рот. — Я смотрю на тебя не для того, чтобы подготовить, я смотрю на тебя, чтобы ты знала, о чем я думаю. Чтобы ты знала, что я уже представляю все способы, как хочу поцеловать тебя, еще до того, как я это сделаю.       Он поднял взгляд для того, чтобы вновь встретиться с ее глазами, которые каким-то образом сумели стать еще больше, и почувствовал, что если бы наклонился чуть ближе, всмотрелся чуть глубже, то мог бы заглянуть прямо в этот фантастический непредсказуемый лабиринт разума, скрывающийся за пронзительными взглядами и обильным румянцем.       Однако сейчас было не самое подходящее время.       — Нам нужна атмосфера, чтобы создать атмосферу. Людям необходимо заметить, а затем почувствовать искры между нами. Ты должна разогреться для этого, Грейнджер. Страсть — она горячая, обжигающая, это не какой-нибудь еле теплый повторный подогрев. Особенно, — он ухмыльнулся, — если мы делаем это во время обеда. У меня нет никакого желания, чтобы наш поцелуй сопоставили с умеренными температурными стандартами министерской лазаньи.       Она коротко фыркнула, уголок ее рта приподнялся. Воздух между ними сейчас казался чуть менее тяжелым. Пришло время это изменить.       — Итак, — сказал он, переводя взгляд с ее губ, чтобы проследить линию подбородка. — На чем мы остановились?       — Хм… — она нервно высунула кончик языка. — Ты пристально смотрел на меня, чтобы я знала все способы, какими ты… хотел меня поцеловать. — Она начала краснеть как ароматная, цветущая роза.       — О да, — он понизил голос, — теперь я вспомнил. Поцелуй — это взаимность, это — приглашение. Я бы смотрел, что ты делаешь. Ты тоже смотришь на мои губы? Твои глаза опускаются вниз? Ты наклоняешь голову в сторону?       Она наклонила голову в сторону.       — Это указывает на то, что ты следуешь и отвечаешь взаимностью на то, о чем я, очевидно, думаю. Как только я был бы уверен, что полностью завладел твоим вниманием, я накрыл бы твой рот своим, слегка прижимаясь.       Он сделал паузу.       — И что потом? — спросила она через несколько секунд.       — Я ожидаю, что ты ответишь на мой поцелуй.       Эта новость, казалось, ее удивила.       Он взглянул на нее.       — Я хочу, чтобы ты поцеловала меня. Как я уже сказал, это обоюдный процесс. Нет никакого удовольствия в том, чтобы целовать кого-то, кто тебя не хочет, — он положил руки на стол ладонями вниз. — А теперь ответь на вопрос: ты бы ответила на поцелуй?       Она сглотнула, уставившись на него широко раскрытыми, как суповые тарелки, глазами. Боже милостивый, насколько большими могли быть глаза у этой женщины?       Он спохватился, когда она не дала ответ.       — В этой нашей гипотетической ситуации, — добавил он, когда осознал, что она, по-видимому, застыла. — В контексте этой совершенно выдуманной ситуации.       Она с видимым облегчением выдохнула.       — Да… если бы знала, что этот человек хочет, чтобы я это сделала, что он… скучал по мне, даже несмотря на то, что мы были в разлуке совсем недолго или… — она наклонила голову и уставилась в пространство, — потому что я сказала что-то, что заставило его влюбиться в меня еще больше…       Ее взгляд, по всей видимости, был очень далеко, пока она обдумывала этот воображаемый сценарий, и, насколько бы очаровательным не было получение такой неожиданной подсказки о ее романтических идеалах, не говоря уже о том, насколько это было полезным для дальнейшего использования, Драко гораздо больше предпочитал быть вовлеченным в это лично. Что, возможно, было с его стороны небольшой хитростью, но не каждый день мужчина убегал с собственного бала, чтобы съесть мороженое и обсудить гипотетические сценарии поцелуев.       — Как? — невинно спросил он.       Она моргнула и, казалось, вспомнила, что должна была говорить о поцелуе с ним для нужд их коварного плана. Она изучала его, определяя.       — Я бы… я бы встретила твои губы и, вероятно, коснулась твоего носа своим, когда протянула бы руку и… — ее глаза просканировали его от волос по плечам до груди, — положила ее на твой воротник, кончиками пальцев едва касаясь твоей шеи, чтобы притянуть тебя ближе.       — Я бы положил свою руку поверх твоей, слегка сбивая тебя с толку, — он рассеянно коснулся рукой своего расстегнутого воротника. — Целуя тебя снова, когда ты прижмешься ко мне ближе.       Она вдохнула, ее грудь вздымалась, а подбородок вздернулся.       — И я бы немного приоткрыла рот, чтобы ты мог углубить поцелуй, если бы захотел.       — Я хочу.       Как же он хотел.        Как же ему хотелось убрать остатки мороженого, которое она ест, пока он терпеливо наблюдал за этим, и преодолеть расстояние между ними. Вплетая пальцы в ее волосы, проводя носом прямо под ее ухом, ниже челюсти, прижимаясь лихорадочными поцелуями к шее.       Чтобы почувствовать, как она дрожит от его прикосновений и задыхается, пока он покусывает ее кожу. Вызывая вздох, когда он проходится губами вверх по шее, слегка посасывая линию челюсти.       — Я бы скользнула рукой по твоей шее к затылку, а затем запустила пальцы в твои волосы, чтобы удержаться, — проговорила она.       — Мм… — только и сумел произнести Драко в знак согласия. Его рука слегка тянула бы ее за корни волос, пока другая скользила бы вниз по ее телу, хватая за талию и притягивая ближе.       Она бы опустилась на стол, упираясь задницей в его край, в то время как он наклонил бы голову и снова прижался своим ртом к ее губам. Но на этот раз он был бы голодным, более лихорадочным, поглощая ее, как изголодавшийся человек. Глотая ее поцелуи и тихие стоны, которые она издавала бы, как будто никогда не пробовал ничего лучше ее губ.       Он бы почувствовал, как ее колени раздвигаются, и прижал свое тело между ними. Спускаясь рукой по ее спине.       О, видит Мерлин, ему хотелось обхватить ее зад и сжать. Расстегнуть пуговицы на воротнике, чтобы поцеловать ее в шею, а затем забрать ее в поместье, где он мог бы сорвать с нее платье и упиваться ее тихими вздохами и…       — …они легко запутываются, — прагматичный, хотя и несколько задыхающийся голос Грейнджер прервал его фантазию.       — Э-э, — он попытался вспомнить, что она могла говорить. — Хорошо.       Он поерзал на своем месте за столиком, положение дел в его брюках в настоящее время было настолько невыносимо тесным, что он чувствовал чрезвычайную потребность в необнаружимых расширяющих чарах там, внизу.       На щеках Грейнджер появился слабый румянец.       — Ты не против, чтобы я немного растрепала твои волосы? Пробегаясь ногтями и, возможно, потягивая?       Драко прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы избежать стона от этой мысли. Он хотел подумать об этом в дальнейшем, более детально, но позже. Может быть, сегодня вечером, когда он будет лежать в постели совершенно и всецело один.       — Конечно.       — Потягивая посильнее или лишь слегка?       — Как угодно… — сумел выдавить он, — как угодно, чтобы это казалось естественным в тот момент, — его дальнейшие планы на вечер были высечены на камне. Практически граните. Он сглотнул. — Необходимо, чтобы мы сделали это настолько достоверным, насколько это возможно.       Может быть, нам действительно стоит начать проводить марафоны секса на твоем столе, продолжал он говорить ей у себя в голове, знаешь, просто ради «достоверности».

