听候发落 Как пожелаешь

Океан Эльзи — Така, як ти

      Ван Ибо не то чтобы нравился или не нравился Лос-Анджелес.       Честно говоря, он не испытывал ничего по отношению к разным городам в целом. Где бы Ван Ибо ни находился, для него всё было одинаковым.       То, что он будет учиться в Нью-Йорке, решил его отец. Его тётя иммигрировала в Америку десять лет назад и осталась жить там. Она спрашивала маму Ван Ибо, не хотят ли они отправить его сюда — к ней.       Тогда его мать не согласилась: она ведь любила своего сына и боялась отпускать далеко от себя. Если ему там придётся нелегко, у женщины будет болеть сердце.       Родители Ван Ибо много раз скандалили по этому поводу, когда он был ещё подростком, не окончившим школу. В итоге отец вместе с ним посетил кабинет директора, чтобы оформить документы на перевод, и попрощался с учителями сына.       Его классный руководитель, которой никогда особо не нравился Ван Ибо, улыбнулась и сказала:       — Прекрасно. Как здорово, что у тебя есть возможность учиться за границей.       Его учительница по математике, тем не менее, была недовольна, что он уезжает. Несмотря на его ужасные оценки по её предмету, этот юноша ей просто нравился.       Она поделилась с ним своей мудростью:       — Оценки дают представление об успеваемости в школе, а не в жизни. Не ограничивай свои сильные стороны баллами на экзамене.       В день, когда парень окончательно покинул школу, со звонком та женщина проводила его и сказала в качестве напутствия:       — Добейся успеха.       После учёбы в Нью-Йорке Ван Ибо поехал в Лос-Анджелес.       В последний день аренды явился хозяин, чтобы проверить квартиру.       Это был американец китайского происхождения, который женился на американке. По-китайски он говорил так себе.       Он бегло осмотрел помещение и затем спросил Ван Ибо, не хочет ли тот курить.       — Эту квартиру я купил у кое-кого из Хунани. Он здесь не жил, а просто держал как вложение, — мужчине было за сорок, он курил электронные сигареты, те самые — японские. Компактная вещь, заряжаемая, а вкус предположительно не такой терпкий.       Ван Ибо держал в руке Мальборо, раздумывая, стоит ли ему курить. Эти сигареты давали достаточно едкий дым.       Мужчина посмотрел на него и произнёс:       — Сходи, покури. Раньше я тоже баловался такими.       — Спасибо.       Завтра эта квартира уже не будет принадлежать Ван Ибо. Сейчас он стоял в чужой квартире и курил, так что правильным казалось лишь сказать «спасибо».       Мальборо, белые, с высоким содержанием никотина, тлели очень быстро.       — Тебя зовут Сяо Ван, верно? — спросил владелец жилья.       — Мгм, Ван Ибо.       — Хорошее имя. У моего сына нет китайского имени, да он и языка не знает. Так жалко, — он затянулся своей электронной сигаретой.       — Многие сейчас курят это, — Ван Ибо не отреагировал на откровения мужчины и указал пальцем на сигарету.       — Да, они пользуются спросом. Не такие крепкие. — он кивнул. — И ты попробуй.       Ван Ибо покачал головой:       — Не стоит. Я привык к обычным.       — О, это твоё? — он поднял бумажный пакет. Внутри оказался разномастный набор вещей: на две трети пустой флакон духов Гуччи, мужская рубашка и нижнее бельё. Будто это лежало здесь уже давно и нашлось вообще неизвестно где.       Ван Ибо взглянул на пакет, неуверенно кивнул, но, видимо, передумав, отрицательно помотал головой. Мужчина не понял, в чём дело, и смотрел на него.       — Моё, — он забрал эти вещи и поставил рядом со своей сумкой.       — Когда случилась протечка, тебе поставили новый туалет. Как он? — мужчина продолжал курить. Он встал и направился в ванную, спрашивая Ван Ибо.       — Неплохой, — тот уже потушил свою сигарету о пепельницу, и вытряхнул оставшиеся частички золы в мусор.       — Дом очень старый. Если бы не удобное расположение, я бы тоже не стал покупать здесь квартиру. Знаешь, когда мне только выдали ключи, всё было ещё хуже, — мужчина принялся болтать.       Ван Ибо повесил сумку на плечо и подхватил бумажный пакет. Тётя взяла машину, чтобы забрать его, и уже должна была подъезжать. Ему было пора.       Хозяин квартиры услышал, как он собирался, и вышел проводить. В руках он держал тряпку, которой не спеша стал протирать стол.       — Диван я планирую выбросить. Сидеть неудобно, да? Нужно поставить новый. У студентов из-за границы в последнее время много денег и жить они хотят, где лучше.       