***

      — В любом случае, — Драко резко мотнул головой и прочистил горло, — это всего лишь один из множества возможных сценариев.       Гермиона быстро закивала в знак согласия, чувствуя, что разговор отчаянно необходимо прекратить. Прекратить, как только она представила, что ее пальцы зарываются в волосы Малфоя, прежде чем ее руки начали мысленно блуждать по его широким плечам и вниз по спине, подушечками пальцев прослеживая контур каждого мускула, которого она касалась. Хотя одной мысли об этом было почти достаточно, чтобы она была благодарна квиддичу.       Она уже и так слишком много думала о мягкости его волос под ее пальцами и о том, как вибрировал его голос, когда он стонал. Она скрестила ноги, пытаясь удержаться от того, чтобы не ерзать, сжимая бедра вместе, когда жар охватил ее. Это было похоже на то, как будто она только что проглотила порцию огневиски, тепло пробежало по ее телу, как жидкий огонь.       — Верно, — ее голос немного дрогнул, она опустила глаза и сделала глубокий успокаивающий, умиротворяющий, стабилизирующий, расслабляющий вдох. Ничего из этого даже близко не помогло. — Ну, как ты и сказал, — она провела руками по поверхности стола в надежде, что прохладный металл поможет, — мы можем адаптироваться к атмосфере, и на самом деле то, что мы уже испробовали, потенциально могло бы сработать где угодно.       Он тоже кивнул, что она расценила как согласие, хотя выглядел немного расфокусированным, будто даже чувствующим головокружение. Она видела аналогичные выражения на лицах Рона и Гарри, когда им прилетало бладжером по голове. Прямо сейчас его серые глаза были настолько темными, что казались почти черными. Расширенные зрачки — классический признак травмы головы. Она с тревогой посмотрела на него. Возможно ли найти способ проверить его пульс, чтобы узнать, не учащенный ли он? Может быть, он ударился головой в какой-то момент этого вечера. Это могло бы как-то объяснить его странное поведение. Она поправила себя — более чем обычное странное поведение.       Он уже развязал галстук-бабочку и расстегнул верхние пуговицы на рубашке, так что, когда он снова сглотнул, Гермиона могла видеть сухожилия, выделяющиеся до основания его горла.       У нее пересохло во рту. Она отвела глаза.       — То есть, если действительно будет необходимо, чтобы мы поцеловались, — быстро добавила она, очень сильно сожалея, что вообще затронула эту тему.       Она думала, что обсуждение вопроса о поцелуях заранее подготовит ее, чтобы она не была так ошеломлена, как тогда, когда он снял с нее перчатку. Вместо этого она теперь чувствовала себя еще менее готовой поцеловать Малфоя. На самом деле, чем больше она об этом думала, тем больше чувствовала, что ни при каких обстоятельствах поцелуи с ее и его участием не должны произойти. Она боялась, что это нанесет непоправимый ущерб. Какой именно ущерб, она не была готова предусмотреть прямо сейчас, но интуитивно чувствовала, что поцелуй Драко Малфоя станет дверью, открыв которую однажды, уже будет нелегко закрыть. Целовать его так, как он хотел, чтобы они целовались, повлияло бы на ее способность видеть в нем исключительно змею с ногами — не то чтобы она потратила время размышляя о змее Малфоя, или ногах, или анатомии в целом. Она этого не делала. Не стала бы.       — На самом деле нам может это и не понадобиться, — она сглотнула, во рту все еще было угнетающе сухо. — Все и так идет нормально, так что, скорее всего, нам не придется.       Он пристально смотрел на нее. Этим вечером он часто пристально смотрел на нее. Во время бала ей казалось, что он всегда находится в уголках ее глаз, она могла повернуть голову и Малфой был бы там. Всегда с выражением, которое представляло собой озадачивающую смесь острой концентрации и полного отвлечения. Оно расползалось по его лицу, как медленный восход солнца, как будто он видел ее и слышал, но не мог полностью постигнуть.       Не то чтобы она следила за ним на балу. Конечно, нет. Просто он постоянно присутствовал на периферии ее зрения, так что она не могла не замечать все и всех, с кем он взаимодействовал во время мероприятия. Или даже количество раз, когда он ходил в туалет, которых было в избытке. Казалось, он всегда бросался прочь с салфеткой у груди, выглядя более чем некомфортно. Могло ли у него быть какое-то заболевание? Могло ли это частично объяснить его поведение?       