Ван Ибо промычал в знак согласия. Он стоял в центре гостиной, напротив были те самые французские окна, растянувшиеся на всю стену. В тот день погода в Манхэттене не радовала. Моросило — вроде бы и нет смысла доставать зонт, но без него сразу промокнешь.       С этого угла ночной вид Манхэттена ничем не выделялся: серый и мутный, смотреть было не на что.       Парень стоял там некоторое время, и боковым зрением заметил пепельницу, которую так необдуманно поставил на кофейный столик.       — Не знаю, найдутся ли ещё студенты, которые захотят снять у меня квартиру. Агент сказала мне, что новые дома в Бруклине просто загляденье, и что мне стоит снизить плату, — мужчина тоже собирался уходить и, вздыхая, присел на не застеленную кровать.       — Найдутся, — человек, который за всё время не издал ни звука, вдруг заговорил.       — Ха-ха. Трудно сказать, трудно сказать.       — Эти ваши окна очень хороши. — Ван Ибо показал на них, смягчаясь. — Кто-то снимет у вас квартиру ради них.       Тот улыбнулся, пожалуй, думая, что его утешали из вежливости. Он поднялся на ноги и был готов выбросить то, что стояло на столе.       — Подождите, — Ван Ибо остановил его.       — Мгм?       Он смотрел на стеклянную пепельницу в руках у мужчины:       — Я хочу взять это.       Это была самая обычная пепельница — такая, какие продают в любом ларьке на обочине. Сяо Чжань купил её для них.       — О, ладно, держи.       Мужчина держал тряпку, поэтому руки у него были мокрыми. Другой скользкой рукой он потянулся за пепельницей и, как только он взял её, даже прежде, чем рука Ван Ибо успела бы ощутить прохладу стекла, та с треском упала на пол.       Мелкие осколки заняли собой пол, некоторые из них отлетели к ногам Ван Ибо.       — Ай! Мне жаль, мне так жаль. Это... не двигайся, дай я уберу, — виновато залепетал хозяин.       Сероватый ковёр был затёртым, как и всё здесь. Со впившимися в него осколками стекла он выглядел ещё грязнее.       — Всё в порядке, — Ван Ибо выразительно помолчал, опуская руку, которой был готов получить ту пепельницу, и пряча её в карман.       Завибрировал телефон: тётя написала в Вичате, что будет здесь через три минуты и ему следует поспешить вниз, так как стоять на дороге неудобно.       У него не оставалось времени помочь хозяину с уборкой.       — Простите, мне пора, — отозвался Ван Ибо.       — Ничего-ничего, поторопись и иди. — мужчина махнул рукой. Затем всё-таки остановил на пол-пути. — Хочешь, куплю новую взамен этой?       — Не нужно.       Ван Ибо отвернулся, вышел из квартиры и вызвал лифт. Тот ехал очень медленно, потому что по пути заходило много жильцов. Внутри стало тесно, и ему пришлось отодвинуться назад, освобождая место.       Странно — сегодня индианка не вышла гулять со своей собакой. Раньше она всегда выходила в это время. Ван Ибо вспомнил: этому псу не нравился Сяо Чжань, и это было взаимно.       Тётя прождала его немало времени, и когда он наконец спустился, она выглядела взволнованной, боясь получить штраф в машине напрокат. Опустив стекло, женщина жестом попросила его быстрее сесть внутрь.       — Подожди, — Ван Ибо с бумажным пакетом в руках бодро прошёл к ближайшему мусорному контейнеру. Он поднял крышку — под ошеломлённые взгляды куривших рядом людей — и одним слитным движением выбросил вещи, затем вернулся к машине.       Рейс Нью-Йорк — Лос-Анджелес занял около пяти-шести часов.       Прилетев туда, Ван Ибо отдыхал в течение месяца, а после принялся искать работу. Его специальность была довольно востребованной, и парень быстро нашёл компанию, занимающуюся бизнесом с Китаем. Он начал в качестве стажёра и планировал получить там полную ставку в зависимости от того, как сложится ситуация в целом.       Треть сотрудников составляли китайцы, которые были относительно общительными. Когда молодые парни собирались вместе, у них всегда находились общие интересы, и Ван Ибо смог быстро влиться в эту компанию.       Лао Сы после выпуска нашёл работу в Нью-Йорке, в то время как Сиси продолжала учиться. Они были вместе уже долгое время, и отношения эти были очень стабильными.       В тот год, когда Сиси выпустилась из университета, Лао Сы устроил им поездку в Калифорнию. Сначала они съездили в Сан-Франциско, затем решили проведать Ван Ибо в Лос-Анджелесе.       Пара провела в этом городе всего четыре дня, остановившись в гостинице недалеко от дома тёти Ван Ибо. Когда Лао Сы и Сиси приехали, они все вместе договорились пообедать.       