Или, возможно, он становился рассеянным, потому что был так озабочен балом. Впрочем, идея о том, что Драко когда-либо позволит себе беспокоиться о чем-то столь тривиальном, как работа, казалась сомнительной. Человек потратил больше времени, споря с самим собой о выборе между мятно-шоколадным и фисташковым мороженым, чем на то, чтобы решить где разместить международную акробатическую труппу. Тем не менее, независимо от того, насколько серьезно он к этому относился, последнее, что нужно было Гермионе — это саботировать чью-то карьеру из-за фальшивых отношений, даже если этим человеком был Малфой, а «карьера» была в Магическом спорте.       Ответственным решением было бы настоять на том, чтобы они вернулись. Не то чтобы она хотела вернуться на бал, было облегчением отдохнуть от их представления, но если бы она была его настоящей девушкой, то, вероятно, попыталась бы серьезно отнестись к его работе.       — Не следует ли… — она кивнула подбородком в сторону двери, — …не пора ли нам возвращаться?       — Что? — он непонимающе уставился на нее. — Куда?       Она посмотрела на него, пытаясь определить, был ли он глуп или просто притворялся глупым, иногда по Малфою было очень трудно что-то понять.       — Твой бал? Ты, должно быть, хочешь вернуться? Мы прогуляли почти час.       — О… — только и сказал он пренебрежительным тоном. — Это.       Он откинулся на спинку сидения, очевидно, не желая перемещаться и не заботясь о своих обязанностях по координации мероприятия.       — Все нормально. В любом случае это не совсем мой бал, — он махнул рукой с длинными пальцами в неопределенном жесте. — Это мероприятие Магического спорта. Я едва ли более, чем лакей.       Гермиона поджала губы, снова поглядывая в сторону двери и действительно чувствуя, что могла бы использовать холодный воздух и быструю прогулку, чтобы куда-то деть свою энергию. Она сильно поджала пальцы ног в туфлях, пытаясь найти, куда перенаправить вновь обретенное чувство напряжения и беспокойства.       — Ты сказал ранее, когда аппарировал в мою спальню, что…       — В то время я был в состоянии кризиса, — перебил он с печальной мягкостью.       Она начала было возражать, но он продолжил.       — И я чуть не утонул. Откровенно говоря, я чувствую, что с большой долей вероятности, пребывал в состоянии шока. Я мог быть травмирован на какое-то время. Вся моя жизнь промелькнула перед глазами, когда поток воды обрушился с небес, разбивая свои холодные волны о мою голову.       Он искоса взглянул на нее сквозь ресницы, словно проверяя ее реакцию. Затем наклонился к ней.       — Как бы то ни было, из-за этого я действительно не могу нести никакой ответственности за любые заявления, которые делал в начале этого вечера. За исключением того, что ты выглядишь сногсшибательно в темно-синем. Это наблюдение было моим единственным моментом просветления.       Гермиона была не уверена, плакать ей или смеяться.       Иногда она задавалась вопросом, как его вообще признали трудоспособным человеком. Малфой, которого влекло ярким ослепляющим светом внимания и скандала с самоотверженностью нюхлера, хотел остаться прогульщиком в кафе-мороженом. Она была уверена, что это какой-то знак опасности, какое-то предупреждение, которое она должна распознать, но, к сожалению, он вел себя так непостижимо, что она понятия не имела, на какую опасность указывал этот знак.       Он сидел напротив нее, прислонив голову к искусственной коже сидения, рассматривая ее из-под полуприкрытых век, и отголосок ухмылки играл на его губах. Он расправил плечи, и материал его пиджака сбился… отвлекающе. Он выглядел так, словно был отлит по его плечам, так хорошо обтягивал их ширину и так плотно облегал мышцы его предплечья, что ей захотелось вонзить в них ногти, пока она не оставит маленькие серповидные отметины на его коже. Затем, словно заметив ее взгляд, он поднял руку, и его мышцы напряглись и проступили под полуночно-черным рукавом.       