Ван Ибо регулярно поддерживал связь с Лао Сы: по выходным они до сих пор играли в одной команде и за игрой обсуждали, что придётся — то, что происходило у каждого в жизни.       Каким человеком был Ван Ибо?       Он не был холодным, с ним было легко подружиться. Но парень не любил добровольно рассказывать о себе. Находясь в компании, он по обыкновению не станет много болтать. Если Ван Ибо не хотел общаться, он без стеснения заканчивал этот разговор.       Над этим раньше смеялся Сяо Чжань, даже слегка завидуя ему:       — Наш Ван Ибо просто невероятный. Может проигнорировать кого угодно.       Как-то раз Сяо Чжаня вытащили на вечеринку, где была масса народа. Он напился, и Ван Ибо приехал забрать его. Он не стал подниматься наверх и просто ждал его на стоянке. Появился Сяо Чжань — голова кружилась от количества выпитого, а походка была не твёрдой.       Ван Ибо подождал, пока тот подойдёт к машине, и разблокировал дверь. Раскрасневшийся, пропахший алкоголем и сигаретами Сяо Чжань потянул за ручку и забрался в салон. Он улыбался своей очаровательной улыбкой.       — Ты вот так наклюкался? — Ван Ибо взглянул на парня и завёл машину.       — Ай, там были люди родом из Чунцина. Они пригласили выпить с ними стопочку. Как тут откажешь, — когда Сяо Чжань напивался, его манеры не знали границ. Он отрегулировал сиденье так, чтобы можно было вытянуть свои длинные ноги. Подняв руку, парень скользнул ей прямо под воротник футболки Ван Ибо.       Тот не уворачивался, продолжая следить за дорогой. Он привык к этому.       — В чём проблема отказаться? — они выехали на главную дорогу, и Ван Ибо заговорил. Рука Сяо Чжаня всё ещё находилась под воротником, пальцы его блуждали по чужому затылку.       — Они были такими вежливыми, и это была наша первая встреча, как я мог сказать нет? — он становился игривым, спускаясь рукой дальше, намеренно делая свой голос соблазнительным.       Они долго стояли на красном. Ван Ибо затормозил, затем повернулся к Сяо Чжаню, всматриваясь в его лицо.       Стоило тому выпить, глаза сияли как-то по-особенному, словно то были чистые озёра, и в них отражалось лицо Ван Ибо.       Он протянул руку и погладил парня по щеке, как маленького.       — Ты так хорош в том, чтобы отказывать другим. Может, после всего, через что мы с тобой прошли, ты и мне откажешь?       Пьяные ведут себя, как дети.       Загорелся зелёный — Ван Ибо отвернулся, готовый ехать дальше. В такой поздний час на улице почти никого не было, и огни витрин вдоль улицы тоже потускнели.       — Ван Ибо, — видя, что тот не отвечает, Сяо Чжань позвал его своим приторно сладким голосом, не забыв растянуть последний слог. Если слушать внимательно, можно уловить его чунцинский акцент.       Парень, который был за рулём, дотянулся до гладившей под футболкой руки своей, обхватывая пальцами чужое запястье.       Запястья Сяо Чжаня были такими тонкими, что Ван Ибо с его крупными ладонями мог с лёгкостью стиснуть их.       Он бережно притянул его руку к себе, поднёс к губам, целуя тыльную сторону ладони, а потом отпустил.       В этот момент Ван Ибо был сконцентрирован на дороге. В этом районе ходила всякая пьянь, ночью их не волновали сигналы светофора. Поэтому он не видел, как сидящий рядом Сяо Чжань убрал руку и улыбался, будто получивший конфету карапуз.       — Ван Ибо так сильно любит меня! Кто-нибудь, спасите! Он так любит меня! — маленький ребёнок, которому перепала конфета, начал вопить. В машине стало шумно, Сяо Чжань нарочно говорил громче, чем следовало. Однако то, что он говорил не было лишено оснований.       Ван Ибо тоже улыбался.       Ночью Сяо Чжань, который позволил себе лишнего в баре, не смог сбежать: его придавили к кровати, прижались сверху и любили до изнеможения. Желание и возбуждение, распалённые алкоголем, стали сильнее обычного, и Сяо Чжань в забытьи стонал так громко, что Ван Ибо пришлось прикрывать ему рот.       Залюбленный, как следует, он быстро провалился в сон.       Сиси выбрала ресторан в Чайнатауне, который был в аутентичном китайском стиле. Они с Лао Сы приехали первыми, походили по магазинам, прикупив себе кое-что.       Ван Ибо немного опоздал. Он написал Сиси, спрашивая, можно ли привести кое-кого с собой. Его друзья, конечно же, согласились.       Стоило Ван Ибо впустить этого человека в их отдельную комнату, Сиси переменилась в лице. Она не проявила массу эмоций, но уж точно удивилась. Лао Сы тоже на мгновение завис, но очень быстро пришёл в себя, приветствуя их, и вернулся на место, чтобы сделать заказ.       Обед прошёл более-менее гладко. В основном все трое участвовали в беседе, но Сиси взяла инициативу познакомиться с тем, кого привёл Ван Ибо, на себя.       — Как тебя зовут? Я даже не знаю, как зовут этого красивого парня! — Сиси сделала глоток чая и подняла голову.       — Ричард, — ответил он.       Ричард был красивым — немного женственным — с острым подбородком и глубоко посаженными глазами. Он захватил горсть овощей своими палочками и отправил их в пиалу Ван Ибо.       Сиси проследила это действие взглядом, затем повернулась к Лао Сы и заговорила о чём-то ещё.       Девушка вдруг решила выйти покурить и позвала Ван Ибо с собой. Лао Сы отказался: у него тогда побаливало горло.       — Идёшь, красавчик? — спросила Сиси.       — Я останусь. Не люблю запах дыма, — Ричард покачал головой, вежливо улыбаясь.       Из ресторана можно было выйти через запасную дверь. Там был небольшой переулок с мусорными баками и грязной водой. Сиси и Ван Ибо там и закурили. Рядом на корточках сидели шеф-повара в своей белоснежной форме и дымили, коротко поглядывая на пришедших.       Сиси подожгла сигарету, передавая зажигалку Ван Ибо. Она курила женские сигареты: длинные и тонкие.       Завязался разговор.       — Как Лос-Анджелес, вы счастливы жить здесь? — поинтересовалась Сиси.       — Ничего так, — Ван Ибо звучал так, будто его это особо не заботило.       — Лучше, чем в Нью-Йорке?       Ван Ибо ответил не сразу. Он догадался, что в этих словах был подтекст, но не захотел спрашивать, какой именно:       — Эти сравнения ни к чему.       — Месяц назад Чжань-гэ приезжал в Нью-Йорк. С ним была мама. Мы поели вместе, — сказала Сиси, глядя на Ван Ибо.       Лицо его на долю секунды окаменело, и он ограничился кивком, не желая развивать эту тему.       Девушка вздохнула. Казалось, то, что сказал Лао Сы, так и было — она слишком много на себя берёт. Прямо как тогда, на ужине с Сяо Чжанем, который также не выглядел довольным, когда Сиси не удержалась и вспомнила о Ван Ибо.       На обратном пути Лао Сы заявил, что Сиси сболтнула лишнего. На что та ответила:       — Им было так хорошо вместе. Очень жаль, что всё так вышло.       — Мы все об этом знаем, но это не наше дело, — сказал тогда Лао Сы.       — Когда это случилось? — Сиси перевела тему. Она не уточняла, но Ван Ибо прекрасно её понял.       — Пару месяцев назад. Друг коллеги, — он ответил, не проявляя заметного воодушевления.       Сиси молчала. Она будто хотела что-то сказать, но не знала, что именно. После долгой паузы она всё-таки нашлась с ответом:       — Он не курит. Ты справишься с этим?       Ван Ибо затянулся дымом:       — Я собираюсь бросить.       Похоже, что Сиси не поняла его. Она уставилась на парня широко распахнутыми глазами и даже перешла на английский:       — Ты, блядь, издеваешься?       — Мгм, — Ван Ибо стряхнул щепотку пепла на землю и кивнул.       — Может, тебе попробовать электронные, как Лао Сы. У них толком и запаха-то нет, — она немного успокоилась. Говоря это, Сиси старалась, как могла, не реагировать слишком бурно.       — Не в этом дело. Я не могу к ним привыкнуть.       Сиси стала курить медленнее. Мальборо Ван Ибо истлела в мгновение ока. Они всегда тлели очень быстро.       — Ван Ибо, — позвала девушка, задумчиво глядя на него.       — Что? — тот перевел взгляд на неё.       Сиси расплылась в улыбке, сказав нечто скорее неприятное, с ноткой насмешки:       — Тебе просто нравится такой типаж.       После этого Сиси затушила сигарету, выбросила бычок в стоящий рядом бак и вернулась в здание.       Ван Ибо, правда, стало любопытно: какой такой «типаж» она имела в виду?       Ричард был другом его коллег по работе. Он всё ещё учился, хотя был старше Ван Ибо на три года. И тот слышал, что причина заключалась в том, что парень бросал учёбу и снова возвращался.       Ричард по своей натуре был человеком энергичным: его дедушка оказался испанцем, так что его кровь была на четверть смешанной. Он был именно таким человеком, который постоянно приковывает взгляды прохожих.       Парень ухаживал за Ван Ибо очень по-американски: сразу же попросил его номер, водил в рестораны, выпить, посмотреть кино.       