Она отвела глаза, и ее пристальный взор остановился на его кисти. Его пальцы лениво, почти нахально теребили следующую пуговицу на уже довольно неприлично расстегнутой рубашке. Казалось, с каждым прикосновением он обдумывал, стоит ли ее снять. Воротник был таким белым и хрустящим, что ей казалось, если она протянет руку и проведет большим пальцем по его краю, то получит порез, как от бумаги.       Ее глаза скользнули вниз, обводя глубокий V-образный вырез рубашки, проходясь по бледной коже в прорези, пока она не добралась до пуговиц, отмечая небольшое давление на них, ткань на его груди плотно натянулась, когда он поднял руку и провел пальцами по волосам, откидывая назад выбившиеся пряди привычным движением запястья.       Она опустила взгляд на свои колени, чтобы вообще на него не смотреть.       Парадокс Гермионы, желающей вернуться на бал, и Драко, желающего сбежать, противоречил какому-то естественному закону природы. Она снова взглянула на него, чтобы сказать об этом, но прежде чем успела заговорить, он, казалось, заметил ее скептицизм и оторвался от спинки сидения, выпрямляясь отрезвляющим образом.       — Не так часто, — сказал он серьезным голосом, — человек почти тонет, когда готовится к балу. Гермиона, со всей серьезностью, я поражен, что продержался настолько долго. Я правда всецело опасаюсь, — он снова провел рукой по волосам, заставляя пуговицы на рубашке еще раз натянуться, — что могу страдать от необработанной травмы. Если мы вернемся, и мне придется идти на этот стадион, ты можешь обречь меня на месяцы, проведенные с профессиональным тренером, а, возможно, и на пожизненную фобию к бассейнам.       Он опустил голову, выражение его лица было сдержанным.       — Я, вероятно, не должен подвергать себя опасности на стадионах до тех пор, пока не поговорю обо всем этом с психотерапевтом, — сказал он. — Или, по крайней мере, хорошо не высплюсь. Как ты думаешь, почему мы здесь едим мороженое? Это для того, чтобы утешить меня после моей травмы.       — Твоей травмы? — недоверчиво повторила она.       Он приложил руку к груди для убедительности, продолжая, как будто она только что не прервала его.       — Вот почему ты нужна мне здесь, рядом со мной. Я должен быть под наблюдением, чтобы удостовериться, что не впаду в шок или получу психическое расстройство.       — А ты не боишься, что тебя могут уволить за исчезновение? — она с подозрением изучала его.       Драко фыркнул, поправляя манжеты, снова выглядя претенциозно.       — Они никогда не уволят меня, я слишком важен для них.       Гермиона подняла бровь.       — Я думала, ты — лакей.       Виноватая улыбка мелькнула на его лице на долю секунды, прежде чем глаза широко раскрылись, и выражение его лица вернулось к вдумчивой серьезности.       — Ах, ну хорошо. В настоящий момент я страдаю от производственной травмы. Если бы меня вынудили вернуться, мне, вероятно, пришлось бы подать жалобу о нарушении прав человека. Только подумай о судебном процессе и скандале. Это может привести к преждевременной проверке наших отношений.       Гермиона вздохнула и закатила глаза.       — Прекрасно. Я предполагаю, что это имеет смысл в твоем мире.       — Превосходно, — сказал Драко, выглядя жизнерадостным и абсолютно здоровым. Затем он снова откинулся на спинку стула, разглядывая ее с совершенно непостижимым видом.       Его потемневший взгляд скользнул вниз, остановившись на ее губах на такое короткое мгновение, что она могла поклясться, что этого не произошло, но когда он это сделал, его зубы впились в нижнюю губу, медленно сжимая ее основание под давлением. Как будто он хотел прокусить ее.       Ужасное и до умопомрачения знакомое тепло окутало ее. Просто нелепо быть такой теплой, когда она только что съела мороженое в феврале. Она не должна была краснеть под высоким воротом платья. Слава всевышнему за высокий ворот, в противном случае Драко увидел бы ее румянец, а она не думала, что смогла бы вынести, что из всех людей, именно Драко Малфой может узнать, какого оттенка розового стала ее кожа. От одной только мысли об этом ее уши загорелись.       