Ван Ибо жил в Лос-Анджелесе уже три года на тот момент. В Нью-Йорке — до самого выпуска — он не заводил отношений.       Однажды ночью они с Лао Сы встретились за игрой. В ходе их неспешной беседы его друг спросил:       — Почему ни с кем не встречаешься?       — Нет подходящего человека, — объяснил Ван Ибо.       — Подходящего? Такого, как Чжань-Чжань?       Ван Ибо молчал. Со стороны Лао Сы послышался голос Сиси: тихий, но твёрдый.       — Говори поменьше глупостей.       Он дал Ричарду шанс на свой день рождения. Дома тётя накрыла стол, а вечером тот позвал его выпить, даже купил торт. Небольшой такой тортик — чтобы разделить на двоих.       Та учительница Ван Ибо по математике ушла на пенсию. Отпустив своих последних старшеклассников в свободное плавание, она зарегистрировалась в Вичате и через других учеников добавила Ван Ибо.       На его день рождения женщина написала ему, попутно присылая стикер, который любят люди старшего возраста.       — Ибо, с днём рождения, у тебя всё получилось?       В это же время напротив него сидел Ричард, сверкая на него своими глазами и предлагая:       — Нам стоит попробовать.       Ван Ибо ответил учительнице:       — Спасибо, Цуй-Лаоши. Да, я послушал вас и преуспел.       Написав это, он обратил своё внимание на Ричарда:       — Ладно.       Ван Ибо наконец-то решил: ему нужно было спрятать те дни, проведённые в Манхэттене, глубоко внутри.       Парень знал наверняка: забыть то время не получится никак. Поэтому он спрячет эти чувства, как делают это взрослые люди, как ни в чём не бывало. И у него всё получится.       С Ричардом они расстались без фарса, как расстаются многие пары, которые друг другу не подходят.       Они были вместе меньше года. Ричард был одержим им: он не выносил любую девушку или парня, кто становился ближе к Ван Ибо.       Конечно же, больше всего он не мог терпеть Сяо Чжаня. По-прежнему его.       Ван Ибо был из тех людей, которые не любят упоминать бывших при человеке, с которым они сейчас. Ричард спрашивал его, встречался ли он с кем-либо в Нью-Йорке, был то парень или девушка. Тот назвал имя Сяо Чжаня и не стал заострять на этом внимание.       Ван Ибо не матерился, не пытался выставить его в дурном свете.       В начале Ричард, возможно, и не принял это близко к сердцу. Он тоже побывал во многих отношениях, а также рос в Америке, так что ему привили более прогрессивный взгляд на мир.       Ричард запомнил имя Сяо Чжаня из-за того случая, когда он взял Айпад Ван Ибо и собирался что-то посмотреть. Он случайно открыл его облако с альбомом и увидел фотографии, сохранённые там.       Три с лишним сотни фотографий — все из которых были сделаны в Нью-Йорке. Многие снимки ничего не значили, но Ричард был крайне восприимчивым и тут же сделал вывод, что фотографий одного конкретного парня было предостаточно, чтобы это резануло по глазам.       Они с Ван Ибо разругались в пух и прах, прямо как парочки, которые спорят из-за бывших. Ричард даже разбил чужую зажигалку и назвал его сумасшедшим.       Парень был эмоционально нестабилен, всегда выражался нагло, будто был уверен, что Ван Ибо спустит ему это с рук.       Но Ван Ибо не успокаивал его, а просто сидел молча, успев выкурить две сигареты. Ричард наконец успокоился и с непроницаемым лицом заявил ему:       — Ты столько сделал для Сяо Чжаня. Ты обязан сделать что-то и для меня.       Ван Ибо спросил, что Ричард хотел, чтобы он сделал.       Тот посмотрел на сигарету в чужих руках — такую же, как держал парень на фото. Мальборо, белые.       — Брось курить ради меня.       Ван Ибо согласился.       С тех пор Ван Ибо пытался бросить курить. Он пробовал японские электронные сигареты, но так и не смог к ним привыкнуть. Парень сдался и забросил их в шкафчик.       В день, когда они расстались, Ричард был вне себя от душившей его агрессии. Он считал себя замечательным, как Ван Ибо мог не любить его?       На самом деле, он спросил это вслух, только слегка истерично. Ответом ему послужило лишь:       — Я устал.       Ричард не поверил ему и снова вспомнил Сяо Чжаня, что было не шибко умно с его стороны.       Он высказал Ван Ибо:       — Ты просто не можешь забыть его, не можешь принять это. Вот и всё. Где конец этой любви? Когда ты уже очнёшься?       — Не имеет к нему отношения, — ответил тот. Он захотел уйти, поэтому схватил связку ключей, готовый спуститься вниз.       — Ван Ибо, если ты реально так сильно любишь его, почему не плюнешь на гражданство и не вернёшься в Китай? К нему. Перестань, блядь, так себя жалеть.       Ричард вылил на него это, как раз тогда, когда Ван Ибо направлялся к входной двери.       Он притормозил, сказал ему ложиться пораньше и закрыл за собой дверь. Запираясь, Ван Ибо слышал, как Ричард плакал.       В ту ночь он вернулся домой к тёте.       Встретившая его женщина очень удивилась. Но видя его жуткое выражение лица, она не рискнула задавать вопросы и просто посоветовала ему отдохнуть. Ван Ибо ждал, пока тётя поднимется наверх, а затем зажёг лампу.       В пустой гостиной было совсем тихо. Такая тишина просачивается в самое нутро.       Он уже долго не думал о Сяо Чжане, будто бы почти забыл его. Или, говоря другими словами, он спрятал его очень хорошо, очень успешно.       Но тогда ночью он снова думал о нём.       Память — очень странная штука. Мы вспоминаем не картинку целиком, а воспроизводим её по кусочкам.       Словно те осколки битого стекла, оставшиеся от пепельницы на полу, в день, когда Ван Ибо уехал из Манхэттена.       Он вспомнил, как Сяо Чжань вдруг перестал есть острое, как составлял ему компанию, пока он учился. Вспомнил, как тот жарил для него стейки, вспомнил их первую совместную поездку — Лас-Вегас. Всё, что происходило в том номере: поцелуи в ванной, «я люблю тебя», которое выдохнул Сяо Чжань.       Он говорил «я люблю тебя» множество раз.       Ещё ему нравилось напоминать:       — Ван Ибо, ты любишь меня так сильно.       Он вечно повторял это, как будто ожидая подтверждения своих слов. Сяо Чжань, будучи довольным собой, демонстрировал своё красивое, улыбающееся лицо.       Все эти воспоминания тревожили. Последней каплей стало то, как Сяо Чжань, накрыв его собой, уламывал Ван Ибо спеть ему «Безымянную возлюбленную». Такую горькую песню, как эта.       Он говорил ему:       — Тебе нельзя забывать обо мне. Ты должен спрятать меня в своём сердце.       В день, когда они с Сяо Чжанем расстались, тот сказал ему:       — Я возвращаюсь в Китай, а ты остаёшься здесь — у нас нет будущего.       — Мы можем проводить отпуск вместе.       Сяо Чжань слабо, горько так улыбнулся:       — Не глупи, мы можем продержаться так месяц, но всю жизнь?       Ван Ибо не сказал ничего. Он правда хотел возразить, что они могли бы попробовать, но у него не хватило смелости сделать это. Он боялся. Боялся того, что их любовь будет скована физическим расстоянием, а потом на самом деле угаснет.       И тогда то, что он пообещает сейчас, приведёт к разочарованию.       Позже он не желал сдаваться, пытаясь дозвониться до Сяо Чжаня целую неделю, но тот игнорировал его звонки. Он всё-таки дозвонился: в день, когда Сяо Чжань покидал Нью-Йорк.       Он сказал, что возвращается в Китай. Рейс предстоял на следующий день.       Сяо Чжань по телефону звучал очень спокойно. Он всегда был таким уравновешенным. Парень был старше Ван Ибо на пару лет, и эти годы не прошли даром.       Сяо Чжань тогда — и Сяо Чжань, который обнимал его в номере захолустной гостиницы Лос-Анджелеса, словно были разными людьми. Он, казалось, неожиданно повзрослел. В одиночку.       — Я люблю тебя.       — Я знаю.       Больше Ван Ибо не говорил. Не мог. Он опустил голову, руки крепко сжались в кулаки. Это было скорее похоже на чувство беспомощности, чем на разбитое сердце после того, как его бросили. Слова «я вернусь в Китай вместе с тобой», которые вертелись на языке — Ван Ибо так и не смог произнести вслух.       На этой ноте завершился их телефонный разговор.       За день до того, как они с Сяо Чжанем расстались, ему позвонила мама:       — Сынок, ты должен хорошо учиться. Я жду, когда ты получишь грин-карту, и мы с отцом приедем к тебе, здесь и состаримся. Любимый, наш замечательный Ибо.       Он не знал, как сказать своей семье, что хочет вернуться с Сяо Чжанем в Китай и бросить всё, что у него есть здесь.       Такая самоотверженность по истине трогала до глубины души, о ней можно сочинять песни и даже пустить одинокую слезу — всё, как любят в романах и кино. Но, к большому сожалению, Ван Ибо не смог этого сделать.       Парень просидел в гостиной до четырёх утра.       Наконец, он зашёл в Вичат, пролистал в самый низ, открывая фотографию профиля, и отправил одно единственное сообщение.       Оно гласило:       «Познав твою любовь, я, кажется, попал в ловушку навсегда».       Если бы они расстались пять дней назад, это показалось бы очень трогательным, обещая непременно вернуть своего любимого.       