Его глаза сузились, заставляя брови нахмуриться.       — Грейнджер, — сказал он наконец, — почему ты была одна все эти годы?       О, боже милостивый — из всех тем, которые он мог выбрать, когда между ними все действительно шло довольно хорошо, он остановился именно на этой. Ее желудок сжался. Независимо от того, сколько лет прошло, или сколько раз ее спрашивали, этот вопрос каждый раз заставлял ее немедленно ощетиниваться внутри.       Ее челюсть напряглась, и она выпрямилась, поджав губы в явном неодобрении, чтобы он мог уловить, насколько ему удалось ее возмутить.       — Я уже говорила тебе, что очень счастлива одна.       — Да. Ты упоминала о своем «счастье». Более того, — он наклонился вперед, демонстративно направляя на нее указательный палец, — каждый раз, когда речь заходит о твоем статусе одиночки, первые слова из твоих уст всегда о том, насколько ты «счастлива».       — Ну, — она неловко поерзала на скользком сидении, — я счастлива. Множество людей полагает, что ты обязательно должен быть несчастен, если одинок, поэтому кажется логичным сразу установить, что это не так.       — Хорошо… — медленно произнес он, опуская руку на стол. — Ты осознаешь, что счастье и статус отношений человека не являются взаимоисключающими, так или иначе…       — Очевидно, — Гермиона закатила глаза. — Я не говорю, что…       — Следовательно, — прервал он ее с легкой ухмылкой, — возвращаясь к моему первоначальному вопросу, почему ты была одна все эти годы?       — Я…       — И не пытайся снова уклониться от ответа проникновенными речами о своем эмоциональном состоянии, — он переплел пальцы и положил на них подбородок, глядя на нее снизу вверх.       — Я помню, когда все закончилось между тобой и Уизли. По общему признанию, я был в… — он нахмурил брови, — Барселоне? Кстати, прекрасная архитектура. Тебе стоит съездить. Но я видел статьи в газетах. Вы оба пытались выдать это за «полюбовное расставание», «наши пути разошлись» или мое любимое «мы все еще очень хорошие друзья». Тем не менее, из вас двоих именно Уизли явно тот, кто остался с разбитым сердцем. Ты не бросила его ради кого-то другого, значит… за шесть лет не было замечено ни одного мужчины, до тех пор… — он слегка наклонил голову, чтобы подтвердить самому себе. — Почему нет? Как твой сообщник, я чувствую, что должен знать.       Почему-то Гермиона была уверена, что туманные объяснения, которые она обычно давала о «работе» и «на самом деле не чувствую необходимости», не сработают с Драко. Когда Молли и большинство других спрашивали, это было не потому, что они действительно хотели знать почему, они просто хотели решить проблему одиночества Гермионы. Драко же, по-видимому, действительно хотел знать почему, и, хотя Гермионе обычно нравилось объяснять людям что-то, этот конкретный вопрос оказался исключением из правила.       — Не думаю, что я подхожу для отношений, — сказала она после небольшой паузы.       — Да, но разве не в этом весь смысл — начинать и заканчивать их? Пробовать, пока не найдешь подходящего человека?       — Это то, что делаешь ты?       — Да, — сказал он, как будто это было очевидно.       Гермиона подняла бровь.       — Ты ищешь длительные отношения?       Она склонила голову набок, оглядывая его. Каким-то образом за время их разговора в кафе-мороженом его смокинг оказался снят, манжеты закатаны, галстук-бабочка развязан, а пуговицы на рубашке расстегнуты. Он умудрился сбросить одежду во время разговора так, чтобы это выглядело совершенно естественно. Она понимала, почему женщины вступали с ним в отношения. Его легкость и чувственность никогда не казались наигранными, они так гармонично сливались с его неуловимым шармом, что ощущалось, будто это должно быть искренним. Поистине непринужденное чувство близости.       