Однако они были порознь уже четыре года. Ван Ибо подумал: какое возрождение былых чувств может произойти спустя столько лет отсутствия в жизни друг друга?       Ему нужно было жить своей жизнью. Ван Ибо не хотел больше иметь дело с осколками битого стекла повсюду. Хотелось взять и накрыть их чем-нибудь, чтобы перестать временами наступать, и продолжить идти вперёд.       Его отец всегда говорил: это пустяк, сынок.       Ван Ибо понял: действительно, а почему это так важно? Даже сама идея о том, чтобы думать о подобном, казалась неискренней и пустой — бывший возлюбленный, которого он не видел уже четыре года.       Решение вернуться в Китай получилось спонтанным.       Карьера Ван Ибо в интернет-компании, где он работал, складывалась прекрасно. Благодаря бурному экономическому росту Китая за последние годы, отдел, который осуществлял сделки с китайцами, всячески поощрялся. Ван Ибо не задумывался о том, чтобы поменять работу: его повысили уже дважды.       Он рассчитывал, что спустя ещё пару лет сможет подать на получение грин-карты.       Но ближе к концу года заболел его дядя. Он вдруг потерял сознание у себя дома. Его отвезли в больницу, где и поставили диагноз: опухоль головного мозга. После обследования врач сказал, что ситуация уже была тревожной.       У матери Ван Ибо был только один младший брат, их семьи всегда были очень близки. Она, убитая горем и напуганная, позвонила ему, громко рыдая и прося своего сына вернуться.       Ван Ибо тогда впервые заметил, как сильно постарела его мама. Её давно не крашеные волосы снова белели у корней. Рядом молча сидел отец, который только вздыхал и качал головой.       Наконец, сквозь рваные всхлипывания, он услышал:       — Сынок, мне тебя не хватает.       Родители навещали его на Китайский новый год, он и сам летал к ним, когда появлялась такая возможность. Конечно, всё это не могло сравниться с тем, если бы он был рядом. Расстояние — это всегда нелегко.       Какими бы развитыми современные средства общения ни были, хоть люди сейчас и летают на Луну, находиться где-то далеко утомляет.       Ван Ибо поведал тёте, что его терзало. Конечно, ей было жаль прощаться вот так, однако она в любом случае поддержала племянника. Он написал заявление на увольнение, а затем сообщил родителям о своём решении.       В то время они были против: отец даже отругал его по телефону, на что Ван Ибо ответил:       — Китай тоже развивается. Я могу вернуться и учиться, как вести дела у вас.       В упрямстве переплюнуть его было невозможно, так что они больше не пытались отговорить сына. Хотя родители и причитали: столько лет в другой стране на ветер, в глубине души они были рады. Мама купила Ван Ибо квартиру, правда, небольшую — зато с французскими окнами.       Когда ему показали это место по видеосвязи, он был за рулём, и картинка размылась. Ван Ибо удалось разглядеть только эти окна.       — Хорошо, тогда эту.       Вот так просто он решил.       Прямо как тогда, когда для учёбы в Нью-Йорке он снял квартиру из-за тех французских окон — из-за них же и решил купить квартиру в Китае.       Незадолго до своего возвращения Ван Ибо поехал в Нью-Йорк. Помимо коллег, все его друзья со студенческих времен были там. Лао Сы и Сиси встретили его в аэропорту. Они к этому времени уже поженились, но обошлись без пышных церемоний, просто позвав всех в ресторан. Ему пришлось отпроситься, чтобы прилететь.       Все единогласно решили устроить прощальную вечеринку в честь Ван Ибо, и приличная компания, приехав на двух автомобилях, посетила караоке во Флашинге. Немногие из его однокурсников остались жить в Нью-Йорке.       Лао Сы не хотел видеть, как уезжает Ван Ибо, аргументируя это тем, что отныне ему будет не с кем играть. Сиси же дала волю слезам. Девушка вообще плакала некрасиво, и если бы Лао Сы не знал, что она крайне чувствительный человек, то сказал бы:       — Ты как будто влюблена в Ван Ибо!       — Почему все уезжают домой! — Сиси выпила лишнего, не сдерживая эмоций, она начала громко рыдать. — Нас осталось так мало.       — Ну, что это такое. Я смогу приезжать к вам, а вы — ко мне в Китай, — Ван Ибо тоже выпил немало. Он говорил это с улыбкой на губах. Щёки его порозовели.       — Давайте не будем об этом. Пойдём-пойдём, давайте петь! — Лао Сы не мог выдержать такое настроение. Ему стало очень тоскливо. Мужчина взял микрофон и вручил его Ван Ибо.       Заиграла песня Хуана Иды, которую Ван Ибо не слышал много лет. Переехав в Лос-Анджелес, он не включал её снова.       Человеку, выбиравшему песни тогда ночью, кажется, действительно нравился этот исполнитель. Он каждый раз выбирает его песни; не во многих караоке они остались, поскольку Хуан Ида утратил прежнюю популярность.       В день, когда встретились Ван Ибо и Сяо Чжань, эту песню тоже включил его друг.       Когда микрофон попал к нему в руки, прошла уже половина песни. Ван Ибо смотрел на экран, чувствуя, как кружится голова. Диско-шар, висящий у них над головами, так и не заменили спустя столько лет. Он остался сиять, переливаясь яркими цветами.       Ты — безымянная возлюбленная,       Слёзы спрятаны глубоко в сердце.       Неважно, что ты забрала с собой,       Потому что я любил тебя,       И это прекрасно.       Он подпевал эти строчки, в горле было сухо. Заглушаемое громкими звуковыми эффектами, его пение не могло звучать душещипательно. Лао Сы подвинулся к нему, передавая бутылку пива со словами, «пей больше, пей ещё».       Ван Ибо отложил микрофон, задирая голову и принимаясь за пиво. Он был слишком пьяным, бессознательно упав на диван, чувствуя, как всё вращается вокруг него. В ушах стучали пульсирующие биты из колонок.       Мимо прошла бывшая однокурсница, с которой они когда-то хорошо общались. Она пожаловалась, не скрывая своего презрения:       — Ты на кой чёрт так напился? Убери ноги.       — Ответь на звонок.       Вдруг Сиси впихнула ему телефон. Она тоже напилась. Здесь никто не оставался трезвым.       Ван Ибо лежал там, держа телефон и послушно прижимая его к уху. Экран медленно начал расплываться перед глазами. Он поморгал, открывая и закрывая глаза.       — Алло? — на другом конце раздался тихий, словно никем не тронутое озеро, такой ласковый голос. Ван Ибо почудилось, что он знает его. Прекрасно знает этот голос.       Почему он такой знакомый? Голова из-за алкоголя стала деревянной, быстро думать не получалось. Он усиленно размышлял над этим, и всё-таки вспомнил.       Это был Сяо Чжань.       Каждый раз встречаясь с друзьями и напиваясь до беспамятства, прежде, чем отключиться, он звонил Сяо Чжаню.       Иногда тот был у него дома, иногда у себя. Не важно, сколько было на часах: он всегда приезжал, чтобы забрать его.       Сяо Чжань водил очень медленно и осторожно. Всякий раз Ван Ибо старался, как мог, чтобы не заснуть.       Потому что он знал: если заснёт, то добавит проблем, сдвинуть его с места станет очень тяжело. Конечно, Сяо Чжань в любом случае заберёт его домой, только на следующий день будет немного недовольным.       Голос на другом конце звучал так мягко, что Ван Ибо почувствовал себя сонно и волновался, что заснёт. Он не мог отделаться от желания поторопить Сяо Чжаня, сказать ему, чтобы приехал за ним быстрее.       — Родной, где ты?       Па.       Кто-то проходил рядом и врезался в Ван Ибо — телефон упал на пол, разбивая экран. Он закрыл глаза, свесив голову, и провалился в сон.       В ту долю секунды, пока телефон летел вниз, ему послышался вздох, но, вероятно, это был просто плод его воображения.       Он подумал: даже если Сяо Чжань был недоволен, ну и пусть. Ван Ибо в любом случае знал много способов, как его задобрить. Он любил его так сильно, его было совсем не трудно задобрить.       Той ночью все жутко напились, и никто потом не вспомнил, что случилось. Лао Сы разбил телефон — все посчитали, что это он перепил. На следующий день в обед Ван Ибо полетел обратно в Лос-Анджелес. Ему нужно было начать собираться в Китай.       Ричард написал ему:       — Я не могу без тебя. Не могу продолжать жить.       Ван Ибо напечатал в ответ:       — В этом мире нет человека, без которого нельзя прожить.       Отправив это сообщение, он принял плед из рук стюардессы и открыл «мировое время» на телефоне. Всего там было три часовых пояса.       А именно: Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Пекин.       Раздалось предупреждение: самолет готовился к взлёту, «пожалуйста, выключите все свои устройства».       Ван Ибо одним движением руки удалил один из поясов. Ему больше не нужно было жить по времени Лос-Анджелеса.       Прошло ровно пять лет, как они с Сяо Чжанем расстались. За эти пять лет у них не было ни единого шанса склеить их разбитое зеркало.

      — Конец интерлюдии: «Время, проведённое в Лос-Анджелесе» —