Он сдержанно рассмеялся.       — Ну, знаешь, некие прописные истины и все такое, — он лениво указал на себя. — Одинокий мужчина. Состоятельный. Очевидно, мне нужна жена. Это не подлежит обсуждению, когда ты являешься наследником такой старинной и процветающей семьи, как моя. Моя мать совершенно непреклонна в этом вопросе. Я должен жениться, другого варианта нет. Поэтому я пытаюсь найти Ту Самую.       — Ту Самую? — повторила она, также выделяя слова.       — Ты знаешь, — он взмахнул пальцем, как дирижер оркестра, — такого человека, который заставляет тебя наконец понять, о чем на самом деле поется в песнях и пишется в стихах. Когда ты смотришь на него и замечаешь пение птиц, цветы на деревьях и все звезды в небе.       — Ты… — она попыталась скрыть недоверие в голосе при мысли о том, что Драко, который только что углублялся в чувственные подробности того, как имитировать страсть при поцелуе до такой степени, что стало ясно, это знание пришло из богатого личного опыта, тайно лелеял романтические идеи. — Малфой, ты сидишь здесь и утверждаешь, что пытаешься найти Ту Самую?       Он уставился на нее, вскинув брови.       — Это новость?       Учитывая, что в словарном определении «распутника» можно было просто написать «см. Драко Малфой», то да, да, это было новостью.       — Я предполагала, что ты более скептичен, — уклончиво сказала она, — исходя из количества твоих комментариев об охотницах за деньгами, — она нахмурила брови. — Ты действительно испытываешь чувства к женщинам, с которыми встречаешься?       Он уставился на нее с явно оскорбленным видом.       — Я просто… — пролепетала она, — иногда это звучит как акция недели.       — Да, но, — его голос был напряженным, — Социальный Стукач не совсем эмпирический источник информации обо мне или о ком-либо еще, если уж на то пошло.       Он бросил на нее выразительный взгляд, как бы намекая ей на все комментарии про старую деву в ее адрес, опубликованные этой газетенкой.       — Нет, — сказала она немного смягчившись, — конечно, нет.       Она взглянула на него, пересматривая свое предыдущее предположение. Возможно, именно романтизм был причиной того, что он так преуспевал во всех своих похождениях. Он не был настолько неискренним человеком, как она думала. Не все было ложью. Интерес и комплименты, которые он дарил были искренними в течение пяти минут, пока длилось его внимание. Прежде чем он двигался дальше, как бабочка, которая влюбляется в каждый цветок… прежде чем упорхнуть к следующему.       В каком-то смысле это ощущалось еще хуже, чем вера в то, что все его обаяние было игрой.       — В любом случае… — он все еще выглядел немного обиженным. — Возвращаясь к тебе. Едва ли у тебя был бы недостаток вариантов, если бы ты захотела. Почему ты одна?       Она глубоко вздохнула, не в силах сделать так, чтобы челюсть снова не напряглась, а грудь не сжалась. Она несколько раз открывала свой рот.       — На самом деле дело не в том, чтобы найти отношения, которые бы мне подходили, — наконец сказала она, остановившись на ответе, который был достаточно честным, чтобы он, она надеялась, оставил эту тему. — Мне не… мне не нравится, кто я, когда я в отношениях. У меня не очень хорошо с границами, для меня либо все, либо ничего, и, — она сглотнула, сердцебиение ускорилось, когда она отвела взгляд, — со свиданиями, все проходит для меня не очень.       Одна мысль об этом заставляла ее чувствовать пустоту внутри. Она опустила взгляд на свои колени, уставившись на темно-синюю ткань платья.       — С Уизли, — вставил он, как если бы это была жизненно важная деталь.       Она подняла глаза и обнаружила, что он снова смотрит на нее тем же странным взглядом, который был у него, когда он поправлял ее волосы.       Она сумела выдавить неловкую улыбку и покачала головой.       — Не только с ним. Отношения в целом — просто не мое.